К Ивану Ивановичу Петухову пришел в гости кум Захарыч. Играли в шашки. Сначала резались в поддавки, потом в Чапаева, потом разыграли классическую партию. А когда начали ругаться из-за нарушения правил, в комнату заглянул внук Петухова Генка:
— Чего спорите? Лучше поздравьте меня. Я паспорт получил!
Кумовья отодвинули шашки в сторону и уставились на новенькую книжицу, которую выложил на стол Генка. Иван Иванович задумчиво произнес:
— Как бежит время! Недавно под стол пешком ходил, а уже полноправный гражданин страны.
— Бутылку бы с этого полноправного гражданина, — хмыкнул Захарыч. — Чтобы документ верно ему служил.
— Молод он еще, — отрезал Иван Иванович. — Не заработал. Вот я свой первый паспорт в двадцать лет получил. Мне бутылка уже не в диковинку была. А с него что возьмешь?
— А почему только в двадцать лет? — не понял кум.
— Колхозникам в те годы паспорта не давали. Городским давали, а колхозникам нет.
Кум Захарыч положение о паспортной системе тех лет и сам знал. Но вопрос был в другом. Насколько он помнил, Петухов к колхозам отношения не имел. Он вообще ни к какой отрасли народного хозяйства отношения не имел, потому что всю жизнь работал шофером в пожарной команде.
— А ты тут при чем? — спросил Захарыч Ивана Ивановича. — В деревне, что ли, жил?
— Нет, все время тут, в городе, — ответил Иван Иванович.
— Так почему не дали?
— Улица называлась Колхозная.
Кум Захарыч недоверчиво смотрел на Петухова, соображая, шутит тот или нет, потом сказал:
— Что ты чудишь? При чем тут улица? Я живу на улице Московская. Так что, я москвич, что ли?
— Говорю, как было, — отозвался Иван Иванович. — Чего мне чудить? У меня к тому же фамилия для деревни соответствующая — Петухов. Все одно к одному.
— Брось заливать! Если бы каждого Петухова или Курицына паспортов лишали, то в городах и населения не осталось бы.
— А меня вот лишили. Я как раз школу заканчивал. Всем, кто со мной учился, выдали паспорта, а мне нет. Даже Сашке Васильченко дали, который тоже на Колхозной жил. А мне в милиции так и заявили: не положено!
— Но это же абсурд, — сказал За-харыч. — Ты ж сам это понимаешь.
— Я-то понимаю. А вот другие понять не хотели. Я у завуча нашего Степана Акимовича в школе спрашиваю: «Почему так получается? Васильченко, говорю, на Колхозной живет, и я тоже. Ему возраст подошел и мне подошел. Ему вручили документ, а мне от ворот поворот». Степан Акимович и тот не сразу нашелся что ответить.
— Так от подобных несуразиц у любого мозги заклинит. И что он ответил?
— Сперва уточнил, где мы с Васильченко живем. Город у нас маленький. Каждая улица известна. А потом уже стал объяснять.
— И как?
— Он у нас партийный был. Не мог компрометировать государственную политику. А потому выдумывал на ходу. Васильченко, говорит, ближе к центру живет в многоэтажке. Там народу уйма, как в муравейнике. Никто его не знает. Ему нужен паспорт, чтобы предъявить в случае надобности. А твой частный дом в конце улицы стоит. Людей раз-два и обчелся. Все тебя знают. Кому тебе предъявлять?
— Да-а, — сказал Захарыч. — Партийные товарищи и не такое выдумывали. Непонятно другое. Почему одной половине города давали паспорта, а другой нет? Дури в нашей стране, конечно, хватало, но не до такой же степени. Не из-за улицы же в самом деле и не из-за фамилии?
— Ну, насчет фамилии утверждать не стану. А вот из-за улицы — это точно. Наша Колхозная от центра начиналась и тянулась до крайней городской черты. А дальше шли поля с пшеницей. И земля уже не городская была, а Первомайского сельского совета. Люди, которые в окрестности жили, паспортов не имели. Казалось бы, при чем тут я? А при том, что районное начальство мозгами шевелить не хотело. Население города росло. Надо было выделять участки для строительства домов. Вот и продлили улицу Колхозная. А о том забыли, что земля осталась во владении сельских властей. Или специально ее там оставили. Мой участок и попал туда.
— Ах вот оно что! Значит, ты въехал-таки в колхоз!
— Получается, что въехал. Но только одной ногой. Двор наш на границе оказался. Левая сторона с сараями и курятниками в городе, правая, где дом, — в сельской местности. Участковый потом говорил отцу: тебе бы, говорит, наоборот все построить, в зеркальном отражении. Жил бы себе без хлопот. А так сам виноват. Корову в городе поселил, а сам прямиком в деревню. Все из колхозов бегут, а ты добровольно туда влез. Попробуй поменяться с коровой местами. Переселись в сарай, а ее в дом! Тогда можно будет вопрос поднять.
— На полном серьезе говорил?
— Черт его знает! Но переселяться мы не стали. Семья большая. Не влезли бы. У меня еще две сестры было. Отец вскорости и говорит мне: «Тебе не дали паспорт, и им не дадут. А если я свой, говорит, потеряю, то и мне новый не выпишут. Пора что-то предпринимать». А что тут предпримешь? Стали продавать этот дом. А себе покупать другой неподалеку. Но название улицы уже подбирали соответствующее. Не какая-то там Колхозная или Совхозная. Не Тракторная, не Плуговая. А самая что ни на есть пролетарская. Фабричная называлась. И сестер моих замуж повыдавали с фамилиями подходящими. Чтоб не Петуховы были и не Курицыны, а чтоб без всяких намеков на деревню. Одна стала Ткачевой, другая Богачевой. В деревнях ни ткачей, ни богачей в те годы не найти было. Так что в конце концов и дом новый приобрели, и паспорта получили. Но я к тому времени уже и армию отслужил.
(с) Александр Шеметов