В своих воспоминаниях Энджела Айседора Дункан писала: «В моей жизни были только две движущие силы - Любовь и Искусство, - и часто Любовь уничтожала Искусство, и часто властный зов Искусства трагическим образом обрывал Любовь. Потому что они не могут существовать иначе как в постоянной борьбе». Никто не откажет в мудрости словам этой, на первый взгляд, легкомысленной женщины потому что они универсальны в своей логике и могут быть отнесены к большинству гениальных личностей.
Свое детство Айседора провела в весьма неблагополучной семье. Отец бросил мать с четырьмя детьми, и девочка вспоминает это время как череду переездов с одного места на другое, причем квартиры с каждым разом становились все дешевле и невзрачнее. Достаточно сказать, что все четверо детей спали на одной кровати. Но уже тогда маленькая Айседора была особенно восприимчива к музыке и, едва заслышав любую мелодию, принималась танцевать.
В тринадцать она бросила учение как бесполезное занятие и все время посвящала танцам. В возрасте четырнадцати лет ее уже стали приглашать на гастроли ведущие театры Калифорнии. Одновременно Айседора с удовольствием обучала других девочек танцам. Вскоре школа Дункан приобрела известность и стала основным источником дохода семьи. Свобода от академических стандартов, так созвучная ее характеру, помогла ей создать своеобразное направление в этом виде искусства - «танец в стиле модерн». Эту «свободу» можно расценить как некую конфронтацию с обществом и устоявшимися нормами.
Богемная среда рано выработала у нее не самые лучшие привычки. Если верить собственным признаниям молодой танцовщицы, то в семье Дункан многие любили выпить. Не удивительно, что уже в юном возрасте Айседора начала вести бесшабашную жизнь.
То, что Айседора не упоминает в своей автобиографии, во всем остальном весьма откровенной, о своей первой беременности и потере ребенка, не кажется странным упущением. Истерическим личностям свойственен защитный психологический механизм вытеснения. Да и с возлюбленными ей не везло - все как на подбор оказывались хоть и состоятельными, но уже женатыми мужчинами. Шумный успех у публики чередовался с очередным крахом в любви, что делало ее настроение еще более переменчивым и неустойчивым.
Первые рассказы о ее «плотской вольнице» восходят к 1908 году, как и передаваемые из уст в уста легенды о ее обращениях к великим и знаменитым мужчинам с предложением о рождении общих детей. Мысль Айседоры, что именно сексуальные утехи оказываются для нее спасительным лекарством от «неврастении», представляется нам с клинической точки зрения заслуживающей доверия. Учитывая инфантилизм Дункан, подростковый промискуитет у нее мог затянуться и стать одной из причин неудачных в последующем сексуально-брачных отношений. Прямолинейность ее манеры поведения и высказываний поражала современников. «Если в искусстве Айседора была гением, то в практической жизни она была простофилей», - говорили о ней.
В 1908 году к славе Айседоры Дункан, которая достигла своего апогея, прибавился и почет: на ее концерт пришел президент США Теодор Рузвельт. Но счастье редко бывает долгим.
В 1913 году у Дункан трагически погибли двое детей. И - как предвестник будущей трагедии - в автомобиле. Мотор машины, в которой дети вместе с гувернанткой ехали в Версаль, внезапно заглох. Водитель вышел, чтобы проверить состояние двигателя. Но по воле злого рока мотор неожиданно завелся, и машина быстро покатилась по откосу в Сену. Шофер пытался открыть дверцу машины, но ручку заклинило. Из-за поднятого стекла на него смотрели перепуганные лица. Когда автомобиль вытащили на берег, все пассажиры были мертвы. Сцена, достойная современного фильма ужасов.
После похорон Дункан погрузилась в мир меланхолии и печали. Ее преследовали ночные видения, мучили галлюцинации. Боль от утраты граничила с безумием, и однажды она чуть не утопилась, сказав, что дети позвали ее за собой. Однако все это не помешало ей через восемь месяцев после трагедии вновь «носить ребенка под сердцем». Произошло это от случайной связи, на которую она согласилась, лишь бы заполнить душевную пустоту и заглушить тоску. Без сомнения, в этот период Дункан перенесла реактивный психоз.
Когда Айседоре исполнилось 38 лет, она заметно пополнела, к тому же изрядно злоупотребляла спиртным. Триумфальные выступления продолжались, хотя ее поведение становилось все более непереносимым. Дункан считала, что любое ее слово равносильно закону: могла, например, потребовать «массу роз», чтобы усыпать ими сцену, хотя заплатить за них ей было нечем. «Она не страдала избытком так та и самоконтроля, - печально заметил один из ее друзей, - и не желала их иметь. Она была абсолютным и добровольным орудием своих эмоций». Еще жестче высказался другой: «Никто никогда не мог ни остановить ее, ни взять под контроль... Любовники - снова любовники - и вино! Ничто не могло утолить ее (любовного) голода и жажды, и в ней не было никакого понимания пагубности такой жизни!» Становясь все более суеверной, верила в предсказания судьбы, астрологию, сновидения, гадания по руке и разнообразные «предостерегающие приметы».
Только ученицы Дункан первыми стали замечать, как вредили ее искусству бесконечные попойки. Сама же танцовщица в 1918 году писала: «Страдаю от не-вра-сте-нии, что в переводе означает: неисцелимая печаль, вплоть до разрыва сердца. Ношусь по свету в поисках средства исцеления - и не нахожу».
Большевики пообещали Дункан великолепные условия для работы, а больше ей ничего не было нужно. Почти ничего. Так как в это время на одной из театральных вечеринок в октябре 1921 года произошла ее встреча с Сергеем Есениным. Айседоре исполнилось сорок три, Есенину - двадцать семь. Они жили в разных социальных мирах, принадлежали к разным поколениям, мало того, между ними существовал языковый барьер. Есенин, скорее всего, был покорен обаянием талантливой женщины, хотя, по воспоминаниям многих, с самого начала обращался с ней с открытым презрением. Заходя с ней в кафе «Стойло Пегаса», которым владел совместно с другими поэтами, произносил: «Пей со мною, паршивая сука...»
А что могло привлечь Айседору в Есенине? Танец можно увидеть и оценить. Стихотворения, прочитанные на непонятном тебе языке, соблазнить вряд ли могли. Остается только одно - молодость, красота и популярность золотоволосого поэта Совдепии. Биографы приводят знаменательный разговор на эту тему Есенина с одним из друзей: «Она великолепная любовница. У нее были тысячи мужчин, а я стану последним», - сказал Есенин. На что приятель ответил: «Ты станешь тысяча первым, только и всего». Этот правдолюбец получил от поэта по физиономии, но по существу оказался прав.
«Медовое турне» Айседоры с Есениным, начавшееся в Берлине в мае 1922 года, представляло собой пятнадцать месяцев алкогольного сумасшествия. За границей имя Айседоры Дункан было более знаменитым, чем имя Сергея Есенина, что раздражало самолюбивого поэта. Айседора же могла позволить себе выступить в бруклинской Музыкальной академии пьяной. Стоит только удивляться, что в постоянных ссорах и примирениях с агрессивным в пьяном состоянии любовником Айседора еще находила силы выступать. Хотя уже и не с таким блеском, как раньше. Как некоторые российские авторы говорят о губительном влиянии Дункан на Есенина, так и за границей убеждены в пагубности влияния Есенина для Дункан.
Портрет Айседоры мы находим в сочинении Джона Дос Пассоса «Большие деньги»: «Она не могла воздержаться ни от спиртного, ни от того, чтобы заключить в объятия первого встречного молодого человека; если же у нее заводилась кое-какая наличность, она закатывала пирушку или просто швыряла деньги направо и налево». По мнению биографов, это описание сильно смягчает то, что имело место в действительности. Не исключено, что свойственная обоим алкогольная зависимость сыграла в их романе объединяющую роль: они могли предаваться пьянству без взаимных упреков и порицаний.
Вернувшись с гастролей по Америке в Россию, супружеская пара уже фактически находилась в разрыве. Айседора отправилась в турне по Северному Кавказу и в Ялте получила телеграмму: «Я люблю другую. Женат. Счастлив. Есенин». Надо сказать, что гениальная пара хоть и жила излишне бурно, но рассталась вполне миролюбиво и без скандалов.
Трагическая гибель Айседоры Дункан многим известна. Случай действительно беспрецедентный: конец длинного шарфа попал в ступицы заднего колеса и узлом затянулся на ее шее. У этой модели автомобиля, на котором она поехала покататься с очередным любовником, колеса не были закрыты крыльями, а располагались, как на гоночных машинах, снаружи корпуса. Во Франции эту машину - Amilcar CGS - в шутку называли «бугатти для бедняков», почему и популярен так миф о том, что шаль Айседоры Дункан попала в колесо именно автомобиля Bugatti.
Отметим, что даже гибель оказалась характерной для беспечной танцовщицы, которая не захотела лишиться удовольствия прокатиться с очередным молодым любовником и отказалась от предложенной - было холодно! - мужской куртки, предпочитая намотать на шею модный красный шарф.
Траурную урну с прахом Дункан захоронили на кладбище Пер-Лашез рядом с ее детьми. «Я родилась лишь для того, чтобы танцевать, любить мужчин и родить детей». Свое предназначение она полностью исполнила.