Человечество привыкло делить свою историю на большие отрезки — чтобы, оглядываясь в минувшее, фокусировать взгляд на самых главных приметах времени. С этой точки зрения, завершающаяся на наших глазах постиндустриальная эпоха началась полвека назад. Стоит перенестись ровно на 50 лет в прошлое, чтобы успеть к ее началу — и оказаться в Соединенных Штатах, где разворачивались главные события 1963 года.
Этот год в США прошел под знаком равенства. Во всяком случае, одним из самых заметных явлений в календаре 1963-го был «Марш на Вашингтон», состоявшийся 28 августа, — если и не самое решающее, так уж точно самое массовое событие в борьбе против дискриминации чернокожего населения в Штатах. Случилось оно, конечно, не вдруг.
Америку не зря называли «плавильным котлом», в котором должны смешаться разные нации. Единого сплава, правда, так и не вышло — но метафора оказалась пророческой. С середины 1950-х смесь в нем дошла до кипения — и пар был готов вырваться наружу.
В первый зимний день 1955 года в Монтгомери, штат Алабама, 42-летняя чернокожая швея Роза Паркс отказалась уступить место в автобусе белому пассажиру, как того требовали сегрегационные городские законы. Ее арест и суд (Паркс была приговорена к денежному штрафу) вызвали масштабную общественную кампанию — бойкот чернокожими всех автобусных линий города, продлившийся до декабря 1956-го и завершившийся судебным признанием городских законов Монтгомери противоречащими конституции США. Негры шли на работу пешком, таксисты подвозили их по цене автобусного билета, а поскольку чернокожее население формировало более 70% автобусного пассажиропотока, убытки городского транспорта были значительны. Но еще более значительным был психологический эффект — ни аресты, ни угрозы, ни нападения расистов, ни сама юридическая система США не смогли заставить повиноваться людей, ощутивших за своей спиной истину и отстаивавших свои права на нее. Одним из организаторов этой кампании был местный баптистский пастор Мартин Лютер Кинг.
То, что это был христианский проповедник, неслучайно. Черный протестантизм был прочно укоренен в негритянской народной культуре — этот язык, одновременно и библейский, и фольклорный, был понятен большинству черного населения США.
В религии темнокожее население Америки черпало то, что можно было бы противопоставить «гражданской программе» белых — в сущности, секулярной. Какой прок был неграм от эгалитаризма американской конституции, когда он делал для них исключение, допуская рабство и сегрегацию? От доктрины separate but equal, провозглашавшей равенство белых и черных как различных, разделенных частей общества? Фальшь такого «равенства» была особенно очевидна в городском автобусе Монтгомери, где формально были предусмотрены места и для белых, и для черных. Но в случае, когда все «белые» места были заняты, черные должны были уступить сиденья «господам». Что и отказалась сделать Роза Паркс 1 декабря 1955 года.
За автобусным бойкотом последовали новые эпизоды. В 1957 году президенту Дуайту Эйзенхауэру пришлось задействовать солдат американской армии, которые сопровождали первых чернокожих школьников, начавших посещать школу для белых в Литл-Роке, настолько велико было возмущение местного населения. По всей стране проходят многотысячные антидискриминационные выступления, сидячие забастовки (демонстративные само-захваты мест только для белых в кафе и ресторанах), несколько маршей на Вашингтон с требованием равных прав. Крупнейшим стал августовский «Марш за работу и свободу» 1963 года, в котором приняли участие 250 тысяч человек.
Вопрос о правах чернокожих стоял в общественной повестке уже не первый год, но именно в 1963-м споры стали действительно острыми. В апреле-мае проходит Бирмингемская кампания — серия ненасильственных акций прямого действия, в которых приняли участие тысячи активистов, в том числе несколько сотен учащихся бирмингемских школ.
11 июня новоизбранный губернатор Алабамы Джордж Уоллес, шедший на выборы под лозунгом «Сегрегация сегодня, сегрегация завтра, сегрегация навсегда», лично встал у входа в Алабамский университет, закрывая дорогу первым чернокожим студентам. «Стояние» завершилось поражением: губернатору пришлось отступить после вмешательства представителей федеральных властей. На следующий день президент Джон Кеннеди обратился к нации с Речью о гражданских правах, в которой заявил о необходимости принятия юридического акта, ставящего сегрегацию вне закона.
Но такой акт еще нужно было провести через конгресс. Намерения Кеннеди вызвали сопротивление представителей и руководства южных штатов. Со времен Гражданской войны легальная сегрегация стала компромиссом между Севером и Югом — в обмен на отмену рабства и свободу перемещения для чернокожих граждан федеральное правительство закрывало глаза на дискриминационное законодательство. В глазах многих южан конфликт разворачивался между населением Юга — добропорядочными американцами, которые сами хотели определять свои устои, — и «парнями из Вашингтона», молодыми сорвиголовами братьями Кеннеди, вступившими в альянс с Мартином Лютером Кингом и его компанией, черными бунтарями и коммунистами.
Триумфальный «Марш на Вашингтон» был в первую очередь доказательством того, что за отмену сегрегации выступает не только кучка активистов или столичные политики. Стало видно, что сотни тысяч американцев считают южные «традиции» нестерпимым атавизмом. Здесь, в Вашингтоне, Мартин
Лютер Кинг произнес свою речь «У меня есть мечта» — и исповедь и проповедь одновременно, одно из самых известных выступлений XX века. «У меня есть мечта, что однажды в Алабаме с ее злобными расистами и губернатором, с губ которого слетают слова о «вмешательстве» и «аннулировании», однажды именно в Алабаме маленькие черные мальчики и девочки смогут взяться за руки с маленькими белыми мальчиками и девочками как сестры и братья». Губернатор Алабамы (тот самый, который стоял в университетских дверях) впоследствии изменил свою точку зрения — пережив в 1972-м покушение, после которого навсегда остался парализованным, он раскаялся в своих прежних взглядах, назвав их грехом.
Однако сам Кингуже не был свидетелем этого — он погиб от руки неизвестного в 1968 году. А непосредственно в 1963-м Америку потрясло убийство президента США Джона Кеннеди.
Эта страница остается одной из самых загадочных в американской истории. Длившееся девять месяцев расследование, возглавляемое председателем Верховного суда США Эрлом Уорреном, пришло к заключению, что роковой выстрел из винтовки, прозвучавший 22 ноября 1963 года, когда Кеннеди ехал в кортеже по Элм-Стрит в Далласе, произвел одиночка по имени Ли Харви Освальд. Его убийство через два дня после гибели президента, в свою очередь, соотечественники могли наблюдать в прямом эфире. Во время перевода Освальда в окружную тюрьму Далласа, которое освещалось телевизионщиками, из толпы вышел владелец местного ночного клуба Джек Руби и застрелил предполагаемого убийцу. «Я хотел избавить мисс Кеннеди от расстройства при рассмотрении дела в суде» — так мотивировал он свой поступок.
Следствие постановило, что Освальд действовал в одиночку и не имел ни сообщников, ни поддержки какой-либо организации. Однако социологические опросы, регулярно проводящиеся в Америке, показывают: до 70% ее граждан не верят в официальную версию. А споры о том, кто и зачем убил Кеннеди, не утихают до сих пор. Одни предполагают, что стрелял все же Освальд, но делал это не по своему разумению, а выполняя заказ оппонентов Кеннеди. Многие видят в этом «горячий эпизод холодной войны», обращая внимание на то, что с 1959 по 1962 год бывший морпех Освальд жил в Советском Союзе, где пытался добиться советского гражданства и поступить в МГУ. Он успел побывать в психиатрической лечебнице и поработать токарем на минском радиозаводе, женился на советской студентке Марине Прусаковой и хотел отказаться от американского гражданства — но передумал. «Я начинаю пересматривать свое желание остаться. Работа серая, деньги негде тратить, нет ночных клубов и боулинга, нет мест отдыха, кроме профсоюзных танцев», — написал он в дневнике в 1961-м, а в следующем году вместе с супругой вернулся в США.
Сторонники «красного следа» в убийстве Кеннеди подозревают, что в Союзе Освальд мог быть завербован, — и потому своим адвокатом на процессе он хотел видеть главного юрисконсульта компартии США. К тому же в распоряжение следствия попали сделанные незадолго до убийства «фотографии на заднем дворе», где Освальд запечатлен с винтовкой и двумя марксистскими газетами — «Милитент» и «Уоркер».
Другие полагают, что Освальд не стрелял в Кеннеди — даже несмотря на то, что в том же 1963-м он совершил еще одно покушение, правда, неудачное, — на генерал-майора в отставке Эдвина Уолкера. После этого покушения Освальд попал не под суд, а в психиатрическую клинику — так распорядился брат президента, генеральный прокурор Роберт Кеннеди. Возможно, ему, бывшему, как и брат, ярым противником сегрегации, был даже в чем-то симпатичен этот молодой коммунист, решившийся стрелять в военного, члена «Общества Джона Бёрча», отправленного за два года до этого в отставку за распространение фашистской литературы в дивизии, которой он командовал, расквартированной в Западной Германии. Согласно этой неофициальной версии, тот, кто стрелял в Кеннеди, должен был быть похожим не на Освальда, а как раз на Уолкера, — и предполагаемым мотивом стало именно желание президента поставить точку в истории сегрегации.
Как бы то ни было, эта точка была поставлена. Спустя несколько месяцев после убийства, 2 июля 1964 года, в США вступил в силу Акт о гражданских правах, ставящий вне закона любую дискриминацию по расовому, национальному, религиозному и половому признаку.
Итак, в 1963-м был подвергнут ревизии сложившийся уклад американской жизни. Спасение от меняющейся действительности публика искала в кинотеатрах. Все главные фильмы Голливуда, вышедшие на экраны в 1963-м, — рефлексия великого американского мифа, в котором память о европейских истоках американской нации круто замешана с преклонением перед теми, кто стал self-made men, с волнующим запахом большой американской мечты.
Америка — обетованная земля; туда и только туда стоит стремиться в поисках счастья. Такой она предстает в черно-белой киносаге «Америка, Америка», снятой греческим эмигрантом Элией Казаном и принесшей своим создателям «Оскар» за лучшую работу художника-постановщика. Хотя, пожалуй, фильм больше был достоин золотой статуэтки за лучший оригинальный сценарий: в основе ленты Казана — его собственная книга и в общем-то его собственная судьба османского грека, преодолевшего Атлантику в поисках лучшей доли. Правда, герой «лучшего американского фильма года», в отличие от его создателя, прошел свой путь в сознательном возрасте, побывав и в константинопольских трущобах, и в шкуре уличного чистильщика обуви. Сам же Казан эмигрировал мальчиком, вместе со своим отцом, торговцем коврами, и свой путь начинал не с улицы, а с йельской студенческой скамьи, окончив отделение драматического искусства. Однако за «Оскаром» лучшего сценариста в 1963 году на красную ковровую дорожку Santa Monica Civic Auditorium вышел не он, а команда создателей ленты «Папа Гусь» — малопримечательной любовной истории, развернувшейся в декорациях Второй мировой. Возможно, именно эти декорации и стали решающим аргументом для киноакадемиков. Америка, как и Советский Союз в это время, переживала новую волну увлечения фильмами о войне — на сей раз о людях, попавших в ее пороховой круговорот. В СССР в этом же году выходят на экраны монументальные «Живые и мертвые» и интимный «Сказ о матери». В Америке — забытый теперь «Папа Гусь» и ставший киноклассикой «Большой побег», напряженная драма без ожидаемого хеппи-энда о побеге солдат-союзников из немецкого лагеря для военнопленных. Своего рода «А зори здесь тихие» по-американски — история побега пятидесяти молодых парней, только троим из которых удается спастись. Трагический роуд-муви — на военный лад.
Впрочем, и классического роуд-муви хватало — какой американский год может пройти без дорожной истории! 1963-й ознаменовался золотым образцом жанра — лентой «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир» Стэнли Крамера. Его герои, число которых все увеличивается, мчатся из Калифорнии — в прошлое, туда, где кто-то давным-давно зарыл под четырьмя пальмами клад, который мог бы стать путевкой в американскую мечту классического образца.
Да и сама по себе классика была в 1963-м для Голливуда мощным источником вдохновения. Американцы ходили в кино задорно посмеяться над злоключениями героя «Тома Джонса», английского сироты, выбившегося в люди, — и над героями «Ворона», вольного пересказа творений Эдгара По. Несмотря на готический антураж и участие признанных «королей ужаса» Винсента Прайса, Бориса Карлоффа и Питера Лорре, фильм остался веселой комедией. Впрочем, хорроров в списке премьер за этот год тоже хватает — начиная со «Страха», снятого буквально за пару дней в декорациях «Ворона», и заканчивая прославленным «Безумием-13» Френсиса Форда Копполы. В своей дебютной ленте Коппола отлично уловил настроение эпохи. Главный герой, готовящийся в который раз отправиться на странный семейный праздник, ежегодно отмечаемые похороны своей сестры-утопленницы, — аллегория всей старой Америки. Громоздкие ритуалы, бесконечно повторяемые воспоминания, блеск и нищета, хитросплетения отношений в старых коммерческих династиях и бесконечные споры о наследстве — все это готово вот-вот погибнуть, как и герой Копполы. Уйти в прошлое и стать прологом совсем новой Америки — такой, которую мы сегодня знаем.
(с) Максим Буров, Саша Дванова