Эта книга приоткрывает дверь в другую, незнакомую нам Британию. Настоящую и живую. Сегодня страна не имеет ничего общего с тем консервативным Королевством, или «островом для богатых русских», как ее часто представляет наше телевидение. Британия может быть разной, и у каждого своя. У автора она — молодая и сумасбродная, а ее столица — современный Вавилон, в котором, как в гигантском аэропорту, умудряются находить общий язык пассажиры из самых разных миров.
Вы узнаете о британцах много нового и, возможно, даже научитесь правильно объясняться на их «закодированном» языке, который не имеет ничего общего с нормальным английским и нередко состоит из оттенков, намеков или полутонов. А может быть, поймете смысл отдельных кранов для горячей и холодной воды, полюбите fish&chips и британскую погоду и научитесь флиртовать по-английски.
Отрывок из книги:
От автора
«Каждая страна существует в своем маленьком замкнутом мирке, — сказал мне как-то один профессор в зеленой Британии (фраза эта была настолько хороша, что я даже засомневалась, а не позаимствовал ли он ее у кого-нибудь из великих). — Только выйдя за пределы своего мирка и попав в другой, можно по-настоящему понять что-то о своей стране и, самое главное, о себе». Теперь, пережив и переосмыслив опыт нескольких последних лет, я точно знаю: профессор был прав.
Я уже не помню, как началась моя история любви с Британией, и в особенности с Лондоном. Возможно, с имени Виктория, которое носят улицы и скверы, парки и крупнейший вокзал. Порой мне казалось, что окружающие люди только и говорят обо мне. «Виктории» в Британии так много, что это имя уже стало нарицательным и надолго дало мне ощущение принадлежности, дома. А, может быть, с сумасшедшей белки, которая как-то раз укусила меня в Гайд-парке. Тогда я была в Лондоне в первый раз, юной туристкой, которая даже и не мечтала о том, что когда-нибудь будет учиться и работать в одном из самых восхитительных городов мира. Я просто кормила белку орехами, а та ни с того ни с сего вдруг тяпнула меня за палец. Кровь текла на землю, люди вокруг советовали немедленно бежать к доктору, потому что «это может быть бешенство». А я посмотрела в хитрые беличьи глаза и поняла, что может быть, однажды (нет, совершенно точно!) вот возьму и вернусь сюда.
Пролог
На залитой первым весенним солнцем крыше сидел человек в застиранной рубашке и рваных штанах. Он играл на банджо и пел какую-то нехитрую песенку. Кажется, это было что-то из репертуара U2, искаженное и упрощенное до неузнаваемости.
Дом стоял так близко к железнодорожному полотну, что из окна поезда можно было разглядеть и его счастливое, освещенное солнцем лицо, и дырки на старых трениках, и грязное окно, и нехитрую убогую обстановку комнаты, такую обыденную и привычную для Хакни — одного из самых непривилегированных и при этом самых живых, артистичных и необыкновенных районов Лондона.
Поезд на Ватерлоо не двигался уже минут пятнадцать. За это время машинист извинился раза три. Но, увы, ситуацию это не меняло. А значит, мой супервай-зер, скорее всего, уже аккуратно пометил в тетрадочке опоздание напротив моей фамилии. Люди в переполненном вагоне жмурились от солнца и ждали, как обычно, стойко и тихо. Лишь кто-то фыркнул «Oh, typical» (крайняя степень возмущения для британца) в ответ на сообщение машиниста о том, что в очередной, сто сорок первый, раз что-то произошло то ли с сигналами, то ли на путях. По лицам было заметно, что думают люди в вагоне — скорее всего, о том же, о чем и я: «Черт бы побрал этот кризис, консерваторов, корпоративный кодекс и в особенности British Railways». И еще — немного завидуют этому безработному парню, поющему на крыше, хоть он и живет в такой ужасной дыре, прямо у железной дороги.
Когда-то в одном из таких домов с тонкими стенами, где вечно холодно и дует даже от пола, жили и мы, впятером в трех комнатах. Вместе плакали и смеялись. Вместе накрывали на стол и экономили фунты, чтобы заплатить за электричество. Вместе выводили клопов и грелись у газовой плиты. Вместе читали книги и смеялись над бестолковыми видео в YouTube. Вместе отмечали Рождество, пели и танцевали вокруг стола, а соседи смотрели нас из своих окон как телевизор, иммигрантское реалити-шоу.
Кажется, это было очень давно, целую жизнь назад. Мы приехали в Лондон в самый разгар кризиса. Польскому химику и микробиологу Ханне удалось устроиться в какую-то компанию, занимающуюся исследованиями предпочтений населения в области му-соропереработки. Она вставала в шесть часов утра, чтобы «исследовать» чужие мусорные бачки в различных районах города. Затем Ханна составляла отчет о том, кто, как и почему не разделяет мусор на бумажный, пластиковый и всякий прочий.
Другой наш сосед, индийский музыкант Горав, сидел все больше без работы, пока не начал продавать билеты на аттракционы на рождественской ярмарке в Гайд-парке. Больше всего повезло юристу Эве из Канады: она стала секретарем в бюро, оформлявшем документы для пакистанских беженцев (многие из которых становились таковыми, просто спустив паспорт в унитаз в аэропорту Хитроу в день прилета из родного Пакистана). Как-то раз с вечеринки Эва пришла с простуженным, несчастным, едва говорящим по-английски итальянцем Андреа, который так и остался жить у нас на кухне.
Это было давно, целую жизнь назад. И в той жизни, несмотря на все ее трудности, было место для дружбы, открытий и радости. Ханна уже давно работает в одной из лучших лабораторий Эдинбурга. У нее русский коллега, какой-то крупный ученый, который все больше молчит, почти не разговаривает. Вместе они занимаются исследованием каких-то промышленных мембранных установок. Горав вернулся в родную Индию, где зажигает звезды Болливуда. Эва переехала к бойфренду в Брюссель. А я... Я нашла для себя ответ на вопрос: что такое быть истинным британцем? Хотя, пожалуй, все мы по-настоящему закалились и стали немного британцами за эти несколько сложных и прекрасных лет.
Часть 1. Люди
Двойной кран
Уникальный и самобытный британский характер проанализировать и понять невозможно. Это как знаменитый английский двойной кран: из одного бьет вода холодная, из другого — горячая. Вот и выбирай, что тебе по вкусу. И привыкай. Игнорировать эти двойные краны, как и особенности британского менталитета, просто невозможно. У иностранца, только приехавшего в Британию и моющего посуду в горяче-холодно-горяче-опять холодной воде, мозг болит от перенапряжения и вопроса «Зачем?!». А британцы свои двойные краны любят dearly (нежно). Потому что «традиция». И национальный характер, хоть и привыкли они над ним подшучивать, ерничать и иронизировать, им тоже бесконечно дорог. И, поверьте, вы его тоже полюбите, как только ближе узнаете. Ведь в целом британцы народ приятный, вежливый и терпимый. Но отнюдь не терпеливый, особенно если речь идет об их правах.
Когда на первый план выходит политика, бритты (особенно молодые и не заставшие жестких мер эпохи железной леди Маргарет Тэтчер) о манерах не задумываются и крушат все что ни попадя, включая общественную собственность. А что поделать? Выкорчеванные фонари и разбитые стекла банков — это издержки демократии, их стоимость, как шутят жители острова, включена в налоги. А они, кстати, не маленькие. До поджогов и беспорядков конца лета 2011 г. полиция даже не имела права применять дубинки. Поэтому бороться с разгневанными людьми приходилось исключительно словом. Благо народ британский в общем и целом законопослушен и физическое сопротивление оказывает редко.
Выглядит это иногда даже забавно. «Сэр, пройдите, пожалуйста, в автозак», — спокойно говорит полицейский разбушевавшемуся хулигану. Тот прекращает разбивать какой-нибудь банкомат Lloyds, бросает лом и идет в автозак со словами вроде: «Да, да, вот иду уже. Это ведь то, чего ты хочешь, не так ли? Сволочь ты и служитель режима». (Все правда, не раз видела своими глазами и слышала своими ушами. Ну, за исключением автозаков. В Англии их нет — потому что негуманно. Так что нарушителей возят на вполне себе приличных машинах.)
В спокойное от политических волнений, беспорядков и выяснений отношений на пьяную голову поздно ночью у бара время британцы очень вежливы. То есть нет, даже крайне вежливы. Вы наступите бритту на ногу — он вам скажет «извините». Двинете его локтем в метро почем зря — опять попросит прощения. Налетите на него со всей дури, торопясь куда-то по своим делам, — а он вам опять, мол, «сорри». На представителей других наций, только приехавших в Англию, впечатление это производит неизгладимое. В первое время кажется, что все островитяне как будто «малость пришибленные» и чувствуют себя во всем виноватыми. (А ведь есть за что: все-таки Британия — бывшая империя, а бритты в прошлом — колонизаторы и грабители. И сокровищницы их национальных музеев полны греческих, египетских, индийских и прочих вывезенных реликвий.) Но, нет, это простая человеческая вежливость. Вы же не специально налетели на него, отдавили ногу, обидели и втоптали в грязь? Вероятно, уже сами мучаетесь от содеянного. Почему бы, собственно, не извиниться первым? Ведь тогда в вас наверняка проснется совесть, и, лучезарно улыбаясь, вы ему тоже скажете: «Ну, и я тоже сорри, добрый человек».
Вообще, британская вежливость заразительна. Сдается мне, именно она оказала свое решающее воздействие на такое, в принципе, благополучное сосуществование людей самых разных наций, религиозных принадлежностей, цветов и окрасов на этом маленьком островке. Это только поначалу дикие эмигрантки из Индии или Пакистана врываются в вагон лондонской подземки в традиционных цветных сари, расталкивая всех вокруг, и жадно плюхаются на первое попавшееся сиденье. Через пару недель смотришь — и ту же эмигрантку уже как подменили. Сари все то же, но какая-то тихая она, расслабленная и милая, прямо урожденная леди.
«Вирус вежливости» атакует в Британии людей, казалось бы, к ней совершенно не склонных. Помню, как-то раз на одном из митингов у российского посольства в честь 31-го числа (подобные мероприятия в Лондоне проводятся регулярно, но привлекают обычно не больше 30-40 человек) я встретила известного богемного хама и матерщинника, бывшего совладельца «Евросети» Евгения Чичваркина. Боже, как же он страшно изменился. Чичваркин постоянно повторял «золотые слова», наверняка давно забытые им еще в детстве, — «спасибо» и «пожалуйста». А еще он все время извинялся. Тут уж поневоле задумаешься: к чему все эти жалобы москвичей на «понаехавших», «не умеющих вести себя», «спустившихся с гор» приезжих? С кого эти «хамы» берут пример? А не посмотреть ли нам всем в зеркало в прихожей, выходя из дома нести манеры в массы?
Еще один большой «плюс» и секрет островной толерантности: бритты не делают замечаний и не жалуются. Хотите гулять в пижаме по городу? Пожалуйста, никто на вас косо не взглянет. Ковырять в носу, петь, валяться на траве, сидеть с ногами на сиденье в метро? Да ради бога, леди и джентльмены так не делают, но вы — можете. Грязь, которую вы оставите на сиденье своими кроссовками, за вами будут вытирать профессионалы, ведь это, опять-таки, включено в налоги! Вот на ступеньках в театре или кино сидеть нельзя, потому что знаете, что может случиться? Правильно, пожар. И тогда вы преградите своим телом путь спасающимся людям. И никакие доводы о том, что, когда начнется пожар, вы не будете, как идиот, сидеть на ступенях, не являются достойным аргументом в споре со смотрителем зала. Потому что пожарная безопасность в Англии — это святое с 1666 г., когда весь Лондон выгорел дотла.
Несмотря на свой почти параноидальный ужас перед огнем и, можно сказать, нездоровую приверженность правилам пожарной безопасности, один раз в году бритты дают себе волю. Тогда они жгут все вокруг и отрываются по полной. Происходит это 5 ноября, в ночь Гая Фокса, известную также как «Ночь костров». Воздух наполняется запахом гари, а помимо официальных фейерверков в парках и на холмах, за которыми бдительно следят пожарные, в городах и селах во множестве взрываются самопальные. Бритты запускают их с крыш своих домов и часто устраивают барбекю на открытом воздухе, несмотря на ноябрьский холод. Таким образом островитяне отмечают годовщину так называемого неудавшегося «Порохового заговора» 1605 г. Это еще один праздник, который в полной мере демонстрирует приверженность англичан своим традициям. (Ну, скажите, много в России праздников, отмечаемых с 1605 г.?)
Напомню историю. Как-то раз парень из Йоркшира Гай Фокс (который за время службы солдатом в Италии стал католиком) решил с приятелями-заговорщиками взорвать парламент и короля Джеймса, который был протестантом и католиков особо не жаловал. В подвале под Вестминстерским дворцом заговорщики спрятали бочки с порохом. Но их слишком много: целых 60 человек. С такой толпой сложно держать все в секрете. Один из заговорщиков предупредил своего родственника — лорда, который мог быть в парламенте во время взрыва. Тот, решив спасти не только себя, но и всех остальных, заложил приятелей правительству. Гая Фокса поймали в подвале с коробкой спичек в кармане и виноватым выражением на лице. Большинству его друзей-заговорщиков удалось смыться, но некоторые из них были арестованы или убиты, а девять человек — повешены, утоплены и четвертованы. До сих пор бритты со свойственным им чувством юмора называют Гая Фокса «единственным человеком, который когда-либо входил в парламент с честными намерениями».
Впрочем, недавно ноябрьский fun бриттам немного подпортили. В 2004 г. правительство страны (которое, видимо, когда не думает о своем народе, то занято исключительно мыслями о возможных пожарах) представило новые требования по использованию фейерверков. Так, теперь в Британии запрещено продавать фейерверки «детям до 18 лет». Кроме того, использовать их нельзя с 23.00 до 7.00 в обычные дни. Исключениями являются лишь уже упомянутая ночь Гая Фокса, Новый год, китайский Новый год (никто не посмел лишить китайцев их законного праздника) и Дивали (праздник урожая, или индийский фестиваль огней, который всегда с размахом отмечает индийское сообщество Великобритании). Но только до часу ночи. После этого нарушителям грозит штраф в 80 фунтов.
Уникальная особенность бриттов мириться с людьми и обстоятельствами плачевно сказалась на местном сервисе. Вам принесли подгоревший бифштекс в дорогом ресторане? Ну, не обижать же официантку. К тому же внутри он вполне еще ничего. «Its not that bad» («Не так уж это и плохо), — периодически раздается в ресторанах, кафе, пунктах обслуживания. Что в переводе с британского «скрытого» языка (о нем немного позже) означает: «Да, это ужасно. Но я сильный человек, буду терпеть и давиться». Эту свою особенность британцы прекрасно знают и любят над ней подшучивать. Но вот избавиться не могут. Порой складывается впечатление, что, если бы в Англии не было капризных французов, требовательных немцев и вспыльчивых латиноамериканцев, бедные бритты вообще никогда бы не получали свои посылки по почте и еду более-менее приличного качества в ресторанах.
И я не преувеличиваю. Помню, путешествуя как-то по дальним провинциям Индии, я по ошибке купила билет то ли во второй, то ли в третий класс. Советский плацкарт моего тяжелого детства показался мне в этот момент первым классом «Сапсана». Из полуразбитых окон нещадно дуло. По грязным полкам, видимо, не мывшимся с момента выпуска поезда, периодически пробегали какие-то насекомые. Вокруг сидели чумазые, дурно пахнущие люди в лохмотьях.
В ужасе я схватила за руку проходящего мимо кондуктора с криком: «Умоляю, скажите, где здесь первый класс?!» Уже на пути к выходу из этого ада за спиной я услышала родной британский выговор. «Well, it’s not that bad», — говорила одна юная розовощекая леди другой, пытаясь не наступить на очередного безногого нищего, ползущего по вагону.
Хоть бритты и стоики, нет в них американской бодрости, приподнятости, энтузиазма, бессмысленной хаотичной улыбчивости. (Возможно, просто антидепрессанты не так распространены, как в США. Консервативные островитяне предпочитают решать свои психологические проблемы древними, как два раздельных крана, способами: воздух, солнце и вода. Ну а депрессию в тяжелой стадии всегда можно вылечить стаканчиком-другим в ближайшем баре.)
Конечно, так грузить окружающих своими проблемами и негативными оценками, как это делают в России, нигде не принято. Но в отличие от Америки на вопрос «Как дела?» британский друг иногда может вздохнуть и загадочно-печально протянуть «okeish» (в смысле ok, да не совсем). А затем ненадолго распустить нюни и мимоходом поворчать на погоду, времена и моды, цены, работу, здоровье и прочие недостатки обычного человеческого бытия.
Впрочем, потом он все равно махнет рукой, хлебнет пива и скажет; «Oh, well, soon will be Christmas» («Ну ничего, скоро будет Рождество»), даже если на дворе лето в разгаре. Этой фразой бритты обычно завершают практически любые свои жалобы и разговоры о чем-то, что их страшно напрягает. Значит, скоро все наладится, потому что все равно придет то самое чудесное время, когда можно будет есть рождественскую утку и пить глинтвейн. Просто вот именно сегодня на улице дождь и настроение немного минорное. А так — жизнь прекрасна и удивительна.
Впрочем, у британцев есть легкая и не всегда очевидная для чужаков склонность к ностальгии и посыпанию голов пеплом. В последнее время благодаря финансовому кризису повсеместной стала точка зрения, характеризующаяся кратким «Things ain’t what they used to be» («Все уже не так, как раньше», когда, видимо, деревья были больше, зарплаты выше, а Британия — зеленее). Как упаднические настроения соседствуют с верой в то, что все не так уж и плохо, — это еще вопрос. Но не стоит забывать о том, что Британия — страна контрастов, а британский темперамент удивителен и непредсказуем, совсем как двойной кран.
«Безответственность, эгоизм, растущие без отцов дети, вознаграждения без усилий — вот признаки нашего поколения. Это то, к чему пришла наша страна, — сокрушаются британцы. — Молодежь полагается на Интернет, который думает за них. Общество жестоко, доброта и щедрость становятся редким товаром». В газетах, на телевидении, в книгах — всюду decline (упадок) одного и crash (крушение) другого — соблазнительная тема. Направление даже получило название declinism (упадничество). Появились и книги вроде «Что не так с Британией?» (What’s wrong with Britain?) Патрика Хатбера.
По одной из гипотез, все началось в начале 1960-х с подачи людей, активно критиковавших правительство консерваторов. Это была интеллектуальная прослойка, недовольная политикой в области образования, международных отношений, возмущенная тем, что страной правит «оксбриджская элита», которая не имеет ни необходимых научных знаний, ни технического образования. Обвинения основывались в том числе на таком сомнительном утверждении, как медленный экономический рост Великобритании по сравнению с остальной Европой. (Причиной этого на самом деле было то, что Британия оказалась в гораздо лучшей ситуации по сравнению с другими странами после окончания Второй мировой.)
Упадничество уже долгое время доминирует в Британии. Существуют разные виды упадничества. К примеру, «марксистское», «консервативное», «крайне правое» и «крайне левое». Один из самых популярных мотивов — падение доли страны в объеме мирового экспорта с 25% во время Второй мировой до 8% в наше время. Как это ни странно, но одним из самых известных «упадников» считается Маргарет Тэтчер. Она убеждала общественность в том, что те экономические проблемы, с которыми страна столкнулась в середине 1970-х, сами по себе не исчезнут.
Разглагольствования о том, что «страна катится черт знает куда», дошли до того, что некоторые «крайние упадники» называют Британию «страной третьего мира» (очевидно, что они ни разу не были за пределами Европы, так как это сильное сравнение не имеет ничего общего с реальностью). Да что там говорить, несчастного премьер-министра и лидера партии консерваторов Дэвида Кэмерона за его реформы и сокращения бюджета сравнивали то с Гитлером, то со Сталиным, а то и с кем похуже. Однако на самом деле это упадничество не что иное, как последние отголоски ностальгии по грандиозной роли маленького острова в истории цивилизации, уникальной миссии и великой Британской империи, бескрайней и прекрасной.
На самом деле «упадничество» было неотъемлемой частью политико-экономической дискуссии в стране начиная с конца XIX в. Однако тема начала набирать популярность в конце 1950-х — начале 1960-х, когда была опубликована коллекция эссе Артура Костлера «Суицид нации» (Suicide of a Nation). В 1980-х также появился ряд «упаднических» изданий вроде книги «Английская культура и упадок индустриального духа» Мартина Вейнера. В славном британском прошлом авторы искали не истоки успеха, а признаки падения. В истории «упадники» видели только темную сторону: к примеру, практические навыки британских инженеров казались им опасными для теоретического знания, а любовь бриттов к их садам и полям — чуть ли не угрозой индустриальным ценностям.
Одним из наиболее именитых экспертов-«упад-ников» был Корелли Барнетт. В своем бессмертном труде 1986 г. «Аудит войны», написанном в продолжение книги «Коллапс британской державы», он отмечал, что на протяжении Второй мировой войны британская промышленность была ужасающе неэффективна. В этом Барнетт обвинял правящие круги, которые больше заботились о своем кошельке, нежели об индустрии. Книга оказала огромное влияние на многих британских политиков и обычных людей. Сама миссис Тэтчер прочитала ее, а многие из ее министров не раз цитировали Барнетта в своих публичных выступлениях. Это удивительно, так как Кларка сложно отнести к «государственным экономистам». Он скорее был националистом от экономики и утверждал, что Великобритания конкурирует с другими странами и европейскими державами — как в индустриальном и технологическом, так и в военном плане. Стране нужна решимость сражаться, считал Кларк, на воде, на суше, на открытом рынке — везде.
Конечно же, Британия далеко не в упадке. Но ведь это смотря с чем сравнивать, скажете вы. А британцам есть с чем: в середине XIX в. страна стала первой морской и индустриальной супердержавой, чье величие основывалось на технологическом превосходстве. Тогда Британия могла сразиться с кем угодно — и победить. Но после 1945 г. маленькому острову уже нелегко было тягаться с огромными амбициозными США и СССР. И бритты искренне поверили в падение Британии с былых высот, вместо того чтобы принять данность: остров уже не был сверхдержавой, его роль в мире изменилась, однако стала от этого не менее важной.
Время от времени бритты продолжали доказывать себе, что они все еще ого-го. Взять, к примеру, битву за Фолклендские острова 1982 г. Ну, какая другая держава (ну, может быть, кроме СССР) поперла бы свои корабли за 13 000 километров в атлантические воды, где даже ближайшая авиабаза в 6000 километрах? Туда, где сражаться нужно будет с главной силой в регионе, вооруженной последними новинками техники? Но Маргарет Тэтчер знала, что делала: победа в битве за Фолклендские острова действительно поддержала дух нации. Бритты вновь поверили в то, что их страна — мировая сверхдержава, и на время приободрились.
Однако сегодня, когда экономика нуждается в реформах, армия и полиция прошли через сокращения, а на рынке труда некий застой (если не сказать хуже), островитяне вновь несколько приуныли, и упадничество набирает силу. Самое удивительное, что даже в условиях кризиса показатели Британии, равно как и прогнозы на будущее, гораздо лучше, чем в остальной Европе. Страна остается доминирующей силой в ЕС, экономика острова обещает перерасти немецкую к 2040 г. Что говорить о культуре и толерантности, которые сделали Британию одним из самых спокойных мест для жизни в Европе. Но нет, время от времени бритты все равно время от времени продолжают вздыхать, что «Things ain’t what they used to be».
Большинству иностранцев, недавно живущих в Британии, особенно бросается в глаза такая черта островитян, как скромность, порой достигающая уровня болезненного самоуничижения. На любую похвалу в стране принято отвечать чем-то вроде: «Oh, no, I am such a crap in this» («О нет, я в этом полное дерьмо»). Абсолютно трагичный вид говорящего при этом пугает иностранцев, которые обычно начинают убеждать страдающего комплексом неполноценности бритта, что он совсем не дерьмо. Фразу «Я полное дерьмо» можно услышать и из уст ведущего академика по поводу его признанных всем мировым сообществом заслуг. И от великолепной домохозяйки, недовольной слегка жестковатой курицей. И от молодого, яркого и умного студента, сидящего за пинтой пива с друзьями в баре.
На самом деле это совсем не повальная закомплексованность нации и кризис самооценки, а способ поддержать разговор. Убеждая вас в том, что он дерьмо, британец сразу убивает двух зайцев. Во-первых, получает кучу комплиментов, которых при других обстоятельствах мог бы и не услышать. А во-вторых, помогает вам. Да-да, вы не ослышались. «Опуская» себя, британец помогает вам возвыситься и подумать о том, что вы-то, по сравнению с таким «дерьмом», как он, вполне себе «ничего». Это ВАШУ самооценку подхлестывает бритт своей игрой, которую зачастую даже не осознает: настолько «I am such a crap in this» стала частью национального менталитета.
Удивительное и прекрасное качество британцев, которое мне особенно мило: они не дают советов. В случае с незнакомыми людьми это просто неприлично. А близких уж тем более нельзя доводить. Друзей и родственников в Британии принято поддерживать, что бы ужасное они ни задумали. Ведь это их решение и их жизнь, пусть даже лично вам тяжело их принять.
Осознание этого пришло ко мне после смерти врача, танцовщицы и просто красивой женщины Карен Ву. Она была глазным хирургом и, как и большинство британцев, жила в чудесном домике с садом в тихом предместье Лондона. А потом, в один прекрасный день, решила собрать благотворительные средства и отправиться в Афганистан, чтобы оказывать помощь нуждающимся. Говорят, это был «зов сердца». В Афганистане Карен сначала похитили. А потом — отрезали голову.
Никогда не забуду ее фотографию в бульварных газетах — счастливая, улыбающаяся женщина в бассейне в обнимку с голубым надувным дельфином, рядом с любящим женихом. Он потом организовал ее поминки. Туда пришли все те, кто помогал ей собирать деньги для поездки в Афганистан. Среди них был и мой приятель — джазмен Джон, который проводил для Карен благотворительные концерты. «Ну, как же так?! Ты же был ее другом. Неужели ты не понимал, чем это может обернуться, не мог ее отговорить? Зачем нужно было поддерживать ее безумную идею?» — негодовала я. «Но она же хотела поехать в Афганистан», — просто ответил Джон.
А потом ко мне пришло осознание того, что ведь это так просто и естественно: когда человек принимает выстраданное, важное для него решение, у него уже было время подумать. И никакие, даже самые лучше советы он уже не будет принимать в расчет. Вы сможете стать хорошим другом британцу, только если не будете отговаривать его, наставлять на путь истинный и критиковать его затеи, какими бы безумными они ни были. Он хочет пройтись в набедренной повязке по центру города, прыгнуть с парашютом с Биг-Бена или поехать автостопом в Катманду? Отличная идея, попросите его не забыть сделать фотографии. Если уж он что-то решил, придется поддержать его, а свое мнение оставить при себе.
 | Виктория Завьялова. Британия. Mind the Gap, или Как стать своим |