вторник, 18 февраля 2014 г.

Кирилл Юрченко. Грозный. Пес, который искал человека

Реализован самый страшный сценарий ближайшего будущего: на свободу вырвался смертоносный вирус, выкашивающий города и страны. Опустели населенные пункты, люди выживают кто как может, повсеместно свирепствуют банды мародеров…

В результате рискованных медицинских экспериментов на свет появился не только вирус, но и собака-телепат по кличке Грозный. Собака не может обходиться без человека. Но и те люди, к которым прибьется пес, вскоре уже не смогут обходиться без него. Грозный способен вытащить своих друзей-хозяев из самых гибельных передряг, способен почуять то, что недоступно человеку.

Отрывок из книги:

Сухая земля хорошо сохраняла запахи, а след того большого существа, которое утащило Андрея, был заведомо свежее остальных. Иногда он становился сильнее – так было, если грузовик снижал скорость и запах от колес крепче въедался в почву, да еще оставались следы масла, подтекающего с картера, их тоже ни с чем нельзя было спутать.

Однажды Грозный почувствовал запах Андрея там, где чинили грузовик и где отряд провел ночь. Это открытие придало ему сил и решимости. Он старательно обследовал то место и оставленные Андреем следы – возле реки, рядом с догоревшим костром. Заинтересовал Грозного и запах четырехлапого существа, который имел какой-то родственный оттенок. Этих следов тоже было много, и Грозный с интересом обследовал весь недолгий маршрут чужой собаки, которая почти всегда держалась рядом с одними и теми же человеческими следами.


Все отпечатки исчезали там, где врезался в дорогу след от колес грузовика, который звал Грозного идти дальше.

Наступил вечер, за ним подоспела ночь, а он, позабыв об усталости, все шел и шел в единственно верном направлении. Даже если от дороги уходили ответвления, он пока еще безошибочно выбирал нужный путь, несмотря на то, что запах начинал выветриваться и с каждым часом становился все слабее: как бы ни старался Грозный, он не мог соперничать в скорости с машиной.

Среди ночи полил дождь, иногда вставал плотной стеной. Верхний слой шерсти Грозного отяжелел, идти стало трудней, лапы скользили по грязи. След терял свою силу, прерывался, иногда подолгу не показывал себя, и это выматывало пса, особенно когда такое случалось на перекрестках и приходилось вынюхивать буквально каждый сантиметр, а иногда возвращаться, если по ошибке он выбирал не ту дорогу.

Но вот перед Грозным возникла новая развилка, где чуть угадываемые в чавкающей глине следы почему-то разошлись в обе стороны. Это сбило пса с толку.

Одна дорога уходила к реке, другая шла через степь. Грозный нервно скулил и носился по лужам, выбирая то первую дорогу, то вторую. Наконец, пробежал по первой недолго – запах исчез. Он вернулся и пошел по другому пути, но и там произошло то же самое: след вскоре пропал. К тому времени Грозный порядком измотался и со второй дороги не стал возвращаться к перекрестку, рассчитывая, что нужный ему запах вскоре проявится вновь, как это уже случалось.

Он не мог знать, что на той развилке грузовик, в котором везли Андрея, проскочил вперед сначала по одной дороге, а затем сдал назад и направился ниже, вдоль реки. Потому и раздваивался след. Таким образом капитан Кит хотел срезать путь до отделившейся группы: карта в навигаторе подсказывала, что дорога вдоль берега гораздо короче, пусть и плохая на вид, вся в колдобинах. Дождем в ту минуту даже не пахло.

А след на прежней дороге остался – его и выбрал по ошибке пес…


К утру погода вновь переменилась. Тучи иссякли, постепенно растворились, отдав земле всю свою влагу. Выглянуло яркое солнце, ветра почти не было и над дорогой зыбилось марево испарений. Не прошло и часа, как застрекотали, зажужжали, запищали насекомые. Становилось жарко, как будто и не осень была, а середина лета.

Грозный сошел с дороги и улегся во влажную траву, еще хранившую ночную прохладу. Он очень сильно устал, подушечки лап гудели от напряжения. Раскрыв пасть, он тяжело дышал, и густые слюни текли с высунутого языка. Дыхание постепенно успокоилось, но едва Грозный поднялся, как слабость взяла свое: на дрожащих ногах он не сделал и нескольких шагов. Снова развалился в траве и незаметно уснул. Он и без того проделал огромный путь.

Разбудил Грозного шаркающий звук с дороги, похожий на чьи-то шаги.

«Человек?..»

Молодой пес никогда воочию не видел других людей – неровное изображение с экрана ноутбука и воспоминания матери были не в счет, и до сих пор он только догадывался об их существовании.

Грозный прислушался. Шарканье сопровождалось другими звуками, будто по дороге рядом с человеком шел еще кто-то, мелкий и о четырех лапах, да не один. Этот звук заставил его вспомнить о матери и о той собаке, запах которой уже не единожды чуял возле следов грузовика. Грозный внезапно встрепенулся, как будто и вправду Тира и неизвестная собака могли сейчас явиться перед ним. Трава была слишком высока, и щенок подался вперед. Но осмотрительно. Не спеша. Принюхиваясь.

По дороге, с той стороны, куда направлялся Грозный, плелся человек. Высокая фигура держалась немного неуверенно, шатаясь. На спине горбом высился рюкзак, тяжелый, мешавший идти, человек давно мог бы скинуть его с плеч, отсоединив лямки, скрепленные на груди, но в своем состоянии даже не догадывался об этом. Рядом с двуногим суетливо крутились две собаки: одна пятнистая, вторая черная, обе лохматые и здоровые. Они то забегали вперед, то отставали, и как бы подталкивали друг друга плечами и тыкались мордами, словно о чем-то сговариваясь.

Заметив Грозного, который набрался смелости и вышел на дорогу, собаки на время оставили человека и медленно приблизились к щенку, настороженно задрав пышные хвосты. Оба были взрослыми кобелями, не демонстрировавшими, впрочем, признаков агрессии по отношению к молодому псу.

От неожиданности встречи Грозный поначалу вжался в дорогу, как будто желая дольше оставаться невидимым, но постепенно, осознав, что бояться пока вроде бы нечего, поднялся и ответно поприветствовал сородичей вихлянием своего невыразительного по сравнению с их «метелками» хвоста. Грозный заигрывать или навязываться в их компанию не стал, предпочел держаться независимо. Обнюхавшись, походив рядом с ним кругами, собаки направились к человеку.

Этот двуногий показался Грозному странным. Во-первых, он никак не отреагировал на его появление, не посмотрел в его сторону, не остановился, да и тех собак словно не замечал. Во-вторых, походка у человека была нетвердая, как будто в любой момент могли подломиться ноги. В-третьих, от него пахло экскрементами.

Как любую собаку, Грозного не смутил этот запах, но удивил неожиданной силой. Желая удовлетворить свое любопытство, он сделал попытку приблизиться к двуногому, чтобы хорошенько его обнюхать, но пестрый кобель принял недобрую стойку, заворчал и оттеснил молодого пса.

Грозному удалось слегка дотронуться до их сознания и понять, что собаки буквально только что догнали человека и что-то замышляли – это он понял по сумбурно-хаотичному брожению в их головах. Ему стало интересно, и он решил некоторое время идти за ними, несмотря на то, что удалялся от цели.

Немного отстав, Грозный засеменил за человеком и собаками, периодически останавливаясь, чтобы держаться на расстоянии, поскольку те двигались очень медленно. Было по-прежнему жарко. Бредя кое-как по еще не высохшей дороге, человек совершенно не обращал внимания на тучи степных мух, раздразненных ароматом его брюк. Они роились вокруг, бесцеремонно облепливали штанины и голые, в коростах порезов, ступни. Вялые движения человека не мешали им делать свои дела, и мухи пугливо слетали, только если он спотыкался о какой-нибудь камень. Мухи одолевали и Грозного, крутились перед его мордой, лезли в глаза, уши, как будто и там хотели отыскать пахучий сюрприз. Грозный щелкал зубами, вскоре перестал и последовал примеру кобелей, которые уж давно не обращали на мух внимания.

По прошествии какого-то времени человек зашатался. Оба пса как будто только и ждали этого. Пестрый кобель вдруг быстрыми прыжками догнал человека и начал хватать его за ноги, помогая упасть. Человек замычал, замахал руками, но подействовало это лишь на секунду-другую. Другой кобель кинулся к нему, куснул за штанину и рванул с силой. Двуногого начало заносить в сторону, он подобрался слишком близко к краю дороги, внезапно оскользнулся и покатился с обочины в канаву. Собаки сбежали вниз и начали зубами рвать рюкзак, в котором уже была дыра. Человек снова замычал, пытался подняться, но тщетно. Внезапно он перестал шевелиться, распластался, вытянув руки, пока собаки тянули рывками туда-сюда, продолжая терзать рюкзак. Из дыры высыпались наружу какие-то пакетики, свертки. Пахнуло чем-то безумно вкусным – запах долетел до Грозного, понятия не имевшего, что такое колбаса. Обе собаки, быть может, тоже в этом ничего не понимали, но сильный аромат подействовал на них как включатель ярости. Они зарычали друг на друга, зависнув над добычей. Победил все же пестрый – его хриплый устрашающий рык оказался громче и сильнее. Черный отошел, предпочтя найти среди выпавшей из рюкзака еды найти что-нибудь другое.

Грозный наблюдал сверху, как человек елозит по глинистой обочине на четвереньках, пока кобели разбираются между собой. Выбравшись на дорогу, человек сел. Обе собаки, утолив голод, устроились рядком, поглядывая на двуногого. В рюкзаке, похоже, еще оставалась еда, но человек, вероятно, уже не казался им таким беспомощным, а убеждаться в противном они пока не спешили.

Из груди человека вырвались всхлипы, очень похожие на стон. Это напомнило Грозному, как они с матерью две ночи провели у домика заболевшего Андрея, после того, как тот рассердился за убитую птицу и заперся в своем жилище. Их тревожили его громкие плачущие всхлипывания, в точности такие же, какие сейчас производил этот странный, ничего не понимающий человек. Грозный в ту ночь очень сильно переживал за друга. Он посылал к нему свои мысленные сигналы, ворчал, выл, требовал и плакался, обращаясь на каком-то особом языке, не зная, сможет ли прогнать от человека эту напасть, но так оно и случилось – Андрей Рокотов вскоре предстал перед собаками живым и здоровым.

Стоило Грозному вспомнить об этом, как непроизвольно, словно по велению выработанного рефлекса он ощутил, что от двуногого, сидевшего перед ним, веет чем-то нехорошим, как той болезнью, которой мучился недавно Андрей.

Он не понимал, что именно происходит в человеке, но замечал засевшую в теле хворь по какой-то смеси не то импульсов, не то особых запахов, не то волн тепла и холода, которые улавливало его сознание даже на расстоянии. Грозному хотелось подойти ближе, прислушаться к этим импульсам-запахам-волнам и разобраться в их сущности. Но поскольку кобели не позволили сделать этого в первый раз, Грозный и сейчас предпочел не рисковать, наблюдал издали, как бы прощупывая человеческую фигуру своими ответными импульсами, которыми он еще только учился управлять.

Пока он наблюдал за двуногим, тот вроде бы начал успокаиваться и больше не стонал. Две собаки взялись охотиться за кузнечиками, которые выскакивали на дорогу из травы. Грозный решил поймать что-нибудь посущественнее и направился в степь, уже предчувствуя, где поблизости могут оказаться суслики. От усталости он некоторое время бестолково гонялся за ними, пока раздирающий утробу голод не раззадорил его как следует и не прогнал вялость. Вскоре он испытал радость победы, и впервые со дня убийства журавля использовал дар для своей пользы. Хотел съесть первого суслика сам, но подумал, что человек, вероятно, голоднее. Он продолжил охоту и придушил еще двух грызунов. Обратно бежал в нетерпении, переживая, что человек и собаки могли за это время уйти.

Когда он вернулся, двуногий по-прежнему сидел на дороге, издавая невнятное мычание. Грозный приблизился, намереваясь отдать ему добычу. Однако запах крови сусликов раздразнил двух собак, они хищно глядели на тушки, с их языков потекли голодные слюни. Чтобы подойти к человеку, щенку пришлось пойти на хитрость. Он положил одну тушку на дорогу, вторую снова взял в пасть и отошел в сторонку. Когда кобели приблизились к оставленной добыче, Грозный обошел их и направился к двуногому, слыша за спиной хрипы дерущихся собак.

Двуногий на тушку среагировал не сразу, только когда Грозный подпихнул добычу лапой в его руку. Тогда человек схватил мертвого суслика и поднес к лицу. Подставив другую руку, непонятливо смотрел, как на ладонь капает кровь. Наконец, что-то заставило его поднести ладонь к губам и лизнуть. Казалось, до двуногого дошло, что это еда.

Внезапно черный кобель выскочил из-за спины и выхватил суслика из рук человека. Утробно рыча на Грозного, попятился. В схватке с пятнистым ему не удалось завладеть предыдущей тушкой, но теперь-то он отыгрался за поражение. Предназначавшийся человеку суслик оказался слишком велик, чтобы съесть его, не разорвав на части. Голод заставлял черного усиленно работать челюстями.

Грозный негодовал. Желая восстановить справедливость, он кинулся к кобелю, но тот пришел в бешенство: выпустил суслика из пасти и в ответ бросился на Грозного. Зубы его отнюдь не шутливо сомкнулись на шее молодого пса. Взвизгнув от боли, Грозный вырвался, оставив обидчику клок шерсти. Но, преподав урок щенку, кобель не стал преследовать его, а занялся добычей. Он с наслаждением терзал сочившуюся кровью тушку, вырывая из нее куски, и глотал, не разжевывая. Ровно до тех пор пока дробным стуком его челюстей не заинтересовался пятнистый. К этому моменту тот бросил истерзанные остатки недожеванной тушки и со всех ног помчался на черного, дабы подтвердить право сильного на добычу. Началась новая свара.

Противники были заведомо сильнее, и Грозному, осмелься он вступить в схватку, пришлось бы туго. Дар свой он больше не пытался использовать, слишком устал, и охота на сусликов окончательно выбила его из сил. Он мог бы попытаться через какое-то время, как следует отдохнув, продолжить охоту и принести человеку новую добычу, но вряд ли удалось бы отстоять ее у ненасытных псов. К тому же его ждали свои дела.

И все же, пока собаки выясняли отношения, он нашел брошенные пестрым кобелем останки суслика и поднес двуногому. Едва приношение вновь очутилось в его руке, человек, скорее инстинктивно, чем осознанно, схватил и принялся жевать недоеденный кусок с болтающимися косточками лап, склизкий от крови и грязный от дорожной пыли.

Оставив двуногого и собак, щенок побежал дальше.


И снова Грозный безостановочно шел до самого вечера, пока не очутился перед небольшим городком, скорее даже поселком с обилием частных дворов.

Разглядев ближайшие строения, щенок замер. Коробки зданий напомнили о маленькой хибарке под тополем. Несмотря на дикую усталость и теперь уже не гул, а серьезную боль в лапах, Грозный потрусил к домам. Бредя по улицам вдоль заборов, он улавливал запахи, которые приносил ветер, выделяя из них те, что мог понять. Одни напоминали ему запах стен жилища, которое построил человек, другие заставляли вспомнить инструменты Андрея или то, как пахнет пожарище. Иногда от домов, из дворов наносило мертвятиной. С одной стороны, запах разложения завораживал Грозного, напоминал о спрятанной в земле косточке, какой она становится, если отрыть ее через несколько дней. Но в то же время пугал – своей излишней густотой.

Когда в поселок ворвалась эпидемия, многие его жители в панике спешили убраться куда-нибудь в надежде, что не пострадают. Кто уезжал на машинах в степь, кто просто уходил пешком, беря с собой палатки и провиант на несколько дней. Поселок очень быстро обезлюдел, остались только те, кто не представлял жизни вне дома, кто внезапно заболел, или просто не боялся судьбы, а так же их друзья и родственники, не желающие бросать близких. Запертые внутри своих усадеб и пораженные болезнью, в большинстве своем они пострадали рассудком настолько, что не в состоянии были выбраться наружу. Судьба не пощадила и большинство из тех, кто бежал, хотел спастись и переждать: им не удалось перехитрить болезнь – как тому человеку, что повстречался Грозному в степи. Если и оставались в поселке люди, которых беспамятство затронуло лишь частично, многие из них они старались отсиживаться по домам, считая, что снаружи их подстерегает мир, полный опасностей, о которых они раньше не имели никакого представления.

Гибель разума несла смерть не только людям. В тех дворах, где хозяева лишились памяти бесповоротно, сидевшие на привязях или за прочными изгородями некормленые животные тоже мучились от лишений. Их стоны и слабую возню Грозный слышал всю дорогу, пока брел по улицам. Повезло лишь тем четвероногим, которых жалостливые хозяева успели выпустить на свободу перед тем, как стать жертвой отнимающей память лихорадки. Однако позаботившись о собаках, они, наверное, и не думали, на что обрекают других, а возможно, и самих себя в ближайшем будущем. Поначалу чувствуя себя глубоко несчастными, бывшие домашние любимцы присоединились к армии бездомных тварей, которых в поселке и раньше водилось немало. Но если, к примеру, кошки старались не быть на виду, то бродячие собаки быстро освоились и с первых же дней трагедии начали представлять смертельную угрозу для всего, что движется. Неважно, был ли это человек или животное.

Грозный не подозревал за собой слежки. Несколько теней, держась на значительном расстоянии, сопровождали его от самой границы поселка. Но ветер дул навстречу Грозному и он ничего не замечал, да и, в общем-то, слишком устал для этого.

В основном попадались глухие заборы, но иногда решетчатые ограды – за некоторыми Грозный подмечал фигуры людей. От них тоже исходили странные волны тепла и холода, подобно смеси запахов жизни и смерти, как у того человека в степи.

Тем было удивительнее для Грозного неожиданно уловить чистый, приятный, манящий к себе аромат двух людей, совсем недавно прошедших здесь, – от них ничуть не веяло смертью.

Грозный взял след, который привел его к высокому деревянному забору. За плотно подогнанными досками раздалось какое-то шевеление и встревоженные голоса. Он поскребся передними лапами и громко затявкал.

Через мгновение до его чуткого слуха долетел многоголосый лай. И в ту же секунду ему ответил лай позади, издаваемый теми преследующими тенями. Это были поселковые собаки. Обе группы словно переговаривались между собой, намереваясь разобраться с пришельцем, поскольку вся власть в этих местах теперь принадлежала им.

Предоставленные сами себе, они сбились в стаи, охотились на тех же кошек или гонялись за прочей живностью и скотиной, какая попадалась на глаза. Помимо голода и свободы что-то еще неосязаемое, буквально витавшее в воздухе, изменило собак. Они живо сообразили, что одинокий шатающийся человек, внезапно появившийся на улице, не представляет для них никакой угрозы. Он не может ударить палкой или швырнуть камнем, что так пугало их раньше. Не может защищаться, если накинуться на него всей сворой. Даже если попадались здоровые люди, которым хватало сообразительности оценить опасность, им было не устоять против своры. Быстрая атака, запах крови и вкус плоти опьяняли собак и награждали одуряющим чувством сытости. Не гнушались они и мертвечины, если могли добраться до издохших дворовых животных или людей, которых болезнь освободила смертью, – правда, это требовало некоторого времени и усилий, да и попасть удавалось только во дворы, обнесенные деревянными заборами, под которые можно подрыться.

За эти дни даже в самых послушных и добродушных когда-то друзьях человека полностью открылись звериные задатки, какие только были присущи собакам по праву рождения, тем более что в их суровых рядах не нашлось места мелким шавкам и моськам. Покуда еще оставалась жизнь в поселке, доступная их силе и жадности, собаки не намерены были его покидать. И участь быть растерзанным грозила любому существу, которое оказывалось на территории стаи.

Грозный замер, увидев, как с двух сторон приближается к нему свора. Особенно много собак было со встречного направления. Впереди них мчался вожак – рослый одноухий кобель, в холке раза в полтора выше Грозного. Им двигала не только нестерпимая злоба к чужаку, но и желание лишний раз доказать право лидерства, недавно отвоеванное в споре с бывшим предводителем стаи, огромным, но рыхлым кавказцем, который бежал чуть позади, тяжело дыша в ухо нового главаря, единственное уцелевшее после множества драк.

Шерсть на загривке Грозного встопорщилась, по мускулам прокатилась дрожь. В голове возникли знакомые пульсирующие толчки. Ни разу не участвовавший в жестоких боях за право занять свое место в иерархии, да и вообще, никогда еще не видевший такое количество собак одновременно, Грозный, конечно, был ошеломлен их появлением. Помня, чем закончилась его недавняя встреча с родственниками, он должен был, наверное, бежать без оглядки. Он бы так и поступил, если бы не было цели. И молодой пес продолжал стоять на дороге, которая могла привести его к Андрею.

Где-то впереди его ждал Человек. О том, чтобы отступить, скрыться и окольными путями обойти препятствие в виде бесчисленной злобной своры, Грозный теперь даже не думал. Его стремление найти Андрея Рокотова, помноженное на решимость, окончательно изгнало страх. В отличие от тех двух собак на дороге, эта стая была для него настоящей помехой, и количество их не имело никакого значения. По мере того, как они приближались, в Грозном просыпалась ответная ненависть, она бралась откуда-то из глубин его собачьей души, неподвластная, дикая, готовая выплеснуться в любой миг.

Его уверенная поза привела нападающих в замешательство. Вдобавок собаки тоже учуяли присутствие людей, недавно проходивших здесь. Какой бы свирепой ни была вся стая, в каждой отдельной особи еще сидел страх натолкнуться на какую-нибудь группу двуногих, которые сумеют дать отпор.

На всякий случай одноухий вожак своры замедлил ход. Молодой пес вроде был один, а люди находились где-то за забором и, должно быть, сами боялись. Их было всего двое. Это открытие настроило Одноухого на прежний боевой лад. С еще большей уверенностью вожак стал приближаться к Грозному. Оскалив зубы, он свирепо захрипел, намереваясь своим видом и угрожающими рваными наскоками испугать, заставить бежать, а там – догнать и растерзать. Однако заметив, что противник ничем не демонстрирует свой страх и не намерен удирать, Одноухий, покончив с прелюдиями, бросился на Грозного.

В непосредственной близости от наглеца вожака будто хлестнуло пульсирующим разрядом тока. Одновременно раздавшийся рык заставил Одноухого шарахнуться в сторону, а вместе с ним и всю свору. Дружные ряды стаи дрогнули, собаки рассыпались, обходя Грозного кругом. Только что они намерены были навалиться на пришельца всем скопом, а теперь поджимали хвосты, пряча свои запахи, и на всякий случай старались держаться подальше от этого странного молодого пса, который умеет издавать такой необычный рокочущий звук, вызывающий дрожь по всему телу и дробную боль, похожую на череду сильных ударов.

Четвертый раз в жизни Грозный издал коронный рык, за который человек и окрестил его таким именем. Рожденный не одной только вибрацией в горле, а скорее велением какой-то неизвестной силы, составляющей часть его естества, теперь этот звук вырвался не спонтанно, как в первый раз. Он не был вызван страхом, как при встрече щенка с волками, или досадой, как когда он рассердился на мать во время охоты на сурков – теперь он проявился вполне осознанно, от яростной злобы. Собственно, это не был чистый звук, и передавался он отнюдь не по воздуху, а проникал непосредственно в плоть и мозг, вызывая у здоровенных псов панику, затуманивающую сознание.

Грозный рыкнул еще раз, даже не беспокоясь о том, что может не получиться. Собаки брызнули во все стороны, кто куда, самые трусливые с визгом. Один только Одноухий остался лежать на дороге. Он вяло зашевелился, затем встал, мутным взглядом посмотрел на Грозного и поковылял за стаей. Через каждые несколько шагов он фыркал носом, и из ноздрей его текла кровь…

Грозный проводил его взглядом. К своей победе он отнесся равнодушно, не увидев в случившемся ничего особенного. У него не было оснований считать, что другие собаки не обладают таким умением, как у него но, как и в любом соперничестве, кто-то должен оказаться ловчее. Впрочем, ему было неинтересно повторять опыт снова. И без того стычка отняла у него порядочно сил.

Когда лай собак растворился вдали, Грозный вспомнил о людях, прятавшихся за забором.

Он снова услышал их голоса. Человеческая речь еще сильнее возбудила в нем любопытство…

* * *

Это произошло за минуту до нападения своры на Грозного, когда щенок еще только направился к забору, привлеченный запахом «чистых» людей.

– Ник, у нас, кажется, проблема! Там собака!..

– Давай сюда!..

Первый голос – тонкий, мелодичный, принадлежал высокой черноволосой девушке лет двадцати с небольшим. Второй – ее спутнику, молодому человеку того же возраста.

Девушка хотела перебраться со двора на тротуар, но, оказавшись на верхушке забора, увидела, что по улице бежит собака. Понимая, что рядом запросто может оказаться остервенелая свора, которых немало появилось в вымерших деревнях и поселках, девушка от страха вцепилась в доски, чтобы только не упасть. При мысли, что в эту секунду она могла оказаться внизу, ее бросило в пот.

Увидев, что она внезапно обхватила забор бедрами и руками, парень вначале ничего не понял. Но, едва девушка сдавленным голосом прошипела что-то про собаку, он схватил перетрусившую спутницу за ногу, за куртку и потянул на себя, стащил вниз. Оба с ужасом уставились друг на друга, сообразив, какая беда их миновала. И когда с той стороны заскребли лапами, парень и девушка отпрянули от забора, как будто опасаясь, что находившаяся с той стороны собака перепрыгнет к ним или прорвется сквозь доски.

– Она большая? – спросил парень. Его звали Николай, но друзьям и близким он разрешал использовать короткий вариант своего имени.

Девушку звали Верой. Не сдерживая досады, она выплеснула на спутника свое раздражение:

– Ты думаешь, у меня было время разглядеть ее?!

– Эх, ружье в машине! – с досадой вспомнил Ник.

Затем вдруг послышался лай, с разных сторон. Собака за забором перестала царапаться. Парень и девушка вновь прильнули к щелям. Ник почти ничего не видел, только мельтешащие хвосты. Но Вера, которой досталась выемка от выпавшего сучка, стала невольным свидетелем того, что произошло между Грозным и сворой. Она мало чего поняла, но случившееся произвело на девушку впечатление. Особенно то, как тяжелый крупный вожак стаи превратился в обессиленное ничтожество.

– Ты слышал? – шепнула она после того, как Грозный издал свой рык. – Эта собака, она какая-то странная. Представляешь, стая ее даже не тронула. Ты слышал, как она рычала? – снова спросила она. – Меня будто током пронзило!

Ник хмыкнул. Он тоже ощутил минуту назад какую-то неприятную дрожь внутри, но не понял причины, только слышал возню и визг, а высунуться над забором не решался, боясь привлечь внимание собак.

– Она снова идет сюда! – Девушка оторвалась от досок, испуганно отступила к товарищу.

Ник тоже предпочел отодвинуться.

За досками вновь раздались поскребывающие звуки.

– Кажется, она там одна, – сказала Вера. – Я еще раз гляну.

– С ума сошла!

Ник одернул девушку.

– Я сам.

Он взобрался на перекладину, подтянулся и увидел Грозного, в одиночестве стоявшего под забором.

– Кобель, – со знающим видом доложил он. – Наверное, такой и сожрал мою Аманду в один присест. Лохматый и грозный! На глаза его посмотри!

Услышав свое имя, Грозный заинтересованно покачал головой, серповидный хвост его слабо задвигался в некоем подобии приветствия. Девушка тоже взобралась на забор, чтобы лучше рассмотреть собаку.

– Правда, какой грозный взгляд. Но он симпатичный! Прогнал целую стаю. Ты бы видел! Как думаешь, они далеко убежали?

После второго упоминания своего имени Грозный уже вовсю бил хвостом. Свежий, исполненный оттенков, аромат этих людей ему очень понравился. Внимание к нему, чистота их голосов определенно отличали этих двоих от того человека, которого он повстречал на дороге. Вот только от них исходил страх, и Грозный пытался разобраться в его причине. Наверное, люди испугались тех собак! Боятся, что они вернутся!

Он проверил запахи, которые нес ветер. Нет, свора где-то очень далеко, занята своими разборками. Удостоверившись, что все в порядке, Грозный вновь с любопытством уставился на людей. Его возбуждение от встречи с собаками прошло, рубиновые глаза остыли, шерсть уже не стояла дыбом.

– Ник, по-моему, он не опасен.

– Хочется на это надеяться.

Теперь, когда страх отступил, девушка заметила, что внешне пес еще не растерял задатков щенка.

– Знаешь, мне кажется, он еще совсем щенок. И не такой уж на самом деле грозный.

Когда его имя произнесли третий раз, пес не выдержал, он теперь вихлял всем задом и нетерпеливо повизгивал, демонстрируя свое дружелюбие.

Вере он казался теперь самой обычной собакой. И все же тревога в душе девушки сохранялась. Они с Ником заметили изменившиеся повадки собак. Те будто стали умнее, хитрее, изворотливей. Что-то преобразило их, и теперь стаи беспризорных псов были далеко не так тупо подчинены рефлексам, как раньше. Конечно, она могла относить свои домыслы на счет катастрофических последствий эпидемии, когда к тяжело восстанавливающейся памяти мало доверия, а весь мир, казалось, летит в тартарары – у страха глаза велики. И все же она вправе была считать, что ее опасения имеют под собой основания.

– Ну, так что будем делать? – спросила девушка.

Ник достал из-за пазухи бинокль и осмотрелся. На улице было чисто.

– Ладно, я спущусь первым.

Он перенес ногу через забор и опасливо спустил. Убедившись, что пес не собирается нападать, не рычит и не бросается, и вообще никак не реагирует на его ботинок, а по-прежнему виляет хвостом, Ник перегнулся и, вытянувшись вдоль гладкой поверхности досок, но еще не чувствуя земли под ногами, спрыгнул наугад. Упал рядом с собакой.

Грозный приблизился и обнюхал человека. Его руки источали запах вкусной еды, напомнившей о консервах, однажды распечатанных Андреем. Он вдруг почувствовал, что очень голоден. Лизнул подставленную ладонь. Хотел прикоснуться к сознанию человека, но поостерегся. Не оттого, что выбился из сил, а скорее потому, что в человеке легко угадывалось добро.

– Что, лохматенция, проголодался?

Грозный хотел его лизнуть, но Ник уклонился.

Он помог своей подруге и вот уже оба высились рядом с Грозным.

– Хорошенький. Просто лапочка, – девушка радовалась, что хоть одна собака в этом поселке не сошла с ума от голода и беспризорной вседозволенности. – Давай возьмем его с собой?

– С ума сошла?

– Ну, Ник! – с умоляющим взглядом запросила девушка. – Если твоя Аманда погибла, еще не значит, что все собаки такие злые. А кто нас теперь предупреждать будет об опасности?

Ник не хотел ни спорить, ни соглашаться. Взять чужую собаку? Его Аманда – миниатюрная хорошенькая пуделиха, несчастная дурешка, только сегодня стала жертвой своры, но успела предупредить их с Верой. Они вдвоем спаслись, а она… Нику даже представить страшно было, как поступили с ней оголодавшие зверюги.

– Ну, Ник! – снова заканючила Вера.

– Хорошо, – процедил он.

Девушка, стараясь не демонстрировать открыто свою радость, наклонилась к Грозному.

– Будешь хорошо себя вести, получишь вкусненькое!

Грозный завилял еще сильнее.

– Слушай, Ник, он будто понимает! Хороший песик!

Вера достала из рюкзака тушенку, откупорила и вывалила содержимое банки прямо в траву. Грозный умял подарок в три глотка и с голодным вопросом в глазах снова уставился на людей.

– Объест, – хмуро произнес Ник.

– Ты что, не объест, конечно! – ответила девушка и осмелилась погладить Грозного. Тот не возражал.

– Ладно, может и сойдет для дела, – парень устало махнул рукой.

И снова, будто поняв, что сказал человек, Грозный подошел к нему и подставил курчавистую морду под руку Ника, и когда молодой человек слегка потрепал его, облизал ему пальцы.

– Да он просто сама благодарность! – рассмеялась девушка.

– Ладно, идемте в машину. А то еще собаки нагрянут!


Ник принадлежал к числу так называемых «сочувствующих Наследникам». Когда-то, как и многие ему подобные, он имел жилье, работу, личные планы, но жизненные неурядицы заставили его бежать от своей прежней жизни в поисках другой, казалось, более правильной, естественной. Когда обвиняли Наследников в том, что они вербуют людей, попавших в плен стрессовых ситуаций, в этом была доля здравого смысла. И все же, оказавшись в числе новообращенных, таких же, как он, неудачников, и попав на ферму одной из многочисленных общин, Ник отнюдь не чувствовал себя несчастной жертвой. После тех неприятностей, что ему довелось пережить, общество, частью которого он стал, казалось состоящим из одних только друзей. В честь неофитов устроен был грандиозный праздник, а дальше началась череда будней, труда на благо друг друга и общества в целом: учиться новому делу, работать не покладая рук и оставаться в ладу с самим собой – так было заповедано создателями нового мира, коими объявляли себя Наследники.

Никто бы не заставил Ника поверить, что его использовали для каких-то корыстных планов. Он просто жил и трудился вместе с друзьями, никто не ломал его, подстраивая под себя. Исполнив свой долг перед общиной, «дети земли» могли заниматься делом для души. Никто не отнимал у Веры, с которой они познакомились на ферме, ее любимые кисти и краски – девушка испытывала тягу к живописи. Никто не отнимал у Ника его собаку, с которой он прибыл на ферму – развлекая друзей, он учил Аманду разным трюкам. У них певец мог быть плотником, а какой-нибудь музыкант – отличным косарем.

Их спокойная жизнь была нарушена еще до того, как началась эпидемия. Противостояние с Наследниками вылилось в открытый конфликт, да еще с использованием силы с обеих сторон. Многие фермы подверглись атаке. Слухами полнилась земля, и за час до того, как в их общину должна была нагрянуть полиция, подкрепленная армейским подразделением, на ферме уже никого не осталось. Вместе с друзьями Вера и Ник бежали в степь, где их вылавливали группами или поодиночке.

Но именно в те дни случилась эпидемия. Юноше и девушке удалось остаться на свободе. Но вся их прошлая жизнь, как и позапрошлая, превратилась в химеру, стала пустым и ничего не значащим фактом биографии. Странным образом болезнь пощадила их, но Вера пострадала сильнее – при каждом пробуждении провалы в ее памяти были сильны и глубоки, почти до полного беспамятства. Нику повезло больше, и он поддерживал спутницу, как только мог.

Оказавшись в этом хаосе, Ник и Вера начали новую страницу. Думать только о дне насущном, на худой конец, заглядывать в завтра: где добыть пропитание, где заночевать, опасно ли здесь, не опасно, хватит ли бензина до следующего населенного пункта… Обо всем остальном, что относится к материям неопределенным, лучше не беспокоиться. Особенно о прошлом, которое сразу и вдруг стало таким зыбким и не внушающим доверия.

Они даже не спрашивали друг у друга, почему эпидемия не уничтожила их разум совсем, когда тысячи людей вокруг попросту сгинули.
Повезло – и все тут.

А то самое будущее – оно наступит само, ничего ни у кого не спрашивая, в чем парень и девушка уже убеждались не в первый раз.

Они с умом распоряжались тем, что перепадало им в руки. Раздобыли тяжелый джип, который хоть и жрал много топлива, но за счет своей проходимости расширял границы покоряемого пространства, а в багажник можно было загрузить массу всего полезного. Сначала Вере и Нику было страшно проезжать сквозь вымершие степные поселки. Но в их положении не приходилось выбирать: в отличие от тех же собак или кошек, они не умели поймать себе добычу, а значит, неизбежно должны были искать привычную, желательно готовую пищу. Оба принадлежали к тому классу доморощенных миролюбцев, которым претит любое насилие, и которых в былое время называли чистоплюями. Но суровость реалий, даже фермерская жизнь, где отношение ко многим вещам гораздо проще, пока не успела изменить их принципы.

Спать они ложились только по очереди, обязательно разделяя время, которое требовалось на восстановление памяти при побудке. Впрочем, последствия болезни сошли на нет довольно быстро. Ведение записей помогало закрепить этот процесс. У них был обширный список, который регулярно обновлялся и пополнялся свежими запросами. Сегодня, к примеру, удалось добыть сразу несколько пунктов из этого списка: полный газовый баллон (и еще один в запас), ряд лекарств, кучу батареек, запасные колеса нужного размера (их привязали на верхний багажник), ворох свежего белья и одежды. В одном доме раздобыли планшет с кучей сохраненных в памяти мультфильмов. Взять его была Верина блажь. Обычные фильмы девушку не интересовали, только рисованные.

Было у них и оружие – скорее для храбрости. Пока тепло, они ночевали в машине и не задумывались о других вариантах. Для заправки откачивали топливо из баков кинутых машин, а к спинке заднего сиденья были приторочены две полных канистры неприкосновенного запаса, которого должно было хватить минимум на три сотни километров безостановочного хода.

Они сами не знали точно, куда именно едут и зачем. Просто двигались наугад, рассчитывая рано или поздно попасть в места, где, быть может, найдут нормальное общество. До сих пор с этим не везло. Иногда парень и девушка набредали на живых людей, таким же чудом, как они, не выживших до конца из ума, но зачастую эти встречи оказывались неприятными. Как выяснилось, очень сложно отстоять независимость, если тебя заставляют делать выбор: либо напрашиваются в твою компанию, либо требуют присоединиться к ним. Нередко приходилось спасаться бегством, особенно если предводитель какого-нибудь сборища считал себя в высшей степени благодетелем, а свое спасение – не просто проявлением чуда, но знаком свыше, даровавшим право считать себя избранным.

Их было двое – Вере и Нику этого было достаточно. Впрочем, они до сих пор оставались не более чем друзьями. Будь Ник с червоточиной в душе, возможно, он сумел бы воспользоваться провалами Вериной памяти, но он был слишком погруженным в себя и чересчур скупым на эмоции человеком, и при этом настоящим товарищем, на которого можно положиться. Как бы там ни было, они быстро привыкли друг к другу, и любой третий оказался бы лишним. На деле, третьим была с ними Аманда – ласковая собачка, так любившая людей, и так несчастно погибшая. После такой потери девушке на самом деле нелегко было просить Ника принять щенка в их компанию. И все же она настояла.

Вот только Грозный, похоже, не разделял ее намерений. Он сопроводил парочку до машины, а садиться не стал. Даже когда Вера начала подманивать его, дразня сухариком, оголодавший щенок облизывался, но не двинулся с места. Сидел и смотрел на людей, будто ожидая, что они объяснят ему, почему он должен отправиться с ними. Только когда двое сели в машину, он потерял спокойствие. С ними было интереснее и лучше, чем одному. Он оценил исходящие от парня и девушки запахи – не только те, которые замечаются рецепторами обоняния, но и другие, энергетические, доступные только пониманию некоторых животных (а ему теперь особенно), и пришел к выводу, что его спутники вполне достойны того, чтобы держаться их компании.

Он доверял этим людям. Конечно, не так, как Андрею – тот был и оставался для него главным Человеком на земле, существом с непререкаемым авторитетом. Грозный сделал бы все, что ни пожелал бы этот Человек. Но он не доверял машине, полагая, что примерно так исчез Андрей в чреве чудовища. Ведь и эта громадина, как он заметил, оставляла следы, похожие на змеиные.

Ник сердился и уже готов был ехать.

– Не бойся, прыгай! – настойчиво звала Вера. – Мы поедем далеко-далеко! Помчимся быстро-быстро!

Щенок понял оба повторенных слова. Как будто они только и требовались, чтобы он принял решение. К радости девушки, он вскочил в салон. Обнюхал сиденье. Многоцветье запахов ворвалось в его сознание. В этой машине когда-то давно бывали другие люди.

А недавно еще и другая собака – она любила садиться на то место, где сейчас оказался Грозный. Ничем опасным вроде не пахло, ничто не тревожило.

– Ник, открой ему окно, чтобы не укачало.

И они поехали. Действительно быстро, как никогда бы он не смог на своих уставших четырех лапах.

Грозный высунул голову в окно и вбирал ноздрями ветер, иногда раскрывая пасть и глотая воздух – он никогда не ездил в машине, но это ему определенно нравилось. И оказалось вовсе не страшно.

Кирилл Юрченко. Грозный. Пес, который искал человекаКирилл Юрченко. Грозный. Пес, который искал человека