Владимир Васильев. Время инверсий

Дневной Дозор Киева разгромлен Ночным Дозором с молчаливого согласия Инквизиции и закрыт. Его руководитель бесследно исчез. Сильные маги разъехались.

Николаевского мага Шведа по приказу Инквизиции присылают наладить работу Дневного Дозора, тем более что в Киеве происходят необъяснимые убийства обычных людей с помощью магии. В древнем городе разворачивается многоходовая операция Дозоров и Инквизиции против магов из неведомого мира.

Покуда ферзи мира Иных ведут свои непостижимые игры в надежде на власть и могущество, вся рутинная работа и все тяготы войны выпадают на долю Темных невысокого уровня – таких как Швед и его наспех собранная команда.

Главное – не бояться и не сдаваться!

Глава из книги:

Вопреки ожиданиям в ресторанчике никакого разговора не состоялось. Юрий успел задать несколько вопросов Аркадию Семеновичу; как показалось Шведу – никакого отношения к делу не имеющих. А потом Юрию кто-то позвонил на мобильник и с минуту что-то рассказывал. Юрий мрачно слушал. Потом сказал: «Понятно!», отключился и замолчал на добрых полчаса.

Уже в самом конце, когда Симонов в очередной раз собирался заказать «еще по одной», Юрий небрежно бросил накрахмаленную салфетку на приборы и, словно бы ни к кому не обращаясь, произнес:

– Значит, так. Мы вот с ним, – он качнул головой, указывая на Шведа, – прогуляемся. Остальные, если заняться нечем, дуйте на площадь Победы и ждите нас там. Надеюсь, вернемся.

Шведу от короткой заключительной фразы стало как-то не по себе.

Дэвид Бальдаччи. Божественное правосудие

«Верблюжий клуб» — группа детективов-любителей, убежденных, что правительство покрывает серьезные политические преступления. В него входят интеллектуал из библиотеки конгресса, ветеран Вьетнама и бывший разведчик. Председатель — таинственный «человек без прошлого», называющий себя Оливером Стоуном.

Но на этот раз прошлое возвращается — и Оливеру Стоуну предстоит встретиться с ним лицом к лицу. Он отомстил за смерть своих старых товарищей — и невольно вышел из тени. Теперь его разыскивают люди из высшего эшелона спецслужб.

Опытный агент ЦРУ Джо Нокс отправляется на поиски Стоуна с приказом взять его — живым или мертвым. И лучше мертвым. Шаг за шагом Нокс идет по следу. Однако чем больше он узнает об Оливере Стоуне, тем чаще задает себе вопрос — а почему, собственно, этого человека хотят заставить умолкнуть навеки?

Две главы из книги:

Поздно вечером Нокс съездил в Лэнгли поговорить с коллегами, которых знал очень давно. Им он верил, насколько сейчас можно было кому-то верить; главное, эти люди не испытывали теплых чувств к Маклину Хейесу. Он задал им свои вопросы. Некоторые ответы его удивили, другие ничуть.

Примерно в то же самое время, как исчезает Джон Карр, в ЦРУ случается крупная кадровая потеря. Макс Химмерлинг, прозванный коллегами «Эйнштейн», буквально за несколько дней до своей отставки вдруг погибает за границей в вертолетной катастрофе. Обгоревший до неузнаваемости труп удалось идентифицировать лишь по зубам. Нокса этот случай заинтересовал потому, что очень уж напоминал типичную комбинацию Грея, когда тот хотел избавиться от агента, совершившего непростительный поступок. Почти семидесятилетний Химмерлинг последние тридцать лет безвылазно обретался в Лэнгли, поэтому факт его смерти в охваченном пламенем вертолете, да еще где-то на Ближнем Востоке, представал немыслимым бредом. Химмерлинг должен был совершить что-то невообразимо вопиющее, потому что он был в высшей степени ценным активом и в целом для ЦРУ, и для Картера Грея в частности. И хотя никто не говорил об этом вслух, на основании того, что Ноксу уже удалось установить, он понял, что этот случай может иметь отношение к Джону Карру. Выяснил он и еще кое-что: архивы, касающиеся «Тройной шестерки», не уничтожены. ЦРУ, не склонное расставаться со своим задокументированным прошлым, даже самым взрывоопасным, просто определило их куда-то на хранение.

Иэн Макьюэн. Сластена

1972 год. Холодная война в разгаре. На Сирину Фрум, весьма начитанную и образованную девушку, обращают внимание английские спецслужбы. Им нужен человек, способный втереться в доверие к молодому писателю Томасу Хейли – он может быть им полезен. Сирина идеально подходит для этой роли. Кто же знал, что она не только начитанна, но и влюбчива и ее интерес к Хейли очень скоро перестанет быть только профессиональным…

Глава из книги:

Бюрократические проволочки, неизбежные в ведомствах, подобных нашему, похоже, были обязательной частью внутреннего распорядка. Черновик моего письма, адресованного Хейли, был представлен Максу, который внес в него поправки; та же участь постигла вторую версию; наконец, третий вариант письма был передан Питеру Наттингу и Бенджамину Трескотту, и я почти три недели ожидала их замечаний. Таковые были внесены в письмо, и я опустила в почтовый ящик его пятую и окончательную версию спустя пять недель после написания первой. Прошел месяц, но ответа мы не получили. Проведенные в наших интересах расспросы позволили установить, что Хейли находится в научной командировке за рубежом. Только в конце сентября мы получили его ответ, написанный на вырванном из блокнота линованном листе бумаги. Почерк выглядел нарочито небрежным. Хейли писал, что ему хотелось бы получить более подробную информацию. Концы с концами он сводил, преподавая в университете, а значит, у него был кабинет в кампусе. Лучше встретиться в колледже, писал он, потому что в квартире у него тесновато.

Стивен Уотсон. Прежде чем я усну

Каждое утро Кристин Лукас просыпается в незнакомой комнате, в постели с мужчиной, которого не узнает. Каждое утро этот мужчина терпеливо объясняет Кристин, что он ее муж, а она страдает амнезией с тех пор, как в молодости попала в аварию. По совету врача, занимающегося ее случаем, Кристин втайне от мужа начинает вести дневник, записывая туда все, что ей удается узнать и вспомнить в течение дня. Отчаянно пытаясь сложить из обрывков воспоминаний свое прошлое, Кристин задает все больше вопросов — себе и окружающим. Но каждое новое воскресшее воспоминание все больше пугает ее, ей все сложнее понять, что же на самом деле случилось с ней много лет назад, что именно стерло из памяти всю ее прежнюю жизнь?

Глава из книги:

Это случилось глубокой ночью с пятницы на субботу. Сегодня воскресенье. Примерно полдень. Не знаю, что было вчера, записей нет. Целый день коту под хвост.

Целый день, проведенный в полной власти того, что рассказал мне Бен. В неведении о том, что я написала роман. Что у меня был сын. В убеждении, что я лишилась своего прошлого в результате аварии.

Возможно, в отличие от сегодня, доктор Нэш не позвонил мне, стало быть, я не нашла свой дневник. А может, нашла, но решила не читать его. У меня по спине пробежал холодок. А что если доктор Нэш вдруг перестанет мне звонить?! Я ведь никогда не найду его, не смогу прочесть, просто не узнаю о его существовании. А значит, не узнаю о своем прошлом.

Это просто немыслимо. Теперь я это знаю. Мой муж рассказывает мне одну версию того, как я лишилась памяти, а ощущения подсказывают другую. Интересно, спрашивала ли я когда-нибудь об этом доктора Нэша. И если да, могу ли я верить его словам? Безусловная правда есть только здесь. В моем дневнике.

Записанная мной. Я должна помнить об этом. Записанная мной.

Фирма!

Первыми окно в соблазнительный мир материального благополучия в советское время открыли фарцовщики. Что полезного мы можем узнать из их опыта и почему это важно именно сейчас?

Как-то вечером, двадцать пять лет спустя после того, как развалился Советский Союз и в фарцовщиках, рыцарях запрещенки, вроде бы пропала необходимость, в московском кафе встречаются известный галерист Дмитрий Ханкин и известный поэт Андрей (Орлуша) Орлов. Ханкин приезжает позже, Орлов встает из-за стола и приобнимает галериста. Потом Ханкин нагибается и поднимает с пола пачку сигарет Marlboro Classic и протягивает ее Орлов}': «Не твое?» Орлов довольно кивает и радостно восклицает: «Вот! Вот именно так это все и делалось, нужен был только повод, любая мелочь, чтобы заговорить с фромом, чтобы не нападать на него с вопросами, а сразу же стать ему полезным. Дальше - уже дело техники». Ханкин тоже кивает: «Да-а-а, так оно все и было, в старые времена-то». Галерист и поэт садятся за столик в тени, заказывают пиво и зеленый чай и начинают неспешно вспоминать свои давно уже минувшие фарцовщицкие деньки.

Вас много, а я один

В XXI веке обеспечить себе любое количество секса с разными женщинами при желании может практически каждый. Тем не менее некоторые продолжают, как сотни лет назад, строить себе гаремы, решая таким образом проблемы, с личной жизнью никак не связанные. Мы выяснили какие.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ, НЕФТЕГАЗОВАЯГАРЕМ ПРИНЦА ДЖЕФФРИ, МЛАДШЕГО БРАТА СУЛТАНА БРУНЕЯ

Бруней, хоть и находится далековато от Персидского залива, живет ровно на тот же манер, что и аравийские нефтяные монархии. Первые люди государства получают от торговли углеводородами гораздо больше денег, чем могут потратить разумным способом. Отсюда все эти лимузины с золочеными клетками для леопардов, мраморные дворцы с 1788 комнатами и прочий не особо облагороженный вкусом шик.

Первые данные о том, что брат султана живет на широкую ногу и образ жизни ведет весьма завидный, появились в 1997 году, когда мисс США 1992 Шэннон Маркетик подала на него в суд, объявив, что ее насильно удерживали у в гареме принца.

Юбилейная колонка, или оттепель

Я думаю, вы прекрасно понимаете, что номер сдается не за один день, что тексты пишутся, принимаются и верстаются в течение месяца. Один-другой материал, как правило, оказывается не совсем актуальным. Я очень надеюсь, что к моменту выхода этой колонки оттепель, о которой я напишу ниже, обязательно наступит и мои наблюдения протухнут...

Год назад мне выпала честь стать колумнистом. Да-да, вы абсолютно правы - я тотчас стал богатым, знаменитым и теперь на улице на меня бросаются... иногда и поклонницы. Вот. Но я, как всегда, не об этом.

Тогда, год назад, мой первый текст был о Минске, городе, в котором я когда-то родился и который спустя двадцать лет покинул. Я попытался передать впечатления человека, который возвращается в родное место и не узнает его. Я описывал людей, их странности и прелести. По воле судьбы спустя двенадцать колонок я вновь оказался в Минске, на встрече с читателями.

36 способов не умереть

36 лет - вот он, сакраментальный возраст, в котором каждому мужчине нужно решить, где хранить свой сикс-пэк: в холодильнике или на животе.

Помните чудесные деньки, когда мы собирались жить вечно? Я снова о них поплакал, когда наткнулся на статую друга. Странно, да? Узреть человека, с которым встречал алкогольные рассветы, отлитым в бронзе, как будто перед тобой Веллингтон или Уинстон Черчилль. Вот он во всей рок-н-ролльной красе - Фил Лайнотт, покойный фронтмен Thin Lizzy, в полный рост на Харри-стрит в Дублине. Я считал Фила настоящим другом; хотя, по правде, таких друзей, как я, у него было полно. Если вам посчастливилось трудиться в New Musical Express в конце 1970-х, поездка в турне с Thin Lizzy считалась обрядом инициации. Группа относилась к NME с симпатией - Фил понимал, зачем имеет смысл оказаться на обложке издания, особенно в годы подъема панка, ну а в редакции к Thin Lizzy относились как к живому пособию по рок-н-ролльному образу жизни. Thin Lizzy были первой группой, которую я сопровождал в турне, и они же были первыми, с кем я съездил в Америку.

Так Фил Лайнотт и стал моим другом - не в последнюю очередь благодаря тому, что он объяснил правила сопляку, который был не в курсе, что правила вообще существуют. Научил меня включать диктофон во время интервью и запивать водку апельсиновым соком во время завтрака - потому что в нем есть витамин С, который делает нас здоровыми и сильными. И вот я стою, озаряемый приветливым ирландским солнцем, перед бронзовой статуей человека, умершего почти тридцать лет назад, и наше с Филом общее прошлое заполняет меня. Отели-мотели, холидей-инны, наркотики, девочки, водяра на завтрак. Время, когда мы были уверены в том, что будем жить вечно. Что ж, в молодости это нормально. Доказательства вечной жизни повсюду! Иначе как бы ты жрал все подряд и не толстел? Квасил двое суток, а потом выпивал чашку кофе и топал на работу как ни в чем не бывало? Не говоря уж о боевом товарище промеж ног, который прыгал колом, почуяв юбку в стометровом радиусе.

К бабке не ходи

Чтоб хоть что-то понять в происходящем вокруг, наш колумнист обратился к сверхъестественному.

Мы пьем водку третий час. Дача протопилась, и гостей уже сморило - растеклись по комнатам. На столике нетронутый холодец, пара малосольных, крошки пармезана, полпирога с грибами и конфета «Коровка». Остались только я и Леша. У Леши жена Даша под боком в его свитере и в полудреме, сам он еще держится. Кресла глубокие, дом деревянный, вокруг сосновый лес. Все располагает к спорам о Родине. «Нет, ты не прав, - говорит Леша. - Я вот все понимаю! Заморозили эти пенсии там, закон Ротенберга там, из бюджета то есть компенсировать, но это же все для нас, честь страны, втыкаешь?» Я говорю, что конкретно не втыкаю. Выпиваем по сто. Новая подруга сопит. «Все хорошо будет! Все правильно! - Леша собирает в ладонь крошки пармезана. - В Москве вот врачей сокращают, предлагают должности уборщиц. А я думаю, правильно! От них все равно толку не было. Так хоть чище будет!» Леша закидывает в рот остатки сыра.

Я вижу Лешу впервые. Это дача друзей, которые собрали компанию на выходные. Вечером Леша с женой приехали на блестящем джипе и вывалили на стол голову пармезана, три бутылки калифорнийского вина («был там по работе») и банку малосольных огурчиков («мама дала») с прибауткой: «А нам пох на санкции!» Нас собралось человек двенадцать. Разместились, накрутили шашлыков, посмотрели «Ширли-мырли», поиграли в настольные. Около часа ночи компания разбрелась по дому.

Работа и хоббит

За несколько лет Мартин Фриман из просто хорошего британского актера стал всемирно известным британским актером. Выясним, как ему это удалось.

Мартин Фриман заходит в номер роскошного лондонского отеля Claridge’s и протягивает правую руку, удерживая в левой блюдце с чашкой чая и горой печенья. «Так вы из России? - живо интересуется он. - Меня с вашей страной многое связывает. Когда мне было семнадцать, я поехал в Советский Союз, потому что тогда считал себя яростным коммунистом, и привез оттуда домой огромный плакат с Лениным. Но мой пыл быстро иссяк». Мартин усаживается в кресло и улыбается, предаваясь приятным воспоминаниям. Из кармана его винтажного пиджака торчит цветастый платок, похожий на те, которые наши бабушки повязывали на головы, когда шли доить коров. Его лицо густо покрывает рыжая борода - необходимый аксессуар для роли Ричарда III в спектакле, который как раз последнюю неделю идет в театре Trafalgar Studios. Там милый и с виду добрый Мартин совершенно свирепо и озлобленно играет заглавного шекспировского персонажа. От него такого меньше всего ожидаешь. «Это потому, что вы со мной не живете, - смеется актер. - В быту я - само зло».

Мартин в этом году расстается не только с Ричардом III. В декабре мы в последний раз увидим его в роли Бильбо в заключительном фильме трилогии Питера Джексона «Хоббит: Битва пяти воинств». С момента, когда актер получил эту роль, до премьеры последнего фильма - путешествие длиною почти в пять лет. Что же Мартину Фриману дал Бильбо Бэггинс?