Слово аутентизм происходит от латинского authenticus -«подлинный, соответствующий самому себе». Насколько мы соответствуем себе, много ли мы сами о себе знаем? Удивительно: сегодня, когда интерес к истории, кажется, превышает все санитарные нормы, число исторических фильмов растет в геометрической прогрессии, списки бестселлеров возглавляют книги, посвященные истории, а туристическая индустрия акцентирована не столько на пляжно-овощное времяпровождение, сколько на паломничества, мы как никогда привязаны к «здесь и сейчас», игнорирующим само понятие исторического горизонта.
Как следствие - то, что Мартин Хайдеггер называл псевдобытием: полное забвение прошлого, отсутствие предощущения будущего при тотальной неосмысленности настоящего. То есть мы, по сути, не видим и не чувствуем смысла в собственном бытии, подменяя его (смысл) конгломератом псевдоценностей, формирующих феномен постиндустриального (постисторического) общества - общества потребления.
Такое положение вещей чревато одним - выпадением из исторического контекста, которое будет настолько фатальным, что может лишить будущего. И это - не метафора, а явь, поскольку внеконтекстуальность и неосознаваемость лишает, прежде всего, ответственности - попросту отменяя ее за ненадобностью. А состояние безответственности, в свою очередь, порождает печальную идеологию типа «После нас хоть потоп», исходя из которой возможно все, вплоть до тотального самоуничтожения.
Разумеется, ситуация эта возникла не сейчас, и выйти из нее в один момент невозможно. Но чтобы сделать первый шаг, нужно разобраться в ее причинах, выявить корни сегодняшнего безмыслия. А для этого необходим небольшой исторический экскурс.
История как наука существует со времен Древней Эллады. Отец истории Геродот, творивший в VI веке до н.э., просто рассказывал сказки да байки, но уже Фукидид (V-IV века до н.э.) вполне претендует на рольученого-историка. В Риме история продвинулась дальше: уже Саллюстий, а за ним Корнелий Тацит не просто фиксируют факты, но и вводят некий анализ. Но с падением Рима начинается забвение истории -христианство, возвеличивая Бога живого, отрицает всех прочих богов - в том числе и семейных. Греко-римская история, чьей основой был культ обожествляемых предков, в христианской доктрине теряет всякий смысл. Реальная история уступает место истории священной - Библии и апокрифическим текстам, а также, с появлением мучеников за веру и святых, - их житиям, которые отнюдь не похожи на исторические биографии героев - даже такие полумифические, как «Сравнительные жизнеописания» Плутарха.
Раннее христианство, отрицавшее культ прошлого и игнорировавшее настоящее как несущественное, было целиком обращено в будущее - в скорое второе пришествие, Апокалипсис и Страшный Суд. В преддверии таких серьезных событий, и правда, как-то нелепо думать о былом, копаться в пыли «затерянных хартий», вспоминать покойных политиков, военачальников и художников (которые к тому же были язычниками, а не христианами). Да и настоящее оказывается не слишком важным - суета сует, не более. В результате период раннего христианства являет собой первую «скудную эпоху» (термин Хайдеггера) - время тотального забвения и безмыслия, время псевдобытия. То есть ситуацию, в чем-то схожую с нынешней, - разумеется, с иными идеологическими основами. Результат той эпохи известен: Апокалипсис так и не случился, зато случилось многое другое: пала некогда могучая Западная Римская империя, вместе со всем накопленным за века культурным багажом. С пышных строений сдирали мраморную облицовку, чтобы построить церкви-времянки для ожидания Страшного Суда, свитками пергамента и папируса топили печи, статуи разбивали или переплавляли, а по некогда роскошным улицам Вечного города бродили стаи бездомных собак...
По счастью, отнюдь не все культурные достижения античности превратились в прах. Понемногу европейские народы приходили в себя, правда, на первых порах - благодаря арабам, сохранившим бесценные памятники античной письменности.
Однако первые реальные проблески исторического сознания в Европе наметились лишь в самом конце Средневековья - на рубеже XIII-IVX веков, и связаны они были с деятельностью титанов - сначала Данте, затем Петрарки и многих других, вплоть до философа Марсил ио Фичино. Их деятельность открыла эпоху, позднее названную Возрождением - возрождением самосознания, осмысления мира и себя в нем, ощущения причастности к истории, которая воспринималась (впервые с античных времен) как непрерывная цепь разнозначных событий.
Разумеется, Ренессанс и ренессансное мышление - это еще не историческое мышление в полной мере. История здесь только рождается заново, точнее, возрождается, причем имеет не научный, а скорее мифологический антураж. Тем не менее, интерес к античности, хоть и не приводя к реконструкции античного сознания, все же пытается реконструировать материальные артефакты того времени: к откопанным из-под слоев почвы обломкам статуй приделывают недостающие детали, их активно копируют, а самые талантливые (например, Микеланджело) еще и импровизируют.
Но в дело вновь вмешивается религия - в виде Реформации, снова ввергающей мир в бездну беспамятства, апеллирующей исключительно к «здесь и сейчас», что приводит к целому столетию изуверских религиозных войн, прокатившихся по всей Европе - от Германии и Нидерландов до Франции (одна Варфоломеевская ночь чего стоит!) и Англии. Контрреформация, центрами которой становятся Италия и Испания, несмотря на крайний социально-политический консерватизм, имеет, как минимум, одно неоспоримое преимущество и заслугу перед человечеством; она снова обращается к истории, снова заставляет не просто думать, а осмыслять! В этот период (конец XV-XVI вв.) именно итальянское и испанское искусство переживает свой Золотой век. Недаром именно орден Иисуса (иезуиты - основная сила контрреформации) становится хранителем и пропагандистом культуры: это в иезуитских монастырях собирают и копируют древние рукописи, это иезуиты коллекционируют античные статуи, это они покровительствуют выдающимся художникам. И, наконец, именно в среде ученых иезуитов формируются основы истинно исторического мышления, которому суждено будет созреть только к концу XVIII - началу XIX в.
Собственно, этому феномену, который можно с полным правом назвать эпохой историзма, предшествовал еще один момент беспамятства - развеселый «галантный век», сравнительно короткий период глобальной эпохи Просвещения, которую также можно назвать апогеем гуманизма. В это время мысль вновь оказалась привязанной к сиюминутности, а чувство преемственности, без которого невозможна самоидентификация (как индивида, так и целого народа), было предано забвению. «Галантный век» - разгул и распутство не только физическое (недаром именно в это время жил и творил маркиз де Сад), но и духовное. История отрицается, причем отнюдь не декларативно - на словах-то все в порядке, - а сущностно. Странные костюмы, пышные парики, регулярные парки, архитектура и живопись барокко и рококо (нельзя даже представить более антиисторической стилистики), насилие над природой во всех проявлениях... Буквально все в эту эпоху «работает» на отрицание истории как процесса, на обессмысливание реального мира и построение мира идеального, искусственного, обернувшееся, впрочем, тотальным крахом - Великой революцией 1789 г., ордами Бонапарта, прокатившимися по всей Европе, тезисом Канта о том, что «человек изначально зол», - в общем, абсолютной дискредитацией доктрины гуманизма.
Реакцией на эти безобразия и стало рождение историзма. Первоначально это произошло в недрах немецкой классической философии - в трудах Шеллинга и Гегеля (кстати, автора первой философии истории). Любопытно: с развитием исторического сознания формируется и сознание национальное - начинается не просто эпоха тотального историзма, но еще и эпоха построения национальных государств. И тут важно понять одну вещь: до этого времени (первая четверть XIX в.) не было понятия нации и, соответственно, национального государства, как не было подлинного понимания истории - ведь последняя не может быть абстрактной, она всегда национально ориентирована (так было и в Древней Греции, и в Римской империи). Именно в русле национальной идеологии формируется все то, что можно назвать национально-историческим бэкграундом. Практически любая народность, претендующая на звание нации (а для последней характерно единство территории, языка, истории и культуры, плюс - претензии на автономность, то есть на наличие собственного независимого государства), спешно создает свою историю, точнее, ее материальную основу. Шотландцы придумывают килт и тартан (определенная расцветка у каждого клана), германцы перелицовывают под себя скандинавские мифы Эдцы (апофеоз этой перелицовки - знаменитая тетралогия Вагнера «Кольцо нибелунга»), в России активно насаждается странный архитектурный стиль - смесь северо-итальянской готики и византизма (Большой Кремлевский дворец, Храм Христа Спасителя) и т. д. В результате эпоха историзма, вместо того чтобы реально осмысливать прошлое и, связывая его с настоящим, осознанно продвигаться в будущее, наводняет мир подделками, выдаваемыми за подлинные исторические артефакты. И вновь осмысление подменяется мифотворчеством - пагубная практика, в итоге приведшая к гипернациональной идеологии Третьего Рейха.
Сегодняшняя ситуация забвения своим появлением обязана печальным урокам Второй мировой войны, ибо мы до сих пор не переварили этот опыт. К сожалению, это понятно далеко не всем - тут и там, в «благополучной» Европе и на руинах СССР то и дело поднимают голову ультра национальные силы. И их появление - тоже следствие безмыслия и забвения.
Есть ли выход из этой ситуации? Путь, который бы вывел из беспамятства, но не привел в бездну национализма? Он существует, но лежит в строго индивидуальной сфере, в желании каждого отдельно взятого человека остановиться, на какое-то время отрешиться от повседневной суеты и задуматься о мире, почувствовать себя не просто его частицей, но необходимым звеном на пути из прошлого (хотя бы на уровне личной истории), через настоящее, в будущее - осознанное и целеполагающее.
(с) Илья Никитин