В романе Сергея Козлова от главы к главе переплетаются шесть судеб. Христиане, русские, мусульманин, китаец, бывший военный, кладбищенский «копаль», доктор философских наук, освободившийся зэк, врач и многие другие… Все они оказываются на пороге Конца времён. Узнаваемые картины современности, так совпадающие с признаками, которые указал Спаситель на Елеонской горе. И десятки пророчеств христианских святых, мучеников и даже суры Корана говорят со страниц этого романа. Апокалипсис уже за окном? Или у героев ещё есть немного времени? Или у всех нас ещё есть немного времени?.. Что-то уже свершилось, что-то только разворачивается на экранах наших телевизоров, что-то, кажется, вот-вот наступит… Не погаснет ли данная каждому от рождения искра Божия? И как пронести через разверзающийся ад любовь к близким, любовь к людям, а главное — веру и Любовь к Богу? Прочитать роман, включить телевизор, заглянуть в интернет, выглянуть в окно и сверить часы. Вот, что остаётся читателю.
Отрывок из книги:
Труднее всего было понять, какое время суток. Недвижимое небо, вязкая пасмурная хмарь, где 5 часов утра выглядят как 5 часов вечера или, в сущности, как 3 часа дня или даже полдень. Анна проснулась на сидении автомобиля, резко села и долго не могла понять, где она, как она сюда попала и какое, в конце концов, время суток. На первые два вопроса память нашла ответы, а последний повис вместе с небом. Обычная утренняя нужда вытолкнула её на улицу, она засеменила в общественный туалет, даже не успев подумать о Никонове. Его она увидела на обратном пути. Он сидел на крыльце храма, обложившись книгами, и внимательно вчитывался то в одну, то в другую, торопливо перелистывал страницы, при этом смешно мусолил указательный палец.
— Ты сегодня не звонишь в колокол? — спросила Анна.
— Рано ещё. Доброе утро.
— А утро? Ты точно знаешь?
— Именно это и пытаюсь понять.
— Что?
Наконец Никонов удостоил её взглядом:
— Пытаюсь понять, что с нами происходит.
— Ну и как успехи?
— Точно знаю одно: раньше надо было этим заниматься. Или хотя бы слушать и слышать тех, кто об этом говорил.
Анна подошла ближе, взяла первую книгу, прочитала на обложке: «Пророчества о Конце Света», вторую: «Толкование Апокалипсиса», третью: «Православные святые о последних временах»… А в руках у Олега была Библия. Все остальные книги он попеременно водружал поверх неё.
— С интернетом было бы проще, — признался он. — Но вот наступил момент, когда печатное слово перевесило.
— И что ты выяснил? И вообще, сколько сейчас времени? Я без часов.
— О! Вопрос в десятку! Слушай из Апокалипсиса: «И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу и клялся Живущим вовеки, Который сотворил небо и всё, что на нём, землю и всё, что на ней, и море и всё, что в нём, что времени уже не будет…»
— И что? Что тут можно понять?
— «Времени уже не будет», вдумайся.
— Ну, я и так вижу, что у нас времени не осталось.
— Правильно, это чисто человеческое понятие! — глаза Никонова светились, как у первооткрывателя. — Ты слышишь то, что тебе, как человеку, времени не остаётся… А если посмотреть на это со стороны Ангела?
— И как посмотреть? — поморщилась от непонимания Анна, потому что ей в такое вечернее утро думать абсолютно не хотелось.
— Просто! — выкрикнул свою «эврику» Олег. — Времени не будет как физической величины! Материя, пространство ещё для чего-то есть… А времени уже нет.
— Бррр, — оценила открытие Анна. — И что это нам даёт?
— Хотя бы понимание того, что времени нет. Даже если звёзды двигаются, время — это уже не линейная прямая или спираль, как бы мы себе её ни представляли, это какая-то другая субстанция… или её отсутствие. — Никонов скептически посмотрел на озадаченную Анну и перешёл к объяснению на пальцах: — Ты старую фишку физиков про поезд и станцию знаешь?
— Чего? Какую станцию?
— Ну, ты согласна, что по нашим представлениям, мы живём из прошлого в будущее, как бы по прямой линии?
— И что?
— Прямая это или кривая, в сущности, не важно. Теперь представь себе поезд, который подходит к станции. — Никонов изобразил поезд движением правой ладони, а станцию согнутой в локте левой рукой.
— Представила.
— Пассажиры увидят станцию когда?
— Чего когда? Когда поезд пройдёт мимо станции, тогда и увидят.
— Правильно. Но фокус в том, что станция была ещё до того времени, как пассажиры её увидели. Улавливаешь?
— Понимаю. — Анна даже заулыбалась, но потом вдруг спросила: — А машинист тогда кто? Он-то станцию раньше всех увидел. Ну, в смысле линии времени, кто машинист?
— Машинист? — на секунду задумался Никонов. — Может, пророк? Вот Иоанн Богослов, он все станции наперёд знал. Описать всё не мог. Понятий того времени не хватало. К примеру, железная саранча… Очень похожа на боевые вертолёты.
— Всё-всё! — отмахнулась Анна, утренняя атака новых знаний её явно стала раздражать. — Нам-то это что даёт? А? И вообще, я без чашки кофе соображать отказываюсь.
— Только не пугайся, — серьёзно предупредил Олег. — Твои видения, мои видения, видения других людей — это не наваждение, это реальность. Твой одноклассник — он не с того света явился. Время… ну как тебе сказать… В общем, мне трудно представить своим военным умишком, что оно сейчас может из себя представлять. Точнее, его отсутствие. И в таких обстоятельствах может Тутанхамон заглянуть на огонёк или Иоанн Грозный… Понимаешь?
— Почти. Тогда другой вопрос. А куда делись все, кто были с нами в реальности? К Тутанхамону?
— Это действительно другой вопрос. Может, и у Тутанхамона. Попробуй поискать ответ, — Никонов безнадёжно посмотрел на стопы книг. — Да, думаю, и там точного ответа не найти. Он знает, — Олег ткнул пальцем в серое небо.
— С ума сойти, — поёжилась Анна.
— Можно. Батюшка говорил, что тут умничать не стоит, надо просто идти по пути Христа. А уж он точно выведет туда, куда надо. Но вот у Исаии, на которого Макар ссылался, я вычитал, — Олег торопливо перелистал страницы Библии. — И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? и кто пойдёт для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня. И сказал Он: пойди и скажи этому народу: слухом услышите — и не уразумеете, и очами смотреть будете — и не увидите. Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их. И сказал я: надолго ли, Господи? Он сказал: доколе не опустеют города, и останутся без жителей, и домы без людей, и доколе земля эта совсем не опустеет. И удалит Господь людей, и великое запустение будет на этой земле. И если ещё останется десятая часть на ней и возвратится, и она опять будет разорена; но как от теревинфа и как от дуба, когда они и срублены, остаётся корень их, так святое семя будет корнем её.
— Мы, что ли, десятая часть?
— Не знаю. Я же говорю, батюшка учил: иди дорогою Христа — не ошибёшься.
— Чё ж ты не шёл?
— Казалось, время ещё будет. А вот на́ тебе — нет уже времени. Раз — и всё.
— А кофе можно пить, когда уже нет времени?
— Пойдём в трапезную, может, найдём там чего. Вот только кипятить воду на чём?
— Скажи, Никонов, ты где всю эту физику изучал?
— Увлекался когда-то.
— И ты правда думаешь, что…
— Да не думаю я ничего, — отрезал вдруг Олег, — вот начитался сейчас, что голод будет, что люди друг друга есть будут, что война страшная… И всё ведь это уже началось. Уже идёт. И давно начиналось. Матронушка Московская в середине прошлого века предупреждала, показывала на молодую монахиню и говорила, что та доживёт… А мы, видишь, прогресс, глобализация, толерантность… Так что не думаю я ничего. Неподъёмно это для ума неподготовленного.
— Тогда я вообще дура, — улыбнулась Анна.
В полумраке трапезной они нашли не только чай, молотый кофе, сухари и сухофрукты, но и старенькую керосинку, которую Никонов довольно быстро освоил.
— Вот тебе и двадцать первый век, — прокомментировал он, наблюдая за вскипающим в маленькой кастрюльке кофе.
— Позавчера сказали бы — не поверила бы. Так ты будешь бить в колокол?
— Буду. Перед нами — оставшимися, я имею в виду, — стоит какая-то общая задача. Может, мы типа лакмусовой бумажки. Бог смотрит на нас, как мы себя поведём.
— Смотрит? — насторожилась Анна и повела глазами по кругу, словно могла встретиться с глазами Бога.
— И раньше смотрел, — с иронией прищурился на неё Никонов, — причём не только снаружи, но и изнутри, в том числе, когда ты из душа к своему Эльчину шла.
— Брр, — передёрнула плечами Анна, — не издевайся. А ещё говоришь — не думаешь. Обо всём ты думаешь. Даже, я бы сказала, много думаешь для военного. Ты зачем кофе и сухари крестишь?
— Знал бы молитву перед принятием пищи, и её бы прочитал, — ответил Олег, но, заметив на лице Анны продолжающийся вопрос, добавил: — Ну, с материалистической точки зрения, это чтобы ничего лишнего и грязного в рот не попало.
После кофе Никонов остался побродить в подсобных помещениях, Анна же вышла на улицу. Когда через несколько минут он вышел следом, то застал там странную сцену. Аня стояла посреди площади и разговаривала с кем-то невидимым. Даже как будто гладила его ладонью по лицу и тихо плакала. Олег понял, что её посетило очередное виденье, но в этот раз она не кричала, не впадала в истерику, на лице её не было испуга, и он, помявшись с ноги на ногу, сел на ступеньки храма, ждать, чем всё это закончится.
Закончилось тем, что Анна оглянулась, неспешно подошла к нему и села рядом.
— Одноклассник? — спросил Никонов.
— Да, Саша… В этот раз он был в моём возрасте. И не страшный совсем.
— Чего хотел?
— Ничего. Он рассказывал о том, что видел, когда падал с двенадцатого этажа.
— Ясно, — Олег сказал это слово так, будто он точно знал, что видит человек, падая именно с двенадцатого этажа.
— Что ясно-то? Он, между прочим, всю свою жизнь видел, только не предыдущую, как рассказывают некоторые пережившие клиническую смерть, а последующую. Ту, которая могла быть…
— Интересно. Наверное, так все самоубийцы видят.
— Он видел, как мучается из-за того, что я не обратила на него внимания, но потом он видел, что мы встретились через несколько лет и поженились… И у нас трое детей. Трое, представляешь, Никонов? — после этих слов Анна уже не заплакала, а разрыдалась.
Олег не стал её успокаивать. Просто сидел рядом, сложив руки на коленях.
— Видеть недосягаемое счастье — может, это и есть адское мучение? — сделал предположение он через какое-то время.
— Он так и сказал, что очень мучается от этого.
— Исправить ничего нельзя…
— Нельзя… — всхлипывала Анна.
— И чего он хочет от тебя теперь? — снова насторожился Олег.
— Об этом он ничего не сказал. Разве что у него появилась возможность приходить ко мне…
— Не нравится мне всё это…
Анна вдруг посмотрела на него с обидой и раздражением:
— А ты бы не хотел увидеть жену и дочку?
— Хотел бы. Очень хотел бы, — честно признался Никонов, но тут же вернул себе бравый военный вид: — А ты у меня после его явлений опять на колокольню не полезешь — двенадцатый этаж имитировать? А?
Анна поняла тревогу Никонова, но сначала ничего не ответила. Смотрела в одну точку на мраморных плитах и покусывала губы.
— Это тебе на колокольню надо, утро… наверное…
Никонов посмотрел на макушку колокольни, будто мог там увидеть самого себя. Потом накрыл ладонью руки Анны и решительно сказал:
— Будем решать проблемы по мере их поступления.
— Это ты к чему?
— К тому, что я не знаю, что надо делать, кроме одного: если жизнь продолжается, она должна быть человеческой.
Когда Олег поднялся и направился к лестнице колокольни, за спиной услышал:
— По тебе, Олег Никонов, не скажешь, что ты убивал людей…
— Врагов, — поправил, не оборачиваясь, Никонов.
— Слушай, — осенило вдруг Анну, — а если ещё кому-нибудь придёт в голову, что он может… ну… как сказать… как ты тут, командовать всеми?
— Да я вроде не особо и командую, — задумчиво оглянулся Никонов. — Не думал об этом. Тут же всё просто, слышишь свист снаряда — пригнись, рядом рванёт. Я так и действую. Никакой стратегии… Какая тут может быть стратегия?
— Да я так… в голову вдруг пришло… Я-то уже привыкла, что ты командир. — Она смутилась. — Мне с тобой спокойнее.
— И мне с тобой, — подмигнул Олег и двинулся к колокольне.
 | Сергей Козлов. Репетиция Апокалипсиса. Ниневия была помилована |