Что для специалистов-биологов объект пристальной охраны, то для коренного населения территорий, ставших заповедными, — опасный враг. Или ценная добыча. Рыси, снежные барсы, медведи и другие хищники нередко становятся причиной затяжных противостояний между местными жителями и работниками заповедников. Чтобы разрешить конфликт, первым приходится менять свое отношение к окружающему миру, а вторым — осваивать искусство дипломатии.
Самая очевидная причина противостояния, разворачивающегося на фоне заповедных пейзажей, — браконьерство. Возможность задорого продать на черном рынке шкуры тигров и ирбисов, кости и зубы диких кошек, востребованные, например, восточной медициной, — вот что порой побуждает местное население выходить на тропу войны. Массовая культура заставляет нас видеть браконьера эдаким мускулистым охотником-одиночкой, вооруженным по последнему слову техники, который благодаря своему противозаконному промыслу сколачивает колоссальные состояния. В реальности за этим словом, которым прежде, в дозаповедную эпоху, именовались охотники с легавыми собаками («бракон» — французская порода легавых), теперь чаще стоят самые бедные жители — те, кто не имеет других средств к существованию. Поскольку в этом деле замешана объективная экономическая реальность, поимка отдельных браконьеров и строгий суд над ними — не самая эффективная, да и не самая справедливая мера борьбы с браконьерством. Гораздо более перспективно — сделать так, чтобы аборигенам заповедных территорий соседство с живым зверем было выгоднее, чем его убийство.
Ущерб природе от наплыва посетителей велик - и потому его стараются минимизировать где только можно. Самый очевидный вред от туристов - окурки, бутылки, банки, пластиковая упаковка и прочие дары цивилизации. Для решения проблемы в некоторых резерватах группы посетителей обязательно сопровождает сотрудник. В иных - полагаются на добрую волю туристов. В некоторых парках гостям выдают пепельницы и контейнеры для отходов. Однако никакие правила не могут полностью исключить воздействие человека на окружающую среду: даже самый сознательный посетитель приминает ногами траву и беспокоит своим присутствием гнездящихся рядом с тропой птиц. Воздействие одного человека - если он соблюдает правила, адекватные для данной экосистемы, - практически неощутимо. Но если люди идут один за другим, как по тропинкам городских лесопарков, природная среда вокруг тропы неизбежно начинает меняться. К примеру, число туристов, приезжающих в Гималаи, с 1965 года увеличилось более чем в 25 раз. В результате на двух крупнейших заповедных территориях, Аннапурна и Сагармата, нижняя граница леса поднялась на несколько сотен метров. Массовые посещения колоний новозеландского баклана и Магелланова пингвина в Патагонии привели к уменьшению их популяций: при приближении туристов птицы покидают гнезда, оставляя яйца на съедение хищникам.
У всякой территории или маршрута есть своя рекреационная емкость, при превышении которой неминуемо начинается процесс деградации. Правда, рачительные хозяева могут увеличить ее продуманными мерами. Например, в некоторых популярных национальных парках Коста-Рики по особо ценным участкам территории вообще нельзя ходить ногами - лес можно осматривать только с канатной дороги. Это не только содействует лучшему сохранению территории, но и служит интересам самих посетителей: в тропических дождевых лесах все самое интересное происходит в кронах, между которыми и устроена дорога. Не говоря уж о том, что плавный полет между исполинскими деревьями - само по себе незабываемое ощущение.
Экотуризм способен обеспечить аборигенов стабильным доходом, наполнить казну заповедника и той территории, на которой он расположен, — но вот животным, его населяющим, он может добавить проблем. Специалист по гепардам, российский биолог Елена Челышева обнаружила, что туристический поток вынуждает этих пятнистых кошек менять режим дня и переносить охоту на самое жаркое время суток — те единственные часы, когда туристы обедают и отдыхают, а не ходят за гепардами с биноклями и фотокамерами. Погоня за дичью в зной гораздо более утомительна для хищника и гораздо менее результативна. Еще хуже то, что из-за туристов сами гепарды становятся добычей. Хищные птицы и гиены отлично научились пользоваться человеческой любовью к умилительным пятнистым котятам — и, следя за перемещениями людей, без труда определяют, где можно пообедать детенышами гепарда. Так что превращение охраняемых территорий в туристические объекты — далеко не панацея. Да и браконьерская охота — не единственный промысел местного населения, который приходится учитывать специалистам заповедного дела. Гораздо больше хлопот доставляют традиционные крестьянские занятия, земледелие и скотоводство.
Их нельзя объявить противозаконными, нельзя запретить, к тому же в большей части мира они все еще остаются основой экономики. Поэтому тем, кто занят охраной природного разнообразия на заповедных территориях, приходится договариваться с теми, для кого эта территория — источник средств к существованию.
Этот конфликт — из разряда межкультурных. В холодной войне, которая разгорелась вокруг редких хищников, противостоят друг другу носители европейской природоохранной идеи и те, кто живет традиционным укладом. В сознании последних хищник — безусловный враг. Он — источник опасности, он нападает на домашний скот, и потому его следует уничтожать. Сведениями о том, что хищники занимают свое место в сложившемся за долгое время природном балансе, а их исчезновение чревато серьезными последствиями, традиционное сознание не располагает. Можно далеко не ходить за примерами - вспомним о волках. Русская народная культура издавна представляет волка существом злобным, а его единственным занятием определяет кражу крестьянских овец и прочей скотины, поэтому церемониться с этими хищниками не стоит. Между тем свои культурные традиции есть и у волков: из поколения в поколение внутри стаи хищники передают друг другу опыт охоты на диких копытных. Отстрел взрослых волков ведет к потере этой «культурной преемственности» — структура стаи становится нестабильной, и молодые животные не успевают освоить «курс правильной охоты», из-за чего переключаются с оленей — которых еще догнать надо — на более легкую добычу, домашний скот. Таким образом, именно люди провоцируют волков переходить с дичи на баранину. Теперь людям следует отучить их от этой привычки — и оградить овечьи отары от посягательств хищников.
Сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, можно, например, при помощи знания волчьих повадок. Известно, что этому хищнику свойственна невероятно развитая неофобия — боязнь всего нового. А потому один из способов обезопасить территорию - регулярно выставлять на границы участка какие-то незнакомые волкам предметы. Хотя бы флаги или старые велосипеды.
Покуда человечество опробует знания волчьей психологии во взаимодействии с этими хищниками, известным издревле «противоволчьим» средствам также находится новое применение. Например, анатолийские овчарки, исстари оберегавшие овечьи отары от посягательств волков, успели отлично зарекомендовать себя в Намибии в деле охраны домашнего скота от леопардов, гепардов, шакалов и бабуинов. Это одна из инициатив Фонда охраны гепарда — организации, которой, наряду с Международным фондом сохранения снежного барса, удается наиболее эффективно решать проблемы взаимодействия заповедников, населяющих их хищников и жителей окрестных территорий. Щенки овчарки, отнятые от матери в возрасте 7-8 недель, дальше растут вместе со стадом, которое им предстоит охранять. В этом возрасте у собаки формируются привязанности — и в дальнейшем она старается заботиться о членах своей новой «семьи» днем и ночью. Замечая приближение хищников, собаки громким лаем отпугивают их, а заодно уведомляют людей об инциденте.
Фонд тщательно следит за разведением собак, берущих свое начало от десятка ввезенных когдато в Намибию особей. Одна из представительниц этого «семейства» была ради эксперимента выращена вместе с содержавшимся на ферме гепардом - и в результате стала его пожизненным компаньоном, оберегая своего пятнистого подопечного так же, как ее «коллеги» оберегают домашних копытных.
К слову, те, кто привык видеть в хищниках заклятых врагов, склонны преувеличивать их вину в деле гибели скота. Достоверно установлено, что люди относятся к хищным зверям тем хуже, чем скуднее их материальное положение и чем меньше выбор источников заработка. Такую зависимость обнаружили исследователи, изучавшие отношение местного населения к ирбису в индийском ареале его обитания. Ученые пришли к выводу, что это отношение не коррелирует с реальным ущербом, наносимым снежным барсом. Однако для того, чтобы убедить в этом людей, сотрудникам заповедников приходится предъявлять им неопровержимые доказательства.
Помочь в этом деле способны, в частности, технологии спутниковой навигации — те самые спутниковые ошейники, с помощью которых зоологи наблюдают за перемещениями животных. Так делают в той же Намибии. Анализ сигналов от ошейников, надетых на гепардов, позволяет обеспечить алиби хищнику, которого кто-то из фермеров, к примеру, подозревал в убийстве козы из своего стада, — доказав, что в момент убийства гепард был за несколько километров от «места преступления». Это может убедить даже самых непримиримых скептиков. А заодно наглядно подтвердить, что оценки местных жителей относительно численности гепардов сильно завышены - ведь на охотничьей территории одного пятнистого хищника может находиться до двух десятков ферм, и разные гепарды, которых наблюдали несколько фермеров, — на самом деле одна и та же особь.
Как ни странно, оставить как можно больше гепардов в живых выгодно и самим крестьянам. Дело в том, что гепарды, пользующиеся огромными охотничьими угодьями, сразу занимают территорию погибшего собрата, и если кто-то из фермеров начнет убивать гепардов одного за другим, на его землях образуется вакантное пространство, «воронка», которая будет притягивать все новых и новых хищников. «Эффект воронки» был изучен на львах, когда выяснилось, что убийство одной особи влияло на львов в радиусе двух тысяч километров. Понимание этого эффекта помогает осознать важность вовлечения каждого фермера в природоохрану. В рамках деятельности Фонда охраны гепарда ученые проводят встречи с местными жителями, делясь своими знаниями о гепардах и доказывая, что вреда от этих кошек гораздо меньше, чем кажется. В дело идут не только спутниковые данные, но и, например, анализ питания по экскрементам животных. В ответ фермеры, которых удалось убедить в необходимости охраны редкого хищника, делятся своими знаниями, полезными для ученых, — например, сообщают, где расположены маркировочные деревья гепардов, возле которых вероятность поймать дикую кошку, чтобы надеть на нее спутниковый ошейник, гораздо выше, чем на остальной территории. И это можно назвать образцовым двусторонним сотрудничеством в рамках «природной дипломатии».
Пример успеха Фонда охраны гепарда в Намибии убеждает нас в том, что в урегулировании отношений между зоологами и местным населением экономические инструменты — не единственное, что приводит к положительному результату. Экономическая заинтересованность может не оправдать себя — и в этом нетрудно убедиться, глядя на все тех же крестьян из Намибии.
Здешние пастухи и фермеры, как и их коллеги по всему миру, зависят от своих стад — и, конечно, стремятся увеличить их поголовье. Это также может пошатнуть сложившийся природный баланс. Возрастающее число скота нуждается во все большем количестве травы — и в конце концов ее оказывается недостаточно для диких копытных, которые, в свою очередь, служат кормовой базой для хищников. Провоцируя такую конкуренцию между дикими и домашними копытными, крестьяне вынуждают хищников открывать масштабную охоту на скот. Добавить остроты такой конкуренции могут и природные факторы - так случилось в Африке в 1960-е годы из-за регулярных засух. В 1976-м местным жителям частично передали право владения тамошними охотничьими угодьями — в надежде, что, будучи экономически заинтересованными в сохранении диких копытных (ведь право охоты на них можно задорого продать приезжающим на сафари белым туристам), крестьяне станут поддерживать популяцию. Какое-то время это решение оставалось эффективным — до тех пор, пока в 80-е не вернулись засухи. Природное бедствие вынудило-таки местных жителей начать массовое истребление диких копытных, чтобы приберечь сократившиеся пастбища для своего скота. Домашние животные (что вполне ожидаемо) вновь стали привлекать гепардов, чей естественный рацион оскудел. Так что природоохранникам приходится контролировать численность не только тех, кого они охраняют, но и скота, который разводят крестьяне на подопечных им территориях.
Одной из мер стала пропаганда вакцинации домашних копытных. Проведенные в охотничьих угодьях снежного барса исследования показали, что потери скота, связанные с болезнями, в пять раз выше тех, в которых повинен ирбис. А значит, вакцинация сельскохозяйственных животных позволяет повысить их выживаемость — и неиллюзорно доказать аборигенам, что содержать меньшее по размерам, но привитое стадо может быть экономически эффективнее. Международный фонд сохранения снежного барса открыл программу вакцинации, в рамках которой пастухи дают свое согласие на уменьшение размера стад и ограничение охоты на хищников, а взамен получают вакцину для животных и возможность продать ставший «лишним» скот с выгодой для себя.
Еще один способ заработать, который пастухам предоставляет сотрудничество с Международным фондом сохранения снежного барса, — премия за минимизации потерь в своем стаде. Это одна из особенностей внедряемой фондом системы страхования потерь скота по вине хищников. Несмотря на то что вина эта преувеличена, реальный урон также существует, поскольку запретить хищникам охоту на тех, кто принадлежит человеку, — задача из разряда невыполнимых. А значит, скотоводы вполне вправе держать зуб на четвероногих охотников — и требовать компенсации за их жертв. Адекватное осуществление программ компенсации — дело не такое простое. Оно требует наличия экспертного пула, который мог бы расследовать каждый случай гибели животного, чтобы удостоверить вину хищника и избежать злоупотреблений. В Международном фонде сохранения снежного барса пришли к выводу, что это возможно только тогда, когда пастухи, участвующие в страховой программе и могущие претендовать на компенсацию, делают свои вклады в страховую систему. Из нее выплачивается, как уже говорилось, не только возмещение потерь, но и премия тем, кто лучше всех сумел их избежать. В страховой договор также входит согласие скотоводческих общин оставлять определенную часть травы на пастбищах нетронутой, чтобы диким копытным было чем поживиться. А если это приносит убытки — что ж, фонд готов их компенсировать.
Аналогичная система используется и Фондом охраны гепарда в Намибии. А здешние фермеры кроме вакцинации, щенков пастушьих собак и страховых выплат получают право продавать мясо своих животных по всему миру с пометкой Cheetah friendly, свидетельствующей о том, что его производитель вносит свой незаменимый вклад в дело сохранения самых быстрых кошек.
Чтобы сделать friendly местное население, сотрудники заповедников и таких фондов работают не только со взрослыми крестьянами, но и с их детьми. Международный фонд сохранения снежного барса, к примеру, организует в местах обитания ирбиса в Индии специальные летние лагеря, куда ежегодно приезжают тысячи детей, чтобы не только отдохнуть, но и побольше узнать про эту мощную и грациозную горную кошку. В просветительских программах фонда участвуют также школы в Пакистане и Монголии, где тоже обитает барс, да и для жителей других стран фонд организует экскурсии, чтобы люди могли поближе познакомиться с ирбисом, преодолеть свой страх перед ним и лучше воспринять информацию, которая поможет его сохранению. Вообще роль эмоций традиционно недооценивается в деле сохранения хищников — хотя новейшие исследования показали, что в оценке местными жителями программ сохранения редких видов эмоциональное восприятие играет значительно большую роль, чем экономические соображения или, тем более, знание сухих фактов о биологии вида. Для людей важно осознавать собственную значимость — степень своего участия, возможность увидеть собственный образ в окружающем мире и образ животного рядом с собой. В этом нуждаются не только фермеры из Африки или гималайские пастухи, но и жители Западной Европы. Например, в Испании специалистам по природоохране, радеющим о сохранении исчезающей пиренейской рыси, приходится специально работать с иберийскими крестьянами: расширение плантаций клубники сокращает площадь кустарниковых зарослей, где рысь охотится на кроликов и ищет укрытие. Регулярные отчеты в СМИ о программе разведения пиренейской рыси помогли здешним жителям изменить отношение к немногочисленным оставшимся в природе рысям на более бережное.
Такие примеры убеждают: порой разница между европейцами и жителями стран «третьего мира» не столь велика, как мы привыкли думать. И в глобальном мире у нас появляется все больше возможностей помочь друг другу в деле сохранения биологического разнообразия на планете — учиться друг у друга, обмениваться знаниями и наблюдениями или улаживать конфликты, возникающие вокруг охраняемых видов, при помощи международных организаций.