В эпоху глобализации у людей большой выбор. Нам доступны товары любого производителя, билеты любого перевозчика, новости любого мирового агентства, фильмы любой студии. А вот учимся мы по старинке: в вузе, который выбрали в 17-летнем возрасте, на факультете, на который поступили, у профессоров, которых приставили к обязательным курсам. И так 4, 5, 6 лет — кому как повезло. Каждый из нас, попав в учебное заведение, на много лет становится его пленником. Выход из-под крыла альма-матер до получения диплома по сути закрыт.
А можно ли один предмет изучать у своего профессора, а другой — у «чужого», далекого, но самого лучшего? Или вообще учиться только тому, что интересно тебе самому или рынку труда, на который ты нацелился? И чтобы, если плохо понимаешь предмет, это не становилось личной трагедией или поводом для мошенничества на экзамене? В глобальном мире можно все это — и гораздо больше. Но для этого надо подорвать консервативную образовательную отрасль, придумать новые технологии, отказаться от вековой классно-урочной системы и привлечь к сотрудничеству лучшие университеты мира. Именно в этом видят свою задачу основатели онлайновых образовательных платформ. Они предлагают любому жителю Земли, подключенному к широкополосному интернету, учиться у мировых корифеев. Их бесплатные курсы — называемые MOOCs (mass open online courses) — не просто видеолекции, а проработанная система — с заданиями, упражнениями, тестами и экзаменами. MOOCs способны произвести в образовании революцию, подобную той, что с приходом интернета уже свершилась в ритейле и в СМИ, в торговле звукозаписями и книгами, в заказе такси и авиабилетов.
Как и в этих отраслях, в образовании потребителю становится доступно все и сразу.
Как и почему это случилось
Сама по себе идея образования в онлайне, разумеется, не нова. И MOOCs три года назад возникли не на пустом месте: до этого университеты уже 20 лет занимались дистанционным обучением на собственных площадках. Затем многие из них вдруг взяли да выложили в интернет курсы лекций своих самых замечательных преподавателей — кстати, тоже бесплатно.
Но, как это часто бывает, прорыв совершили отнюдь не лидеры образовательного рынка — всемирно известные университеты и сложившиеся онлайновые платформы, а новички. Правда, «новичками», основавшими агрегаторы MOOCs, были профессора тех самых всемирно известных университетов. На них работала и собственная репутация, и репутация их работодателей — хотя по требованию последних, предлагаемый стартапами онлайновый продукт не должен был ассоциироваться с их брендами. Платформы MOOCs росли невиданными темпами: компания Coursera, основанная Стэнфордскими профессорами в апреле 2012 года, достигла миллионной аудитории спустя четыре месяца после запуска — быстрее, чем Facebook или Twitter. Udacity — основанный годом ранее другой Стэнфордский стартап — к началу 2013 года тоже привлек миллион пользователей, а вместе с тем и $15 млн венчурного капитала (сейчас у Udacity более 3 млн слушателей). В 2012-м появился и проект на Восточном побережье — EdX. По форме это некоммерческое партнерство между Гарвардом и Массачусетским технологическим институтом (MIT), а для трех миллионов «студентов» — такой же провайдер, на площадке которого можно бесплатно пройти курсы у выдающихся профессоров разных университетов. С тех пор в мире — в основном англоговорящем — появилось несколько десятков подобных платформ, каждая со своим контентом и функционалом.
О целях этих проектов в интервью газете Гарвардского университета The Crimson лучше всего рассказал профессор MIT Анант Агар-вал, президент TdX: «...во-первых, мы хотели расширить возможности доступа для тех, кто хочет учиться — для миллионов людей во всем мире. И когда на самый первый наш курс зарегистрировалось 155 тысяч человек из 162 стран, это вселило в нас уверенность... Во-вторых, мы хотели радикально улучшить процесс обучения для собственных студентов. В онлайне его можно сделать гораздо более интерактивным, к тому же студент, решивший задачу, получает фидбек от компьютера мгновенно, тогда как проверка у преподавателя занимает время и студент узнает, правильно ли его решение и какую оценку он получил, в лучшем случае через неделю. И, в-третьих, привлекая миллионы пользователей, платформа помогает вести педагогические исследования, чтобы наконец разобраться в том, как люди учатся и, значит, как их лучше учить. Поведение слушателей курсов в онлайне легко отслеживать, определяя скорость просмотра, время выполнения задания, паттерны навигации и прочее».
Основавшие первые платформы профессора предполагали, что аудитория их курсов охватит разные страны и беднейшие классы, которым образование недоступно по стоимости. Эту идею — лучшее образование для всех, кто хочет учиться, — они продвигали на разных площадках: от форума в Давосе до конференции TED. Кстати, сами основатели росли и учились далеко от Америки. Coursera придумали израильтянка Дафна Коллер и Эндрю Ын — китаец, чье детство прошло в Гонконге и Сингапуре, Udacity — немец Себастьян Трун, у истоков EdX стоял индиеп Анант Агарвал. Все они компьютерщики, работают в совершенно разных областях и прославились не только своими образовательными стартапами. Эндрю Ын руководит Стэнфордской лабораторией искусственного интеллекта, а недавно стал главным аналитиком китайского поисковика Baidu. Себастьян Трун в бытность свою в Google возглавлял разработку Google glasses.
Довольно быстро выяснилось, однако, что для того, чтобы пройти курс, одного желания учиться у лучших профессоров мало. Нужны мотивация, подготовка, привычка к систематической работе и, как ни странно, поддержка соучеников. Оказалось, что, хотя на каждый курс записываются тысячи и десятки тысяч человек по всему миру, доля успешно завершивших в среднем не превышает 10%.
Вот как объясняет эту цифру профессор Федеральной политехнической школы Лозанны (EPFL), руководитель лаборатории компьютерного обучения Пьер Дилленбург: «Аудиторию этих курсов можно разбить на три примерно равные части. Одна треть регистрируется на курс, но довольно быстро, обычно после просмотра первого видео понимает, что он им не подходит: например, он слишком сложен, там много непонятной математики. Другая треть регистрируется, но не собирается все прослушивать и выполнять все задания. Эти люди используют MOOCs как вики-ресурс, то есть выбирают только то, что им нужно. И лишь треть приступает к курсу с твердым намерением его завершить. И из этой последней группы только каждый третий достигает цели и получает сертификат. В итоге таких остается примерно 10%».
В абсолютном выражении эти 10% составляют немалую цифру: на одной только Coursera к сентябрю 2014 года было зарегистрировано более 9 млн слушателей (в совокупности по 750 курсам, записанным преподавателями 111 университетов). То есть, даже если полностью осваивают предмет и успешно сдают по нему экзамен всего несколько процентов, их общее число приближается к миллиону.
Аудитория этих платформ в целом по возрасту и уровню образования резко отличается от той, что составляет большинство в университетах. В среднем слушатели MOOCs старше, и их уровень образования выше — более половины уже получили диплом бакалавра или даже магистра.
MOOCs и традиционные университеты
Для цифрового поколения онлайновая среда более комфортна, чем аудиторная: даже в лучших университетах, по наблюдению Дафны Коллер, восемнадцатилетние студиозы стремятся занять задние ряды, чтобы без помех предаться любимой компьютерной игре или общению в социальных сетях. Известно, что чем активнее студент на занятиях, тем лучше он усваивает пройденное. А о какой активности может идти речь, если в поточной аудитории триста студентов и преподаватель читает курс, не отрываясь от своих записей?
Разумеется, были и есть исключения. Те, кто учился в МГУ, спустя десятилетия вспоминают своих великих профессоров, таких как лингвист Андрей Зализняк или физик Игорь Тернов, на чьих лекциях яблоку негде было упасть. Идея создателей образовательных платформ как раз в том и состоит, чтобы эрудиция, артистизм, подходы к проблеме и исследовательская страсть гениев стали достоянием более широкого сообщества, нежели аудитория одного университета.
Базовые лекционные курсы к тому же редко обновляются, и профессор вынужден год за годом говорить одно и то же, перемежая рассказ одними и теми же примерами и шутками.
А что, если дел ать наоборот: студенты будут слушать записанный курс своего преподавателя дома в онлайне, а в классе будут только обсуждать то, что непонятно или не получилось? Профессор Агарвал попробовал делать так и обнаружил, что успеваемость студентов выросла. Правда, они жаловались, что тратят на занятия больше времени: ведь если задача решена неверно, компьютер сразу сообщает им об этом, тем самым заставляя думать еще и еще. Эту методику, называемую flipped (перевернутый) class, сейчас применяют многие университеты.
Нынешние студенты привыкли узнавать в интернете то, что им надо. Так почему бы не перераспределить ресурсы образовательной системы в целом? Один раз записав лучший в своем роде курс с заданиями и упражнениями, можно предлагать его в онлайне тысячам студентов разных университетов, а на следующий год только вносить в курс коррективы, анализируя «большие данные» о том, как и что усваивается. Лучшие вузы мира ищут рецепты смеси онлайна и офлайна в преподавании, и MOOCs — важный ингредиент этой смеси. В MIT в 2013 году, то есть спустя год после запуска EdX, ею активно пользовалась половина студентов бакалавриата.
В 2012-м, когда ведущие университеты США и всего мира выстроились в очередь, чтобы стать партнерами платформ-стартапов, The New York Times даже провозгласила год MOOCs. Многие тогда считали, что открытые площадки похоронят традиционные учебные заведения. А через год-другой, когда этого не произошло, стали говорить, что MOOCs — такой же пузырь в образовании, какими были доткомы для интернет-коммерции.
Точку в споре поставила статья теоретика прорывных инноваций, профессора Гарвардской бизнес-школы Клейтона Кристенсена «MOOCs’ disruption is only beginning», опубликованная в газете Boston Globe в мае 2014-го в соавторстве с Мишель Вайс. «Слухи о смерти MOOCs сильно преувеличены. В отрасли, которая давно находится в состоянии застоя, потенциал их прорыва — в цене, технологиях и даже педагогике — еще только-только вырисовывается», — написали они.
Кристенсен и Вайс не первыми заговорили о застое классического университетского образования. В недавнем исследовании Глобального института McKinsey приводятся такие цифры: в мире половина молодых выпускников вузов не надеется, что полученное ими образование поможет им устроиться на работу, и в то же время почти 40% работодателей говорят, что на рынке труда не могут найти специалистов с требуемыми навыками. Получается, что система образования и экономика во многих странах существуют в параллельных мирах.
И Россия не исключение. Управляющий партнер «МакКинзи» по России Виталий Клинцов замечает: «По различным оценкам, свыше 75% выпускников российских вузов работает не по специальности. Более того, часто они выполняют работу, которая не требует особой квалификации. Экономические издержки получения диплома ради «корочки» несут все: студенты в виде недополученного дохода за 4—5 лет, их семьи — в виде прямых расходов на содержание «ребенка» (а зачастую и платы за обучение), а также общество в целом — в виде более низких объемов производства и прямых расходов на обучение». А проректор НИУ ВШЭ Сергей Рощин, специалист по экономике труда, отмечает, что у работодателей в целом интерес к диплому падает, а спрос перемещается в сторону отдельных компетенций. «Есть области, например сфера ИТ и медиакоммуникаций, — говорит Рогцин, — где диплом в принципе не важен работодателю, потому что все меняется слишком быстро».
Понимая это, руководители одной из самых популярных платформ — Udacity — в конце 2013 года резко сменили направление и вместо классических университетских стали готовить курсы, заточенные под потребности определенных корпораций, правда, уже не бесплатные. Еще одна новинка от Udacity: «наностепень» — программа обучения программистов и аналитиков, разработанная совместно с AT&T.
Доступ к онлайновому образованию, получаемому у корифеев по выбранной самими студентами дисциплине, может существенно снизить спрос на «корочки». И университеты — по крайней мере в США — уже поняли это. В той же статье для Boston Globe Кристенсен и Вайс пишут: «.. .даже не вступив в конкурентную борьбу в качестве дешевого товара-заменителя, MOOCs уже создали на этом рынке ценовую конкуренцию, чего раньше университеты себе и представить не могли».
В фильме «Умница Уилл Хантинг» герой затевает в баре ссору с гарвардским студентом. Тот кичится своим знанием экономической истории, а Уилл, парень из низов, разоблачает его, цитируя по памяти учебники, из которых студент почерпнул все свои познания. В финале сцены антагонисты обмениваются репликами: «Ты выкинул 150 тысяч долларов на образование, которое мог бы получить в библиотеке» — «Зато у меня будет степень, а ты будешь подавать моим детям картошку на лыжном курорте».
Богатый студент был неправ. Как мы помним, спустя всего пару месяцев Уиллу Хантингу предлагали интересную работу и корпорации, и спецслужбы. Из безвестности самоучку вытащил профессор математики MIT, случайно обнаруживший его талант. А платформы MOOCs выявляют умников не случайно, а систематически: они знают, кто заработал высший балл по каждому из курсов. Профессор физики Стэнфорда Уолтер Льюин с гордостью говорит: «Из тех, кто дошел до экзамена по моему курсу классической механики на Coursera, каждый третий получил результат 100%» (запись на YouTube: «Walter Lewin Teaching Online»). А вот на курсе Физтеха по электричеству и магнетизму из 12 тысяч записавшихся высший балл заработали всего два человека: один из Тамбова, другой из Чикаго. Одно из направлений монетизации платформ MOOCs — предоставление данных о своих выдающихся слушателях корпорациям.
А университеты? Станут ли они признавать MOOCs наравне со своими собственными курсами? Пьер Дилленбург говорит: «EPFL будет их засчитывать года через два — когда платформы доведут до совершенства свои системы идентификации и слушателя в онлайне можно будет опознавать с той же точностью, что и студента, приходящего на занятия в свою группу в своем университете». Сейчас Coursera определяет студента по его «клавиатурному почерку», ведь каждый из нас набирает текст по-своему, a EdX — также по лицу, если задания выполняются с включенной камерой компьютера. Обе системы распознавания активно развиваются. Так что для швейцарской EPFL признание курсов на Coursera — вопрос технологии.
Иное дело университеты США — они пока не дают никаких обещаний. Их осторожность можно понять, ведь речь идет о подрыве их собственного финансового благосостояния. Слушателей MOOCs в США много миллионов, и вопрос о признании их сертификатов колледжами и университетами стоит весьма остро. Кандидат в губернаторы штата Техас от республиканцев Ерег Эббот даже сделал его частью своей предвыборной программы и в сентябре этого года пообещал жителям Техаса, что, став губернатором, заставит университеты штата засчитывать пройденные на онлайновых платформах курсы.
Российская история
Наши соотечественники стали активными пользователями MOOCs задолго до того, как на эти платформы вступили российские университеты. Новость распространялась в студенческом сообществе исключительно благодаря сарафанному радио, и уже в первый — 2012-й год россияне заняли среди слушателей Coursera пятое место по численности — после США, Бразилии, Индии, Китая и Великобритании. Роман Л., лучший выпускник ведущего экономического вуза Москвы, задумал поступить в магистратуру по финансам, причем не в России, а на Западе. Он тщательно выбирал школу, писал заявки, собирал документы, а главное, прошел несколько финансовых курсов на Coursera. И это принесло плоды: Роман не просто поступил в Университет Цюриха, но и получил от него стипендию, полностью покрывающую расходы на обучение и проживание. А Наталья Чеботарь, сооснователь интернет-журнала о новых технологиях в образовании Edutainme.ru, которая проходила на Coursera курс по геймификации, рассказала о том, как строилась социальная сеть слушателей. «В тот момент о геймификации только заговорили, курс Пенсильванского университета был одним из первых в мире по этой тематике, вокруг тут же образовалось сообщество из тысяч русскоязычных студентов. Самые инициативные переводили лекции для остальных, организовывали встречи вживую, делились кейсами о том, как используют геймификацию в своих компаниях, знакомились, находили работу или запускали стартапы».
Сейчас российская аудитория Coursera каждый год прирастает более чем вдвое. По данным компании, в 2012 году на ее площадке было зарегистрированно 44 685 слушателей из России, в 2013-м —104148, в сентябре 2014-го —174128. На EdX к сентябрю 2014 года зарегистрировалось 36148 россиян.
В июне 2013-го сооснователь Course га Дафна Коллер участвовала в Санкт-Петербургском экономическом форуме. После этого она приехала в Москву, чтобы установить связи с университетами столицы. В том же году три российских вуза стали партнерами Coursera: Московский физико-технический институт (Физтех), Высшая Школа экономики (НИУ ВШЭ), Санкт-Петербургский государственный университет.
Эти ведущие университеты присоединились к мировому движению, хотя и понимали, что открытое онлайновое образование повышает конкуренцию в их отрасли. Профессор Рощин объясняет: «Сейчас, когда ты входишь в аудиторию, ты должен соревноваться глобально: учащийся может получить те лее знания достаточно просто, причем от преподавателей, которые, возможно, дадут их гораздо лучше, чем ты. Теперь преподаватель должен осмысливать, какие его занятия имеют преимущества перед уроками “звезды”, которая является признанным лидером в мире и которую слушать гораздо интереснее, чем тебя. Это не значит, что в результате все будут слушать только онлайновые курсы “звезд”, хотя спрос на них безусловно будет повышаться.
Для университетов открываются широкие возможности повысить качество обучения, не закрываясь от MOOCs, а внедряя их в свои образовательные программы. Это также вопрос развития рынка образовательных услуг в мире в целом: те, кто научится это грамотно делать, получат конкурентное преимущество».
Российские университеты, ставшие партнерами Coursera, видят в этом способ подтвердить свою репутацию в стране и в мире, доказать свое лидерство в преподавании. Заведующий лабораторией инновационных образовательных технологий Физтеха Тарас Пустовой говорит: «Ситуация с качественными русскоязычными онлайн-курсами по точным наукам до сих пор не очень хорошая. И кто, если не мы, способны эту ситуацию переломить?» Сергей Рощин тоже отмечает недостаток в России хороших курсов базового уровня, и НИУ ВШЭ собирается сосредоточить усилия именно на этом направлении.
Университеты сами предлагают свои курсы Coursera, отбирая среди преподавателей тех, кто умеет доступно объяснять сложные вещи. И вот пример: молодой профессор Андрей Райгородский преподает математику в Физтехе, на мехмате и на факультете биоинформатики МГУ, в Независимом московском университете, в Школе анализа данных Яндекса, в совместном бакалавриате РЭШ и ВШЭ и в математическом классе 179-ой московской школы. Почему он работает везде? Неужели в стране некому преподавать математику?
Объяснение можно найти в отзывах о Райгородском на форуме, где студенты Физтеха обсуждают своих преподавателей. Вот один из отзывов: «Как лектор великолепен. На лекции по теорверу ездил в Климентовский /переулок/ к первой паре целый семестр — не пожалел... Самое приятное, что он хочет, чтобы студенты действительно поняли все, что он рассказал, и чтобы недоговоренностей не осталось (в отличие от многих стандартных физтехов, которые занимаются разговорами с самими собой у доски вместо объяснения материала)». Прочитав этот отзыв, понимаешь, почему Райгородский стал одним из тех, кому Физтех предложил сделать MOOCs.
Запись курса Райгородского «Основы комбинаторики» потребовала немало времени — понадобилось разбивать лекции на короткие, но законченные отрезки, записывать все это в профессиональный видеостудии. Задания для курса составили ассистенты, а профессор все тщательно проверил. Преподавателю математики не нужно ничего, кроме мела и доски, но есть немало курсов, в которых используются анимация, натурная съемка, тренажеры. В США, по расчетам Центра анализа экономической эффективности в образовании Колумбийского университета, разработка одного курса MOOCs обходится в немалую сумму: от $39 000 до $322 000 в зависимости от университета и самого курса. В НИУ ВШЭ говорят, что их затраты ближе к нижней границе указанного диапазона.
Три университета — как три ласточки, которые вряд ли сделают весну в онлайновом высшем образовании России. Даже если они будут добавлять новые курсы, чтобы поддерживать свои позиции в российском и мировом образовании, это все равно будет русскоязычной каплей в англоязычном море. А число россиян, способных учиться на английском языке, вряд ли исчисляется миллионами. Сейчас, правда, на Coursera набирает обороты краудсорсинговый перевод в виде субтитров к курсам, но он неполный и его качество никто не контролирует. Вообще вряд ли в образовательной среде перевод может заменить оригинал, ведь текстовые задания все равно придется писать по-английски.
Бывший ректор Российской экономической школы, ныне профессор парижского университета Sciences Ро Сергей Гуриев полагает, что для MOOCs в России и во Франции есть большой внутренний рынок — из-за слабого знания английского языка. «Этим Россия и Франция отличаются от многих других стран, где образованный класс поголовно говорит по-английски. Поэтому можно ожидать развития отдельных русскоязычного и франкоязычного сегментов. Они будут отставать от англоязычного, но, с другой стороны, будут заимствовать успешные подходы и не повторят ошибок», — говорит он.
Кто и когда будет делать русскоязычные ресурсы такого рода, пока непонятно. Но строить и развивать их надо самостоятельно, хотя бы потому, что партнерство с Coursera в нынешние времена — вещь ненадежная. В январе этого года компания по требованию Госдепа блокировала доступ к своим курсам для пользователей из Ирана, Судана, Кубы и Сирии — в связи с санкциями против этих стран. Потом, правда, регистрацию восстановили, но только для изучения гуманитарных и общественных дисциплин — технические, естественно-научные, математические и ИТ-знания передавать в эти страны по-прежнему нельзя.
В России есть компании, которые работают над построением таких платформ. Написать софт — задача посильная, но вот наполнить его знаниями в формате MOOCs — большая проблема. «В стране отсутствует предложение контента для дистанционного обучения со стороны университетов», — отмечает руководитель лаборатории развития образования НИУ ВШЭ Евгения Кулик. По сути платформы — это крауд-сорсинговые проекты, и университеты, которые в них участвуют, работают на благо всей системы образования. Но большинство российских вузов предпочитает тратить ресурсы иначе, по старинке конкурируя друг с другом за «своего» студента и «свое» государственное финансирование. Когда же системе «каждый за себя» придет конец, университеты неизбежно разделятся на MOOCs-доноров и MOOCs-получателей, как это уже происходит в США. Там образовательные власти просто принуждают менее продвинутые вузы внедрять в свое преподавание онлайновые курсы, созданные профессорами выдающихся университетов. Причина все та же: с MOOC.S образование получается и дешевле, и лучше.
В Европе, где проучиться семестр или год в «чужом» институте — практически норма, MOOCs «входят» в университеты сравнительно легко. Там у платформ EdX и Coursera немало партнеров. А Франция с помощью EdX, чей софт благодаря открытому коду доступен для заимствования, разработала собственную платформу France Universite Numerique. Что касается России — то здесь из-за множества препятствий для академической мобильности вряд ли можно ожидать, что университеты будут активно включать в свои курсы «сторонние» MOOCs или засчитывать их прохождение в индивидуальном порядке, например при поступлении. «...Есть определенные программы, система поступления, система сертификации знаний, и у каждого из этих процессов огромное количество стейкхолдеров — поэтому решения о любых изменениях будут не быстрыми», — говорит Сергей Рощин. Кстати, в НИУ ВШЭ готовы признавать сертификаты MOOCs, а в Физтехе думают, что смогут учитывать их при наборе в магистратуру. На практике этого еще не происходило — слишком мало времени прошло, но в документах этих университетов такие положения есть.
В целом же, скорее всего, в ближайшие годы для России MOOCs останутся параллельной системой, которая будет и дальше подтачивать традиционную. А если Coursera и ей подобные вынуждены будут уйти из нашей страны, «курсерианцы» найдут способы обойти запрет: они будут скрывать свое местонахождение, регистрируясь с прокси-серверов в других странах. А чем сильнее российское образование будет изолировано от мирового, тем больше выучившихся с помощью MOOCs людей будет уезжать за рубеж: в Европе или в США они найдут магистратуры и аспирантуры, готовые признать их достижения, пусть и не подтвержденные дипломом, но международные.
(с) Евгения Чернозатонская