Статус доллара как мировой валюты дает американским производителям и государству «непомерную привилегию».
Российский обыватель традиционно не любит Америку. Поэтому как только в США происходят неприятности — экономика замедляется, доллар слабеет или в Конгрессе разгораются дебаты о бюджетном дефиците и повышении порога заимствований, в России на сцену выходят патриотические аналитики, прогнозирующие крах доллара и закат американской экономики. Они собирают немалые деньги у серьезных людей, путая их апокалиптическими прогнозами, призывая сбрасывать номинированные в долларах активы и вкладываться в «реальные ценности».
Однако американская экономика все еще первая в мире, доллар остается мировой резервной валютой, хоть и подешевел за 12 лет примерно на 30% к валютам торговых партнеров США. Почему? Долго ли это продлится? На этот вопрос пытается ответить один из сильнейших макроэкономистов мира, профессор Калифорнийского университета в Беркли Барри Эйхенгрин. В издательстве Института Гайдара вышла его книга «Непомерная привилегия: взлет и падение доллара».
Эйхенгрин, профессионально занимающийся макроэкономикой, архитектурой мировой финансовой системы, валютными курсами и Европой, не просто пишет о судьбе доллара, евро и юаня. История взлетов и падений мировых валют в последние 400 лет — хорошая призма, ракурс, через который видно, чем вызваны экономические кризисы, какие силы движут развитием национальных экономик и как объясняются эксцентричные поступки политических лидеров.
Уже почти 90 лет доллар — основное, а около 70 лет — практически монопольное мировое платежное средство, инструмент накопления и кредита. После Второй мировой войны это было естественным: ни одна другая держава или группа держав не могли соперничать с США в экономической мощи. Но с годами доминирующее положение Америки утрачивалось: объединение Европы, быстрый рост Японии, а потом догоняющее развитие Китая и Индии постепенно снижают долю приходящихся на США экономических операций в глобальной торговле, инвестициях и займах. Но доллар своих позиций не утратил.
Его статус мировой валюты дает американским производителям, инвесторам и государству «непомерную привилегию». Своя валюта является для них точкой отсчета, а не подвижной переменной, ценность которой измеряется по отношению к чужим национальным валютам. Курс доллара совсем не волнует ФРС при проведении денежной политики. Долларом можно расплатиться в любой точке мира. Им платят за экспортируемые из страны товары. Валютный риск сведен к нулю. Вдобавок США имеют возможность жить на бесконечно пополняемый кредит. Желание других стран накапливать доллары позволяет Штатам ежегодно иметь дефицит текущего счета $400-700 млрд. То есть получать со всего мира товары в обмен на бумажки, производство которых почти ничего не стоит. Долг при этом растет не так сильно, поскольку по своим обязательствам США платят на 2-3 программных пункта меньше, чем зарабатывают на иностранных инвестициях.
Страсть к доллару переносится на облигации американских эмитентов: спрос на долларовые активы позволяет США быстро наращивать долг. В 2007 году это стало одной из причин финансового кризиса. Пузырь на рынке ипотечного кредитования — оборотная сторона взрывного спроса Китая и экспортеров нефти на долги американских ипотечных агентств и финансовых институтов. В итоге полмира, к своему раздражению, поддерживает завышенные стандарты американского потребления и субсидирует транснациональные корпорации США. Но ничего не может с этим поделать.
Периодически недовольство ситуацией проявляют не только китайские, российские и латиноамериканские лидеры. Субсидирование экономики США волновало Шарля де Голля, а само понятие «непомерная привилегия» первым применил в отношении доллара его министр финансов Жискар д’Эстен. Но деваться некуда. Объявив 5 лет назад о целенаправленном снижении доли долларовых активов в международных резервах с 47% до 41,5%, к 2013 году Россия снова увеличила ее до 46%. Не в европейские же бумаги все вкладывать!
В мае 2013 года сумма принадлежащих Китаю гособлигаций США достигла $1316 млрд, а Японии — $1111 млрд. Это почти 43% бумаг американского Минфина, принадлежащих нерезидентам (у России, за последние три года снизившей инвестиции в американский госдолг на 14%, осталось $151 млрд). Япония прекратила наращивать его покупку. А вот Китай, не покупавший американских госбумаг в 2010-2011 годах, в последний год взялся за старое.
Доля долларовых активов в резервах нацбанков снижается ступеньками. После кризиса доткомов она упала с 71-72% до 65-66%, а во время последнего кризиса — до 62%. Но американский Минфин не жалуется: отбоя от желающих купить эталон надежности — гособлигации США — по-прежнему нет. За последние 18 лет международные резервы нацбанков выросли почти в 8 раз (их долларовая часть — в 6,2 раза), так что любой объем будет с благодарностью переварен. Азиаты столько инвестировали в долларовые бумаги, что любые проблемы в США им невыгодны: бумажное богатство будет потеряно. А США попали в жесткую зависимость от китайских кредиторов. Неслучайно первым иностранным визитом нового министра финансов США Джейкоба Лью стала поездка в Пекин. Должникам следует навещать своих банкиров.
Но привилегия не вечна. Американцам следует вспомнить, как 90-100 лет назад доллар сменил британский фунт в качестве мировой валюты. Война ослабила Европу, а в Америке капитал был в изобилии. Американские банки перехватили у европейцев функции мировых кредиторов. «Нечто аналогичное вполне возможно и в наши дни, — пишет Эйхенгрин. — Аналогом шока, испытанного фунтом стерлингов во время войны, может стать хронический бюджетный дефицит США». Накопление долга может в какой-то момент вызвать обвальное падение доверия инвесторов к доллару. А усилия китайцев по превращению Шанхая в международный финансовый центр (цель — 2020 год) дадут инвесторам альтернативу. Это сценарий краха доллара.
Но он не является неизбежным. Американцы могут найти решение бюджетных проблем (повысить налоги, сократить расходы или нивелировать их быстрым экономическим ростом). А Китаю предстоит проделать гигантский путь, прежде чем он станет не только промышленным, но и финансовым центром. Для этого надо переориентировать рост с экспорта на внутренние источники. Допустить иностранных эмитентов облигаций к деньгам китайских инвесторов политики вмиг не могут. Ведь тогда меньше денег вкладчиков достанется китайским банкам, кредитующим строительство заводов, жилья, скоростных железных дорог и пр. Механизм трансформации сбережений в кредиты отечественной промышленности будет сломан. Так что спешить с трансформацией мирового промышленного центра в финансовый китайские политики не будут, как не делали они этого до сих пор.
Разумеется, большой вклад в конец монополии доллара внесет и евро — если европейским политикам удастся наконец дополнить валютное единство политическим.
В результате мир, считает Эйхенгрин, идет к смене модели с одной доминирующей валютой на модель с множеством международных валют: долларом, евро, юанем, а в перспективе — бразильским реалом и индийской рупией. Такие периоды бывали и в прошлом — в XVII веке в международных расчетах одновременно использовались фунт, песо и франк. Для этого есть все основания: ликвидные финансовые рынки будут у все большего числа стран, мир тяготеет к многополярности, а технические средства делают сопоставление цен товаров или облигаций в разных валютах секундным делом.
Так что если доллар избегнет краха, ему угрожает долгий закат — превращение из монопольной (до появления евро) всего лишь в одну из международных валют. Но это в любом случае вопрос не завтрашнего дня, а следующих 30-50 лет.
(c) Борис Грозовский