Один извозчик, везшии Федора Ивановича Шаляпина, спросил: «Ты, барин, чем занимаешься?» Прославленный бас честно ответил: «Пою». Извозчик уточнил вопрос: «Дело хорошее, я тоже пою. А на жизнь чем зарабатываешь?»
Вроде бы смешно — а ведь логично! Если делаешь то, что самому тебе нравится, — к чему еще и платить тебе за это?
Тем не менее платят — и порой неплохо. Я всю жизнь делаю только то, что мне самому доставляет огромное удовольствие, — и всегда находятся желающие выдать мне за это зарплату или гонорар. Причем, как правило, заметно выше среднеотраслевых расценок.
Одна из причин щедрости моих работодателей очевидна. То, что человеку нравится, он обычно делает лучше среднего уровня. Оплата же обычно примерно соответствует качеству результата.
Но важно еще и то, что человеку, как правило, доставляет немалое удовольствие использовать все свои возможности, напрягать все свои силы. Чем сложнее труд, тем больше в нем возможностей самовыражения и самосовершенствования — а значит, больше возможное удовольствие от него.
Замечательный жокей Ричард Фрэнсис после ухода из профессионального спорта вплоть до самой своей смерти в 2010-м писал по одному детективу в год — и написал их более сорока. Действие в каждом из них неизменно было связано со скачками. Автор на основании своего личного опыта (ибо начинал он как любитель) и многолетнего общения с множеством других наездников постоянно подчеркивает: главное, что влечет в конный спорт, — возможность работать и жить в полную силу.
Уже более трех десятилетий участвую в другом спорте — интеллектуальном. Ежегодно езжу на десяток-два турниров. За свой счет: спортивные игры (в отличие от телевизионных) у нас идут в формате, заточенном под интересы игроков, а не зрителей, — поэтому спонсоров не привлекают. Потратил на поездки и турнирные взносы (из них формируются гонорары авторов вопросов и оплата аренды игровых залов) уже гораздо больше того, что выиграл под прицелом телекамер. Ибо участие в серьезных соревнованиях — само по себе источник такого удовольствия, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Более того, когда одновременно проводится несколько турниров, команда, в которой я играю, обычно выбирает тот, где участники сильнее: что толку даже в победе, если ради нее не пришлось всерьез напрягаться!
Так же и в работе. По диплому я инженер-теплофизик. Но сразу после института пошел в программисты. Не только потому, что сам процесс программирования, освоенный ради решения некоторых теплофизических задач, мне понравился больше самого процесса решения. Но и потому, что в начале 1970-х годов методика программирования только зарождалась, тогда как методы теплофизики были уже отшлифованы несколькими поколениями исследователей. Идти по неизведанному пути труднее, а потому интереснее.
В бытность мою программистом все мои коллеги были уверены: те, кто переучился из других специальностей, программируют в среднем лучше тех, кто с первого курса учился именно этому делу. Понятно: переучиваются на новую специальность именно те, у кого получается хорошо; те, у кого не выходит, возвращаются к прежнему делу. Важно и подробное представление о какой-то другой сфере деятельности: разносторонние ассоциации расширяют кругозор и позволяют действовать разнообразнее. Но существенно и стремление опробовать новые возможности, проявить себя в новом деле, развить собственные способности. Насколько мне известно, и во многих других профессиях картина примерно та же: пришедшие из других сфер в среднем лучше обученных только данному делу.
В советское время управленческую карьеру обязательно начинали с работы и учебы по какой-то практической специальности. Ничего подобного нынешним факультетам, готовящим мастеров делового администрирования прямо из вчерашних школьников, тогда не было: все понимали — управлять можно только тем, что умеешь хоть в минимальной степени делать сам. И уже среди тех, кто освоил выбранное дело, отбирались желающие попробовать себя еще и в руководстве другими.
Довелось и мне по служебным обстоятельствам восемь лет возглавлять группу из пяти программисток. Но при первой возможности — со скандалом, с потерей в зарплате и названии должности — вернулся в рядовые программисты: убедился, что руководить могу разве что самим собой — и то с трудом. Зато перешел при этом в общесистемный отдел, ибо к тому времени уже шесть лет решал именно системные задачи: они мне нравились больше, а прикладные переложил на пять подчиненных.
Понятно: не все, что нравится делать, приносит общественно полезные плоды в количестве, достаточном для прокормления. Поэтому свободный выбор направлений деятельности неотделим от возможности саморазвития, самосовершенствования — дабы иметь возможность делать все больше и все лучше.
Карл Маркс пришел к социализму именно с этой стороны. Еще в экономических рукописях 1844 года он отметил: свободное развитие каждого — условие свободного развития всех. И сделал отсюда вывод: лучше то общество, что оставляет гражданам больше свободного времени для развития.
Иосиф Виссарионович Джугашвили в брошюре «Экономические проблемы социализма в СССР» в 1952-м добавил: одного времени мало — нужны еще материальные предпосылки (от спортивных залов до концертных, от парков до стадионов, от вечерних школ до библиотек). Он же подсчитал: саморазвитие станет действительно массовым и популярным занятием, когда необходимое рабочее время — нужное не только для жизнеобеспечения, но и для обновления производственных мощностей, научных исследований и прочих способов развития уже на уровне общества в целом — сократится до 30 часов в неделю.
Страны, все еще почему-то именующие себя развитыми, теоретически уже давно могли бы выйти на этот рубеж. Но предпочли наращивать потребление, гнаться за непрерывным мелочным обновлением — вроде давно рекламируемой в Соединенных Штатах Америки ежегодной замены автомобиля. Это заметно увеличивает среднее рабочее время — а значит, мешает развитию. Увы, рыночный механизм заточен под извлечение прибыли простейшим из путей, возможных в данный момент. Пока не придуман способ сделать самосовершенствование прибыльным для других (а не только для самого совершенствующегося), общество не стимулирует его.
Тем не менее в современном мире непрерывно растет доля людей, чей труд требует высокой квалификации, долгого обучения, а то и немалых природных способностей (как у Шаляпина, чей голос, конечно, был развит многолетними упражнениями, но ему изначально было что развивать). Заслуживает ли такой труд соответственно высокой оплаты? Ведь он и сам по себе доставляет такое удовольствие, что со стороны кажется вовсе не трудом, а развлечением. Тот же Шаляпин пел в юности вовсе бесплатно, как и беседовавший с ним извозчик. Да и я, будучи программистом, искал не зарплату, а задачи.
Полагаю, каждый, кто всерьез попытается экономить на квалифицированном труде, обречен на стратегический проигрыш. Даже не потому, что его сотрудники сочтут такое поведение неуважением к себе и пойдут искать работодателя посерьезнее. А еще и потому, что самосовершенствование требует, как отмечал Джугашвили, немалых усилий и ресурсов. Без надлежащего возмещения этих затрат оно прекратится. Никакой энтузиазм не может долго заменять необходимое материальное обеспечение.
Многие работодатели опасаются: оплатишь работнику переподготовку — а он уйдет туда, где повышенная квалификация более востребована. Ведь почти на каждом предприятии — свой предел необходимой сложности труда. Но на смену работнику, усовершенствовавшемуся сверх этого предела, неизбежно придет новый — также ставший лучше, чем нужно на его предыдущем рабочем месте. Строго по Марксу: развитие каждого в конечном счете обеспечивает развитие всего общества. И затраты каждого работодателя окупаются как лучшей работой его сотрудников, не перешедших никуда, так и аналогичными затратами тех, кто готовил пришедших к нему новичков.
Итак, будем совершенствоваться сами и по мере сил своих предоставлять возможности совершенствования другим. Потому что полезнейшее занятие — подняться не над другими, а над самим собой.
(с) Анатолий Вассерман