Буран застигает в горах Приполярного Урала группу плохо подготовленных туристов, собравшихся в поход «по Интернету». Алла понимает, что группа находится на краю гибели. У них раненый, и перевал им никак не одолеть. Смерть, страшная, бессмысленная, обдает их всех ледяным дыханием.
Замерзающую группу находит Марк Ледогоров и провожает на таежный кордон, больше похожий на ковчег. Вроде бы свершилось чудо, все спасены, но… кто такой этот Марк Ледогоров? Что он здесь делает? Почему он стреляет как снайпер, его кордон – или ковчег! – не найти ни на одной карте, а в глухом таежном лесу проложена укатанная лыжня?
Когда на кордоне происходит загадочное и необъяснимое убийство, дело окончательно запутывается. Марк Ледогоров уверен: все члены туристической группы ему лгут. С какой целью? Кто из них оказался здесь не случайно? Марку и его другу Павлу предстоит не только разгадать страшную тайну, но и разобраться в себе, найти любовь и обрести спасение – ковчег ведь и был придуман для того, чтобы спастись!..
Отрывок из книги:
Дрова занялись сразу, затрещали весело и победительно. Алла еще какое-то время постояла на коленях возле печи, позаглядывала внутрь – там горело ровно и жарко, можно было и не заглядывать, – поднялась и прикрыла дверцу.
Огромный чугунный бак был наполнен водой. Как же они её таскают? Ведрами? Ведрами не натаскаешься! Наверное, насосом качают.
Вообще устройство кордона «полста-три» было чрезвычайно сложным, хотя бы даже с инженерной точки зрения, это Алла уже поняла. Голландские печи, дизеля, ангары!.. Или вот хотя бы эта баня в подвале – обширное, грамотно оборудованное помещение, никакой сырости в углах, плесени, черноты. Всё добротно подогнано, продумано.
Кто занимается этим домом? Ведь им нужно заниматься каждый день, а не от случая к случаю! В скольких богатых и шикарных домах, за которые были отданы миллионы, Алла Ивановна бывала и сколько раз удивлялась нелепости и неустройству этих самых домов!.. В них вечно ничего не работало, вода не лилась, свет не зажигался или, наоборот, не выключался, и хозяева, отдавшие миллионы, объясняли гостям, что нынче строить никто не умеет, итальянский архитектор ничего не понимает, а рабочие в овальные оконные проемы ошибочно засадили квадратные рамы, предназначенные вовсе для другого этажа. Летом в таких домах всегда жарко, зимой сыро, из щелей дует – еще бы не дуло, когда проемы овальные, а рамы квадратные!.. Алле всегда было жаль выброшенных денег, хоть и чужих, и создавалось впечатление, что дома эти построены «просто так», потому что так полагается, это модно и требует статус, а жить в них никто и не собирался, ибо как жить, если построенный «по картинке» дом для жизни непригоден, неудобен, слишком велик и неуютен?.. Всегда находились причины, почему так – поставщики подвели, прораб запил в самый ответственный момент, электрик-молдаванин перепутал фазы или еще что-нибудь перепутал, когда клали фундамент, не учли, когда крыли крышу, не рассчитали, когда вешали люстру, уронили ее прямо на паркет, теперь ждем новую люстру и будем перекладывать паркет, а пока по стеночке обходим, вот так, осторожней, не провалитесь, здесь у нас яма!..
На кордоне «полста-три» посреди тайги всё работает – печки греют, лампочки горят, дизель стучит, баня топится, во всех комнатах тепло. Сидеть удобно, лежать удобно, читать удобно. Готовить удобно – вон как Зоя Петровна ловко управляется со своей невиданной плитой, орудует сложной системой чугунов, сковород, самоваров!.. А подпол с припасами, куда Алла только заглянула?..
Кто всем управляет? Вряд ли шестикратный олимпийский чемпион, который не перестал тренироваться, даже когда у него под носом убили человека! Выходит, Кузьмич?.. Универсальный специалист по всем вопросам?
Алла подложила дров. Сухие были сложены у самой печи, а дальше еще не подсохшие, видимо, недавно принесенные с улицы.
…Или вот дрова! Как они тут заготавливают дрова?.. Едут в лес и там рубят?.. И сколько дров нужно, чтобы протопить такой дом в случае аварии с электричеством, как сейчас?
…Тебе просто нравится этот дом. Выскобленные полы, лиственничные стены, о которые трётся метель, – и пусть её трётся, в таком доме никакая метель не страшна. Сумрачная комната с книгами и бравым солдатом Швейком на диване. Кухня с самоваром, комната со снаряжением и сложным запахом кофе, парафина, скипидара и дерева.
…Тебе просто нравятся люди. Занятые своими делами, не слишком многословные, не слишком любезные, но какие-то… правильные, как и положено обитателям Ковчега. Да, да, надо опасаться, надо все время быть настороже, но не хочется. Хочется думать о них, присматриваться, быть полезной, умелой, ловкой, как они. Чтобы они… поняли и оценили!
Оценили? Или чтоб только один оценил?..
Алла присела на широкую лавку.
…Этого еще не хватает! Один – это который же?..
– Тебе сорок два года, – вслух напомнила она себе и идиотским движением потёрла руки. Ладони были сухими и горячими. – Ты всё знаешь о жизни и о себе. Это глупо, глупо!.. Подумаешь, мужик на заимке!.. Только почему он всё время на меня смотрит?..
Она вскочила и стала по одному брать со штабеля поленья.
…Смотрит, потому что подозревает: кто-то из твоей группы убил Виноградова. Смотрит и прикидывает – может, ты и убила!..
…Ох, не так он смотрит. Он смотрит и прикидывает… по-другому. Как будто оценивает ее, по-мужски, ничего не стесняясь. Как будто решение принимает.
…И не так, не так. Он смотрит, как будто уже принял решение.
…Тебе сорок два года, и ты всё знаешь о жизни и о себе! Ты же не девчонка Женька! Будь осторожна, будь внимательна, будь начеку. Тебе сейчас нельзя расслабляться ни в коем случае! И время романтических историй давно минуло, нечего придумывать.
Алла уложила дрова возле печки – чтоб подсыхали – и стала набирать следующую партию.
…В Москве у тебя случилась беда. То, что беда осталась в Москве, а ты ушла от неё на Приполярный Урал, ничего не меняет, тебе придется к ней вернуться и как-то с ней справляться. Ты ушла, потому что беда оказалась слишком неожиданной и серьёзной, и ты просто сбежала. Хорошо, допустим, тебе нужен был этот поход – чтобы потянуть время и прийти в себя. Теперь тебя ждёт только одно – возвращение. Об этом и нужно думать.
…И всё-таки он на меня смотрит. Когда в последний раз на меня так смотрел мужчина?
Что-то грохнуло и покатилось Алле под ноги. Она скосила глаза, но из-за дров, которыми нагрузилась, ничего не смогла разглядеть. Алла перекидала дрова и наклонилась.
Из поленницы вывалился фотоаппарат, самый обыкновенный, небольшой фотоаппарат. Алла подняла его и покрутила в руках.
Странное дело. Как в поленнице оказался фотоаппарат?!
Она брала дрова с самого края, куда их, по всей видимости, сложили совсем недавно. Она вытаскивала их, переносила ближе к печке и складывала, чтоб подсыхали. Где-то там, за дровами, был спрятан фотоаппарат. Очевидно, прятавшему не пришло в голову, что кто-то станет шуровать в сырых поленьях, когда сухих полно!..
Фотоаппарат Nicon, не слишком простой и не самый дешевый. И что это означает?..
Алла сунула его в карман брезентовых штанов, на всякий случай застегнула карман на кнопку, сосредоточенно подумала и поднялась наверх.
Зоя Петровна в кухне месила тесто, жилистые руки так и ходили.
– Баню затопила, – доложила Алла. – Прогорит, я еще подложу. Вы не следите, я сама. А где Павел?..
– Кузьмич в ангар ушли.
До ангара Алла добиралась долго и трудно. Один раз упала и перепугалась, что не поднимется, – так сильно и жестко мело в лицо, а спасительный канат, за который она всё время держалась, выскользнул из рук. Она сидела в снегу, прикрывала локтем лицо и уговаривала себя: только не крутись, иначе потеряешь направление. Она стала шарить руками в той стороне, где только что был канат, нашарила и, крепко держась за него, стала подниматься. Под горой мело чуть потише, но всё же железные двери ангара возникли из метели совершенно неожиданно. Только что ничего не было, кроме снежной круговерти, и вдруг оказалось, что она почти упирается в ангар. Держась рукой за стену, Алла пошла вокруг, пока не нащупала перекладину и с силой потянула.
– Кто там?
– Павел, это я… Алла!
Черная тень надвинулась из глубины помещения и втянула ее внутрь.
– Двери-то закрывайте. Снегу нанесёт!..
Створка позади неё сильно бабахнула. Свист метели и вой ветра сразу отдалились и как будто уменьшились.
В огромном помещении стояли какие-то странные машины – очень много! – и вдалеке горела лампочка. Здесь было холодно, дыхание застывало на губах.
– Чего случилось?
Алла откинула капюшон и вытерла мокрое от снега лицо.
– Я хотела вам показать. Пойдёмте поближе к свету.
Свет горел над широченным верстаком, заставленным разнообразными приспособлениями, механизмами, заваленным инструментами. Ни на приспособления, ни на инструменты Алла не обратила никакого внимания.
– Вот. Это ваш? – Она достала фотоаппарат и сунула Кузьмичу. Он взял его и некоторое время смотрел ей в лицо.
…Почему он на меня всё время пялится?..
– Не наш. – Кузьмич так и эдак покрутил аппарат. – А что такое? Где вы его взяли?
– В поленнице. В бане.
– Ёлки-палки, – сказал он тихо. – Этого еще не хватало.
Он со всех сторон ощупал фотоаппарат, поднеся к самому носу, как будто это некая диковина, подцепил ногтем пластмассовую штучку и заглянул внутрь.
– Флешки, конечно, нет, – констатировал он.
– Павел, как фотоаппарат мог оказаться в поленнице?! Да еще в бане! Может, забыл кто-то из ваших гостей?
– Из каких гостей!
– Ну, у вас же тут наверняка бывают гости. – Алла испытующе смотрела ему в лицо – вся начеку, внимательна и осторожна. – И много! Вон сколько запасной одежды, на всех хватило, а нас восемь человек!
– Пришли гости глодать кости, – задумчиво произнес он. – В поленнице, значит. Ближе к печке?
– Наоборот. Возле окна.
– Стало быть, засунули сегодня.
– Почему сегодня?!
– Потому что я дрова привез, в баню перетаскал и возле окна сложил. Меня Зоя Петровна просила, решила сегодня баню топить, а дров мало осталось. Да мы утром на крыльцо их вместе таскали!
– Зачем фотоаппарат засунули в дрова?
– Вот и я думаю – зачем? Должно быть, затем, чтоб спрятать.
– От кого?
– От того, кто станет его искать.
Алла рассердилась:
– Павел, это не наш фотоаппарат, можете даже не намекать! В смысле, ни у кого из нашей группы не было с собой фотоаппарата, это совершенно точно! Мы же в зимний поход пошли! Каждые сто граммов веса на счету! Мы всё тащим на себе – палатку, примусы, топливо, одежду! У нас рация была, и у Петечки телефон. Сергей Васильевич, между прочим, очень его за этот телефон ругал. Зачем телефон в походе?! Все наши… городские вещи остались в камере хранения в Екатеринбурге.
Кузьмич еще раз со всех сторон осмотрел фотоаппарат.
– На больших соревнованиях, – вдруг заговорил он негромко, – спортсмены всегда живут, так сказать, по национальному признаку. Норвежцы отдельно, русские отдельно, французы отдельно. Ходить друг к другу в гости запрещено негласными правилами. В любой команде есть секреты, и они охраняются железно, милая девушка. Кто завтра побежит на каких лыжах, у кого какая будет мазь, кто и когда её будет класть – всё это тайна за семью печатями. На эстафетах до последнего непонятно, как будут распределены этапы, а это очень важно!.. А винтовки! Они должны быть пристреленные, выцеленные, а как иначе-то?.. Иначе дворовые игрища получаются, а не мировой спорт. Если кто-то из нас, из обслуживающего персонала, поймает на своей территории постороннего человека вот с таким фотоаппаратом – всё, соревнования надо отменять.
– Почему?
– Потому что шпиона прошляпили, вот почему!.. К кому-то из противников бесценная информация ушла!
Алла посмотрела на Nicon в руке у Кузьмича.
– То есть вы хотите сказать, что какой-то иностранный шпион на вашем кордоне фотографировал ваши бесценные секреты? А вы даже не заметили?
– У нас на кордоне человека убили, вы заметили?..
– Хорошо, и кто шпион?
– Кто-то из вашей группы. Ни мне, ни Марку, ни Зое Петровне прятать фотоаппарат в дровах незачем.
– А может, это Виноградов спрятал!
– Виноградов со вчерашнего дня мертвый на леднике лежит. А спрятали сегодня, это я вам точно говорю.
– В нашей группе нет иностранных шпионов, это я вам тоже точно говорю!
– Откуда вы знаете, если познакомились с ними за три дня до старта, а до этого не видели никогда?
Алла отвернулась.
– Знаю, и всё.
– Зачем вы мне врёте?
– Я?! – фальшиво изумилась Алла. – Какой мне смысл врать?!
Павел полез куда-то за верстак, щелкнул выключателем. В ангаре моментально стало темно и как будто еще холоднее.
– Пойдёмте со мной.
Он привёл её в маленький дом, который она видела под горой, когда еще что-то можно было разглядеть в метели. Вик выскочил из снежной завесы, когда они подошли, закрутился на крыльце и вбежал первым.
– Проходите.
Они «прошли», сначала Вик, за ним Алла.
В большой комнате было не слишком уютно – здоровые квадратные кресла с деревянными подлокотниками, широкий жесткий диван, голландская печь – куда ж без нее на кордоне «полста-три»! – дрова в простенке, берестяной короб со щепой. На подоконнике разложены какие-то инструменты, и на столе инструменты, и на диване, на белой бумаге какие-то железяки.
Кузьмич сгреб с дивана железяки и свалил на стол.
Вик обежал помещение, чихнул на большую фотографию полярной совы, посмотрел на неё презрительно, улегся между креслами и пристроил башку на лапы – ждать, когда затопят печь. Он любил смотреть, как растапливают печь, это было интересно. Иногда он таскал из короба бересту и щепки, это тоже любил, особенно когда говорили: «Брось, Вик, куда понёс!» А когда становилось жарко, не любил и сразу уходил на улицу.
– Чаю хотите или еще чего-нибудь?
Алла не хотела чаю, но сказала, что хочет. Она же в гостях. А в гостях полагается пить чай.
– Печку затопить или так пока нормально?
У Аллы после того, как шлепнулась на дорожке, в спину как будто воткнули кол и очень хотелось сесть, а лучше лечь, и было страшно, что Павел это заметит. От вдруг навалившейся боли её познабливало, и она сказала, что печку бы лучше затопить.
Вик ухмыльнулся. Ему нравилось, когда растапливают печь! Он вскочил, постоял возле Кузьмича, который складывал дрова шалашиком, подумал и потянул одну дровину.
– Вик, положи на место.
Вик и ухом не повел, отнес дровину за кресло и стал грызть – не потому, что ему нравилось грызть поленья, а потому, что это игра такая!..
Пламя весело затрещало, заскакало, отблески окрасили розовым выскобленный пол. Алла подошла и стала спиной к огню – может, ледяной кол в позвоночнике растает?
Кузьмич ушел в соседнее помещение, где, по всей видимости, была кухня, и чем-то там гремел.
– У меня шоколад есть. Хотите? – спросил оттуда.
Алла вдруг вспомнила:
– Бельгийский?..
Он появился в проеме, вид у него был удивленный.
– Почему бельгийский?
– Игорь прилетел и привез миланскую колбасу и бельгийский шоколад.
Кузьмич пожал плечами, как будто недовольно.
– Шут его знает, может, и бельгийский. Хотите?
Алла потерла спину под свитером. Проклятый кол никак не таял.
– Почему кордона «полста-три» нет ни на одной карте?
Вик всё гремел поленом за креслом, гонял его по лиственничному полу туда-сюда. Павел внес две большие кружки, поставил на деревянные подлокотники кресла и потряс рукой – обжегся.
– Вик, сказано, отнеси полено на место. А я больше всего горячее красное вино люблю. На биатлонных трассах всегда наливают. Питье, конечно, специфическое, но я люблю. Глинтвейн называется. Туда главное гвоздику запустить. Без гвоздики смак не тот.
– И ложку куантро.
Тут он вдруг уставился на неё, как будто она выдала некую тайну, откровение!.. Алле стало неловко. Кол в спине, и еще этот мужик смотрит!..
– Чего еще, я не понял?
Она принялась объяснять:
– В глинтвейн хорошо добавить ложку куантро, будет вкуснее. Это ликер такой французский, неужели не знаете? Ну, яблоко, апельсин, сахар, корицу – само собой. И одну ложку ликера на бутылку вина. Попробуйте, замечательно получается.
– Вы… разбираетесь?
– Не то что разбираюсь, но я тоже люблю глинтвейн.
Тут он почему-то весело сказал:
– Вот те на!..
Уселся на подлокотник, взял одну кружку – ей даже не предложил! – и велел дружелюбно:
– Ну, рассказывайте, рассказывайте!
– Что рассказывать-то?
– Кто вы и откуда.
Алла повернулась к печке лицом.
…Осторожней, осторожней! Он же не просто так, он… смотрит. И вообще опасный человек.
Тут опасный человек вдруг удивился, как будто заметил что-то, чего раньше не замечал.
– У тебя чего, спина болит?
– Откуда вы…
Он брякнул кружку обратно, в один шаг оказался рядом и бесцеремонно полез ей под свитер.
– Где болит? Здесь? Или здесь?..
Большая чужая ладонь прошлась по её спине, пальцы понажимали так и сяк и оказались за ремнем брезентовых штанов.
Алле стало так жарко, неловко, стыдно! Щеки и шею затопило тяжелым румянцем. Она ухватила его руку, вытащила её из своих штанов и отшвырнула.
– Погоди ты, не брыкайся. Что со спиной?
– Не надо меня трогать!
Тут он ухмыльнулся, как Вик, – лукаво и несколько плотоядно – и протянул:
– Разве ж я трогаю?.. Когда я трогаю, то я не так трогаю. Ну-ка давай, давай, пойдем на диванчик.
И правда потянул её в сторону дивана. Алла разозлилась всерьёз.
– Уберите руки, или я дам вам по шее. Серьёзно предупреждаю!..
Он сделал какое-то движение, от чего у неё на спине оказались обе его руки, молниеносное нажатие, вспышка боли – белым светом залило мозг, пот выступил над верхней губой – и ледяного кола как не бывало. Кол рассыпался мелкими горячими осколками по всему позвоночнику, стало легко и совсем не больно.
– Ложись сюда. И не брыкайся, а то я подумаю, что ты ко мне неравнодушна.
Опять он – Алла была ни при чём, совершенно ни при чём! – сделал что-то неуловимое, куда-то её повернул, подвинул, и она оказалась лежащей на животе на диване, перед носом вытертый меховой плед. Павел присел рядом и задрал у неё на спине свитер.
– Давно болит?
– Всегда.
– Всегда – это сколько?
Он нажимал, трогал, пальцы словно разбирали её спину на составные части, по косточкам, по мышцам. Она закрыла глаза.
– Вот так нажимаю, больно? А так? А еще? Сам вижу, больно. А если вот так?..
Что-то он там делал, как будто колдовал, как будто магические круги и линии рисовал, и еще вынимал из неё какие-то части, осматривал их и сажал на место.
– Травмировалась?
– Давно, – прокряхтела Алла. – На лыжах.
– Ясный пень, на лыжах. Да это разве травма?.. Это так, мелкие неудобства, а не травма. Вот я тебе расскажу, какие бывают травмы, ты не поверишь.
Он приговаривал, и всё колдовал, колдовал, потом вдруг с силой потянул, все кости проклятого позвоночника хрустнули, будто сломались, Алла стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть, капля потекла за ухом, воздуха не стало.
– Готово дело. Вставай.
Она еще немного полежала, судорожно и коротко дыша, а потом стала подниматься, некрасиво, по-дурацки, попой вверх. Павел поддержал её.
– Ты нормально вставай, – посоветовал он серьёзно. – Какое-то время болеть не будет, я тебе точно говорю.
Алла слезла с дивана, оттолкнула его руку, которая все еще держала её за спину.
…Удивительное дело. Больно не было. Больно не было нигде. Она понаклонялась из стороны в сторону, нагнулась и подняла с пола полено, которое бросил Вик.
– Вы что, – спросила она с подозрением, – великий врач?
– Я в травмах всё понимаю, – сказал он. – Теперь ты мне должна. Зря я, что ли, старался?..
– И что я тебе должна? – спросила Алла дурацким «девочкиным» голосом.
Игру он не принял.
Он встал с дивана, зачем-то отряхнул штаны, схватил свою кружку и громко и сосредоточенно потянул из неё чай.
Это было ужасно. Как будто она себя предложила, а он отказался.
Алла Ивановна сорока двух лет от роду, опытный и взрослый человек, которую время от времени мучил «проклятый радикулит», как она это называла, бывший большой начальник и бывшая женщина – сейчас-то она уж точно никакая не женщина! – аккуратно и деловито пристроила в печку полено, брошенное Виком, натянула пуховик и вышла в метель.
Дверь за собой она прикрыла аккуратно.
 | Татьяна Устинова. Ковчег Марка |
Электронная книга: Татьяна Устинова. Ковчег Марка