среда, 29 мая 2013 г.

Самое благородное дело: риск

Почему мы рискуем? Что заставляет исследователей сталкиваясь с опасностью, идти ей навстречу там, где другие бы отступили?



Человек, совершившим эпохальную попытку проплыть по всей длине Большого каньона (США), не имел ничего общего с типичным образом бравого искателя приключений. Джон Уизли Пауэлл был невысок (168 сантиметров) с копной жестких, как щетка, волос и неухоженной бородой в пятнах от табака. Правый рукав его пиджака был пуст - результат попадания в руку пули Минье во время сражения при Шайло в 1862 году. Несмотря на увечье, после Гражданской войны Пауэлл отправился исследовать широкие ущелья Скалистых гор, жил среди враждебных племен индейцев, сплавлялся по рекам Грин-Ривер и Колорадо и изучал еще не нанесенные на карту лабиринты одной из самых крупных каньонных систем. Закономерный вопрос: что побудило субтильного, однорукого университетского профессора отправиться в одну из самых рискованных экспедиций его эпохи?


Этот вопрос мог относиться к любому из 32 человек, собравшихся вместе с Джоном Пауэллом 13 января 1888 года в вашингтонском клубе «Космос». Среди них были ветераны Гражданской войны и столкновений с индейцами, морские офицеры, альпинисты, метеорологи, инженеры, естествоиспытатели, картографы, этнологи и один журналист, пересекший Сибирь. Эти люди терялись во льдах Арктики, выживали в яростных морских штормах, спасались от диких животных и лавин, выносили жестокий голод и отчаяние одиночества, путешествуя по диким уголкам планеты.

Тем вечером они собрались, чтобы основать Национальное географическое общество, и пришли к согласию, что миссия их новой организации - «приумножение и распространение географических знаний» - потребует совершения опасных и трудных экспедиций в неизведанные края. Почти за двадцать лет до того знаменательного вечера Пауэлл выразил эту мысль, сплавляясь по Колорадо. После того как его группа на маленьких лодках прошла несколько мучительно трудных спусков по порогам и водопадам реки, трое участников решили покинуть экспедицию, подняться по склону каньона и попробовать добраться до цивилизации через пустыню. «Они умоляют нас не идти дальше и говорят, что исследовать эти места - сущее безумие, - пишет Пауэлл в дневнике и продолжает: - Остановить экспедицию, зная, что осталась еще не изученная часть каньона, - этого я принять не могу и намерен идти дальше».

Всякое исследование основано на риске. Риск неизбежен при любом проникновении в область неизведанного, будь то плавание по не нанесенным на карту участкам океана, изучение медиками опасных заболеваний или инвестиции бизнесмена в будущее предприятие. И все же что именно побудило Христофора Колумба пересечь Атлантический океан, Эдварда Дженнера - проверить свою теорию о прививках против оспы на ребенке, а Генри Форда - сделать ставку на то, что автомобили когда-нибудь заменят лошадей? Почему Пауэлл проигнорировал опасения своих товарищей и отправился в глубь Большого каньона?

Некоторые мотивы любителей риска очевидны. Это деньги, слава, политический успех, спасение жизней. Многие, не задумываясь, жертвуют спокойствием ради этих целей. Но, по мере того как опасность возрастает, число тех, кто согласен продолжить путь, сокращается, пока не остаются лишь те, кто готов идти до конца, рискуя репутацией, состоянием и самой жизнью.

Прошло 125 лет с того судьбоносного вечера в клубе «Космос». Наука научилась выделять биологические факторы, которые могут вызвать в человеке желание стать исследователем. Ключ к разгадке - нейротрансмиттеры, химические вещества, осуществляющие передачу информации в мозге. Один из таких нейротрансмиттеров - дофамин. Он помогает контролировать двигательные навыки и - побуждает нас искать и изучать новые вещи, а также испытывать эмоции, такие как страх и беспокойство. Люди, чей мозг не вырабатывает достаточно дофамина, например страдающие болезнью Паркинсона, часто вынуждены бороться с апатией и отсутствием мотивации.

Но есть и другая крайность - те, кто буквально фонтанирует дофамином. «Когда мы говорим о человеке, который рискует, чтобы покорить гору, открыть компанию, выдвинуть свою кандидатуру на важный пост, то мы понимаем, что его мотивацией управляет дофаминовая система. Это то, что заставляет людей идти к цели», - говорит Ларри Цвайфел, нейробиолог из Университета Вашингтона.

Дофиамин вызывает чувство удовлетворения, когда мы выполняем какую-то задачу: чем более рискованной была эта задача, тем мощнее выброс дофамина. Молекулы на поверхности нейронов, называемые ауторецепторами, определяют, сколько дофамина мы производим и используем, тем самым контролируя нашу любовь к риску.

В исследовании, проводимом Университетом Вандербильта, испытуемые подвергались сканированию, которое позволяло ученым наблюдать за ауторецепторами в части мозга, связанной с наградой, зависимостью и движением. Люди, обладающие меньшим числом ауторецепторов, то есть более свободным потоком дофамина, проявляли большую склонность к исследовательской деятельности. «Дофамин действует тут как бензин в автомобиле, - объясняет нейропсихолог Дэвид Зальд, руководивший экспериментом. - Если прибавить к этому “бензину” мозг, меньше обычного склонный “включать тормоза”, мы получим человека, готового идти за пределы возможного».

Здесь важно не путать людей, склонных к риску, и любителей острых ощущений - так называемых адреналиновых наркоманов. Гормон адреналин также является нейротрансмиттером, но, в отличие от дофамина, который подталкивает нас навстречу опасности в процессе достижения важных целей, адреналин предназначен для того, чтобы спастись. Когда мозг обнаруживает угрозу, он выбрасывает в кровь адреналин, что, в свою очередь, стимулирует сердце, легкие, мышцы, помогая человеку убежать или сражаться. Выброс химических веществ вызывает возбуждение, продолжающееся и после того, как опасность миновала.

Для некоторых этот скачок адреналина может стать тем поощрением, которого ждет их мозг. И они сами провоцируют его, смотря фильмы ужасов, занимаясь экстремальными видами спорта или прибегая к искусственным средствам, таким как наркотики.

Но адреналин - это не то, что побуждает ученых идти на риск. «Исследователь Арктики, месяцами упорно пробирающийся через ледяную пустыню, движим вовсе не адреналином, бегущим по венам, - говорит Зальд. - Его толкает к цели дофамин, бурлящий в его мозге».

В этом процессе важно то, как мозг оценивает степень риска. Фотограф Пол Никлен рассказывает, как его понимание приемлемого риска менялось со временем: «Когда я еще ребенком жил в арктической части Канады, я плавал на обломках льдин, как на плотах, что, вероятно, было рискованно. Потом я научился погружаться под воду, и с каждым разом я хотел опускаться все глубже, оставаться в воде дольше, ближе подплывать к животным. Долгое время я говорил себе, что никогда не буду нырять рядом с моржами. Если вы заметили, у нас очень мало фотографий моржей, плавающих под слоем полярного льда. Дело в том, что снимать их очень опасно: надо вырезать отверстие во льду толщиной в несколько футов, погрузиться в воду температурой чуть выше нуля и попытаться подплыть к животному массой с тонну, которое бывает очень агрессивным, если его побеспокоить. Шансов погибнуть на пути к цели предостаточно».

Награда Никлена за то, что он рискнул, - завораживающие снимки моржей. «Я хотел, чтобы зритель сам почувствовал себя моржом, плавающим рядом с другими моржами. В отдельные моменты я именно это и испытывал. И мои фотографии - единственный способ описать силу этого чувства. Кажется, я стал от него зависимым», - признается Пол.

Движение персональной «планки риска» Никлена показывает, как его мозг переоценивает риск на основе прошлого опыта, говорит Ларри Цвайфел. «Он очень уверенно распознает потенциально опасные ситуации и знает, как их успешно избежать. Его мозг взвешивает риски и возможную награду с помощью дофаминовой системы, которая затем мотивирует его предпринять погружение».

Впрочем, уточняет Цвайфел, «если бы Пол регулярно погружался к опасным животным, постоянно рискуя и не добиваясь положительного результата, это было бы примером патологического, компульсивного поведения. Как у людей, которые теряют все, играя в азартные игры».

Привыкание к риску - то, с чем мы все встречаемся в обычной жизни. Хороший пример - обучение вождению автомобиля. Вначале водитель-новичок боится ездить по скоростным трассам, но со временем тот же человек, набравшись опыта, спокойно выруливает на автостраду в плотный поток машин, не задумываясь о потенциальной опасности.

«Когда та или иная деятельность становится знакомой и рутинной, мы теряем бдительность, особенно если ничего плохого не случалось с нами достаточно долго», - говорит Дэниель Крюгер, эволюционный психолог из Университета Мичигана. Наша система реагирования приспособлена к краткосрочным угрозам, работать в постоянном режиме она в принципе не должна: это разрушительно действует на организм, в частности повышает уровень сахара в крови и подавляет иммунитет.

Этот принцип привыкания можно также использовать для контроля страха. Тренируясь, люди постепенно привыкают к риску, рассказывает Крюгер. «Канатоходцы начинают с того, что учатся ходить по доске, лежащей на земле, затем по веревке, чуть приподнятой над землей, пока наконец не переходят на проволоку, натянутую под куполом цирка. Это представляется опасным для зрителей, никогда не ходивших по канату, - но не для самого канатоходца».

В октябре прошлого года австрийский парашютист Феликс Баумгартнер довел этот принцип до абсолюта: он поднялся в стратосферу на воздушном шаре и прыгнул вниз, пролетев 36,3 километра до поверхности Земли. Его рекордный прыжок с парашютом включал в себя четыре с половиной минуты свободного падения со скоростью свыше 1356 километров в час.

Баумгартнера готовили пять лет с использованием высотной камеры, имитирующей перепады температуры и давления. Парашютист совершал тренировочные прыжки с разной высоты. «Со стороны все кажется невероятно рискованным, - говорит Феликс. - Но если вникнуть в детали, окажется, что риск сведен к минимуму настолько, насколько это возможно».

Важно помнить, что рискует не только тот, кто прыгает из стратосферы, говорит Крюгер. «Вся история человечества - это постоянный риск. Каждый из нас мотивирован необходимостью выжить и оставить потомство. Чтобы выполнить обе задачи, нужно принимать решения, которые могут привести к неудачам. Так что это - тоже риск».

Понимание того, что мы все - потомки людей, когда-то пошедших на риск, захватило воображение американского писателя и журналиста Пола Салопека. «Предки человека, покинувшие Восточно-Африканскую рифтовую долину, были первыми великими исследователями», - рассуждает он. Увлеченный этой идеей, Салопек отправился в семилетнее путешествие (он надеется преодолеть 35 400 километров) по маршруту древних людей, вышедших из Африки и распространившихся по всему миру. Те первые исследователи пробовали на вкус неизвестные им растения и новых животных, учились преодолевать водные потоки, открывали способы поддерживать температуру тела, когда оказывались в холодных землях.

«Я хочу ежедневно проходить расстояние, которое преодолевали кочевники, покидая Африку 50-70 тысяч лет назад. Ученые выяснили, что оно составляло около десяти миль в день», - сказал Пол Салопек в январе, отправляясь в многолетний поход из долины Афар на северо-востоке Эфиопии, где были найдены древнейшие останки, анатомически соответствующие современному человеку. В таком темпе Пол намерен пересечь три континента, около тридцати государственных границ, пройти через десятки языковых и этнических групп, через горные хребты и реки, пустыни и плоскогорья.

«Главная идея моего похода - помочь людям освободиться от навязчивой мысли, что наша планета сулит сплошные опасности, - говорит путешественник. - Да, мир может убить вас за секунду, но неважно, останетесь вы при этом дома или отправитесь в дорогу». Салопек надеется, что его читатели «будут думать о более широких горизонтах, новых дорогах и уверенно чувствовать себя перед лицом неизвестного».

По сути, Пол хочет напомнить, что по своей природе мы все - рисковые люди, кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. И наше общее желание исследовать планету, собственно, и сформировало наш вид в самом начале истории человечества. Очень благородная идея, пусть даже и порожденная выбросом дофамина.