С того момента, когда было обнаружено первое тело, комиссар Камиль Верховен понял, что перед ним совершенно необычное дело. И оказался прав. Но куда тянется след цепочки жутких и на первый взгляд начисто лишенных смысла убийств, каждое из которых тщательно инсценировано по всем правилам искусства, и почему убийца решил доверить свои признания именно комиссару? Положение Верховена осложняется тем, что вся парижская пресса ополчилась против его методов расследования…
Впервые на русском языке роман «Тщательная работа» Пьера Леметра, открывающий знаменитую серию с комиссаром Верховеном!
Глава из книги:
— Ну, они ей понравились?
— Что?..
— Цветы ей понравились?
— И представить себе не можешь.
По его тону Луи понял: что-то произошло, и не стал настаивать.
— У тебя газеты есть, Луи?
— Да, в кабинете.
— Ты их прочел?
Луи довольствовался тем, что откинул прядь правой рукой.
— Я должен быть у судьи через двадцать минут, Луи, так что расскажи мне вкратце. Ну…
Он сверился с часами. Они с Ле-Гуэном договорились встретиться на площади. Он зашел к себе в кабинет и, не снимая пиджака, начал собирать документы, которые ему понадобятся во время встречи.
— Курбевуа равно «Американский психопат», вся пресса в курсе.
— Какой говнюк! — пробормотал Камиль.
— Кто говнюк? — поинтересовался Луи.
— Ах, Луи, говнюков полным-полно. Но Бюиссон, парень из «Ле Матен», среди них чемпион.
И рассказал о вчерашней встрече.
— Ему мало было выдать информацию. Он еще передал ее всем коллегам, — прокомментировал Луи.
— А чего ты хочешь, он парень щедрый. Себя не переделаешь. Слушай, вызови мне машину, ладно? Не хватает только, чтобы я опоздал.
На обратном пути, в машине Ле-Гуэна, Камиль наконец решил просмотреть газеты. Судья ограничилась тем, что упомянула о них. На этот раз заголовки были у него перед глазами, и он понимал ее гнев.
— Я взялся за дело как полный болван, да? — спросил он, листая первые страницы.
— Да ладно тебе, — бросил Ле-Гуэн, — не уверен, что у тебя был выбор.
— Знаешь, для начальника ты мил. Привезу тебе килт.
Пресса уже подобрала прозвище для убийцы: Романист. Начало славы.
— По-моему, ему это понравится, — заметил Камиль, надевая на нос очки.
Ле-Гуэн с удивлением повернулся к нему:
— Тебя это вроде бы не слишком трогает, судя по всему… Тебе грозит снятие с должности за нарушение субординации и отстранение от дела за нарушение тайны следствия, но ты и в ус не дуешь.
Руки Камиля упали на газету. Он снял очки и посмотрел на друга.
— Меня это достало, Жан, — проговорил он, совершенно подавленный, — ты просто представить себе не можешь, как меня это достало!
* * *
В конце дня Камиль зашел в кабинет Армана, когда тот вешал трубку. Прежде чем поднять глаза на Камиля, он медленно огрызком карандаша из «Икеи», от которого осталось всего несколько миллиметров, вычеркнул одну строчку на информационной распечатке, развернутые листы которой свисали со стола до самого пола.
— Это что? — спросил Камиль.
— Список розничных торговцев обоями. Тех, которые продают обои с далматинским узором.
— И на каком ты номере?
— Ну… на тридцать седьмом.
— И?..
— Что ж, буду звонить тридцать восьмому.
— Разумеется. — Камиль бросил взгляд на стол Мальваля. — А где Мальваль?
— В магазине на улице Риволи. Продавщице показалось, что она вспомнила мужчину, которому она три недели назад продала чемодан от Ральфа Лорена.
На столе Мальваля всегда царил редкий беспорядок: папки, бумажки, фотографии из досье, старые блокноты, но еще и игральные карты, журналы о скачках, квитанции ставок на трех лошадей, на четырех… Все вместе напоминало детскую комнату во время каникул. В этом был весь Мальваль. В самом начале их сотрудничества Камиль как-то сделал ему замечание, намекнув, что его стол только выиграет, если будет приведен в относительный порядок.
— Вдруг тебя придется срочно заменить…
— А я незаменимый, шеф.
— Во всяком случае, не утром.
Мальваль улыбнулся:
— Один тип как-то сказал, что существует два вида порядка: порядок жизненный и порядок геометрический. Я за порядок жизненный.
— Это Бергсон, — сказал Луи.
— Какой сон?
— Да нет, Бергсон. Философ.
— Может быть, — не стал спорить Мальваль.
Камиль улыбнулся:
— Не у всех в уголовке есть сотрудник, способный цитировать Бергсона!
Несмотря на это замечание, в тот же вечер он посмотрел в словаре, кто же такой этот философ, получивший Нобелевскую премию, ни одной строчки которого он не прочел.
— А Луи?
— Он пошел по борделям, — ответил Арман.
— Слабо верится.
— Я хочу сказать, он опрашивает бывших коллег Мануэлы Констанзы.
— А ты не хотел бы пойти в бордель, вместо того чтобы возиться с обоями?
— Знаешь, эти бордели… достаточно побывать в одном…
— Ладно, если в понедельник мне придется уехать в Глазго, имеет смысл сегодня пораньше вернуться домой. Так что я тебя покидаю. Если что-то случится…
— Камиль! — окликнул его Арман, когда он уже выходил. — Как Ирэн?
— Устала она.
— Ты должен уделять ей побольше времени, Камиль. Все равно мы здесь завязли.
— Ты прав, Арман. Я пошел.
— Поцелуй ее от меня.
Проходя мимо кабинета Луи, Камиль заглянул в приоткрытую дверь. Все там стояло на своих местах, аккуратно разложенное и расписанное. Он зашел. Бювар от Ланселя, чернила «Монблан»… И разложенные по темам папки, блокноты, памятки. Вплоть до фотографий жертв из Курбевуа и Трамбле, прилежно прикрепленных к пробковой доске и выровненных по высоте, словно картины на выставке. В атмосфере не чувствовалось скрупулезности, присущей кому-то типа Армана: все было рационально, упорядоченно, но без маниакальности. На выходе Камиля остановила какая-то деталь. Он обернулся, поискал глазами, ничего не нашел и направился к двери. Ощущение все же не отпускало — так бывает, когда выхватываешь какое-то слово в рекламе или имя в газете… Он зашагал по коридору, но ощущение оставалось, и уходить, так и не внеся ясность, было неприятно, как если бы он заметил знакомое лицо, но не мог вспомнить имя. Это раздражало. Он вернулся обратно. И тут он нашел. Подошел к столу. Слева Луи положил список Жанов Эйналей, о котором они говорили. Он провел по списку пальцем, ища того, кого мельком увидел.
— Твою мать! Арман! — взревел он. — Давай сюда!
* * *
Благодаря мигалке ему потребовалось всего десять минут, чтобы добраться до набережной Вальми. Полицейские влетели в здание SOGEFI за несколько минут до закрытия в 19 часов.
Секретарша попыталась сначала жестом, а потом словом их остановить. Но шаги их были так решительны, что она только и смогла, что побежать следом.
Они ворвались в кабинет Коттэ. Секретарша за ними.
— Мсье… — начала она.
— Подождите здесь, — остановил ее жестом Камиль.
Обойдя стол, он вскарабкался в кресло Коттэ.
— Наверное, неплохо быть шефом, — пробормотал он, вытягивая шею и глядя перед собой, хотя ноги его при этом не касались пола.
Он раздраженно спрыгнул с кресла, быстро снова влез на него, встал на колени, но, недовольный и этой попыткой, встал в кресле во весь рост, и нехорошая улыбка внезапно осветила его лицо.
— Теперь ты, — сказал он Арману, спускаясь на пол.
Арман, ничего не понимая, обошел стол и в свою очередь устроился на директорском месте.
— Никаких сомнений, — почти сразу сказал он с удовлетворением, глядя в окно, расположенное напротив стола на другом конце комнаты. Там, за кромкой дальних крыш, мигала зеленым неоновая вывеска, на которой одно из «а» уже испустило дух: «Транспорт Эйналь».
— Итак, как насчет мсье Франсуа Коттэ? — спросил Камиль, выделяя каждый слог. — Где его можно найти?
— Так ведь, честно говоря… никто не знает, где он. Он исчез с вечера понедельника.
* * *
Две первые машины остановились у дома Коттэ, а машина Армана по прибытии снесла мусорный бак, некстати оставленный на тротуаре.
Здесь чувствовались деньги. Это первое, что пришло в голову Камилю перед домом Коттэ, большим трехэтажным зданием, широкое крыльцо которого выходило в обнесенный оградой парк, а огромная кованая решетка отделяла его от улицы. Один сотрудник из группы сопровождения выскочил из машины и открыл решетку. Три машины подрулили к крыльцу. Еще до того, как они остановились, четверо мужчин, одним из которых был Камиль, спрыгнули на землю. Дверь открыла женщина, похоже разбуженная звуком сирен, несмотря на совсем не поздний вечерний час.
— Мадам Коттэ? — спросил Верховен, поднимаясь на крыльцо.
— Да…
— Мы ищем вашего мужа. Он здесь?
Лицо женщины неожиданно осветилось легкой улыбкой, как если бы она вдруг осознала, что у ее дома развертывается целая полицейская операция.
— Нет, — ответила она, чуть отстранившись от двери, — но вы можете войти.
Камиль знаком приказал агенту обойти вокруг дома, чтобы проверить выходы, оставил еще одного у входной двери, а остальная часть команды последовала за ним внутрь.
Камиль очень хорошо помнил Коттэ, его внешность, возраст. Жена, высокая и худая, когда-то наверняка красивая, была старше его лет на десять и совершенно не походила на ту, которую Камиль себе представлял. Хотя прелести ее слегка подувяли, манера держаться и осанка выдавали в ней женщину со вкусом, даже шикарную, что разительно не соответствовало облику ее мужа, чьи повадки продвинувшегося по служебной лестнице продавца свидетельствовали совсем о другом уровне. Одетая в домашние брюки, знававшие лучшие времена, и совершенно заурядную блузку, она воплощала — мягкой ли плавностью движений? замедленностью жестов? — то, что называют высокой культурой.
Арман в сопровождении двух коллег быстро осмотрел дом, открывая двери комнат и шкафов, обыскивая помещения, пока мадам Коттэ привычным жестом наливала себе стаканчик виски. Лицо хозяйки свидетельствовало о том, насколько эта привычка способствовала его увяданию.
— Можете ли вы сказать нам, где находится ваш муж, мадам Коттэ?
Она удивленно подняла глаза. Потом, смущенная тем, с какой высоты разглядывает столь низенького человека, удобно устроилась на диване.
— У шлюх, предполагаю… А что?
— И как давно?
— Честно говоря, не имею никакого представления, мсье…
— Майор Верховен. Поставлю вопрос по-другому: как давно он отсутствует?
— Ну, скажем… а какой сегодня день?
— Пятница.
— Уже? Тогда, скажем, с понедельника. Да, с понедельника, как мне кажется.
— Вам кажется…
— С понедельника. Уверена.
— Четыре дня, и вас это, похоже, не беспокоит.
— О, знаете ли, если бы я беспокоилась всякий раз, когда мой муж отправляется… «на прогулку». Он так это называет.
— А вы знаете, в каком месте он обычно «прогуливается»?
— Я туда с ним не хожу. И ничего не знаю.
Камиль окинул взглядом огромную гостиную с монументальным камином, круглыми столиками, картинами и коврами:
— Вы здесь одна?
Мадам Коттэ небрежным жестом обвела комнату:
— А как вы полагаете?
— Мадам Коттэ, ваш муж разыскивается по делу об уголовном преступлении.
Она посмотрела на него внимательнее, и Камилю показалось, что он различил мимолетную улыбку Джоконды.
— Я высоко ценю ваше чувство юмора и хладнокровие, — вернулся он к разговору, — но у нас на руках две девушки, разрезанные на куски в квартире, которую сдал ваш муж, и мне не терпится задать ему несколько вопросов.
— Две девушки, вы сказали? Проститутки?
— Две молодые проститутки, да.
— Мне кажется, мой муж скорее сам куда-то ходит, — сказала она, вставая, чтобы налить себе еще. — Он не принимает на дому. Нет, мне не верится.
— Вы вроде бы не очень в курсе того, что делает ваш муж.
— Действительно, — резко ответила она. — Если он режет девушек на куски во время своих «прогулок», то не докладывает мне об этом после возвращения. А жаль, заметьте, меня бы это развлекло.
На какой стадии опьянения она находилась на самом деле, Камиль не мог бы сказать. Изъяснялась она ясно, четко выделяя каждый слог, но это могло означать, что она старается сбить его с толку.
Вернулся Арман с двумя коллегами. Знаком подозвал Камиля.
— Извините, я на секунду…
Арман пошел впереди и привел Камиля в небольшой кабинет на втором этаже: великолепный черешневый стол, навороченный компьютер, несколько папок с документами, этажерки, полка с книгами по законодательству, буклеты по недвижимости. И четыре этажерки детективов.
— Вызывай отдел идентификации и лабораторию, — сказал Камиль, спускаясь. — И свяжись с Мальвалем, пусть побудет здесь вместе с ними. И даже если придется остаться на ночь. На всякий случай… — Потом обернулся: — Полагаю, мадам Коттэ, нам предстоит немного побеседовать о вашем муже.
* * *
— Два дня, и не больше.
Камиль посмотрел на Ирэн, скорее лежащую, чем сидящую на диване в гостиной: тяжелый живот, расставленные колени.
— И чтобы отпраздновать это, ты принес мне цветы?
— Нет, потому что я еще вчера собирался…
«Господи, — подумал он, — ну как я умудряюсь влипать в подобные ситуации…»
— А вчера ты забыл? — спросила она, с трудом поднимаясь с дивана.
Он заколебался, не соврать ли. Этим вечером он собирался рассказать ей о встрече с судьей, об угрозе его отстранения, а может, и увольнения. «В очередной раз поговорить о себе…» — подумал он.
— Конечно, сегодня неудачно получилось.
— Когда ты вернешься, у тебя, возможно, уже будет сын.
— Ирэн, я уезжаю не на три недели, а на два дня.
— Уже не три недели осталось… Да ладно…
Ирэн пошла за вазой.
— Знаешь, что мне действует на нервы, — заметила она, улыбаясь, — я и хотела бы немного подуться, но у меня не получается. Они красивые, твои цветы.
— Это твои цветы.
В дверях кухни она обернулась к Камилю.
— Мне хочется дуться, — продолжила она, — потому что мы дважды говорили о том, что хорошо бы съездить в Шотландию, ты два года размышляешь и наконец решаешься и едешь туда без меня.
— Я ведь не в отпуск еду, ты же знаешь…
— А я бы предпочла в отпуск, — заключила Ирэн и скрылась в кухне.
Камиль поспешил за ней, попытался обнять, но Ирэн воспротивилась.
Мягко, но воспротивилась.
В этот момент позвонил Луи:
— Я хотел сказать вам… За Ирэн не беспокойтесь. Я… Скажите, что я в ее распоряжении в любой момент.
— Ты очень любезен, Луи.
— Кто это был? — спросила Ирэн, когда он разъединился.
— Мой ангел-хранитель.
— А я думала, что твой ангел — я, — сказала Ирэн, прижавшись к нему.
— Нет, ты моя матрешка, — ответил он, кладя руку на ее живот.
— О Камиль! — вздохнула она. И тихонько заплакала.
 | Пьер Леметр. Тщательная работа |