Лиза мечтала стать знаменитой писательницей-детективщицей и для осуществления своей мечты не придумала ничего лучшего, чем устроиться в полицию. Конечно, оказалось, что действительность имеет мало общего с ее романтическими представлениями об этой работе, но одно дело зацепило ее за живое: Лариса Парамонова, вдова известного бизнесмена, получает письма с угрозами… от своего погибшего мужа! Покойник упрекает ее в супружеской неверности и упоминает детали, которые могли знать только они двое… У Лизы и ее напарника сразу возникло подозрение: Вячеслав Парамонов инсценировал свою гибель, ведь незадолго до смерти он наделал огромных долгов и не сумел расплатиться. Но если ему успешно удалось скрыться от кредиторов, зачем он теперь так глупо себя выдает?..
Глава из книги:
Четверг, 4 апреля. Утро – день – вечер
«Уииии! Гыр-гыр-гыр! Мать, мать, мать!»
Начинается новый день. Но экскаватор, к счастью, сломался.
Цветы, посланные незнакомцем, изгнаны на кухню. И хотя все московские цветы увядают на второй же день, эти, похоже, собираются стоять еще долго.
«Дзззынь!» – само собой, телефон.
И само собой, это моя мать.
– Представляешь, они его поймали!
Кого, спрашивается? Но мама уже все выкладывает без утайки. Дело в том, что некий гражданин, спустивший все свое состояние в европейских казино и подозревающий, что его азарт – следствие того, что его сглазили злонамеренные враги, надо полагать, директор казино как раз входил в их число, пожелал во что бы то ни стало попасть к Агриппине, чтобы, так сказать, снять порчу. Напомню, все, что у него было, он проиграл, стало быть, денег на прием у него тоже не имелось. Тогда он разузнал, где жила знаменитая ворожея, и решил подкараулить ее у дома. Караулил день-другой, и все без толку. То ли на третий, то ли на четвертый день он по каким-то своим надобностям забежал в соседний двор и как раз своими глазами увидел хмурого типа, который зашел к ворожее через черный ход. Через некоторое время она покинула квартиру, но через окно, а еще до того гражданин отправился восвояси, потому что ему захотелось промочить горло, и вдобавок открылось, что его сглазила черная кошка, которая в прошлом году не так на него посмотрела. В общем, гражданин сначала топил горе в вине и водке, потом опохмелялся, а когда он окончательно проспался, то узнал о свершившемся убийстве. Так как гражданин был сознательным человеком, он немедля отправился (в полицию? нет, не угадали) в редакцию знаменитой желтушной газеты и с потрохами сдал типа, который любит лазить по черным ходам. Начальство узнало о готовящейся статье, как именно – история умалчивает, намылило шею Зарубину и отправило его на розыски свидетеля. Доставленный на допрос, тот без колебаний опознал таинственного незнакомца как Карасева Андрея Викторовича, 1979 года рождения, бывшего охранника Агриппины. Мало того, в ходе следствия выяснилось, что влюбчивая донна опрометчиво завещала охраннику все свое имущество общей суммой не то два, не то три десятка миллионов евро, так что у хмурого красавца оказался более чем веский повод помочь ей до срока вознестись на небеса. Финал.
– Представляешь, – взволнованно трещала мама, – и ведь все оказалось так просто! А ведь чего только не говорили об этом убийстве!
– В нашей работе это случается сплошь и рядом, – отозвалась я. – Ищешь, ломаешь голову, корпишь над уликами, а истина-то оказывается совсем рядом.
На этот раз я приехала на работу раньше Ласточкина и, воспользовавшись минутой, позвонила Стасу, чтобы поздравить его с успешным завершением дела.
– Да, пришлось повозиться, – зевнул он. – Упорный парень этот Карасев! Главное, он до сих пор отрицает, что выбросил ее в окно. Говорит, что пришел к ней требовать деньги за работу, которые она не хотела отдавать. Они поругались, он схватил ее за руки и оттолкнул.
– А, вот откуда взялись эти синяки, – протянула я. – А дальше-то что было?
– Я думаю, у них произошла ссора, он начал ее душить и в припадке ярости вытолкнул в окно. Я уже опрашивал людей из офиса, все сходятся на том, что он был вспыльчивый тип. Я предложил ему чистосердечное, но он стоит на своем. Мол, когда он уходил, Агриппина была жива и здорова, и он ее не убивал, хоть она и порядком его достала. Самое смешное, что, если бы не показания этого пьянчужки, черта с два я бы смог припереть Карасева к стенке. Он уже и алиби себе правдоподобное придумал – не подкопаешься.
В дверях показался Паша, и я, наскоро закончив разговор, повесила трубку.
– Сплетничаем? – проворчал мой напарник.
– Собираем информацию, – парировала я. – Хочу вставить этот случай в свой роман. Все-таки нашумевшее дело.
– Как название романа?
– Еще не придумала. Паш, можно тебе задать личный вопрос?
Мне показалось или капитан слегка напрягся?
– Валяй, – помедлив, сказал он.
– Мне надо будет объяснить читателям, почему ты взял меня в полицию. Ведь никто больше не хотел меня брать. Так что мне написать?
Ласточкин озадаченно моргнул:
– Ну… Понимаешь, это довольно сложно объяснить.
– Ничего, ты как-нибудь все же объясни, а я потом для читателей напишу вкратце.
– Ладно, – решился Паша. – Короче, я тогда работал над одним муторным делом. Свидетельница, зараза, попалась тертая тетка, а я точно знал, что она в этом замешана… только доказательств у меня не было. В общем, я подумал, что, если она увидит тебя, она… ну, она расслабится и выдаст себя. Просто у тебя лицо человека, которому ну совершенно нечего делать в полиции. А когда сыщика считают дурачком… то есть не очень умным, подозреваемый расслабляется и говорит больше, чем следует… Так оно и вышло. Она проговорилась и даже не заметила этого… Это сработало не только в тот раз, но и в других случаях. Раньше у меня было полно висяков, а теперь благодаря тебе мы доводим до конца каждое дело. У меня еще никогда не было такой полосы везения…
– Паша, – жалобно сказала я, – про систему плохой и хороший полицейский я слышала, и не раз. Но чтобы умный полицейский – глупый полицейский… Это что-то совершенно новое!
– Ты, Лиза, совершенно не глупа, – сердито ответил мой напарник. – Я неудачно выразился, прости меня, пожалуйста. Просто ты производишь определенное впечатление на людей, сама не отдавая в этом отчета. Даже такой мерзавец, как Арбатов, и тот был озадачен, когда тебя увидел. Сыщики, Лиза, они ведь разные бывают. Тебе надо знать свои сильные и слабые стороны, если ты собираешься заниматься этим делом всерьез. Твоя слабая сторона – отсутствие опыта, сильная – именно то, что я сказал. Ты вызываешь людей на откровенность, даже когда они изначально настроены на то, чтобы не сболтнуть лишнего. И самое главное – у тебя это выходит совершенно естественно, ты даже не притворяешься.
Голова у меня уже шла кругом.
– Знаешь что, – сказала я, – для читателей я, наверное, придумаю объяснение попроще. Если вообще когда-нибудь напишу роман о том, как попала сюда… Кстати, – быстренько сменила я тему, – что у нас на сегодня?
– Великосветские визиты. Плюс я пишу бумагу – запрос на эксгумацию Владислава Парамонова.
– Не пройдет, – сказала я. – Недостаточно оснований.
– Раз Арбатов заинтересован в этом деле, оснований более чем достаточно, – возразил Ласточкин. – Позвони ему.
– Я???
– Да, ты.
– С какой стати?
– С такой, что я с ним разговаривать не буду. Придется тебе.
– И что мне ему сказать? – возмутилась я.
– Что хочешь. Главное – чтобы он поддержал мой запрос, а там пусть катится к черту.
– Но я не знаю его номера!
– Зато я знаю.
Пыхтя от раздражения, как кипящий на вулкане чайник, я набрала номер, который мне продиктовал Ласточкин, и мысленно пожелала, чтобы абонент отсутствовал или провалился ко всем чертям.
– Алло! – прозвенел в трубке голос Арбатова, и, поморщившись, я машинально отставила ее от уха.
– Алло, Юрий Данилович, это Лиза вас беспокоит.
– Зовите меня просто Юрий.
Да ты наглец, милый мой! Как будто я не знаю, что скрывается за этими «зовите меня просто»… Стоп! Я что, в самом деле написала «милый мой»? Этого еще не хватало! Вот так оговорочка… Вычеркну из текста ко всем чертям, и никто никогда не узнает…
– Мы тут составляем запрос на эксгумацию известного вам товарища. Так, для проверки. – «Боже, что я несу?»
– Боюсь, эксгумация ничего не даст, – отозвался мой собеседник, и я почти воочию увидела, как он усмехается. – Дело в том, что от так называемого товарища Парамонова не слишком много осталось.
– Ну, тем не менее, тем не менее… Вдруг от него осталось именно то, что нам нужно!
Паша поднял глаза от бумаги, пристально взглянул на меня и со вздохом покачал головой. Я прыснула.
– Э… Ну… – в замешательстве отозвался Арбатов, – если вы и впрямь считаете, что это поможет… Хорошо. Вы получите разрешение.
– До свиданья, – поспешно брякнула я, обрадовавшись, что этот нелепый разговор так быстро подошел к концу.
– До свидания. Э, скажите, Лиза, а как вам…
Но я уже повесила трубку.
Тихомирова на месте не было. Ласточкин вручил бумагу Морозову и попросил дать ей ход, объяснив, для чего нам это нужно.
– Хорошо, – сказал Морозов и как-то остро взглянул на нас, – я сделаю это. Только вы смотрите, ребята, не вляпайтесь. – В тоне его проскользнула нарочитая многозначительность, которая мне не понравилась.
«Черт! Он наверняка узнал о визите Арбатова и решил, что этот сукин сын купил нас… Ну и что? Пусть думает что хочет. Мы занимаемся делом, вот и все… И взяток мы ни от кого не брали».
Затем мы с Пашей отправились на великосветские визиты. Из обычного московского района мы угодили в самое сердце Долларово-Успенского заповедника для миллионеров. Где женщины расхаживают исключительно в бриллиантах и эксклюзивных шмотках, где полы из мрамора, унитазы из чистого золота, а чашечка кофе в забегаловке стоит 1000 рублей.
Все это, в сущности, лишь шелуха, а настоящая жизнь там такая же, как и везде. Люди любят, ненавидят, работают, отдыхают, и женщины точно так же боятся, что у них уведут мужей, и дети так же не любят делать уроки, как любые другие дети на свете.
Собственно говоря, мы приехали сюда не для ознакомления с достопримечательностями, а чтобы поговорить с матерью предположительно покойного Владислава Парамонова, его сестрой Ладой и первой женой Зиной. С первыми двумя было проще, потому что они жили в одном доме, и мы решили начать с них.
Увы, особой беседы не получилось, как не может получиться беседы у того, кто считает себя хозяином жизни, с тем, на кого он взирает как на какое-то бесполезное, никчемное насекомое. В глазах Натальи Петровны, матери Владислава, такими насекомыми были как раз мы с Ласточкиным. Ведь мы работали в полиции, получали за это какие-то смехотворные деньги и за эти жалкие деньги ежечасно и нелепо рисковали своими жизнями.
Внешне Наталья Петровна больше всего смахивала на любезную гиену с мундштуком, с которым, похоже, она никогда не расставалась. Со всеми, кто попадал в поле ее зрения, она разговаривала сквозь зубы, но я не сомневалась, что если бы ей встретился какой-нибудь влиятельный олигарх, то она лебезила бы перед ним, как могла, и ее улыбка была бы столь широка, что углы рта рисковали соединиться на затылке, как у Шалтая-Болтая. Впрочем, при ее подтяжках это прискорбное событие и так могло случиться в любой миг.
Кое-что, разумеется, нам удалось у нее узнать, хотя сведения эти были довольно скудны и не представляли особого интереса. По ее словам, Наталья Петровна не чаяла души в своем сыне. Он был толковый мальчик, в отличие от своей сестры, которая никак не отвыкнет думать местом, в котором нет мозга. Эти слова были произнесены с такой ядовитой улыбкой, что от нее в окрестностях наверняка передохли все тараканы. Наталья Петровна предупреждала Ладу, что из ее брака с этим типом не выйдет ничего хорошего. Но все дети одинаковы – им бы только поступить наперекор матери. Вздох, пожимание острыми плечами. Вот и Слава, хоть и такой умный, женился первый раз на этой мерзкой Зине, которая его обобрала, а второй раз на Ларисе, которая вообще ни на что не годится. И вот ее мальчик умер, а эта женщина, которая даже не смогла родить ему ребенка, жива!
– Вы общаетесь с Ларисой Владимировной? – спросил Паша. – Вы знаете, как она живет?
Наталья Петровна фыркнула, чуть не проглотив свой мундштук. Ей нет дела до этой профурсетки, и точка.
Буря не замедлила разразиться, как только Ласточкин намекнул, что, может быть, Слава вовсе не умер, а как раз наоборот. Наталья Петровна остолбенела, но только на мгновение. Как мы смеем! Издеваться над ее горем! В ее доме! Прочь! Мерзкие, продажные, гнусные…
– Не кипятитесь, мадам, – сказала я, так как проклятая старуха уже меня порядком достала. – Не то вставная челюсть вывалится.
Наталья Петровна разинула рот. Очевидно, ей никто никогда не осмеливался перечить, да еще в таком тоне. Воспользовавшись временной передышкой, мы ушли.
– Стерва! – в сердцах сказал Ласточкин, когда мы вышли из дома. – Старая стерва!
В саду мы столкнулись с Ладой, которая возвращалась из своего фитнес-клуба. Первым делом она сообщила нам, что у нее нет времени для разговоров.
– Мы расследуем убийство вашего брата, – сказал Ласточкин. Справедливости ради следует заметить, что это было почти правдой.
– Можно подумать, его это воскресит, – фыркнула Лада.
Однако она все же смилостивилась и дала нам две минуты на расспросы. Ласточкин спросил, дружил ли Владислав с ее мужем.
– Да нет, никакой особой дружбы у них не было. Да и сталкивались они не слишком часто.
Следующий вопрос Ласточкина был о Ларисе: знает ли Лада, что с ней сейчас происходит.
– А на кой она мне сдалась? – был ответ.
Потерпев неудачу у Парамоновых, мы отправились к первой жене Владислава. К нашему облегчению, Зина оказалась гораздо проще и приятнее в общении: неутомимая хохотушка с прекрасными зубами. Толку от нее, впрочем, тоже было мало, потому что она не общалась с Парамоновым со времени своего развода. Почему она его бросила? Да потому, что он изменял ей направо и налево, и ей это надоело. Мог ли Владислав Парамонов инсценировать свою смерть и исчезнуть? Конечно, мог, ведь он всегда был такой хитрой бестией!
«Долларово-Успенская эпопея» подошла к своему плачевному концу, и мы отправились к Ларисе Парамоновой, поговорить с ней и заодно познакомиться с Николаем Рыбниковым.
Признаться, Лариса Парамонова занимала меня едва ли не больше, чем ее продуманный муж. Если читатель помнит, недавно я выдвинула довольно убедительную версию, что вдова была сообщницей предполагаемого покойника в его темных делишках, но по некоторым причинам решила его сдать. Потому что, если в голове у Владислава Парамонова имелась хоть капля вещества, похожего на мозг, он никогда не стал бы посылать жене подобные письма. Однако тот факт, что Лариса ходила на прием к знаменитой Агриппине справляться об умершем муже, начисто разрушал мою теорию, и я вчера призналась в этом Ласточкину, как только Зарубин и Колесников покинули отделение.
– Она могла навестить ясновидящую для отвода глаз, – буркнул в ответ Павел. – По твоей теории выходит, что она прекрасно сознавала, что люди Арбатова не выпускают ее из виду. Тогда она поддерживала мужа, потому и решилась на этот шаг. Вот тебе и объяснение, которое, кстати, ничуть не противоречит твоей версии.
– Да ерунда все это – версии, объяснения! – отмахнулась я. – Не может же она быть гениальной актрисой, в конце концов! Играть так, чтобы ни я, ни ты даже тени сомнения не почувствовали… Ты видел ее лицо, когда она пришла к нам? Что, скажешь, она все это симулировала?
– Иными словами, ты ей доверяешь, – подытожил мой напарник.
– Я привыкла в принципе никому не доверять, – важно ответила я. – Такая уж у меня работа.
– То есть ты все-таки подозреваешь ее?
– Паша, ты же знаешь, я терпеть не могу все эти «если бы да кабы». Мне нужна твердая почва, на которой я могу стоять. А пока мы пытаемся решить уравнение, в котором слишком много неизвестных.
Дверь нам открыл Николай Рыбников. Это был плечистый немногословный мужчина с простым лицом. Лариса сидела в гостиной, сцепив пальцы. В ярком дневном свете лицо ее казалось поблекшим и измученным.
– Вот, – она кивнула на конверт, лежащий на одноногом стеклянном столике. – Я не открывала его, как вы и просили.
Ласточкин вытащил из кармана перчатки, надел их, аккуратно вскрыл конверт и извлек из него листок, исписанный от руки. Почерк, насколько я могла судить, был тот же, что и в предыдущих письмах. Паша прочитал письмо, хмурясь.
– Может быть, вы захотите взглянуть… – держа листок за уголки, он развернул его к молодой женщине.
Лариса прочитала написанное, как-то съежилась и поблекла еще больше.
– Это похоже на стиль вашего мужа? Я имею в виду, все эти обвинения в измене и слова о том, что вы заслужили все несчастья, которые могут обрушиться на вас.
– Слава был очень ревнив, – еле слышно пробормотала Лариса. – Очень. Он ужасно злился, когда я… когда мне оказывали знаки внимания… Господи! – Она закрыла лицо руками и расплакалась.
– Ну и что вы намерены с этим делать? – спросил Рыбников, мрачно косясь на нас. – Ведь это же какой-то бред!
– Прежде всего мы намерены установить автора письма, – спокойно ответил мой напарник, пряча письмо и конверт в пакет для вещественных доказательств. – Все дальнейшие действия будут зависеть от того, кем этот автор окажется.
Интересно, скажет он вдове, что мы направили запрос на эксгумацию трупа, или нет?
– По-моему, – сказал Рыбников, стиснув челюсти, – это какой-то урод, которому нравится издеваться над Ларисой. – Он неловко погладил ее плечо, дрожавшее от плача.
– Мы не исключаем и этого, – отозвался Ласточкин. – Вообще-то мы полагаем, что к письмам может иметь непосредственное отношение некий Юрий Данилович Арбатов. Слышали о таком?
Лариса вздрогнула и отняла ладони от лица:
– Арбатов? Тот, кому Слава был должен?
– Именно так.
– А зачем он это делает? – пробормотал опешивший Рыбников.
Ласточкин вздохнул:
– Юрий Данилович подозревает, что ваш муж жив и скрылся в неизвестном направлении, инсценировав свою смерть. Как его жена, вы можете знать, где он находится. Не исключено, что таким странным способом Арбатов просто пытается вас… э… спровоцировать, чтобы вы выдали своего мужа.
– Боже, как глупо, – устало промолвила Лариса. – Как это глупо. Нет, Арбатов не может… Я, конечно, не знаю, что у него на уме… Но почерк мужа!
– Любой почерк можно подделать.
– Да? А как же быть со всеми мелочами, которые могли знать только Слава и я? И то, что я ему сказала при луне у окна венецианского отеля… помните, в предыдущем письме?.. Откуда Арбатов мог об этом узнать?
– Ну, мало ли откуда, – пробурчал Ласточкин. – Если ваш муж не держал язык за зубами…
Лариса зябко обхватила себя руками. Развившаяся прядь волос повисла вдоль ее щеки.
– Мне не следовало к вам приходить. Я же знаю, кто пишет эти письма – человек, которого больше нет среди живых.
– Извините, Лариса Владимировна, – очень вежливо промолвил Ласточкин, – но это совершенно исключено. Даже если ваш муж отправляет эти письма, в чем, кстати сказать, я сильно сомневаюсь, это означает только одно: он жив.
Молодая женщина с испугом взглянула на него.
– Как – жив? Да что вы такое говорите! Он погиб, его взорвали! Его могила на Ваганьковском кладбище!
– Вы видели его тело? Вы опознали его? Это точно был он?
Рыбников нахмурился и послал капитану угрожающий взгляд, на который, впрочем, тот не обратил ни малейшего внимания.
– Это было ужасно, – сказала Лариса, отворачиваясь. – Какие-то лохмотья… кольцо на руке, а рука отдельно от тела… – Она содрогнулась. – Я упала в обморок. Простите, но я… я до сих пор не могу спокойно говорить об этом.
– То есть тело было изувечено до неузнаваемости, – подвел итог Ласточкин. – А значит, остается все же вероятность того, что ваш муж сбежал.
Лариса подперла лоб рукой. В комнате повисло тягостное молчание.
– Я не знаю, что вы там вбили себе в голову, но мой муж мертв, – наконец проговорила она. – Это совершенно точно.
– У вас есть непреложные доказательства его смерти? – осведомился капитан.
– Да, есть, – ответила Лариса, смело взглянув ему в лицо. – Когда пришло первое письмо, я обратилась к одной женщине, которая разбирается в таких делах. Она помогла мне установить контакт с духом бедного Славы.
– А-а… – протянул Ласточкин, и в глазах его блеснуло лукавство. – Сниму приворот, сделанный на вашего мужа соперницей, излечу от рака, диареи и импотенции, предскажу будущее, приворожу любимого навечно и помогу вам установить контакт с вашими умершими родственниками и близкими. – Он прищурился: – Вы случайно не об Агриппине говорите?
Лариса выпрямилась:
– Да, я действительно была у нее. А что, это преступление?
– С чего вы взяли? – Ласточкин сделал невинное лицо. – Тем более что до меня доходили слухи, что Агриппина действительно была мастером своего дела.
– Да, она была очень хорошая, – подтвердила успокоившаяся Лариса. – И отзывчивая. Я призналась ей, что, как верующая, я не очень одобряю ее приемы, но она заверила меня, что она все понимает. Кроме того, она говорила, что пользуется только белой магией.
– Надо же, как интересно, – заметил Павел. – А сколько раз вообще вы с ней встречались?
– Три. Два раза контакт срывался, потому что установить связь с духом умершего не так просто, вы же сами понимаете…
– И все три раза вы платили за визит?
– Разумеется.
Я почувствовала, что у Ласточкина на языке вертится резкое слово, но, каким бы оно ни было, он сделал над собой героическое усилие и проглотил его.
– Расскажите мне про контакт, пожалуйста. Если вам не трудно.
Похоже, Лариса пребывала в затруднении.
– Вы видели вашего мужа? – мягко, но настойчиво продолжал Ласточкин. – Может быть, говорили с ним?
– Нет. Это был не совсем разговор, но он подавал мне знаки. Я… я спросила у него, помнит ли он обо мне, и он ответил «да». Я хотела знать, сердится ли он на меня, и ответ был какой-то странный: и да, и нет, как объяснил Геннадий.
– Что за Геннадий? – поинтересовался Ласточкин.
– Помощник Агриппины. Первый раз сеанс проводила она, а второй и третий – этот Геннадий. Агриппина говорила, что среди ее помощников он самый талантливый.
Николай Рыбников молчал, уставившись в стену, но даже затылок его выражал неодобрение. Чувствовалось, что он крепко стоит на земле и вовсе не склонен доверять всей этой мистике, попахивающей непонятно чем.
– Что еще сказал вам муж на вашем, э-э, свидании?
Лариса закусила губу.
– Я хотела спросить, кто его убил. Говорят, духи знают все…
– И что же он вам сказал?
– Я задала вопрос, но тут контакт неожиданно прервался.
Ласточкин улыбнулся. Глаза его мерцали.
– И, разумеется, вас пригласили прийти еще, – шепнул он.
– Да, – несколько растерянно подтвердила Лариса. – Но этот Геннадий… он меня напугал. Когда я уходила, он стал так настойчиво выспрашивать, не хочу ли я узнать свое будущее или кого-нибудь приворожить… и все таким странным тоном… Мне сделалось не по себе, и я ушла.
– Вздор это все, – проскрежетал Рыбников. – Вытягивают деньги из людей, шарлатаны паршивые… Главное, сколько в газетах про это пишут, а все равно находятся, – он покосился на Ларису, – такие, что к ним идут.
– Да, Коля мне все время твердил об этом, – пробормотала Лариса. – Но эта женщина… Агриппина… Она производила такое хорошее впечатление… И у нее такие знаменитые клиенты…
Что ж, как сказал мой знакомый, неизвестный (пока) актер Новицкий, слава еще никому не мешала быть дураком.
– Лариса Владимировна, давайте говорить начистоту. – Капитан подался вперед, его глаза впились в лицо молодой женщины. – Скажите, только откровенно: неужели вы и впрямь верите, что дух вашего мужа может достать где-то конверт, написать письмо ручкой, купленной на небесах, и послать его вам? Вы, вот вы, верите во все это?
Лариса, не поднимая глаз, разглаживала складку на юбке. Пальцы ее дрожали.
– Я не знаю, чему верить… Умом я понимаю, что этого не может быть, но ведь письма… ведь они есть… и это не мираж… Но если вы правы… и кто-то другой это делает… но зачем? Я никому не сделала ничего плохого…
– Я вам верю, – отозвался Ласточкин, не вдаваясь в уточнения, что невозможно прожить на земле и пяти минут без того, чтобы не насолить кому-нибудь. – Однако давайте не будем забывать, что вы были связаны с человеком, который вряд ли являлся ангелом. Мир бизнеса жесток, и это еще слабо сказано. Мы, конечно, приложим все усилия, чтобы отыскать автора писем, но вы все-таки постарайтесь вспомнить, не было ли у него каких-нибудь врагов, которые могли перенести свою неприязнь на вас. Заодно подумайте, нет ли у вас личных недоброжелателей, которые могли бы отомстить вам таким изощренным образом. У этих писем должно быть реальное объяснение, слышите? Реальное! И, если вы вдруг что-то вспомните, немедленно звоните мне. Потому что это может оказаться куда важнее, чем вы думаете.
 | Валерия Вербинина. Где-то на земле есть рай |