Газета «Вечерний звон» пользовалась большой популярностью у пенсионеров. В ней было все: некрологи, поздравления, объявления. Не было только регулярной доставки. Газета ежедневная, а приносили ее два раза в неделю. Почтальоны по вторникам и пятницам совали в ящик сразу несколько экземпляров, и получалось, что новости приходили, когда про них уже следовало забыть. Бывает, думаешь, Иван Иваныч жив и здоров, а его еще три дня назад на кладбище отнесли. Или собираешься к Вере Петровне на день рождения, цветы купишь, а движение транспорта в ее сторону перекрыто. Газета предупреждала, но где та газета?
— Издевательство, — ворчал пенсионер Елкин. — В четверг собирались с Игнатовым в баню сходить, а там воду отключили. «Вечерний звон» в среду сообщение дал, а мы его только в пятницу получили.
Елкин жил вдвоем с сыном Аркадием. Возмущение отца воспринималось сыном с раздражением. Тридцатилетний аспирант педагогического института Аркадий каждый раз на подобные реплики папаши отвечал, что он бы на месте пенсионеров обратился в совет ветеранов. Пусть бы написали, куда следует.
— Уже писали, — вздыхал отец. — Говорят, почтальонов не хватает.
— Ума у них не хватает!
И вот однажды, когда Аркадий случайно глянул в запоздалый номер «Вечернего звона» и увидел, что день назад в городе состоялся семинар по вопросам, близким к его будущей диссертации, он вышел из себя:
— Ну, это уже переходит всякие границы. Я этого так не оставлю. Я им соли на хвост насыплю.
Он тут же набрал номер почты и пригрозил, что если доставка корреспонденции будет продолжаться в таком же режиме, он проинформирует областное управление печати. Это ж надо, до чего докатились! Зарплату получают, а шевелятся, как виноградные улитки. Им бы у почтальона Печкина из Простоквашина поучиться. Чтобы придать больше веса своим словам, он добавил, что областное управление — это только начальная мера. Потом можно и в вышестоящие инстанции обратиться.
От такого заявления служащие почты должны были прийти в ужас, но, к удивлению Аркадия, ответили, что режим доставки как раз и согласован с областным начальством. А что касается вышестоящих инстанций, то пусть попробует до тех высот еще достучаться.
Это была уже неслыханная дерзость.
— Я сегодня же напишу в министерство, — заявил Аркадий. — Еще и от газеты откажусь. Посмотрим, что вам будет за потерю клиента. Аргументов у меня с лихвой хватит.
— Нашли чем пугать, — ответили ему. — Отказывайтесь хоть сейчас. Пишите заявление, и со следующего квартала вам ничего приносить не будут.
Дальше продолжать разговор не имело смысла. Аркадий бросил трубку и сказал отцу:
— Я сейчас же иду на почту. Надо принимать меры.
— Только горячку не пори, — ответил отец. — Лучше выжди время.
— Некогда ждать. Я в понедельник в командировку еду в Москву. А когда вернусь, тем более занят буду.
— Из-за твоей спешки я могу без газеты остаться. — Отец говорил с тревогой в голосе. — Сейчас новости хоть с запозданием, но приходят. А после твоего вмешательства неизвестно, как получится.
— Не переживай. Новый квартал только начался. До июля будешь получать свой «Вечерний звон» как и раньше. А за это время им мозги вправят. Сами просить будут, чтоб подписались.
— Смотри, как бы хуже не было. А то я со своим радикулитом по киоскам бегать не всегда могу. Тем более лифт через день работает.
— Все будет нормально.
По дороге на почту Аркадий встретил бывшего одноклассника Яшку Истомина. Отец Яшки тоже выписывал «Вечерний звон». Узнав, куда торопится Аркадий, Истомин сказал:
— С прессой лучше не связываться. Так запутают, так переиначат, сам же виноватым окажешься. Наша контора жалобу на конкурентов накатала, а газета вывернула все наизнанку. Нас же и наказали.
— Ну, почта — это не пресса. Это обслуга прессы.
— Одна шайка-лейка.
В почтовом отделении Аркадий написал заявление и вручил его ответственной служащей. Та приняла бумагу, поставила резолюцию и сказала, что с понедельника «Вечерний звон» по этому адресу поставляться не будет.
— Почему с понедельника? — не понял Аркадий. — Мне поблажек не надо. Давайте, как положено. С нового квартала.
— С нового квартала — это центральные. А местные с нового месяца.
С понедельника Аркадия не устраивало. В понедельник его ждали в Москве. А отец без газеты с ума сойдет. Эти почтовые трутни мало того, что работать не хотят, так еще и людей в заблуждение вводят. Почему раньше не предупредили, что местная пресса в отличие от центральной такая прыткая? Не успеешь заявление написать, а она уже реагирует.
Он еще не решил, как поступить, но ответственная служащая сунула ему остаток денег, после чего, выходя из кабинета, вытолкала плечом за дверь. Пришлось уйти. Дома он не стал ничего объяснять отцу, чтобы не нарваться на колкости. Отец и без того тыкал его носом при любой оплошности. Совсем недавно припомнил, как Аркадий попал в нелепую ситуацию в гастрономе и в химчистке.
В гастрономе Аркадий пытался вернуть назад просроченный товар, но чеки предъявил из другого магазина, почему-то завалявшиеся в кармане. А в химчистке ему плохо почистили куртку. Он потребовал еще раз пропустить ее через химикаты. Куртку пропустили. Она стала чище. Но пришлось выбросить. Стала ветхой.
Теперь комментарии отца могли быть похлеще прежних. Остаться без газеты ему все равно что младенцу соску потерять. Тут же потребует заново подписываться на свой «Вечерний звон». А идти еще раз к этим почтовикам Аркадию никак не хотелось. Надо было срочно выкручиваться, чтобы в очередной раз в дураках не оказаться.
До понедельника Аркадий искал выход. А в понедельник утром понял, что выхода нет. И с этого момента началось то, что лучше бы не начиналось.
В Москву он не поехал — стал гоняться за газетой. Это оказалось не так просто. «Вечерний звон» рядом с домом не продавался, приходилось бежать на рынок. А на рынке его только и ждали. Утром прибежишь — еще нет прессы, вечером прибежишь — уже разобрали. Приходилось выхватывать где получится. А когда выхватишь, опять проблема. Чтобы не выдать себя, Аркадий не каждый день кидал газету в ящик, а только во вторник и пятницу. Остальное время прятал их в своей комнате под подушкой.
— Что-то с доставкой совсем плохо стало, — сказал как-то отец. — Вчера рвань какую-то принесли. Рыбу, что ли, в нее заворачивали? Может, потому что ты нажаловался?
Последний номер Елкин купил не в киоске, а возле пивнушки у двух бомжей, которые разделывали на ней воблу. В киосках ему не досталось. Ясное дело, запах был специфический. А однажды он дни перепутал. Забыл во вторник газеты выложить, из-за чего отец панику поднял.
— Не пойму, что происходит, — злился он. — Другим принесли, а нам нет. И вообще как-то не так все. Раньше в обед почта была, теперь вечером. Истомину звоню — у того как всегда. Точно из-за твоей жалобы.
В обед Аркадий не мог явиться домой. Он вел лабораторные работы в институте. Приходилось выдумывать всякие невнятные объяснения. А тут еще в киоске продавец сунул по ошибке два экземпляра одного и того же номера. Аркадий не проверил и воткнул в ящик. Отец развернул, обнаружил двойной экземпляр и подумал, что кому-то не досталось. На газетах почтальоны часто пишут номера квартир. Он стал пересматривать, потом сказал:
— А тут и нашего нет. Забыли, наверное.
Пришлось со следующего раза писать номер квартиры. Отец следил, чтобы чужого не принесли. Еще на почту позвонит. От этих заморочек Аркадий стал считать дни до нового квартала. Тогда хоть можно объяснить, что от газеты сами отказались. А пока приходилось терпеть и отвечать на реплики отца. А тот, в очередной раз разложив газеты по номерам, сказал:
— За четверг «Вечерний звон» не доставили. Звонил Истомин, там в номере новые положения о льготах пенсионерам вышли. А нам не принесли.
Ясное дело, не принесли. Пенсионеры, прослышав о льготах, расхватали газету.
— Сходишь на почту, выяснишь! — велел отец. — А то я в совет ветеранов обращусь. Пусть вмешаются.
— Никуда не обращайся, — сказал Аркадий. — Я сам вопрос решу.
Вопрос решался, конечно, не на почте. Аркадий побежал к Яшке Истомину, попросил последний номер «Вечернего звона», тот дал, но предупредил, чтоб Аркадий не задерживал. Иначе старик скандал устроит. Аркадий вернулся домой, вручил газету отцу, тот развернул ее и сказал:
— Не пойму что-то. Тут пометки какие-то. Кто-то уже статью прорабатывал.
— Мне же не нашу отдали, — нашелся сын-аспирант. — Нашу потеряли. Вручили ту, которая осталась.
— Но это Истомина почерк. Наверное, ему две принесли. Одну он вернул. Я ему завтра позвоню. Обсудим.
Дело пахло жареным. Надо было что-то предпринимать. Аркадий набрал Яшкин номер и объяснил ситуацию.
— Есть выход, — ответил неожиданно тот. — Можно газету выписать на адрес моего соседа. Будешь у него брать. Чтоб не бегать по киоскам. Ты в министерство писал?
— Писал. Ответа нет. А что за сосед?
— Обычный пьянчужка. Будешь ему по две бутылки в месяц ставить, ему хватит. Правда, выписать на соседа обойдется дороже, чем на пенсионера, но в твоем положении выбирать не приходится.
Выбора действительно не оставалось. Аркадий согласился. Газета была выписана, но, едва получив из рук соседа долгожданный экземпляр «Вечернего звона», Аркадий ужаснулся. Номер квартиры на газете был написан шариковой ручкой такими размерами, что не сотрешь. Мало того. Он был трехзначным в отличие от двухзначного елкинского. Да и цифры не поддавались исправлению. Кроме первой единицы, дальше шли две восьмерки. На что их можно исправить? Чем вытравить?
— Ерунда, — сказал Истомин. — Дашь соседу еще на бутылку. Он за лишние пол-литра все эти цифры языком слижет. А вообще, говорил я тебе: не связывайся с прессой. Вон как все обставили. Ни с какой стороны не подкопаешь. Одно слово, пресса.
(с) Александр Шеметов