Так называли американцы союз лицензированной богини экрана 40-х годов Риты Хейворт и кинорежиссёра, актера, непревзойдённого гения кинематографа Орсона Уэллса. Они поженились, собираясь налаживать образцовый голливудский быт - божественный, звёздный... Но их брак развалился, едва начавшись. Почему?
На приличных людей скучно смотреть. Сядут в ресторане, кушают чинно, расплатятся и уходят трезвые, даже не побив зеркала. И жизнь их заканчивается не начавшись, вспомнить нечего, не о чем рассказать. Поэтому история любой человеческой деятельности состоит из людей, на которых негде ставить клейма. Наша история произошла в середине прошлого столетия с двумя самыми желанными людьми на планете - Ритой Хейворт и Орсоном Уэллсом, людьми, даже не пытавшимися умирать от скромности, небожителями Голливудского бульвара - по сути, миража, сказки для взрослых. Эта история и могла состояться лишь в мире, в котором действуют не живые люди, а тени на экране, не настоящие вещи и чувства, а их изображения, более прекрасные, чем они сами.
Существуют человеческие типажи, на которые равняется весь остальной мир: шикарная женщина, желанный мужчина, в каждом поколении они свои. Каждое десятилетие представляет миру свой ассортимент типов - от худощавого брюнета с орлиным профилем или, наоборот, с варварскими скулами, до жгучей блондинки с ощутимым бюстом («в глаза, я сказала, в глаза!»). Есть за что ухватиться, копируя походки и взгляды из-под ресниц, вздохи и манеру выдвигать вперёд подбородок, прищур, желваки на скулах, без которых трудно обойтись, играя в жизнь. И хотя все они в итоге обращаются в прах, даже их автомобили, портсигары, их мундштуки и шпильки валяются на чёрт знает каких чердаках мироздания, вспомнить о них приятно.
Наша несравненная красота, как ее называли, ослепительная богиня Рита Хейворт родилась в 1918 году в Америке, в семье шоуменов. И если до восемнадцати лет в её облике ещё оставалось что-то земное, то после двадцати она уже была только богиня - «девушка с обложки», чьи журнальные фото приклеивались в солдатских тумбочках, в матросских кубриках, в шкафчиках фабричных рабочих, в камерах заключённых (в фильме «Побег из Шоушенка» как раз портретом Риты закрывают путь на волю). Женщина эта была - эталон красоты, привлекательности, сексапильности. Рассказывают, что термин «секс-бомба» появился именно благодаря Рите, поскольку её лицо американцы наклеили даже на свою водородную бомбу - ничего лучше на ней не придумали нарисовать. Узнав об этом, она была до глубины души возмущена, даже собиралась митинговать публично, донести своё негодование до умов соплеменников... но повременила, вняв совету продюсера, а после и вовсе забыла, закрутилась. Благоразумие звезды возобладало над её гражданской позицией. Все-таки она была красивая девушка, а её фигура была обворожительная, но совсем не политическая. Так Америка и не узнала, что Рите было не в кайф взрывать собой коралловые острова. Бомбу по имени «Джильда», с её портретом в роли роковой красотки, опустили на атолл Бикини, проводя испытания.
Слава Хейворт в США была не сравнима ни с чьей. Рита была первая послевоенная звезда кинематографа. Америка пропадала по Рите, ну, просто потому, что нужно же было по кому-нибудь пропадать. Её звездный час пришёлся на 40-е годы. У неё было десять лет форы - уже расцветали на голливудских клумбах юные маргаритки, Монро взошла на горизонте в 1948 году и не на пустом месте. Отчасти можно считать Риту астральной матерью Мэрилин. Посмотрите хотя бы отрывок из того самого фильма «Джильда», вышедшего на экраны в 46-м. Там есть песенка «Put The Blame On Mame, Boy», которую Рита исполняет в декольтированном платье, в раздевающем круге света от софита, сходство до дежавю - «В джазе только девушки», ныне известный всем и каждому, вышел в 1959 году, а «Джильда» памятна лишь специалистам. А чего добру пропадать? Там даже есть это танцевальное движение, которое многократно усилила потом в своём номере Мэрилин -коротенькое пи каперское приседание, вверх-вниз, вверх-вниз... Мэрилин бесспорно была потрясающа, но Рита была абсолютное совершенство, даром что чёрно-белая. Не существовало такого мужчины, которого атласное платье Джильды не продрало бы до печёнок (конечно, не само платье!), а эпизод со снятием перчатки сводил с ума и долгое время считался непревзойдённым гормональным шедевром... Много лет спустя, когда уже и пыли не осталось от её красоты, стареющие ловеласы, поклонники фильмов с её участием, не переставали грезить Джильдой с её перчаткой и сравнивать любую женщину с Ритой. И эта любая проигрывала сравнение. Куда там было тягаться с нею домохозяйкам, даже с учётом перманентной кудрявости. Ни одна тогдашняя звёздочка не годилась на стельки туфель Рите Хейворт.
А Россия все прохлопала. До самого конца XX века Риту в СССР почти не знали, если не считать узких кругов, посвящённых в сладкие грёзы американцев. Рита была сладкой тайной членов политбюро - фильмы с этой секс-бомбой крутили в закрытых кинотеатрах для внутреннего просмотра, пока вся остальная страна сопереживала жизни духовно богатых автозаправщиц и стряпух. Последние ходили в рабочей одежде, у них вообще не существовало тела, советскому человеку не полагалось ничего эротичнее дружеского хлопка по плечу. Токарям и шофёрам незачем было смотреть на Риту, чьё тело само лезло в глаза. Во всяком случае, на рассвете её карьеры в шоу-бизнесе, когда она только начинала показываться миру в качестве плясуньи, тело у нее было основательное. Попав в Голливуд, она вынуждена была сбросить половину этого своего добра, которую киномагнаты приняли за лишний вес. По мнению циничного господина Кона - первого лица кинокомпании Columbia Pictures, Риты как женщины было слишком много. И она напрасно налегала по выходным на эклеры. Это он ей сообщил самым неприятным тоном после того, как она отказала ему в каком-то незначительном, по голливудским меркам, одолжении. Гарри Кон не прощал женщинам такого нахальства. Ох, не напрасно украшением Голливудского бульвара служит условная кровать The Road to Hollywood как символ, чтобы начинающие актрисы знали, к чему им надо готовиться, вступая на звёздный путь. Так вот, несмотря на тактильный конфликт, Кон не отказался от контракта с Ритой, разглядев в пышнотелой брюнетке отличный кинематографический потенциал, если убрать лишнее. Она не только была хороша и притягательна, она профессионально танцевала, что отличало её от многих старлеток, снующих по студиям, предлагающих продюсерам своё лицо и тело, но не умеющих кроме этого ничего. В дальнейшем её экранные и коммерческие успехи компенсировали Кону все затраты на раскрутку звезды. А кабальный контракт, по неопытности подписанный юной Ритой, больше запрещал ей, чем позволял разгуляться на заработанные средства. Фактически она и в ресторан не могла отправляться, не предупредив продюсера о намерениях, вот до чего довёл Риту злобный деспот Гарри Кон, о котором говорили, что если он и открывает рот, то произносит что-нибудь непременно матом. Впрочем, Рите было не привыкать к мужскому давлению на её личность.
Риту воспитывал папа-танцор. По косвенным данным, это был человек без совести и некоторых прочих добродетелей. Это именно он научил её танцам в самом испанском стиле - фламенко. Рита была папиным резервным капиталом. Именно на неё он делал ставку, выращивая дочь как прекрасный и ходкий товар. Красавица, танцовщица, невеста подходящему жениху, которая при удачных обстоятельствах сможет вытащить из грязи всю семью. К двенадцати годам он начал выставлять её на сцену, чтобы показать товар лицом. Пять лет Рита честно мотала юбками по ночным клубам в Мадриде, за это время папа успел выдать её замуж за бизнесмена, человека настолько неравного ей, что согласилась она выйти за него лишь в силу своей крайней молодости - папе не могла отказать. Муж оказался никуда не годный, какой-то старый, пошлый, ревнивый, как павиан. Но именно муж устроил ей первый контракт на киностудии. Это случилось в 1935 году. Красавица к тому моменту созрела, даже слишком, поскольку оказалась тяжелее, чем того требовал плясовой стандарт Голливуда. Для музыкальных комедий - любимого жанра тогдашних продюсеров и зрителей - требовались девушки лёгкие, как дрозофилы, чтобы запросто подбросил в воздух самый тщедушный партнер, скорее девочки-подростки, нежели полновесные женщины, годные в брак. Чтобы пролезть в голливудское лекало, Рите пришлось оставить эклеры в покое. Кроме того, в погоне за совершенством ей немного перекрасили волосы, сделав ее «рыжей бестией». По мнению Гарри Кона, внешность Риты выдавала в ней латинское происхождение, что компрометировало её на экране. Голливуду не нужны были испанки или аргентинки. Светлокожая и блондинистая фемина была в те годы голливудским стандартом. Поэтому при помощи неких косметических процедур ей приподняли линию роста волос надо лбом, совершенствуя овал лица, - эта средневековая процедура в Голливуде была столь модной, что её предлагали почти всем. И хотя ей было не так уж приятно узнать, что она «латинос», Рите с открытым лбом очень шло. От природы прекрасные волосы, уложенные кудрявой копной, так лучше драпировались вокруг точёного лица.
Как водится, первый пяток фильмов с её участием прошёл незаметно, но это было в конце 30-х, когда народ ещё не переставал ходить на немое кино. Музыкальные комедии в паре с Фредом Астером, тем самым партнером в дуэте «Джинджер и Фред», прославленном бойкими танцами, принесли Рите первое восхищение зрителей. Она и правда прекрасно танцевала. Кстати, великолепная Джинджер Роджерс была женщиной ревнивой, кроме того, она приходилась Рите родной тёткой. Прямо неудобно получалось. На почве успеха, пришедшего к партнёрам по фильму «Ты никогда не была прекрасней», где Рита снималась в Фредом Астером, Джинджер не вынесла приступа ревности и поссорилась с племянницей. Впрочем, напрасно. Красавица не интересовалась этим старым Астером. Она не так уж легко увлекалась. Танцы отнимают много сил, если пляшешь весь съёмочный день, дубль за дублем. А плясать Рите приходилось с утра до вечера. Музыкальная комедия стала преимущественным жанром, в котором «Коламбия» применяла таланты Риты. Значимым в её карьере стал фильм «Девушка с обложки» - довольно банальный сюжет, где герои отплясывают при первой же возможности, скачут по экрану, как белочки, и улыбаются, будто приняли эликсир счастья. Но всё-таки визитной карточкой Риты стал фильм «Джильда» (1946), в котором её красота благодаря удачным костюмам и гриму наконец засверкала всеми гранями. Брильянт, а не девушка! Вот когда она стала самой красивой актрисой кино.
Орсон Уэллс не был уродом. Женщины его любили, даже предпочитали другим, хотя вообще-то внешность его была банальной. Лицо этого человека не представляло собой ничего интересного, обычное липкое лицо дамского угодника («вы позволите, мадам?..»), если бы не глаза, имевшие необъяснимое выражение. Таким взглядом можно смотреть на кошку, прыгающую по горящей крыше, или на человеческую драку, разыгравшуюся на отвесной скале. Ничего странного в этом его выражении не было, если учесть главную черту его характера - он был совершенно бешеный, этот Уэллс. Именно так его описывали современники, такой имидж у него вылепился в мире кино. Жить рядом с таким человеком можно, только если носить беруши и танкистский шлем. Никогда не знаешь, в какой момент он театрально возопит, когда его разберёт кураж хватить собеседника по спине пятернёй. Казалось, этот мужчина не находит времени для сна, в сутках у него не менее 45 часов и он может выпить ведро ирландского самогона, ничуть себе не навредив. В молодости он всё время так и делал. Знаете, бывают люди, о которых говорят, что их слишком много, так вот Орсон Уэллс был одним из них. Его было не просто много, его было более чем достаточно. «Никакой дисциплины, но огромный талант», - как-то сказал о нём один из хорошо знавших его людей, для общения с Уэллсом всегда имевший в столе танкистский шлем. Орсон производил на людей воздействие, равное отрыву башки - этот вулкан за неделю полностью менял ДНК любому, согласному с ним дружить. Неистовый американец - так его ещё называли иной раз.
Рита попала в руки неистового Уэллса в те времена его молодости, когда его неистовство ещё не перешло в самодурдом. Наслышанная о нём и совершено не желавшая с ним сближаться, она сделала всё возможное, чтобы избежать встречи.
Дело в том, что Рита по характеру была букой. Она ни знакомиться, ни встречаться не хотела ни с кем, даже с женщинами. Мужчины вообще не входили в её потребительскую корзинку. Бокалу мартини в обществе поклонника она предпочитала мятный чай на диване в тактильном контакте с кошкой. Можно сказать, что для своего совсем ещё молодого возраста она просто была зародышем зануды. И все-таки Орсон Уэллс её достал.
Доставал он её не меньше месяца. Уже репортёры стали собираться по утрам к её окнам, чтобы поучаствовать в ток-шоу «Даст ли Рита Уэллсу шанс?». Еще немного, они бы открыли тотализатор.
Как уже говорилось, Уэллс не испытывал ни малейшего затруднения с женщинами. Он был наглецом, из тех, кто, предлагая даме прогуляться до кровати, с радостью готов получить по физиономии, но почему-то каждый раз получал не второе, а первое. О нём писали, что ни одна голливудская знаменитость не избежала интимных встреч с ним. Приписывали ему и Грету Гарбо, и Марлен Дитрих, и Джуди Гарленд, и далее по списку. И правда было. Женщины всегда оставались от него в восторге, ибо темперамент его был равен таланту кинематографиста. Находиться рядом с ним, в постели или на съёмочной площадке, оказывалось равно занимательно. Скучать было некогда. Уэллс жил стремительно. Его вообще было трудно удерживать в своём темпе восприятия, ещё труднее угнаться за ним, соответствуя. Вот почему у его партнерш каждый раз оставалось от проведённого с ним времени чувство приятного головокружения. Уэллс был мастер кружить дамам головы, вот что. Чаще этим свойством обладают женщины. Кавалеры проще и прямолинейнее дам, их морочить не трудно. С Уэллсом было наоборот, он сам морочил всех оптом. Подобный воздуху, он занимал все предоставленное пространство, расширяясь во всех направлениях, и задействовал все жизненные сферы. Уэллс умел создавать вокруг себя среду, заряженную током творчества. Рядом с ним творческие силы включались даже у тех, кто давно забил на свои таланты, - начавшие опускаться актёры вспоминали монолог Гамлета, музыканты начинали искать глазами фортепиано. Не то что дамы, котлеты в ресторане рядом с ним пускались вскачь, как молоденькие. Вот почему ни одна дама не могла отказать ему в его небольшой прихоти. Не устояла и «ослепительная богиня». Ах, как она потом жалела об этом.
Кстати, недавно вышла книга, открывающая читателям глаза на Уэллса. Его, щедрого на комплименты самому себе, вечно играющего в Святое семейство в одном лице, с головой выдали его же интервью, опубликованные без купюр. Вот как пишет одно литературное обозрение, анонсирующее это биографическое издание. «В своих интервью Орсон Уэллс и правда выглядит если не сверхчеловеком, то самым человечным. Весёлым: байки о политиках и звёздах Голливуда, то и дело всплывающие в интервью, скоро "уйдут в народ". Скромным: широким жестом Уэллс отдаёт все заслуги от созданных им шедевров операторам, соавторам, актёрам и даже рабочим-постановщикам. Обаятельным, невероятно талантливым и одержимым, но при этом не лишённым ни язвительности, ни тщеславия...» В прежние времена, ещё при жизни гения, почти всегда его комплименты коллегам и режиссёрам, которых он презирал за бездарность, чинно вымарывались. Он если на кого-то и наезжал, то лишь в приватных беседах. А любимым коньком его красноречия чаще становилась собственная персона - рассуждать о своём творчестве, обсуждать дальние планы и законченные проекты -вот что любил и хорошо делал Уэллс. Рассказывают, что однажды ему довелось выступать с докладом в одном небольшом американском городке. Увидев, что зал заполнен от силы на четверть, он обратился к аудитории:
«Леди и джентльмены! Я ставлю пьесы на Бродвее. Я работаю в театре и кино как актёр и режиссёр. Сочиняю и осуществляю радиопостановки. Играю на скрипке и на рояле. Умею неплохо рисовать. Также я опубликовал несколько книг, и, наконец, мне случается выступать в роли фокусника». Выдержав вполне моэмовскую паузу, Орсон Уэллс не без издевки спросил: «А теперь скажите: вам хоть чуть-чуть неловко, что меня здесь так много, а вас так мало?».
Орсон Уэллс был вундеркиндом. Именно этим он так хвастался. Он и рисовал, и музицировал, и увлекался искусством престидижитации (показывал фокусы), а потом стал лицедействовать без всякой школы. Совершенно профессионально. Как ни странно, даже это было правдой. То, что у взрослых называется гениальный самоучка, у ребёнка - вундеркинд. Однажды он рассказывал, что в детстве получал своеобразное воспитание - ему приходилось ежедневно по многу раз выслушивать от всех вокруг, какой он прекрасный, какой замечательный, талантливый, непревзойдённый. «Я и представить себе не мог, какие гадости мне придётся услышать от других!» Каких только определений не давали ему потом. Был он и лучшим кинематографистом XX века, и живым воплощением энергии, но тут же его называли лентяем, растратившим все свои способности на мелочи, гением-самозванцем, мистификатором, затмившим Гудини. В общем, хвалили и ругали попеременно. «Как же вы все полюбите меня, как только я умру!» - сказал он совсем незадолго до смерти. Так и случилось. «Природа дала ему слишком много, - писал один из посмертных биографов Уэллса, - так много, что окружающим временами было трудно его выносить».
С трудом терпеть Уэллса приходилось всем миром. Он был не просто фокусником, он был настоящим приколистом. Шуточки его часто звучали на грани фола, а его розыгрыши дорого обходились его знакомым. К таковым можно было причислить всех американцев, они попали к нему в знакомые, сами того не желая. Когда Уэллс задумывал «наколоть» весь мир, ему это удавалось. Хотя сегодня уже трудно воспроизвести последовательность событий того дня и того радиоспектакля, который он поставил в своём театре «Меркьюри». Спектакль шёл в прямом эфире. Социологи потом раздумывали над этим феноменом, почему же страна поверила балаганному шутнику? В чём было дело? Скорее всего, в том, что тогдашние американцы были готовы к концу света. Такие были времена. Примерно как в России, когда по телевизору показывали патентованных «колдунов» Кашпировского с Чумаком. Шаманы строго смотрели в глаза телезрителям, этого было достаточно, чтобы целая страна стушевалась. В Америке 1938 года Уэллс воспользовался смятением, и без него посеянным в сердцах обывателей, - политическое напряжение, Гитлер, ожидание беды сыграли ему на руку. И «катастрофа» пришла.
Прильнувшие к радиоприёмникам американцы услышали - их ожидания сбываются. В музыкальную программу ворвалось экстренное сообщение министерства внутренних дел о вторжении. Угрозу не умели идентифицировать, но испугались. Были ли это местные пришельцы - обычные носатые иноверцы, или порождения иных миров, в которых твёрдо верили земляне, были это сгустки думающей протоплазмы, колонии ретровирусов или бродячей пассифлоры, настроенные враждебно, никто не мог установить, равно как и место, откуда напасть явилась. Рассматривались, как версии, немецкие или хоть китайские милитаристы. Дальнейшие сводки с полей рассеяли сомнения, что напали марсиане, хорошо оборудованные для борьбы с коренным населением. Передавали - много убитых! Сообщили о начатом военном противодействии.
К середине передачи стало понятно, что Америка - страна нечитающая, произведение Герберта Уэллса «Война миров» там никто не открывал. О том, как американцы испугались литературных марсиан, рассказывали на следующий день центральные газеты. По обыкновению, для красоты они сильно врали, но очевидно, что паника была. Писали, как паника охватила страну, как люди бросались к автомобилям, чтобы спастись, к церквям, к духовникам, чтобы успеть исповедаться. Сограждан доконал голос президента Рузвельта, удачно сымитированный актёром. Фальшивый президент зачитал обращение к нации с требованием сохранять спокойствие, не допускать паники... «Без паники! Всё под контролем!» Слово «паника» в устах первого лица нации подействовало ровно наоборот. Страна запаниковала. Люди забыли даже о том, что дело происходит в День всех святых - обычного времени розыгрышей и приколов. Паника ширилась. Форма репортажа, которую ради достоверности режиссёр придал постановке, тоже сделала своё дело. Каждые десять минут в эфир транслировалось новое сообщение, не давая слушателям одуматься.
И Америка тронулась: люди кинулись прочь, не разбирая дороги, - в горы, на острова, в собственные подвалы и на чердаки (возвращение к прежним жилищам заняло потом у некоторых по несколько месяцев). «На автостраде Нью-Йорк - Филадельфия машины мчались со скоростью свыше ста километров. Дорожная полиция не могла установить порядок. Телефоны звонили без передышки. Нью-йоркская полиция только за четверть часа получила более двух тысяч вызовов, а в Нью-Джерси была мобилизована национальная гвардия и моторизованные пожарные бригады. В госпитали уже стали поступать жертвы нервного шока. Католические священники сбились с ног от количества желающих немедленно исповедаться. В Нью-Йорке семьи покидали дома и располагались за городом, чтобы провести ночь в палатках под открытым небом. В Питсбурге одна женщина предпочла отравиться, чем попасть в руки марсиан. Верующие мужчины и женщины скрывались в церквях. На площадях Юга жители молились под открытым небом» - вот как об этом писали позже. Радиопостановка театра «Меркьюри», художественным руководителем которого на тот момент являлся Орсон Уэллс, придумавший этот демонический розыгрыш, продолжалась несколько часов кряду. Репетиция Судного дня - вот что получилось из невиннейшего розыгрыша.
Может, он и правда не хотел? На следующий день Орсон Уэллс с виноватым лицом клялся репортёрам, явившимся к нему с требованием объяснений, что он понятия не имел, какого страху напустил на страну. А сам узнал об этом лишь по бегущей строке на крыше крупного издательства: «Орсон Уэллс сеет панику во всей стране». Проснулся парень знаменитым. После этого дня слава стала такой же постоянной спутницей Уэллса, как женщины. Вскоре в его биографии появились и новые славные пятна. Совсем молодым, 26-летним, он снял фильм, потрясший Америку не меньше нашествия марсиан. «Гражданин Кейн», который и сегодня специалисты не боятся называть лучшим фильмом в истории кино. Картина эта повествует о жизни человека, отчасти похожего и на самого Уэллса, пророческая версия. Судьба некоего медиамагната, харизматичного лидера, сокрушителя устоев, прожившего ослепительную жизнь и умирающего в своём огромном замке всеми забытым. Сюжет, построенный в детективном ключе, удерживает зрителя до самого последнего кадра. Главную роль исполняет сам Уэллс, и это ещё одно открытие - его актёрское дарование, которым он так часто хвастался, и правда не находит себе равных. В гриме пожилого человека он так же убедителен, как в роли Кейна в молодости без грима. Уэллс действительно прекрасный актёр, он потом не раз снимался, демонстрируя мастерство, которому никогда не учился. Гением его называли не на пустом месте. «Гений» - так определял его личность руководитель ирландского театра «Гейн» в Дублине, куда в 17-летнем возрасте пришёл наниматься Уэллс, отрекомендовавшийся «знаменитым бродвейским актёром». И его туда взяли.
К позору Американской киноакадемии, картина «Гражданин Кейн», позже расхваленная на все лады, получила в тот год только один «Оскар» - за сценарий, который, кстати, тоже написал сам Уэллс. Он вообще там выступил один во всех ипостасях - сценарист, режиссёр, актёр. Другие актёры оказались ему под стать. Поскольку бюджет у фильма был крайне скудный - где было взять денег на дебютное кино, кто раскошелится на ветер? Невозможно было нанять известных актёров, а как прогноз в этом случае действует формула - нет звёзд, не будет и сборов. Всё верно, зритель ходит на знакомые имена, любимые лица. Играли в «Гражданине Кейне» в итоге всё те же его любимые актёры театра «Меркьюри». И сыграли круче звёзд! Действие фильма происходило на протяжении одной человеческой жизни, то есть все действующие лица старели, вместе с главным героем накладывали грим и становились убедительными старцами. Далеко не каждому актёру по плечу подобная инперсонация. «Меркьюревцы» перевоплотились достоверно. Одно это стоило похвал. Увы, они их не дождались. На примере картины «Гражданин Кейн» можно видеть, чего на самом деле стоят все эти награды, раздаваемые по некоему невычисляемому алгоритму. «Гражданин Кейн» оказался не по уму киноакадемикам, он был слишком хорош, так прекрасен, что они его просто не заметили. Так не замечает человека муравей, ползущий по его руке.
Хотя вполне возможно, что равнодушие академии к успехам Уэллса было продиктовано несколько иной закономерностью. Дело в том, что у фильма был недоброжелатель, в руках которого находились самые важные ниточки мироздания. Человека этого звали Уильям Рэндольф Хёрст - имя, которое в тогдашней Америке знали все. Это был газетный магнат, понятно, миллиардер. Именно его биографию взял за основу для своего сюжета Уэллс. Узнав о съёмках фильма, пародирующего его жизнь, магнат рассвирепел и попытался уничтожить материал. Тем не менее фильм в прокат вышел. Но Хёрст и тут не стушевался, сделав все возможное, чтобы американцам фильм не понравился. Возможно, и киноакадемия не избежала своей участи - давления массмедиа или иных способов убеждения со стороны Хёрста. В конце концов, он мог и попросту подкупить, почему нет? Впрочем, его можно понять: приятно ли по прихоти какого-то мальчишки видеть, как под микроскопом, расчленение своей жизни?
Зато у Уэллса появился поклонник, который один стоил целого медиахолдинга. Это был тогдашний президент страны Франклин Рузвельт, предложивший ему дружбу. Кто бы отказался? Вполне возможно, что именно покровительством Рузвельта Уэллс обязан тому, что Хёрст от него отцепился. Другу президента разве в чём отказывают? Не напрасно же обязательным атрибутом любого кабинета начальства всегда является фото в рамке «я и президент». Кто не дурак -поймёт. Понятно, что Уэллс возомнил о себе невесть что после того, как пообедал с президентом. Вот почему, когда из экрана на него выпала наша ослепительная богиня Рита Хейворт, он решил, что ему на этот раз как никогда пора жениться. Правда, Рита на тот момент была вовсе не свободна, но разве друзья президентов останавливаются перед такими смешными препятствиями, как чей-то законный муж? «Эта женщина будет моей женой», - сказал Уэллс.
Вот этого-то славного приколиста и обнаружила спящим у себя на крыльце ослепительная богиня Хейворт. Спящий, он выглядел совершенно безопасным, как дитя - крупное, хорошо одетое, взлохмаченное дитя с мягкими чертами лица, хотя было не похоже, чтобы оно заснуло там от избытка трезвости. И совершенно не напрасно Рита велела прислуге не открывать ему дверь и не звать её к телефону, как только в трубке будет звучать имя Орсон Уэллс. Но её маневр не удался. Орсон никогда не отступал от намеченной цели. Страстность его натуры не давала ему шансов забыть о предмете вожделения. И детское его лицо не должно было сбивать с толку. Как только он открывал глаза, из его зрачков высовывался по пояс хищный зверь - мужчина, потребитель чувств, любитель пожрать и выпить, не лишённый всех прочих основных инстинктов. К тому же он обожал всё «самое лучшее» - лучший портной, лучший парикмахер, лучший часовщик... Его актуальной партнершей по жизни на тот момент была «самая красивая женщина мира», так ее называли, звезда немого кино Долорес дель Рио - утончённая, рафинированная аристократка, чем-то даже похожая на Риту, правда, лет на 15 её старше, кстати, тоже латинского происхождения. Девушка из высшего общества, надоевшая ему до прокушенной губы. На этой он не собирался жениться. Он вообще не собирался жениться ни на ком, видимо, понимая, что в его случае женитьба для любой женщины не благо, а горе. Он с величайшим облегчением расстался с Долорес, предоставив ей одиночество, о котором она так часто твердила, мол, ненавидит все эти светские рауты, вот бы её наконец оставили одну. Рите было 26 лет, в отличие от Долорес, она совсем не притворялась в своей любви к уединению. Её компаньоном и поверенным в делах был обыкновенный домашний кактус, регулярно тонущий в слезах. Подруг у неё и вовсе не бывало -найдётся ли такая дурочка, что готова превратиться в тень небесного светила? В обычной жизни на фоне других женщин Рита была - солнце. Она и не стремилась заводить подруг. Комнатные растения, кошка, флакон духов - этого ей хватало, чтобы не скучать. Она была одной из тех, кто не получает никакого удовольствия от своей роли суперстар, на которую её выбрала сама жизнь. Есть кадры, где она гуляет по улице вне какой-либо роли, не в образе, так она даже движется по-иному, и меховой палантин выглядит на ней как домашний наряд. Кажется, она вообще стала заложницей собственной внешности не по своей вине или желанию. Когда её кинематографическая карьера пошла в гору, Рита ещё думала, что сумеет избавиться от этой роли - слепящая красавица, цветы и шампанское, бриллианты, декольте, шпильки, надо с самого утра красить рот... Солдаты и матросы, наклеивающие портрет Риты на внутренней стороне своих чемоданов - всё больше кадры из фильмов «Девушка с обложки», «Джильда», «Леди из Шанхая», даже представить себе не могли, что это эротическое наваждение на самом деле мечтает стоять по утрам в тапочках на кухоньке, помешивая венчиком омлет. А это было именно так. Рассказывая о себе самой, во второй половине жизни она сетовала, что мужчины обычно ложатся спать с Джильдой, а просыпаются с нею. Конечно, это она говорила о том разочаровании, которое дарила любителям звёздного света. Рита совершенно не была звёздой. Она влипла в звёздную пыль по стечению обстоятельств и всю жизнь мечтала от неё отряхнуться. Вот о чём не догадывался поначалу Орсон Уэллс. Как простой солдат, он возжелал получить Джильду. Он страстно захотел её в личную собственность, уложить в свою постель самую вожделенную девушку в мире. Он любил блестящее. И он её получил. Любой ценой. Даже ценой разочарования. «Когда мне было 26 лет, я увидел на экране Риту Хейворт, - вспоминал он в старости. - С той минуты я не мог думать ни о чём, кроме неё, пока Рита не стала моей женой».
И он её укатал - не мытьем, так катаньем. Однажды, когда она, помнящая о цербере у парадного крыльца, крадучись на носках, чтобы не стучать каблучками, высунула носик из щёлочки, приоткрыв дверь на чёрную лестницу своего особняка, в лицо ей ткнулся букет лиловых орхидей, сразу же за которым начинался Орсон Уэллс - прилично одетый и цепкий, как крокодил. Глаза его выражали молчаливую бездну, фигура - адскую покорность судьбе. Рита поняла, что чёрный ход на этот раз ей не помог. Нет. Не напрасно она избегала встреч. У неё не хватило душевных сил, чтобы выпихнуть прочь этого нахального марсианина с полыхающим букетом.
Страсть была испепеляющей. Они тайно поженились в 1943 году в Санта-Монике, спрятавшись от посторонних глаз в пляжном домике на берегу океана. Что по этому поводу сказал Гарри Кон, повторять не стоит, как обычно, он изъяснялся непереводимой игрой слов. По его мнению, Рита не имела морального права так с ним поступать, хоть бы предупредила, чтобы он успел помешать, ну и так далее. На Кона не обратили внимания, хотя во многом, как позже выяснилось, он был прав. Брак, ошарашивший Голливуд, продержался не дольше, чем прогорает хороший пожар. Да и Гарри Кон был не просто сквернословом, он был сканером, видящим людей насквозь. Это именно он тогда сказал, что Хейворт-Уэллс - пара утопленников. Что брак для них - всё равно что союз дирижабля с субмариной, катастрофа. И он за глаза пожалел Риту, которой предстояло вскоре сильно разочароваться в жизни. Она шикарно танцевала. Но чтобы удерживать возле себя такой дирижабль, как Орсон Уэллс, надо было уметь что-то другое. Может, поговорить?
Рита Хейворт была не Джильда. Вне кинокамеры тропические страсти в её исполнении выглядели нежизненно. Она совершенно не хотела каждый вечер являться на публике, чтобы рекламировать своей красотой статус супруга. А он-то хотел везде водить и всем показывать несравненную красоту, первую красотку Америки. Заметив, что интересы не совпадают, оба приуныли. Рите надоели колючие платья с блесками, Орсону - омлет в постели. Брак затрещал по швам уже через год. Было смешно надеяться, что такой человек, как Уэллс, плюнет на амбиции и плюхнется на диван читать газету. Кстати, он как раз ввязался в предвыборную кампанию Рузвельта, газеты стали часто попадать к нему в руки. Уж что-то, а сенсацию учинить его было хлебом не корми.
Их брак ещё некоторое время продержался из-за дочери - у звёздной пары родилась малышка, всё это время Рита ещё на что-то надеялась. Она ведь и правда была счастлива с Орсоном. Этот вулкан умел, если хотел, делать женщину счастливой. Да он и правда любил её всем сердцем, той его частью, что оставалась от кино, театра, цирка и так далее. А для Риты уж очень велик был контраст между всем её прежним опытом и новым замужеством. Вся её сознательная жизнь прошла под знаком подчинения мужским приказам. Отец, потом первый муж Джастин, оба были деспотичны, ревнивы, непредсказуемы. Уэллс открыл ей глаза на другую жизнь, оказалось, что можно наслаждаться любовью, не унижаясь каждую минуту.
Но очень быстро она поняла, что унижения бывают всякими. Оказалось, что отсутствие и невнимание мужа унижают не меньше, чем напрасные обвинения. Его забывчивость била не слабее, чем придирчивое внимание прежних мужчин. Казалось, даже её красота перестала занимать Орсона, как будто он забыл, что перед ним та самая Рита Хейворт - ослепительная богиня. Мужа никогда нигде не было. Он мог усвистеть из дому до завтрака или на ночь глядя, даже не простившись, не чмокнув в щеку. Орсон не мог усидеть на месте. Он был всегда занят, вечно по уши втянут в какие-то проекты. То он показывал фокусы, разъезжая по Европе, - ему просто очень нравилось их показывать. Никакой другой причины не было. Она не знала, что и думать - променял ее на цирк? Она сидела дома, беременная. Понятно, что он не мог её с собой тащить. Потом он искал деньги на очередную постановку кино или театра, потом тусовался с президентом, тряся имиджем, торгуя физиономией, и никогда его не бывало рядом, даже когда она плохо себя чувствовала. Даже если с вечера он ночевал дома, утром постель оказывалась пуста ещё до того, как жена проснётся.
Почему-то именно в это время он стал пить более прежнего. Чтобы не встречаться с женой лишний раз в таком виде, он снял квартиру на территории студии «МГМ», где, как потом выяснилось, проводил время в компании кого попало - об этом Рите с удовольствием наушничали всякие доброжелатели.
Дочка у них родилась в 1944 году, её назвали Ребеккой. Но, кажется, папа сразу же начал путать её имя с Беатрис. Осенью 1945 года Рита во всеуслышание объявила о своём разрыве с Уэллсом. В том году он освещал политические новости для нескольких центральных газет, совмещая эту деятельность с театром и телевидением.
Зачем он на ней женился? Вот вопрос, на который теперь уже никто не найдет ответа. Любил её? Конечно! Как может коллекционер не любить марку, с трудом добытую, - до дрожи полюбил. Но строить семейную жизнь с нею или с любой другой он ни секунды не собирался. Она его любила, это верно. Может быть, он счёл, что лучше Риты ему не сыскать женщины во всей вселенной. Она же была не только прекраснее всех, знаменитее всех, она ещё была и маленькой скромницей, не умеющей закатить скандала на людях. Она хотела одного - тихой семейной прозы, утренних булочек с изюмом, а получила вместо этого бесконечную красную дорожку длиной в жизнь, устрицы и шампанское. Это стало для неё неизбывным разочарованием. Жизнь не была тёплой, жизнь сверкала вспышками фотокамер, бликами в бокалах, искрами в бриллиантах. И даже когда она хотела выпить тёплого молока, ей опять подавали ледяное шампанское, поневоле сопьёшься. Она попыталась сбежать, но кинокомпания нашла её и принудила вернуться. По сути, эта мерцающая звёздочка не принадлежала сама себе, ничего не могла сама решать, не имела права даже расторгнуть контракт с киностудией, как будто пожизненный. Она должна была плясать и плясать, и делать это весело, радостно, так, чтобы «жизнь прекрасна» считывалось с экрана в каждом кадре. О том, что Рита подала документы на развод, Орсон узнал от репортёров, так редко он бывал дома. Он лишь усмехнулся в ответ. Через много лет, после смерти Риты он посетует, что не сумел сделать её счастливой, поскольку не сдержал ни одного данного ей обещания. Их брак просуществовал всего два года.
Уже находясь в стадии расставания (начавшейся практически сразу же вслед за бракосочетанием), они ещё успели снять свой единственный совместный фильм «Леди из Шанхая», в котором главная героиня сверкает ледяной красотой. Уэллс тогда на спор предложил Гарри Кону снять для них фильм на произвольный сюжет. Как-то он рассказывал, что ему срочно понадобились деньги для спасения какого-то очередного его провального проекта. И он позвонил единственному человеку, который в Голливуде обладал достаточной финансовой мощью, чтобы спаси утопающего. Ну и оставил в залог обещание снять фильм... Он перевернул вверх обложкой книжечку, которую читала кассирша в окошке телефонной станции, и прочёл: «Леди из Шанхая». Это был авантюрный роман. В результате он снял самый прекрасный фильм десятилетия. Условие Кона - участие первой леди киностудии Риты Хейворт было оговорено. Это было последнее, что они делали вместе. В фильме Рита предстаёт в имидже коварной блондинки со стрижкой - ранее невиданном для неё, но не менее обольстительном амплуа. Сцена стрельбы в зеркальном павильоне, когда отражения накладываются одно на другое и одновременно в кадре появляются и лицо, и фигура, и глаза, и руки действующих персонажей, потом неоднократно копировалась в самых разных картинах разными режиссёрами. И всегда это было плагиатом. Зеркальную комнату придумал и снял бешеный Орсон Уэллс, который не мог лечь спать, если в этот день не придумал что-нибудь гениальненькое.
Рита ещё неоднократно выходила замуж. Ее следующим обожателем стал Али-хан - сын короля Пакистана, который чуть с лошади не свалился, впервые её увидев. Баснословно богатый, настоящий падишах, любитель арабских скакунов, ещё один коллекционер красоты, который увёз её от всех проблем, окружив роскошью, покоем, негой. От него она родила вторую дочь - Ясмин (бедную Ясмин, разделившую и повторившую судьбу своей матери). Но появление этой малышки не могло остановить до неприличия полигамного мусульманина - дочерей они не слишком ценят, вот если бы родился сын, всё могло бы закончиться иначе. Она ещё тешила себя иллюзиями, что жизнь наладилась, пока не узнала о похождениях супруга. История повторилась - муж где-то там, в пампасах, тешит своё самолюбие приключениями, пока она утешается ребёнком. Брак столетия, прозвучавший некогда громче союза Грейс Келли с наследником Монако, постиг развод. Потом Рита выходила замуж ещё и ещё, и каждый раз с прежним результатом: ни разу в спутники ей не попался человек, готовый проснуться с нею, ложась в постель с Джильдой. «Рите не везло с мужчинами. И я оказался не лучше других», -покаялся Уэллс. Он был не из тех, кто ностальгирует по старым связям. Друзья, любовницы, даже родители - все эти символы, за которые любой человек будет сражаться до последнего, для Орсона Уэллса были пустым звуком. Он даже фотографии не хранил и никогда не оборачивался назад, не трудился оценивать собственные достижения в жизни. Он был из тех, кто меняет мир, оставаясь равнодушным к результатам. Уэллс был как поезд - нёсся по жизни, оставляя в прошлом лица и события. Те же, к кому он успел в жизни прикоснуться, боготворили его, даже когда налицо было очевидное: Орсон Уэллс их разрушил.
«Как я его любила!» - жаловалась Рита своей дочери Ясмин. Единственной, кто сопровождал её до самой смерти, стала эта принцесса, которой в жизни предстояло узнать не меньше горя. Сначала мать, небожительница, чья сказка на глазах рассыпалась в пыль, а потом и собственная трагедия - смерть сына от наркомании. Голливудское волшебство, как плащ иллюзиониста, всегда оборачивается изнанкой. Каждая волшебная мистерия на этой фабрике грёз заканчивается больничной прозой, причём отражается на нескольких поколениях вперёд - детях и внуках «богов» и «богинь». Сказка Риты не стала исключением, финал её был сыгран без хеппи-энда. Лишь Ясмин знала, что это значит: когда мать совсем потеряла разум от алкоголя, она всё твердила, повторяла, кричала, глядя в зеркало и не узнавая своего лица: «Я - Рита Хейворт! Я - Рита Хейворт! Ты ведь говорил, что любишь меня...»
(с) Ольга Филатова