Был я недавно в местной командировке, ужинали мы в ресторане. Среди группы разнообразных редакторов выделялись два немца из Мюнхена. Говорили они очень громко и умели мгновенно краснеть. За каким таким опытом германцы прибыли в Россию, я так и не понял. Впрочем, удивили меня не они.
В самый разгар, где-то между обсуждением стратегии развития региональной прессы и песней про ходьбу с конем по полю вдвоем, немцы отлучились в туалет. Едва они скрылись за дверью, как главный редактор из Новосибирской области стремительно схватил солонку и в два счета посолил пиво заграничных товарищей. Порядочно посолил, от души.
Солидный человек, между прочим, бывший член Совета народных депутатов.
- Получите, гады, за дедушку Леву, - искренне радовался он. - Никто не забыт, ничто не забыто! Будем мстить - так ведь, мужики?
Мужики, среди которых были и дамы, послушно закивали.
- А что с дедушкой Левой? - поинтересовался я.
- Погиб на Курской дуге, - объяснил редактор.
Он хотел еще что-то рассказать, но тут вернулись фашистские захватчики и, как ни в чем не бывало, выпили свое пиво. Они даже не заметили, что это было холодное блюдо мести. Редактор из Новосибирской области был убит.
- Надо было слабительное подсыпать, -шепнул он. - Давай, ты их в следующий раз отвлечешь.
- Нетуж, нет уж, - отказался я. - Извини, дружище, у меня бабушка - немка.
Редактор поперхнулся.
- Но дедушка - кавалер трех орденов Славы, - добавил я.
Редактор задумался.
- Тяжело тебе, - сказал он через минуту. - Ладно, сам справлюсь.
Слава богу, не справился.
Поразительное дело, из всех более-менее приличных пороков я совершенно лишен мстительности. Эта добродетель досталась мне не просто так, а вследствие лени. Закон мирового равновесия суров, но справедлив, полагаю я. Если уж мой обидчик - конченый мерзавец, то и безо всякой помощи он упадет в выгребную яму или потеряет чемодан. Это очень удобная жизненная позиция, совершенно не требующая никаких усилий.
Однако все вокруг считают иначе. Месть отчего-то стала синонимом смелости, преданности - и делу, и человеку. Месть накладывается на месть, и я прямо вижу, как сначала мстят, а потом придумывают за что.
Вот дембель С. уложил в постель дочь козла-комвзвода - это называется "нанес ущерб". Вот интеллигентная старушка платит за проезд в маршрутке мешком копеечных монет, приговаривая: "Хоть полчаса их считай. А не нравится - уезжай в свой Ташкент". Вот полная женщина в телогрейке сыпет на крышу "ауди", из которой всю ночь пел Эминем, хлебные крошки - она прочла в газете, что птичий помет здорово разъедает краску. Вот кассир в банке, которого только что отчитали за медлительность, отказывается отвечать, отсылая всех к стойке информации. И так далее. И так далее.
Все мстят всем, наплевав на причинно-следственные связи.
Я знал человека, который, мстя за измену жены, терроризировал слабохарактерных женщин: он еще шесть раз женился и разводился.
Ужас.
Лишь однажды месть показалась мне имеющей право на существование. Дело было в 80-х, в Институте культуры, откуда на сборы срочно забрали М., скупердяя и мажора, чей папа имел доступ к бесценной заграничной фотопленке. В группе будущих фотографов М. недолюбливали все без исключения. И когда в общежитии обнаружили его фотоаппарат с заряженной пленкой - той самой, которую было нигде недостать, - однокурсники "дощелкали" ее до конца. Через месяц М. вернулся со сборов, проявил пленку и стал печатать фотографии. На них фигурировали папа, папина собака, папина машина, а потом - тридцать половых членов разных размеров и конфигураций. Целый альбом на память о студенческой поре.
Такая месть мне нравится - она чиста, как вода Байкала.
(c) Евгений Крузенштерн