Издательство «Эксмо» представляет книгу Дебры Оливье «О чем молчат француженки», на страницах которой автор раскрывает главные секреты самых соблазнительных женщин мира.
Француженки — утонченные, элегантные, очаровательные и обворожительные. И, кажется, они вовсе не прикладывают никаких усилий, чтобы сводить с ума и влюблять в себя мужчин и заставлять ревновать к своим успехам женщин всего света. Но будем реалистами. Женщин без проблем не бывает.
Француженки — не исключение. Они точно так же, как большинство из нас, грустят, страдают от неразделенной любви и лишних складочек на талии, пытаются совместить работу, воспитание детей и личную жизнь, заботятся о своей внешности и испытывают неуверенность по поводу собственной неотразимости. Другими словами, они неидеальны! Но почему же все считают их эталоном стиля и сексуальности? В чем заключается главный секрет их привлекательности?
Журналистка из Лос-Анджелеса Дебра Оливье вышла замуж за француза и прожила во Франции 10 лет. Она утверждает: француженки действительно знают о мужчинах, любви и сексе нечто такое, чего не знают остальные женщины. В своем бестселлере «О чем молчат француженки» Дебра развенчивает много мифов и раскрывает множество секретов этих обворожительных, утонченных и элегантных женщин, обладающих природным шармом и потрясающей уверенностью в себе. Узнайте, какие же француженки на самом деле!
Отрывок из книги:
Первой француженкой, с которой я повстречалась в Америке, будучи еще девочкой, была загадочная соседка, поселившаяся рядом с нами в Лос-Анджелесе. Она была... словно не совсем нормальной. Даже в самую жаркую погоду она носила на шее платок. Она ходила в местный продуктовый магазин на высоченных каблуках и рассматривала товары так, словно собиралась делать трепанацию черепа каждому помидору, который кладет в свою корзину. У нее было двое бледных и вежливых детей, которые носили носки с открытыми сандалиями (что в солнечном Лос-Анджелесе считалось преступлением), и эта троица говорила между собой на непонятном языке, словно прилетела с другой планеты. Та женщина носила волосы, собрав их в пучок, и на фоне длинноволосых обитательниц Южной Калифорнии выглядела театрально и немного угрожающе. Она была существом из другой галактики. Казалось, что даже ее машина сделана не в нашей солнечной системе (как выяснилось, она ездила на кабриолете Citroen DS). Однажды я набралась храбрости, подошла к ней в супермаркете, где она придирчиво изучала молекулярное строение дыни-«колхозницы», и спросила, откуда она. Женщина осмотрела меня с ног до головы и с гордостью ответила: «Мы из Франции».
Ах, вот как. Теперь все встало на свои места. Все, о чем я пишу, происходило задолго до появления скетчей «Яйцеголовые», поэтому расслабленные калифорнийцы еще не были готовы к появлению в их среде иноземных существ. Эта женщина была роскошной, немного пугающей и абсолютно не такой, как все остальные.
Я окрестила ее «мадам Франция». Она жила поблизости от нас, и между нашими семьями завязались в некотором роде дружеские соседские отношения. Моя мама решила поприветствовать вновь прибывшую в наш район незнакомку и угостила ее домашним печеньем с шоколадной крошкой. «Мадам Франция» не осталась в долгу и пригласила к себе домой, «проставившись» бутылкой арманьяка. Все мы ломали голову над вопросом, есть ли у нее муж. Если есть, то где он? Может, она вдова? Или в разводе? Никто не знал, все боялись спросить, отчего личность и прошлое «мадам Франции» становилась еще более загадочными. Я завязала знакомство и начала играть с ее детьми, которые оказались в одинаковой мере капризными и дружелюбными. Помню, что она была первой француженкой, которой я произнесла мою первую фразу на французском языке. Я сказала ей, что собираюсь есть: «Je vais manger mon diner», на что та покачала головой и ответила: «Нет, дорогая. Это животные едят. А люди обедают». Сказано это было с таким бесповоротно французским убеждением и силой, что я почувствовала, словно меня ударили по голове чем-то тяжелым.
В то еще невинное подростковое время я уже догадывалась, что Франция - это земной рай тонких чувств, плотских наслаждений и высокой культуры. Американская танцовщица и певица Джозефин Бейкер (Josephine Baker), одетая в юбку из банановых листьев и нитку жемчуга, стала там звездой в годы между двумя великими войнами прошлого века. Генри Миллер писал в своей парижской «лаборатории черных кружев» скабрезные романы, которые незамедлительно запрещали к издательству в его родной Америке. Франция всегда привлекала людей своим свободомыслием, интеллектуальностью, сексом без обязательств, высокой культурой и известными на весь мир кулинарными блюдами (не обязательно в том порядке, в котором я перечислила). И среди всех соблазнов этой страны самыми притягательными и желанными были, конечно, сами француженки.
Вот уже много столетий француженки славятся своей привлекательностью с сильным оттенком вульгарности и непристойности. Француженку считают кокеткой, роковой женщиной, соблазнительницей, секс-игрушкой, женщиной-вампиром, сукой и Снежной Королевой одновременно. Она рафинирована до кончиков ногтей, строго следует этикету, и она одновременно модница и отвергающий предрассудки бунтарь.
С тех времен, как французы подарили нам Статую Свободы, представители этой нации оказывали довольно неоднозначное влияние на американскую культуру, их считали совершенно отличными от всех остальных людей. Любопытно, что в поп-культуре «мальчиш-плохиш» зачастую говорит с французским акцентом. Любовница в канонах нашего культурного стереотипа, без всякого сомнения, должна быть француженкой. Стерва и подонок обычно оказываются французами (ну и раз на то пошло, это касается также повара, вора, его жены и его любовницы). В представлении среднестатистического американца женщина с пугающе длинными ногами от ушей просто обязана быть француженкой, но и дьявол чаще всего изъясняется с сильным французским акцентом.
Понятное дело, что мы воспринимаем француженку, как существо слегка порочное. Ее страсть для нас как провокация. Мы любим и одновременно ненавидим ее только потому, что она - наша полная противоположность, и потому, что ее миропонимание противоречит нашим культурным традициям и нормам морали в вопросах любви и секса. Ну и, кроме прочего, мы совершенно уверены, что ей есть, что скрывать. Она будто с рождения была окружена атмосферой чувственности, в то время как все мы выросли под присмотром бойскутов-пионервожатых с их командой: «Руки поверх одеяла!» Судя по всему, француженка знает гораздо больше, чем мы, о том, как давать и получать удовольствие, чаще занимается сексом без обязательств и вообще ест гораздо больше сладостей и пирожных, чем мы можем себе позволить.
Как и многие другие американцы, я впервые попала во Францию бэкпэкером. Несколько лет спустя я вернулась, начала обучение в Сорбонне, поселилась в меблированной кладовке старой, роскошной, но мрачноватой квартиры в XVI arrondissement которую делила с соседкой по комнате по имени Соланж.
Соланж родилась в Эльзасе. Кожа ее была бледной, а волосы соломенного цвета. Несмотря на ангельский вид и предполагаемый сказочный подтекст характера, она была жестка, как сталь, и экономна, как хуторские крестьяне Северной Европы, от которых и происходила. Так я объясняла себе ее бережливость и умеренность.
Она ела сыр и оставляла корки, которые сушила, после чего растирала себе в суп. Точно так же она обходилась с высохшими остатками длинных батонов багета.
Она была сдержанна, во время разговора практически не жестикулировала, и у нее было всего три платья, что объясняло почти полное отсутствие вариаций в ее облике. В общем, хотя Соланж и была стопроцентной француженкой и обладала определенным шармом и сексапилом, я поняла, что, если все француженки такие же, как она, мне явно стоит пересмотреть свое представление о представительницах женского пола Пятой республики. К тому времени я поняла, что общеизвестное выражение je пе sais quoi которое англосаксы связывают с француженками, вероятно, скрыто где-то в их глубине и совсем не так очевидно, как принято считать.
На последнем курсе Сорбонны я читала много nouveaux romans, часто носила шарфы и платки и благодаря ежедневному общению с местными жителями приобрела собственное отношение к французам - смесь любви и ненависти. Прошел насыщенный событиями и вкусной едой год, но после возвращения в Калифорнию я решила, что мои французские деньки окончились навсегда.
Однако не тут-то было. Через много лет после описанных событий я встретила француза, который работал над кинокартиной в Лос-Анджелесе. Я мгновенно поняла, что он француз, потому что он ел гамбургер вилкой. У нас начался роман, я вернулась во Францию, где мы и поженились, у нас родились двое детей, и я счастливо продолжала изучать флору и фауну местных нравов и обычаев. Я жила в северо-восточной части города на правом берегу в XIX arrondissement - изначально рабочей окраине столицы, куда медленно, но неуклонно переселялась обеспеченная часть населения. Эту часть города я называла «рабочим Парижем» из-за высокой плотности жителей, многие из которых приехали сюда из самых разных уголков мира. (Один из моих парижских друзей шутил, что для того, чтобы попасть в мой район, ему надо брать с собой паспорт. В то время такой снобизм меня еще удивлял.) Франция - это не только Эйфелева, но и Вавилонская башня, и XIX arrondissement служит тому прекрасным подтверждением.
Как бы там ни было, во времена, когда я поселилась в XIX arrondissement, этого района не было на многих туристических картах и в путеводителях. Казалось, что авторы путеводителей клали большое круглое печенье в центр карты Парижа, обрезали вокруг него ножницами и ненужную часть карты выбрасывали. Из северных окраин на слуху были только Монмартр и кладбище Пер-Лашез. «Настоящий» Париж, который все должны знать, был расположен в центре карты и ограничивался Левым Берегом.
Почему я об этом так подробно рассказываю? Дело в том, что большая часть стереотипов о француженках связана именно с центром города, о котором так много писали и который в основном и осматривают туристы. Именно в районах вокруг Сены и зародились клише и мифы о парижанке - слегка высокомерной особе с длинными ногами, у которой полностью отсутствует жировая прослойка, которая гуляет по Сен-Жермен-де-Пре, выглядит tres chic и которая олицетворяет сексуальность, как никто другой.
Шикарная Parisienne с Левого берега Сены не может олицетворять всех француженок точно так же, как и Париж не может быть единственным символом, представляющим все остальные французские города. Чтобы в этом убедиться, совершенно не обязательно посещать все 95 департаментов Французской республики. Просто сойдите с протоптанных туристами маршрутов в центре города, которые больше отражают славное прошлое страны, чем ее многогранное, разноцветное и разношерстное настоящее, и вы столкнетесь с огромным количеством женщин, не принадлежащих к стереотипу гламурной парижанки. Обобщения делать всегда сложно, и эта книга - не исключение.
 | Дебра Оливье. О чем молчат француженки |
Электронная книга: Дебра Оливье. О чем молчат француженки