Чем больше времени каждый из нас проводит в интернете, который теперь - не место для периодических прогулок, а среда обитания, чем шире расползаются социальные сети, чем больше заводится виртуальных знакомств, тем теснее каждый из нас - с опаской или с воодушевлением - ощущает себя коллективным существом. Мы стоим на пороге тотальной информационной реальности - периодически возникающие соображения о том, что чипы, обеспечивающие интернет-телепатию, будут вшивать уже при нашей с вами жизни, не выглядят сильным преувеличением. Меняется ведь не только техника, но и психология. Сегодня даже отъявленные социофобы ищут единомышленников там же, где и все остальные - в сети. А в мировом научном сообществе все большую популярность приобретает идея «коллективного разума», «мудрости толпы» - в самых разных ее вариациях.
Суть ее в следующем. Достижения человечества - сугубо коллективный феномен. Люди поумнели тогда, когда научились распределять обязанности. Интеллектуальный потенциал больших групп людей в сумме оказывается выше, чем у элиты, состоящей из компетентных экспертов. Миром правит разумное разделение труда. Это - ситуация, когда мы можем создавать вещи, смысла которых не понимаем. В эссе «Я, Карандаш» экономист Леонард Рид замечает, что ни один человек на свете не знает, как изготовить карандаш, - это знание распределено между тысячами шахтеров, дровосеков, дизайнеров и фабричных рабочих.
Феномен «коллективного разума» имеет математическое объяснение: чем больше людей участвуют в угадывании, тем больше вероятность обнаружения правильного ответа. Концепция «мудрой толпы» недаром особенно близка экономистам и социологам — а вот значительная часть гуманитариев, имеющих дело с более тонкими материями, склонна воспринимать «мудрость толпы» скептически. Индивидуальность в искусстве ведь потому и важна, что именно этот писатель, художник, музыкант сумел разглядеть в окружающей действительности то, что не было заметно остальным. А если в одном направлении смотрят двое, трое, сто человек - правда ли, что они быстрее разглядят потаенное и лучше поймут неочевидное?
Совместное творчество органично для кинематографа или театра, где актеры следуют указаниям режиссера, а дирижер управляет оркестром. В литературе его представить несколько труднее. Между тем соавторство в русской (и не только) словесности - явление, зарекомендовавшее себя самым положительным образом.
Козьма Прутков, Ильф и Петров, братья Стругацкие, братья Вайнеры - хорошо сработавшийся тандем превращается в талантливого писателя, чей образ рее неделим (вспомним, что ни Евгений Петров, ни Борис Стругацкий после преждевременной смерти своих соавторов, к сожалению, не превзошли былой писательский успех).
Однако и случаи, когда соавторов оказывается более двух - не такая уж редкость. Остановимся на самых ярких и в то же время ценных с литературной точки зрения примерах «коллективного разума» из русской литературы XX-XXI веков.
«Большие пожары» (1927)
Роман 25 авторов
В 1926 году главному редактору «Огонька» Михаилу Кольцову пришла в голову идея опубликовать в своем журнале первый в СССР коллективный роман, в котором принимают участие 25 известных русских писателей (Грин, Бабель, Федин, Леонов, Зощенко - цвет советской литературы). Идея была хороша во всех отношениях: во-первых, отвечала духу советского коллективизма, во-вторых, обеспечивала писателей нелишним и щедрым заработком. Автором первой главы стал Грин, предложивший детективный сюжет о таинственных пожарах в вымышленном городке Златогорске - а дальше эта идея стала развиваться сообразно фантазии других авторов. Роман действительно был напечатан в «Огоньке», однако в советские годы «Большие пожары» не были самым рекламируемым официальной пропагандой произведением - в первую очередь потому, что многие авторы (в том числе сам автор идеи Кольцов) успели получить статус неблагонадежных и были репрессированы. Отдельной книгой роман вышел только в 2009 (!) году при участии современного писателя и журналиста Дмитрия Быкова, разглядевшего в заглавном образе романа зловещий смысл: «общее ощущение непрекращающегося пожара <...> победило всю бодряческую радость, которой так и светятся страницы «Огонька» 1927 года».
«Украинский цикл» (1999, 2005)
Генри Лайона Олди, Марины и Сергея Дяченко, Андрея Валентинова
Авторов на обложке тысячестраничного «Украинского цикла» трое, а человек - пятеро: под «иностранной» фамилией Олди скрываются харьковские фантасты Дмитрий Громов и Олег Ладыженский; супруги Марина и Сергей Дяченко - киевский дуэт. В 1999 году вышел их первый совместный роман «Рубеж», действие которого происходило в альтернативной Украине, где Петр I побежден под Полтавой, а Гоголь родился на 100 лет раньше. Через шесть лет появилась книга под названием «Пентакль» - сочинение несколько иной структуры. Если в «Рубеже» и Олди, и Валентинов, и Дяченко вели каждый свою сюжетную линию, то «Пентакль» стал «сборным» романом в новеллах, в сочинении которых поучаствовал каждый из пяти авторов.
«Украинский цикл» стал своеобразным ребрендингом гоголевского мира (в «Пентакле» действие перемещается в XX век), не всеми читателями принятым однозначно: существует мнение, что совместная творческая работа слишком затушевывает творческие индивидуальности украинских фантастов.
Грэй Ф. Грин «Кетополис. Книга 1. Киты и броненосцы» (2012)
Действие романа происходит в начале альтернативного XX века на загадочном острове в Тихом океане, где властвует таинственный Канцлер, мечтающий уничтожить всех китов в мире; смысл столь яростной вражды не вполне ясен до самого финала. История этого таинственного места раскрыта в судьбах четырнадцати обитателей города, складывающихся в единую мозаику (а именно так -«роман-мозаика» - и назван «Кетополис»). Все эпизоды самодостаточны, но в то же время жестко связаны общими мотивами, важны именно их последовательность и система внутренних перекличек.
В «предисловии к русскому изданию» Андрей Лазарчук увлекательно рассказывает о необыкновенной судьбе и творчестве Грея Грина, чьи книги ранее не были известны отечественному читателю. Подлинных авторов, однако, нужно искать в списке «переводчиков» романа: это 16 молодых писателей, заявивших о себе, как правило, произведениями фантастического толка: Иван Наумов, Лариса Бортникова, Шимун Врочек, Дмитрий Колодан, Карина Шаинян и другие. Их совместно созданный мир, однако, не только не рассыпается — тонко воссозданная атмосфера таинственности и жути в Кетополисе куда важнее сюжетных перипетий.
Тремя текстами тема «коллективного разума» в литературе не исчерпывается - за пределами нашего внимания остается целый ряд увлекательных вопросов.
Неслучайно, к примеру, романы, созданные «коллективным разумом», построены на фантастическом допущении либо, предполагают его (начало «Большим пожарам» недаром положил фантазер Грин): вымышленные миры более просторны и обеспечивают пространство для маневра самым разным авторам. Такова природа столь популярных ныне литературных проектов типа «Метро 2033» или «Этногенез», когда приключения, связанные с обитанием в подземном мире или поиском загадочных артефактов, можно продолжать сколько угодно долго.
Некоторые писатели (Сергей Лукьяненко, Евгений Попов) выкладывают в своих блогах фрагменты будущих романов, побуждая читателей предлагать варианты дальнейшего развития событий - правда, далеко не всегда с ними соглашаясь. Это - тоже форма «коллективного разума».
Наконец, особый интерес представляет феномен коммерческих «литературных негров» - хотя бы потому, что его давно требуется существенно скорректировать...
Так сможет ли «коллективный разум» возобладать в литературе (и, шире, в искусстве)? Телепатическая связь интернета не сделает всех жителей Земли творчески одаренными - напротив, нетрудно предположить, что у многих индивидуумов возникнут серьезные проблемы с личной мотивацией и свободой воли (вспомните эффект египетской «революции в фэйсбуке»). Доля творческих пассионариев может различаться в тех или иных обществах, но никогда не составит даже 50%.
И все-таки писателя будущего трудно представить в башне из слоновой кости. При этом его соавторами не обязательно будут коллеги-писатели или читатели-блогеры. Дело вот в чем. Книги будущего, по всей видимости, станут «дополненными объектами»: буквы на экране приобретут визуальное, аудиальное, дигитальное измерения. Сейчас это называется «книжными приложениями». К примеру, недавний акунинский детектив о Фандорине «Черный город» можно купить в четырех разных форматах: в обычном бумажном, в электронном, в аудиоверсии, а еще - в мультимедийном формате для айпада: с фотографиями, картами, документами описываемой эпохи и прочее. Акунин намерен переиздать в таком формате все фандоринские книги; издатели пока сдержаны в своих прогнозах (но ведь и бумажные книги еще не вытеснены с рынка). Другой пример: в 2011 году было изобретено, а ныне активно тестируется, приложение Booktrack, добавляющее к тексту звуковое сопровождение (шум дождя, шорох листьев, чьи-то шаги), которое меняется в зависимости от скорости чтения. Создается еще непонятный нам вид книги, которая учитывает пожелания конкретного читателя.
Так вот, на этапе подготовки «дополненной» книги писателю уже сегодня требуется определенная техническая поддержка - например, помощь проектировщиков видеоигр, что уже и не игры, а нечто более серьезное.
Так рождается новый художественный язык - пока еще в тестовом режиме. А вот о чем захочет рассказать нам на этом языке писатель середины XXI века - это уже другой вопрос.
(с) Сергей Оробий