Рим, 61 год до нашей эры. Жизнь юного Марка Корнелия внезапно и круто меняется. Его отец, бывший центурион, убит, а сам Марк и его мать проданы в рабство. Судьба разлучает его с матерью, и Марк попадает в школу гладиаторов. Вот первый урок, который ему преподают: «Забудь о своей прежней жизни. Теперь твой дом здесь. Все, что тебе остается, — это учиться драться и выживать. Если ты преуспеешь в учебе, то будешь драться на арене и, быть может, умрешь как настоящий мужчина. Или же будешь вознагражден славой и богатством». Марк решает во что бы то ни стало выжить в этой суровой жизни. Ведь у него есть цель: отыскать свою мать и отомстить убийцам отца…
Отрывок из книги:
Прошло еще четыре долгих дня, прежде чем фургон достиг места назначения. И наконец вечером последнего дня они въехали в Страт.
Расположенный на главном торговом пути, проходящем через горные области Греции, город уже давно не вмещался в стены, воздвигнутые в те дни, когда возникали небольшие города-государства, почти постоянно воевавшие друг с другом. Теперь стены города окружали лабиринт узких улиц, где жили и вели свои дела более зажиточные семьи. За стенами простирались ветхие строения бедных.
Во время путешествия Марк и Ливия почти не общались с соседями по клетке, которые знали только несколько слов по-гречески и не понимали латыни. Они говорили на неизвестных варварских языках.
Повозка громыхала по главной дороге в центр города, направляясь на рынок рабов. Марк, который всю жизнь прожил на ферме и знал лишь, что существует рыбацкая деревня в Нидри, чувствовал себя в городе неуютно. Резкие крики уличных торговцев и попрошаек оглушали его, воздух был наполнен вонью мусора и отходов. Мальчик сморщил нос:
— Фу! Неужели все города так воняют?
— Насколько я знаю, — ответила Ливия с тем же выражением брезгливости на лице.
Повозка въехала на большую рыночную площадь в центре Страта и свернула через ворота в узкий двор. Во дворе стояли два дородных охранника, вооруженные дубинками. Когда-то здесь была конюшня, но теперь каждое стойло было загорожено железной решеткой. Марк увидел одетых в лохмотья мужчин, женщин и детей всех возрастов, толпившихся за решетками. Под ногами у них был тонкий слой грязной соломы.
— Тпру! — крикнул возница и резко натянул поводья.
Мулы мгновенно остановились. Большой человек в простой коричневой тунике вразвалку подошел к повозке. Кивком поздоровался с возницей, когда тот с трудом слез со скамьи и разогнул затекшую спину.
— Кто это там? — Человек ткнул большим пальцем на пленников в клетке.
— Рабы, — зевая, ответил возница. — Собственность Децима. Хочет выставить их на следующий аукцион.
Марк схватился за прутья решетки и подтянулся:
— Мы не рабы!
— Заткнись!
Возница метнулся к мальчику и ударил кнутом по пальцам. Марк с криком отпрянул.
— Еще одно слово, и я исполосую тебя.
Возница со смехом повернулся к человеку:
— Мальчишка — прирожденный лгун. Как и все рабы. Не обращай на него и на его мать внимания. Как я и сказал, их надо выставить на аукцион. Ясно?
Аукционист кивнул и указал на единственное свободное стойло:
— Загони их туда. Я внесу их в список на завтра.
— Хорошо.
Аукционист, не торопясь, направился в свою контору, а возница подошел к повозке, расправил кнут. Нащупав ключ, висевший у него на шее, он открыл дверь и, отступив на шаг, распахнул ее.
— Выходите! — И ткнул пальцем в землю, чтобы стало ясно, что он имеет в виду.
Один за другим все спустились на землю. Марк и Ливия вышли последними. Возница показал на стойло и подтолкнул к нему первого из пленников. Все они были голодны, тела их одеревенели от долгого пребывания в ограниченном пространстве, если не считать коротких перерывов во время ежедневной смены грязной соломы. А кормили их два раза в день черствым хлебом и водой. Все медленно направились в стойло. Возница втолкнул Марка внутрь с такой силой, что он налетел на мать. Потом захлопнул дверь, повернул ключ в замке и направился к аукционисту.
В стойле Марк и Ливия сели на солому, прислонившись к грязной оштукатуренной стене. Ливия пустыми глазами уставилась на противоположную стену, а в голове Марка теснились пугающие мысли о грядущем аукционе. Что, если их купит владелец рудника? Мальчик слышал об ужасных условиях, в которых рабы трудятся на рудниках. Это было похоже на живую смерть. Потом он вдруг подумал о худшей из всех возможностей и в ужасе повернулся к матери:
— А что будет, если завтра нас продадут разным хозяевам?
Ливия вздрогнула, словно проснулась от тревожного сна.
— Прости, Марк, что ты сказал?
— Что будет, если на аукционе нас разделят?
Она посмотрела на него и заставила себя улыбнуться:
— Не думаю, что это случится. Аукционисты обычно не разделяют семьи. Это снижает цену.
— А если разделят? — Марку стало очень страшно. — Я не хочу, чтобы нас разделили.
Она сжала его руку:
— Мы будем вместе. Вот увидишь. А теперь постарайся уснуть. Положи голову мне на колени.
Он свернулся калачиком и положил голову на длинную тунику матери. Ливия стала нежно гладить его по темным кудрям. Таким образом она успокаивала его с тех пор, как он помнил себя. Однажды она заметила, что у Марка такие же волосы, как у отца. Марк вспомнил, что тогда он засмеялся, потому что к тому времени на голове у отца осталась лишь редкая поросль жестких волос. И сейчас, когда она гладила его волосы, он стал постепенно расслабляться, и еще некоторое время, как во сне, перед ним возникала ферма с Аристидом и Цербером, словно те были еще живы. Но больше всего он думал об отце, сильном и гордом. Как хотел бы Марк, чтобы сейчас Тит оказался рядом и защитил их! Образ отца, лежавшего мертвым под дождем, возник перед ним, и прошло еще немало времени, прежде чем он забылся тревожным сном.
Ночью его разбудили громкие крики из соседнего стойла. Там была драка. Аукционист и охранники вбежали с факелами и дубинками. Марк слышал, как они били дерущихся, пока те не затихли. Он попытался снова уснуть, но был слишком потрясен этим насилием, и его мысли снова вернулись к ужасной ситуации, в которой они с матерью оказались. Что с ними будет?
Послышался оглушительный лязг — это охранники били дубинками по железным решеткам, и Марк проснулся в испуге.
— Вставайте, рабы! — орали охранники, переходя от стойла к стойлу. — Просыпайтесь, просыпайтесь!
Начали со стойл, ближайших к главным воротам. На пленников надевали ножные оковы и вели на рынок. По оценке Марка, на продажу готовили не меньше ста человек, и пока медленно тянулись утренние часы, на аукцион то и дело выводили небольшие группы людей. И все это время Марка мучила тревожная перспектива быть оторванным от матери.
Наконец охранник пришел в их стойло с дубинкой в одной руке и тяжелой цепью с оковами в другой. Он выпускал их по одному, надевая на ногу каждому оковы и закрепляя их с помощью особого штыря. Это была последняя группа из шести человек.
На рыночной площади собралось множество народу. Сквозь толпу они шли к возвышению, где их ждал аукционист. Чьи-то руки из толпы схватили Марка, и какой-то человек с силой открыл ему рот, чтобы посмотреть на зубы. Охранник оттолкнул любопытного:
— Ты получишь возможность проверить товар, как только купишь его.
Они поднялись по ступеням на возвышение, и их поставили в линию, подальше от края помоста. Потом охранник взял небольшой молоток и выбил штырь из кандалов первого пленного, одного из чернокожих. Охранник выдвинул его вперед, к аукционисту. С утра аукционист уже достаточно поработал, солнце стояло высоко. Пот катил по его жирным щекам, волосы прилипли к скальпу. Глубоко вдохнув, он поднял руки, чтобы привлечь внимание толпы, и крикнул:
— Имею честь предложить шесть рабов от имени Децима, старейшины города Страта, известного во всей провинции. Первые два — нубийцы. Оба молодые, здоровые и сильные. — Он схватил нубийца за руку и поднял вверх. — Посмотрите на эти мускулы. Немного потренировать — и они будут экзотическими домашними рабами. Или, если захотите, можно использовать этих силачей для работы в поле либо в качестве борцов. Может быть, даже гладиаторов. В любом случае это будет хорошим вложением денег. А теперь — с какой суммы начнем?
— Двести сестерциев! — послышался голос.
— Двести? — Аукционист повернулся на голос. — А, это ты там, господин? Хорошо. Итак, двести!
— Двести пятьдесят! — выкрикнул другой голос.
— Триста! — раздалось с другой стороны.
Цены росли с молниеносной быстротой. Аукционист едва успевал их фиксировать. Наконец предложения иссякли. Последнее предложение было тысяча двести сестерциев.
— Тысяча двести… Это окончательная цена? Тысяча двести? Уважаемые дамы и господа, такие образцы редко попадают на рынок. Может быть, тот, кто чувствует выгодную сделку, предложит больше? — Он с надеждой огляделся вокруг, но ответа не последовало. Аукционист подождал немного и хлопнул в ладоши: — Продано!
Нубийца провели с помоста в небольшое помещение, где писарь записал на восковой табличке все детали продажи и получил деньги от покупателя. Второй нубиец ушел за такую же цену. Еще двух мальчиков за гораздо меньшую цену купил худощавый мужчина с тщательно умащенными волосами и накрашенными глазами. Аукционист вытер лоб куском материи и показал на Марка и его мать:
— Последний лот на этой утренней продаже, досточтимые дамы и господа. Мать и сын. Женщине еще нет и тридцати. Она может готовить, вязать и еще несколько лет может рожать. Мальчику десять лет. Он здоров. Умеет читать, писать и считать. Немного подучить — и его можно использовать в торговле.
Марк опустил голову. Ему было стыдно слышать, как о нем и о его матери говорят словно о животных.
— Я уверен, вы согласитесь, что вместе они составят очень выгодную сделку, — продолжал аукционист. — Конечно, любой опытный покупатель сможет продать мальчика, когда он подрастет. И если женщина окажется плодовитой, кто знает, какую выгоду она может принести?
— Нет! — громко крикнул Марк. — Ты не можешь продать нас! Нас похитили!
Аукционист кивнул охраннику, и тот сильно ударил Марка по лицу, сбив его с ног. Толпа захохотала. Охранник схватил Марка за волосы и поднял на ноги, шипя ему в ухо:
— Еще одно слово — и я сделаю очень больно не тебе, а твоей матери. Понял?
Марк кивнул, стараясь не заплакать от боли. Охранник еще некоторое время подержал его за волосы, потом отпустил.
— Мальчик нуждается в твердой руке, как видите, — пояснил аукционист, выдавив усмешку. — Итак, кто первый предложит цену?
Последовала пауза, и наконец поднял руку крупный мужчина со злым лицом. Но прежде чем он заговорил, позади толпы раздался крик:
— Остановитесь! Они не продаются!
Аукционист и толпа повернулись на голос. Марк тоже попытался рассмотреть, кто это кричит. Мелькнула слабая надежда. Вот, наверное, тот момент, о котором он молился. Наверное, они спасены…
Человек пробирался сквозь толпу. Когда он приблизился к помосту, у Марка упало сердце.
Термон.
Он поднялся на помост. Аукционист, положив руки на толстые бедра, строго посмотрел на него.
— Что все это значит? Ты хочешь сказать, что они не продаются?
— Я говорю от имени Децима. Я — его управляющий, — надменно ответил Термон. — Мой хозяин говорит, что эти двое не будут проданы.
— Не будут проданы? — удивился аукционист. — Почему?
— Я не обязан объяснять тебе почему. Такова воля моего хозяина. Понял?
Аукционист кивнул:
— Как хочешь. — Он повернулся к охраннику: — Уведи их обратно в стойло.
Толпа глухо переговаривалась, удивленная таким поворотом событий. Термон подошел к Марку и Ливии.
— Децим передумал. — Он холодно улыбнулся, и у Марка волосы зашевелились на затылке, когда Термон добавил: — Он придумал для вас кое-что другое.
* * *
Вскоре после того, как их вернули в стойло, во двор пришел человек. Он был худой и высокий, а узкое лицо делало его еще выше. За исключением бахромы седых волос, он был совершенно лысый, его скальп блестел, словно отполированный. Марк заметил, что он прихрамывает и старается скрыть этот недостаток медленной походкой. На нем были шелковая туника, светлая кожаная обувь и по золотому браслету на каждом запястье. Подойдя к решетке стойла, человек слегка улыбнулся:
— Очаровательная жена центуриона Тита и его сын, если я не ошибаюсь. Думаю, вы догадываетесь, кто я.
Ливия взглянула на пришедшего, и на ее лице не отразилось никаких чувств. Он пожал плечами и чуть наклонил голову набок:
— О, я разочарован. Я надеялся, что жена одного из лучших центурионов генерала Помпея будет вежливее. Но ничего. Итак, я — Децим. Старейшина Страта и сборщик налогов в Греции.
Он склонил голову в шутливом приветствии. Несколько секунд он молча смотрел на пленников, потом с насмешкой продолжил:
— Теперь ваше положение не такое высокое и влиятельное, не правда ли? Ни ваше, ни этого дурака Тита. Вечно высокомерный, он считал, что может игнорировать свой долг и прогонять моих людей. Это продолжалось долго, но теперь я ему отплатил его собственной монетой.
Он вдруг притворился удивленным и щелкнул пальцами:
— О! Мне кажется, ты не знаешь, что твой муж и я были старыми друзьями. Ну, может быть, не друзьями, но определенно товарищами.
Марк посмотрел на мать, но она продолжала молчать.
— Мы служили в славном шестнадцатом легионе в Испании под командованием Помпея. Мы были помощниками центуриона. Ты знаешь, что это значит? Мы были теми, кто ждет шанса стать центурионом. И шанс появился. Один из центурионов был убит в сражении. Старина Тит и я ждали, кого из нас выберут. Это должен был быть я. Как солдат, я был лучше его. Все знали это. Но за день до того, как генерал должен был сделать свой выбор, мы с Титом решили немного выпить. Потом добавили еще и еще. И наконец он предложил немного пофехтовать, чтобы доказать, кто лучше владеет мечом. Просто ради смеха, ты понимаешь. Только уже не было смешно! Тит даже не опьянел, он притворился пьяным. Мы делали выпады, парировали удары — и вдруг он притворился, что поскользнулся, шагнул вперед, и его меч пронзил мое бедро.
Децим подошел ближе к решетке. Казалось, он забыл о Ливии и теперь в упор смотрел на Марка.
— Несчастный случай, понимаешь? Поэтому я не донес на него. — Децим горько усмехнулся. — Рана была достаточно серьезная, и меня отчислили из легиона, а Тит стал центурионом. Конечно, он всегда утверждал, что это был несчастный случай. Подожди, я покажу тебе.
Децим поднял угол туники и обнажил правое бедро. Марк затаил дыхание, увидев толстый, белый, узловатый шрам от колена до бедра.
— Ничего себе шрам, да, мой мальчик? — Децим опустил тунику. — Думаю, твой отец сделал мне своего рода одолжение. Если бы я оставался в армии, я бы закончил свои дни на захудалой маленькой ферме на берегу уединенного острова, как он. А так вышло, что я сколотил состояние, поставляя зерно в легионы. Я дал взятку нужным людям и получил контракт на сбор налогов в этой провинции. Можешь представить мое удивление, а потом даже радость, когда Тит обратился ко мне с просьбой одолжить ему денег! Наверное, он считал, что время лечит. Но это не мой случай. Я дал ему некоторую сумму на льготных условиях, чтобы поощрить его занимать у меня еще. И вскоре он был по уши в долгу, а я имел законное право отомстить ему. — Децим вскинул руки. — Конец истории ты знаешь.
Ливия кашлянула и твердо сказала:
— Ты имел законное право получить долг, но не убивать Тита и обращать в рабство его семью.
— В самом деле? Но я просто послал людей получить то, что он был должен мне. Не моя вина, что твой муж отчаянно сопротивлялся и, к несчастью, умер из-за этого. Любой суд в этом городе согласится со мной.
— Интересно, согласится ли с тобой генерал Помпей, когда узнает обо всем этом?
— Генерал Помпей никогда ничего не узнает. Я не дурак, Ливия. Если до Помпея дойдет, что одного из его ветеранов постигла такая судьба, то, конечно, его гнев обрушится на человека, виновного в этом. Вот почему вас сняли с торгов. — Децим улыбнулся. — Это было небольшое представление мне на радость, чтобы выжать еще каплю мщения из ситуации. Я никогда не позволил бы, чтобы вас купил кто-то, кто мог услышать вашу историю и поверить, что с вами поступили несправедливо.
— А как же тогда ты поступишь с нами? — тут же спросил Марк.
Децим посмотрел сквозь прутья решетки:
— Я мог бы приказать убить вас, молодой человек. Без всякого шума задушить и сбросить ваши тела с утеса в море. Я мог бы это сделать.
Он помолчал, чтобы дать им осознать сказанное. Марк сжался от ужаса.
— Но поскольку я живу, не забывая о том, что сделал со мной твой отец, ты будешь жить, помня, как заставили тебя заплатить за то, что сделал отец. — Децим потер свой острый подбородок. — На Пелопоннесе, в небольшой долине, окруженной горами, у меня есть ферма. Летом там очень жарко, а зимой лютые морозы. Я стараюсь проводить на этой ферме как можно меньше времени. Но тамошняя земля подходит для ячменя, и рабы там много трудятся, чтобы увеличить мое состояние. Туда я и пошлю вас, чтобы вы целыми днями работали на моих полях под ударами кнута, как рабы. Там вы и умрете, забытые и никому не нужные. Генерал Помпей никогда не узнает о вашей судьбе и о судьбе Тита.
Он сделал глубокий вдох и слабо улыбнулся:
— Хорошая месть, не так ли?
Сначала Марк почувствовал ужас, но потом его охватил гнев и желание схватить сборщика налогов за горло. Взвизгнув, как животное, он протянул руку через прутья и схватил его за тунику.
— Марк! — крикнула Ливия. — Это нам не поможет!
Она оттащила его от решетки и крепко схватила за руки. Децим захихикал:
— Ну и темперамент! К тому же он еще и смел. Нет сомнения, что он сын солдата.
Ливия сверкнула глазами:
— Он… мой сын!
Децим был озадачен ее реакцией, но прежде, чем он что-то сказал, Ливия обратилась к нему умоляющим тоном:
— Что бы ни случилось между тобой и Титом много лет назад, теперь он мертв, и ты отомстил. Нет нужды отыгрываться на мне и мальчике.
— Ах, если бы это было возможно! Взгляни на это с моей точки зрения, моя дорогая. Если я сейчас отпущу вас обоих, притом что Тит мертв, мальчик рано или поздно найдет способ отомстить за отца. Разве не так?
Он улыбнулся Марку, и тот медленно кивнул:
— Когда-нибудь я найду тебя и убью.
Ливия сникла.
— Децим! Ему всего десять лет. Он не знает, что говорит. Будь с ним милосерден, и он будет помнить о милосердии.
— Если я буду милосерден с ним, я просто подпишу себе смертный приговор. Он должен исчезнуть, как его отец, и ты тоже.
Ливия лихорадочно думала, что сказать.
— Отпусти его. Возьми меня на свою ферму. Пока я буду твоей заложницей, он ничего с тобой не сделает. Ведь правда, Марк?
Марк посмотрел ей в глаза и понял, что она просит его согласиться. Однако он ни на секунду не усомнился в том, что должен исполнить свой долг, чтобы в память об отце восторжествовала справедливость. Конечно, он до ужаса боялся той судьбы, которую Децим приготовил для них. Но в груди его бушевала холодная ярость сильнее, чем страх, сильнее, чем горе или жалость к матери. Он покачал головой:
— Прости, мама. Но этот человек прав. Пока я живу, я буду помнить только о мести ему за то, что он сделал.
— Поняла? — Децим поднял руки, показывая, что здесь он бессилен. — Что делать? Извини, но такова жизнь. Вы оба поедете на ферму и будете там работать, пока не умрете. Прощайте.
Он с мрачным видом кивнул им и, прежде чем уйти, посмотрел в глаза Марка, полные ненависти.
— Ты вырос бы прекрасным человеком, Марк. Жаль, что так все кончится. Я уважаю тебя и был бы горд иметь такого сына. Так жаль…
Затем он так же медленно ушел, слегка прихрамывая. Ливия смотрела ему вслед, пока он не исчез из виду, потом повернулась к сыну.
— Какой же ты дурачок! — Она схватила его за руку и сжала так сильно, что Марк поморщился. — Ты хочешь, чтобы тебя убили? Ты такой же, как твой отец со своими принципами и без здравого смысла. Я говорила ему, что он никогда не победит. Я говорила ему…
Она вдруг замолчала и стиснула зубы.
— Мама, мне больно, — сказал Марк, глядя на свою руку.
Она отпустила его и закрыла лицо руками:
— Прости, дорогой, прости.
И заплакала.
— Мама, не плачь, — стал уговаривать Марк, чувствуя, что сердце его рвется на куски. Он нежно дотронулся до ее щеки. — Я люблю тебя. Прости.
Она опустила руки и поцеловала его в лоб:
— О, Марк, мой маленький мальчик. Что с нами будет?
С первыми лучами солнца пришел возница, чтобы забрать их. В руке у него на всякий случай была дубинка, и он смотрел на них с опаской, когда они снова поднимались в клетку. Закрыв дверцу на замок, возница забрался на свою скамью, поднял кнут и щелкнул им над головами мулов. Повозка тронулась с места и, покачиваясь, выехала со двора аукциона. Марк вздрогнул, когда повозка проезжала мимо помоста, на котором он стоял накануне. На мгновение он пережил тот же ужас, что и при мысли, что его разделят с матерью. Рыночная площадь опустела, осталось только несколько попрошаек, спящих под арками портика.
Они выехали из городских ворот и поехали по широкой улице, вдоль которой выстроились небольшие дома. Ливия легонько толкнула сына.
— Мы должны бежать, — прошептала она, бросив взгляд на возницу. — Надо найти способ выбраться отсюда.
— Как?
— Есть слабое место, — усмехнулась Ливия.
Она кивнула в сторону возницы. Марк посмотрел на широкие плечи человека, который сидел на скамье, чуть согнувшись, держал поводья и время от времени цокал языком, подгоняя мулов.
— Он? — Марк удивленно поднял брови. — Он слишком большой. Нам не справиться. У нас сил не хватит.
— Есть способ, Марк, но ты должен делать то, что я тебе скажу.
* * *
Вскоре повозка покинула окружающие город трущобы и выехала на открытую местность. Страт стоял на берегу реки, впадающей в Ионическое море. По берегам лениво текущего потока до самых склонов поросших лесом невысоких гор простирались поля пшеницы. Повозка с трудом стала взбираться вверх по узкой дороге, проложенной по склону холма. Высокие сосны, растущие по обе стороны от дороги, давали приятную тень, теплый воздух был наполнен запахом хвои. Склон был густо усеян мягкой коричневой хвоей, тут и там рос папоротник и попадались валуны. Никого не было видно, и до сих пор им никто не встретился. Но Марк и Ливия были настороже.
— Это место подходит, — пробормотала Ливия. — Марк, я притворюсь, что мне плохо. Я постараюсь быть убедительной, но ты должен сыграть свою роль. Тебе придется убедить его, будто ты испугался, что я умираю. Сумеешь?
— Попробую, — кивнул Марк.
— Будем надеяться, что у тебя получится. — Она улыбнулась, чтобы ободрить его. — Он остановит повозку и придет посмотреть. Ты должен уговорить его открыть клетку. Я видела в Страте, как он это делает. Не думаю, что у него хорошее зрение. Он близко наклонялся, чтобы лучше видеть, когда вставлял ключ в замок. Вот в этот момент мы и должны ударить. Когда я скажу «давай!», мы толкнем дверцу прямо ему в лицо как можно сильнее. Если мы застанем его врасплох, то сможем выйти из клетки, прежде чем он очнется.
— А потом что, мама?
— Потом мы убежим и бежать будем очень быстро.
— Нет, я хотел сказать, куда мы пойдем?
Она нахмурилась:
— Мы подумаем об этом позже. Наверное, лучше всего найти генерала Помпея. Если кто-то и поймет, что справедливость на нашей стороне, и накажет Децима, то это Помпей. Он очень влиятельный, и, кроме того, он должен Титу.
— Как должен?
— Тит спас жизнь генералу в последнем сражении со Спартаком. Помпей должен заплатить свой долг. — Ливия отодвинулась от стенки клетки и опустилась на грязную солому, устилавшую пол. — Готов?
Марк неуверенно кивнул. Сердце у него забилось часто-часто. Ливия собрала во рту слюну и начала выпускать ее изо рта в виде пены. Она свернулась клубком, схватившись за живот, подмигнула Марку, закатила глаза и стала биться в конвульсиях, издавая низкий, животный стон. Эффект был поразительный. Хоть Марк и знал, что она притворяется, он невольно забеспокоился и схватил ее за плечи.
— Мама?.. Мама? — И пронзительно закричал: — Мама!
Возница обернулся:
— Закрой рот, ты.
— Мама заболела! — крикнул Марк. — Она правда больна. Ты должен помочь ей.
Ливия стала сильно трястись и кататься из стороны в сторону, издавая громкие стоны. Возница недовольно вздохнул и потянул поводья:
— Тпру! Тпру, говорят вам!
Мулы остановились и терпеливо застыли на месте. Возница опустил поводья и обернулся:
— Что с ней?
— Она заболела. — Марк нервно сглотнул и изобразил на лице испуг. — Наверное, она умирает. Пожалуйста, помоги ей!
— Умирает? — Возница искоса взглянул на нее. — Вовсе она не умирает. Пусть потерпит, пока мы не остановимся на ночь.
— Это очень долго, — с отчаянием возразил Марк. — Помощь нужна ей сейчас.
— Помощь? А что я могу сделать? Я всего лишь возница.
Марк поспешно заявил:
— Если она умрет, ты будешь отвечать перед Децимом. Я скажу ему, что ты просто сидел и смотрел, как она умирает.
Возница сердито зыркнул на него, потом нехотя спустился со скамьи и пошел к клетке. Солома чуть слышно зашуршала — это Ливия уперлась сандалиями в железные прутья дверцы. Возница остановился сзади повозки:
— Так что с ней?
— Я не знаю, — взволнованно ответил Марк. — Ей нужна тень и вода.
— Хм… — с сомнением почесал в затылке возница.
Ливия стала имитировать позывы к рвоте.
— Перестань! — проворчал возница. — Если тебя вырвет на такой жаре, мы всю дорогу будем нюхать эту вонь.
— Тогда выпусти ее, — сердито сказал Марк, — прежде чем ее вырвет.
Возница подумал:
— Ну ладно. Но только ее. Ты останешься в клетке, и я выпущу ее.
Марк кивнул. Возница нащупал ремешок на шее и вынул ключ. Потом прищурился и наклонился вперед, чтобы вставить ключ в замок. Марк напрягся, сердце его бешено заколотилось. Но он делал вид, что очень беспокоится за мать, и обеими руками держал ее за руку. Послышался металлический лязг, ключ повернулся, с громким стуком откинулся засов.
— Давай! — громко крикнула Ливия.
Она выбросила вперед ноги, и Марк всем телом бросился на дверцу клетки. Железные прутья дверцы со всего маху ударили возницу в лицо. Он вскрикнул от боли и удивления и упал на дорогу. Марк спрыгнул на землю, стараясь не упасть на возницу. Тот сидел на дороге с разбитым носом, из которого текла кровь. Ливия выпрыгнула на землю рядом с Марком и схватила его за руку:
— Бежим!
Они бросились наутек. Возница с усилием поднялся на ноги и завопил:
— Стойте!
Это было очень глупо с его стороны и дало им возможность сделать несколько лишних шагов до того, как он погнался за ними, спотыкаясь в своих тяжелых сандалиях на изрытой колеями дороге. Ливия свернула в сторону, и они побежали, скользя по хвое, устилающей склон.
— Стойте! — кричал возница им вслед. — Сейчас же остановитесь, иначе поймаю и забью вас до полусмерти!
Марк оглянулся — возница был примерно в тридцати футах от них. Мальчик протянул руку матери, немного отставшей от него:
— Скорее!
Она морщилась, стараясь поспевать за ним. Склон, по которому они бежали, был освещен лучами солнца, пробивавшимися сквозь ветки сосен. Контраст между светлыми и темными участками земли затруднял ориентацию.
Тут-то все и случилось.
Ливия внезапно вскрикнула и упала вперед, споткнувшись о камень, скрытый под мягкой хвоей. Она рухнула на землю с такой силой, что у нее выбило воздух из легких. Марк опустился на колени возле нее.
— Моя лодыжка, — прошептала она сквозь зубы. — Ох, моя лодыжка.
Марк увидел, что нога разодрана и из нее течет кровь. Ливия крепко сжала его руку и попыталась встать, но вскрикнула и опять упала. Стараясь скрыть боль, она в упор посмотрела на сына:
— Беги, Марк, беги!
Он отчаянно замотал головой:
— Нет! Я не могу оставить тебя.
Она отпустила его руку и оттолкнула сына:
— Беги!
Возница тем временем быстро приближался к ним с торжествующим видом.
— Я не могу оставить тебя. Не могу, — повторил Марк.
— А я говорю, беги! — крикнула она. — Спасайся. Найди Помпея. Иди!
Она снова оттолкнула его, с трудом поднялась на колени и повернулась к подбегающему вознице. Марк отступил на несколько шагов, потом повернулся и помчался прочь. Сердце его билось от страха за мать, но он знал, что она права. Если он останется, их обоих схватят. Если он убежит, то сумеет найти какой-нибудь способ спасти ее. Он обернулся в последний раз и увидел, как его мать бросилась под ноги вознице. Она обхватила руками его колени и крикнула:
— Беги, Марк!
Голос ее прервался, когда возница сердито оттолкнул ее в сторону. Марк несся вниз по склону, направляясь к месту, где сосны росли гуще и вознице будет трудно догнать его. Мать снова отчаянно закричала, голос ее постепенно удалялся, заглушаемый лесом:
— Беги!
— Стой, подлец! — орал возница.
Марк бежал сквозь заросли, отбрасывая от себя тонкие ветки и не обращая внимания на царапины на руках. Крики сзади постепенно затихали, и теперь слышны были только шарканье ног по хвое, шуршание веток и рыдания, вырывавшиеся из груди мальчика, который все дальше и дальше убегал от матери.
 | Саймон Скэрроу. Гладиатор. Книга 1. Борьба за свободу |