10 октября 1789 года доктор Жозеф Гильотен представил Учредительному собранию Франции приспособление для быстрого и безболезненного отсечения головы. Кроме доктора Гильотена, родителями устройства были парижский палач Сансон и фортепианный мастер Тобиас Шмидт. Всех троих соединила музыка. Сан-сон играл на скрипке, Гильотен на клавесине, а Тобиас Шмидт чинил и настраивал их инструменты. Недаром в форме гильотины есть очевидное сходство с клавесином, поставленным на попа.
Намерения у авторов были самые благие. В те времена простолюдинов лишали жизни как попало - четвертовали, варили, жгли. Головы рубили только аристократам. Но и эта привилегия была сомнительной: то топор тупой, то палач с похмелья. Демократичная новинка гарантировала преступнику любого сословия быстрое и качественное обслуживание, а само зрелище делала таким нетравматичным и увлекательным, что наш нежнейший классик Тургенев смог без обморока присутствовать на казни, подробно её описать и даже пожать «красивую, замечательной белизны» руку палача.
Доктор Гильотен - либерал, сын честного провинциального адвоката, приятель Вольтера и Руссо - надеялся, что его ноу-хау будет ступенькой к плавной отмене смертной казни. Но нельзя постепенно бросить пить, курить и убивать людей. Уже через четыре месяца после дебюта, в апреле 1792 года, мадам Гильотину по прозвищу Вдова загрузили работой по горло: едва у власти впервые в мировой истории появились технические возможности развлечь себя и народ массовым террором, она тут же ими воспользовалась.
Первые зрители расходились неудовлетворёнными, что было предсказуемо: до автоматизации к эшафотам подтягивались граждане, которые хотели слышать вопли и видеть муки. Садисты, одним словом. Обычные люди таких аттракционов не выдерживали: того же Гильотена матушка родила досрочно, простимулированная дальним воем какого-то расчленяемого бедолаги. Теперь же, когда сама процедура занимала от силы 20 секунд, когда на помост поднималось короли и королевы и живодёрня превратилась в психологический триллер, пощекотать себе нервы не отказывался никто.
В марте 1794 года сцену гильотинирования якобинца Жак-Рене Эбера посмотрело 400 тысяч человек, по сути, весь тогдашний Париж. Мадам Гильотина стала настоящим брендом. Нарасхват шли брошки, печати, серьги, браслеты и праздничные десерты в форме гильотины. Особенно популярны были марципановые куколки политиков. Блюдо с ними ставилось в центре стола, и каждый гость мог выбрать свой персонаж, обезглавить миниатюрной гильотинкой и съесть, обмакивая в малиновый сироп, вытекший из горла. Изображение гильотины украшало вывески и мебель. Думаю, на луидорах Великой французской революции её нет лишь потому, что рисунок монеты с галльским петухом утвердили до того, как весёлая Вдова вскружила головы своих соотечественников.
Самые экстравагантные модницы выстригали себе затылки, носили на шеях красные шнурки и пахли актуальным «Парфюм де Гильот». Неизвестно, из чего состоял этот аромат. Духи Guillotine, которые выпустил в 2009 году парфюмерный дом Parfums Sophiste, пахнут перчёным помидором и, по утверждению создателей, превращают покупательниц в женщин «опасных, как лезвие ножа», то есть действуют как репеллент. Во всяком случае, на российских мужчин, которым для адреналина хватает политиков, гаишников и налоговых инспекторов.
Реалити-шоу под названием «Массовый террор» показывали французам ежедневно в течение двух лет. Практичные парижанки уже брали с собой на очередной спектакль вязание, а их мужья - сыновей, чтобы «преподать им урок добродетельного поведения». С каждым днём зрелище становилось всё более и более театрализованным. Публика свистела, аплодировала, кричала «браво!», обсуждала «игру» одноразовых актёров, тиражировала для потомков их финальные реплики - королевы Марии-Антуанетты, наступившей на ногу палачу («Прошу прощения, месье, я не нарочно»), Шарлотты Корде и аббата Шарля Франсуа о гильотине («Какая интересная конструкция», «Отличное средство от мигрени»). А главное, смеялась. Смеялась над удачными остротами жертв и над собственными шутками.
Так гильотина родила гиньоль, театр ужаса, где злодеяния доведены до той степени гротеска и кича, когда уже и страшно, и одновременно смешно. Сначала от реалити-шоу отпочковался кукольный балаган, в котором друг друга терзали марионетки, а в 1897 году открылся собственно театр «Гран-Гиньоль». Его создатель Оскар Метенье в бытность свою полицейским комиссаром сопровождал смертников. Литераторы и журналисты клянчили у него приглашения на казнь, которые позволяли находиться возле Вдовы, а не за оцеплением, откуда было плохо видно. Владелец одного из первых туристических агентств, приятель Метенье, молниеносно разбогател, включив в экскурсионное меню «посещение обезглавливания». Наконец однажды комиссара осенило, и скоро в купленной им готической часовенке в тупике Шапталь начало твориться такое, что украинский нетопырь Вий показался бы гоголевскому бурсаку милягой Шреком. На сцене стонали актёры, истязаемые всеми известными человечеству способами, за решётками специальных лож стонали пары, занятые любовью, по рядам пробирался к очередному, закошмаренному до обморока зрителю дежурный врач, и всё это ещё не называлось хоррором, но уже было им. Так гильотина вошла в искусство.