Ох, как непросто выйти замуж! Узнав, что жених Даши Васильевой, профессор Маневин, антрополог, менеджеры свадебного агентства предложили устроить торжество в доисторическом стиле и нарядить гостей обезьянами! Да еще и полковник Дегтярев отвлек от подготовки торжества, попросив Дашу слетать в Париж – только она благодаря своему блестящему французскому может расспросить свидетельницу по весьма странному делу. Несколько лет назад похитили Луизу Маковецкую, потребовав у ее отца выкуп. Передача денег сорвалась, поэтому все считали девушку погибшей. И вдруг ее бездыханное тело обнаружили в салоне самолета, совершающего рейс из Парижа! При этом паспорт у нее оказался на имя совсем другой женщины, Людмилы Бритвиной, супруги парижанина Поля Эвиара… Прибыв в город моды и духов, любительница частного сыска нашла дом Эвиара и выяснила: его жена – француженка, слыхом не слыхавшая ни о каких русских!
Отрывок из книги:
Минут пять мы упоенно демонстрировали друг другу фото своих собак, потом Берг неожиданно сказала:
– Ладно, расскажу все про Бритвину, но неофициально, без записи. Чуть более года назад в «Долголетие» привезли Нину Михайловну Калинову. Наша клиника особенная, в ней содержатся люди, не способные по разным причинам себя обслужить. Понимаете, да?
– Коммерческий дом престарелых, – кивнула я.
– Не совсем, – не согласилась Берг, – мы берем к себе и молодых. Есть подростки с ДЦП, родные с трудом обеспечивают им правильные условия, а здесь бассейн, массаж, школьные занятия по особой программе. Хотя пожилых людей больше. Кое-кто приезжает на короткий срок. Допустим, родственники собрались покупаться в море, а куда деть бабушку в инвалидной коляске? Но основной костяк состоит из постоянных жильцов!
Я, не перебивая, слушала Берг.
– В «Долголетии» прекрасный уход, отличная еда, масса развлечений, спортзал, библиотека, живут больные в отдельных квартирах с ванной и кухней, при желании с ними может постоянно находиться няня. Но, как вы понимаете, все эти блага стоят немалых денег. Постояльцы пансиона все далеко не бедные люди, или они имеют спонсоров, как Нина Михайловна. У Калиновой, которая в прошлом не раз лечилась от алкоголизма, несмотря на не преклонный возраст (ей всего шестьдесят лет), развилась деменция. Калинова была не агрессивна, наоборот, мила, послушна, весела, всем улыбалась, ей очень нравилось в «Долголетии». Нине, как и многим, могли бы доставлять еду из местного ресторана прямо в квартиру, но ей нравилось питаться в столовой. Перед тем как спуститься к трапезе, она тщательно выбирала наряд, пудрилась, красила губы, брала сумочку. В отличие от многих других постояльцев, Калинова никогда не показывалась на глаза посторонним растрепой, не ходила по коридорам в халате или пижаме.
– Не похожа она на слабоумную женщину, – заметила я.
– На первый взгляд да, – согласилась Берг. – Но вы услышали только часть истории. Калинова забыла почти все, что знала. Она не помнила ничего о своем прошлом, не могла ответить на простые вопросы, не знала, сколько ей лет, где она живет, какое время года на дворе, разучилась читать. Зато с удовольствием смотрела мультфильмы, приходила в восторг при виде книг с картинками, плюшевых игрушек, кукол, по умственному развитию ей было лет шесть, а может, и того меньше. Никаких родственников у Нины Михайловны нет, ее проживание в «Долголетии» оплатил спонсор, пожелавший остаться неизвестным.
– Разве так можно? – усомнилась я.
– Почему нет? – пожала плечами Ксения Романовна. – Мы не налоговая инспекция, не проверяем, откуда у клиента взялись деньги, никогда не роемся в биографии пансионера, не требуем заполнять длинные анкеты с перечислением мест работы, занимаемых должностей и так далее. Да, психолог, общаясь с постояльцем, может задавать такие вопросы, но это исключительно ради того, чтобы понять, как нам занять подопечного, что ему лучше предложить, дабы не затосковал. Мы просим минимум сведений, но сразу предупреждаем, что не берем больных со СПИДом, венерическими или другими инфекционными болезнями, с туберкулезом и иже с ним тоже не к нам. Необходима медкарта человека и телефон контактного лица, к которому можно обратиться, если возникнут проблемы. Это все. Пару раз нас пытались обмануть, не сообщали, что кандидат в пансионеры ВИЧ-инфицирован, но мы всегда, прежде чем заключить договор, проводим медосмотр, берем анализы. Есть постояльцы, к которым родственники и друзья приезжают по несколько раз в неделю, и те, кого посещают на Новый год и день рождения, но, к сожалению, живут у нас и никому не нужные люди, их сюда привезли, оплачивают счета – и все! Нина Михайловна из их категории.
Я, затаив дыхание, старалась не упустить ни слова из рассказа Берг.
Калинову в «Долголетие» оформлял адвокат Сергей Фролов. Он попросил для Нины лучшие апартаменты, няню и вообще все самое хорошее. Деньги юрист внес наличными вперед за пять лет. Когда Ксения Романовна попросила контактный телефон, юрист его дал, но предупредил:
– Не трезвоньте мне понапрасну, обращайтесь только в крайнем случае. Нина Михайловна не моя родственница, я лишь выполняю поручение, которое дал мне человек, решивший из милосердия оплатить пребывание Калиновой в клинике. Если будете надоедать, я переведу больную в другое место, ваше заведение не единственное на территории Подмосковья.
Ксения встала и включила стоящую на подоконнике кофемашину.
– Услышав это заявление, я подумала, что таинственный спонсор – близкий Калиновой человек, вероятно, сын, он или скрывается от правосудия, или отбывает срок. У нас четыре года жил мужчина, за него платил адвокат тоже наличкой. А потом вдруг приехал парень, весь в наколках, и сказал: «Спасибо за папаню, хорошо за ним смотрела. Забираю батю домой, я откинулся с зоны».
– Даже закоренелый рецидивист любит свою мать, – согласилась я. – Но при чем тут Бритвина?
Ксения Романовна продолжила рассказ.
Через несколько месяцев после того, как Калинова поселилась в «Долголетии», Ксении позвонила женщина и поинтересовалась:
– Как самочувствие Нины Михайловны?
– Представьтесь, пожалуйста, – попросила Берг.
– Это лишнее. Просто скажите, она здорова? – нервно спросила незнакомка.
– Я не имею права рассказывать о состоянии пациентов посторонним, – возразила врач.
В ответ понеслись частые гудки.
На следующий день незнакомка снова позвонила, но на сей раз она сразу назвалась:
– Меня зовут Людмила, я племянница Нины Михайловны и очень волнуюсь за ее здоровье.
– Почему я должна вам верить? – бдительно спросила Ксения Романовна. – В карте Калиновой не указаны родственники.
– Пожалуйста, умоляю вас, – зачастила Людмила, – я схожу с ума от тревоги. Я недавно узнала, куда поместили тетю. Можете выслать мне на почту проспект вашего пансионата? У вас есть сайт в Интернете? Хочу увидеть, какие у вас условия.
– Подробности о нашем заведении сообщу с удовольствием, – пообещала Берг, – но о постояльцах не имею права распространяться. Обратитесь к адвокату Сергею Фролову. Если он подтвердит ваши слова, тогда другой разговор.
– Хорошо, – ответила Людмила, – у вас есть мобильный? Дайте номер, я сброшу эсэмэс с адресом моей почты, жду от вас проспекта. Еще отправлю вам наше с тетей совместное фото, оно подтвердит, что я говорю правду о родстве. Покажите его Нине Михайловне, она обрадуется.
– Калинова вряд ли поймет, кто запечатлен на снимке, – возразила Ксения.
– Значит, она действительно стала слабоумной, – всхлипнула Людмила.
Ксения Романовна разозлилась на себя за допущенную оплошность, но исправлять ее было поздно, слово, как известно, не воробей.
В тот же день врач и племянница Калиновой обменялись письмами. Людмила, как и обещала, прислала фото. Берг открыла почту и сразу узнала Нину Михайловну, только пациентка была моложе, в глазах ее светился разум, на губах играла улыбка. Рядом сидела девушка, очень похожая на Калинову.
Ксения Романовна колебалась некоторое время, потом поднялась в апартаменты пансионерки, отослала под благовидным предлогом сиделку, показала Нине снимок и сказала:
– Вам привет от племянницы, узнаете ее?
Калинова, как всегда, растерянно взглянула на экран, потом вдруг выхватила у врача планшетник и начала бормотать:
– Лу, Лу, Лу…
– Людмила, – подсказала Берг, понявшая, что Нина на самом деле узнала девушку и пытается вспомнить ее имя.
– Лу, Лу, Лу, – твердила больная, затем расплакалась.
Ксения Романовна встревожилась. Слабоумные часто могут расстроиться безо всякой причины, но Нина Михайловна до сих пор ни разу не рыдала. Пришлось давать бедняжке успокаивающие капли. Через несколько часов Ксения опять навестила больную. Едва Берг вошла в квартиру, Нина бросилась к ней и начала дергать за руку.
– Что с ней сегодня? – удивилась патронажная медсестра.
Ксения опять отослала сиделку и вновь показала Нине снимок.
– Лу! – громко сказала больная. – Моя! Лу! Моя! Лу! Пошли!
– Куда? – осторожно спросила врач.
– К Лу! – вполне разумно ответила Калинова. – Она моя!
– Обязательно встретимся с Лу, – пообещала Ксения Романовна, – но сейчас уже поздно, пора ужинать.
– Кушать! – обрадовалась подопечная. – Скорей! И Лу надо с нами!
Берг была поражена. Мало того, что Нина Михайловна узнала свою племянницу, так она еще и не забыла о ней, когда врач убрала фото. Ксения Романовна некоторое время сомневалась и на следующий день решилась позвонить адвокату. Ответил женский голос, незнакомка объяснила:
– Я купила этот номер у телефонной компании, с бывшим владельцем не знакома.
Ксения Романовна занервничала, но вспомнила, что пребывание Нины в «Долголетии» оплачено на несколько лет вперед, и сказала себе: «Наверное, Фролов скоро свяжется со мной, сообщит свой новый номер». Но Сергей так и не позвонил. А вот Людмила сообщила через день:
– Я сбросила вам на почту документ.
Ксения изучила текст: «Я, адвокат Сергей Фролов, подтверждаю, что Людмила Бритвина является племянницей Нины Калиновой и имеет право получать информацию о состоянии ее здоровья в клинике «Долголетие». Вместо подписи стояла неразборчивая закорючка, рядом виднелся неразборчивый оттиск печати.
– Похоже на филькину грамоту, – не выдержала я, – да еще отправленную в электронном виде.
Берг поставила передо мной чашечку эспрессо.
– Согласна с вами, думаю, Людмила сама составила документ. Но я видела, как Нина отреагировала на фото, и у меня зародилась безумная мысль: вдруг встреча с Бритвиной оживит разум Нины Михайловны? В научной литературе описан случай, когда к женщине, страдающей деменцией, приехал ее сын, которого она считала погибшим на фронте. Мать узнала его, упала в обморок и очнулась разумным человеком. Правда, некоторые врачи уверены, что у больной не было слабоумия, у нее развилась глубокая депрессия, ее симптомы подчас смахивают на…
Я поняла, что Берг сейчас прочитает мне лекцию по медицине, и решила сменить тему:
– Вы хотели применить шоковую терапию?
– Да, – призналась Ксения Романовна, – предложила племяннице посетить тетю. Но ничего не получилось.
– Нина не узнала Людмилу? – предположила я.
– Нет, Бритвина не смогла приехать, – пояснила врач. – Она жила не в Москве – в Нью-Йорке, это не ближний свет.
– Нью-Йорк? – повторила я. – Интересно…
– Мы стали регулярно переписываться, – продолжала доктор, – я посылала Людмиле снимки тети и сообщала о ее здоровье. С головой у Калиновой начали твориться странные вещи. Один раз захожу к ней, здороваюсь и слышу в ответ:
– Меня зовут Лина. Не Нина, а Лина!
С одной стороны, это хороший знак – Калинова разумно отреагировала на мое приветствие. С другой – она, похоже, перестала понимать, кем является. Дальше – больше. Больная принялась твердить, что у нее другая фамилия. Какая, выговорить не могла, бубнила:
– Мака, вака, бака…
И, что уж совсем странно, это закрепилось. Если к пансионерке персонал обращался «Нина», она начинала плакать. В конце концов я велела всем сотрудникам называть Калинову Линой, и она сразу успокоилась. Про Бритвину Нина помнила. Всякий раз, когда я передавала ей привет от племянницы, она радовалась, словно малый ребенок, получивший нежданно-негаданно шоколадку, хлопала в ладоши и говорила:
– Лу, Лу, Лу.
Неделю назад Нину разбил инсульт. Я сразу поняла: дело плохо – и отправила Бритвиной эсэмэс. Она просила ей никогда не звонить и не присылать сообщений, номер московский, очень дорого по нему с Нью-Йорком разговаривать, мы обменивались письмами. Но тут она позвонила, закричала:
– Что с ней?
Я ответила:
– Увы, думаю, приближается конец.
Людмила заплакала, потом спросила:
– Сколько ей осталось?
Пришлось сказать правду:
– Не знаю, вероятно, несколько дней.
Бритвина так зарыдала, что у меня остановилось сердце. Связь пропала, но через минут пятнадцать Людмила снова позвонила и залепетала:
– Я попробую прилететь. Не знаю, что получится. Я ужасный аэрофоб. Не могу войти в самолет. Я умру в дороге!
Людмила говорила и говорила о своем страхе, с ней случилась настоящая истерика, она рыдала, твердила о патологической боязни самолета, начала задыхаться. Я поняла – у собеседницы развивается паническая атака и попыталась ее купировать. По телефону успокоить человека трудно, но Бритвина пошла мне навстречу: мы подышали, поприседали, симпатическая и парасимпатическая нервные системы переключились, Людмила немного пришла в себя, и я посоветовала ей:
– Вам не стоит покупать билет, вы ничем Нине Михайловне не поможете, а себе можете здорово навредить. Что, если в лайнере у вас случится приступ панической атаки? Найдите в Нью-Йорке грамотного психотерапевта или невропатолога и непременно обратитесь к ним. Аэрофобию можно победить, но наскоком этого не проделаешь, действовать по принципу: прыгну с моста в воду, авось выплыву, – нельзя.
Бритвина перебила:
– Вы не понимаете! Я должна быть рядом с ней и держать ее за руку. Это все из-за меня случилось! Только я во всем виновата. Одна я!
Она сказала это таким тоном, что у меня сердце похолодело, простите за немедицинское сравнение. Но я все равно попыталась Люду отговорить:
– Лететь нужно много часов, не глупите.
– Всего три десять, – уточнила Людмила. – Я нахожусь в Париже. Можете меня встретить? Я давно не была в Москве, запутаюсь, приеду не туда! Умоляю! Я оплачу машину, ваши услуги, возмещу все расходы. Мне надо пересесть сразу из лайнера в машину, чтоб никто меня не видел.
Берг замолчала.
– И вы согласились, – договорила я за нее.
– Верно, – призналась Ксения. – Бритвина прислала номер рейса, я собралась за ней ехать, села в свою малолитражку и поняла, что она сломалась. Ну и что мне было делать? Пошла на рецепшен, взяла ключи от одной из наших «Скорых», поехала на ней. Я хорошо вожу, иногда езжу на мини-вэне, если это требуется, имею права нужной категории. Не очень-то хорошо поступила, остановившись на парковке для спецтранспорта, но ведь я приехала не по своим делам. Пассажиры все ушли, Людмила не показывалась, она не могла пройти мимо меня. Мы договорились, что я надену нашу врачебную форму: голубой костюм, ветровку с логотипом, на шею – стетоскоп. И я стояла непосредственно у заграждения, в телефоне фотография Бритвиной, у нее был мой снимок. Но встреча не состоялась. Я решила, что Людмила осталась в Париже, не смогла заставить себя полететь.
– Она же вам звонила из лайнера, – напомнила я.
– Да, – согласилась Берг, – но самолет тогда еще не взлетел. По голосу Бритвиной было понятно, что она в панике. Аэрофоб может в последний миг убежать из салона. Поймите, это не каприз, не истерика, а серьезная болезнь.
– Когда умерла Нина? – поинтересовалась я.
– Она скончалась сегодня в шесть утра, – сообщила врач.
 | Дарья Донцова. Самовар с шампанским |
Электронная книга: Дарья Донцова. Самовар с шампанским