В августе 2014 года, в момент обсуждения членами ЕС очередного пакета санкций против России, на небольшую фронду отважилась Словакия. Премьер-министр республики Роберт Фицо пригрозил заблокировать новые санкционные действия. Со стороны маленькой страны такой демарш в адрес «старших партнеров» по Евросоюзу удивителен. Но Роберт Фицо прекрасно понимает: Словакии есть что терять от участия в санкционной игре. После обретения суверенитета страна начала реформы и довольно успешно их провела. Однако кризис 2008-2010 годов дался ей нелегко. Теперь, в условиях изменившейся мировой конъюнктуры, необходимо как можно быстрее найти и запустить новую модель экономического роста. А антироссийские санкции могут попросту уничтожить хрупкое и относительное благополучие экономики страны.
Санкционный пакет все равно был принят — куда Словакии против мощи ЕС? Однако маленькая республика продолжает совать «палки в колеса» этой махины. Конечно, прежде всего она исходит из собственных национальных интересов. Кроме того, Словакии не в новинку устраивать «бунт» несогласия с действиями и рекомендациями Евросоюза. Процесс интеграции страны от подписания ассоциации о членстве до вступления в ЕС проходил далеко не ровно. И тем более поразительно, что упрямое следование своим собственным путем привело Словакию к серьезным экономическим достижениям в рамках Евросоюза. Вдвойне этот успех впечатляет потому, что, в отличие от многих европейских соседей, Словакия начала восхождение даже не с низкой базы, а с ушедшими в минус экономическими и социальными показателями.
На данный момент Словакия — один из лидеров по темпам экономического роста среди восточноевропейцев, а в некоторые периоды она опережала и наиболее развитые страны Западной Европы. После кризиса заметно падение, но отрицательный темп номинального ВВП был зафиксирован лишь в 2009 году, тогда как в соседней Чехии ситуация развивается похуже. Словакия догнала более мощные в экономическом плане страны по динамике важнейшего индикатора благополучия граждан — ВВП на душу населения. А многих из бывших коллег по соцлагерю, включая и Россию, даже превзошла в абсолютном значении.
Согласно оценкам Standard & Poor’s, в 2013 году Словакия заняла третье место по показателю самой развитой промышленности среди государств — членов Евросоюза, а динамика промышленного роста составила 7,5%. И это спустя несколько лет после кризиса. Однако по некоторым показателям не все так замечательно. До 2008 года стране удалось снизить госдолг, хотя сейчас он серьезно возрос и составляет не менее $48,8 млрд, или 55,4% от ВВП, что считается все еще приемлемым по стандартам ЕС. По безработице Словакия зримо проседает — она держится на уровне 7,6% трудоспособного населения, особенно страдает молодежь. Впрочем, это общая проблема стареющей Европы. Но даже по занятости страна находится в более выигрышном положении, чем некоторые другие члены ЕС: например, по итогам 2013 года во Франции показатель превышал словацкий в 1,4 раза, в Италии — в 1,6, а в Испании — более чем в три раза.
Как самостоятельное государство Словакия существует всего 21 год. Так что ее маленькое экономическое чудо поистине формировалось ускоренными темпами. Некоторые оппозиционные восточноевропейские журналисты объясняют это тем, что словаки были ментально и психологически изначально готовы отринуть социалистическое прошлое. Таким образом, дескать, засучив рукава, вся нация хорошо поработала и смогла быстро привести страну в Европу. Идеологическая составляющая, конечно, важна, но в любой успешной трансформации экономической системы главную роль играют структурные реформы. Тем более что первое время после «развода» с Чехией речи о прогрессивных изменениях как раз и не шло.
В результате чехословацкой «бархатной революции» в 1993 году на карте Европы появилось два новых государства — Чехия и Словакия. Это была вторая попытка разойтись с миром. Впервые стороны обозначили стремление к разделу по национальному признаку в 1989 году, когда было создано правительство национального согласия и принято новое название — Чешская и Словацкая Федеративная Республика. Тогда же начались реформы по переходу от плановой экономики к рыночным отношениям со всеми атрибутами: от плюрализма форм собственности до монетаристской концепции.
В стране стали хаотически открываться частные предприятия — к сентябрю 1990 года их было зарегистрировано 339 тысяч. Таким образом правительство поощряло формирование сектора малого и среднего бизнеса, пусть даже и не структурированного. Одновременно была запущена так называемая «малая» приватизация. Граждане могли войти в капитал предприятий при помощи именных чеков. К 1992 году около 70% населения стали акционерами и совладельцами 43 тыс. объектов из сферы услуг — супермаркетов и ресторанов, гостиниц, пансионатов и складских помещений.
Однако промышленность Чехословакии почти полностью зависела от импорта энергии и сырья из СССР, который к тому моменту перестал существовать, а его собственная экономика пребывала в глубокой прострации. Так что в ЧСФР вскоре почти 80% госпредприятий оказались неплатежеспособными. Страна медленно катилась к экономическому коллапсу. Он усугублялся ростом социального напряжения, в частности из-за скачка цен на товары, которые были «либерализованы» в январе 1991 года привычным для многих реформаторов методом «шоковой терапии».
До кризиса дело не дошло, в том числе благодаря «большой» приватизации. На продажу были выставлены крупные предприятия госсобственности, а капитал потек из-за границы, прежде всего из традиционно близкой чехам Германии. Так, за 1990-1991 годы в страну было вложено почти $1 млрд, из них две трети пришлось на индустриальные брэнды северного соседа. Всего же к 1992 году интерес к инвестированию в ЧСФР проявили 66 стран, открыв примерно 1,5 тысячи совместных предприятий. Тогда же иностранный капитал начал проникать и в банковскую сферу, которую полностью захватил спустя несколько лет.
Словацкая часть страны расценила итоги тех реформ как не слишком позитивные. Например, в результате «малой» приватизации она получила гораздо меньше собственности, чем Чехия, — всего около 10 тыс. объектов. «Большая» приватизация тоже не принесла ожидаемого благополучия. Ведь до 80% промышленности, включая практически все машиностроение, было сконцентрировано на территории Чехии. А в Словакии располагались в основном «оборонка» и мощности по первичной переработке сырья, ориентированные на запросы СССР. В начале 1990-х годов эта продукция стала никому не нужна, так что экономика Словакии, не в пример выкарабкивающейся чешской, начала погружаться в депрессию.
Это неравенство в конце концов побудило словацкую сторону инициировать окончательный раздел ЧСФР. Чехи не были против. В обеих частях республики понимали, что накопившиеся за годы совместной жизни противоречия и разногласия настолько велики, что решать их в рамках одного государства уже невозможно. Так что спустя четыре года после «бархатной революции», с 1 января 1993 года, стороны оформили и «бархатный развод».
Можно сказать, что при разделе имущества Словакия не получила ничего ценного не только из экономического базиса, но и из социально-политической надстройки. Исторически сложилось так, что до этого момента словаки не имели своей государственности — земли входили в состав других гособразований, сначала Австро-Венгрии, затем Чехословакии.
В Словакии не сложилось традиций проведения собственной внутренней и внешней политики; не было ни одного госоргана или министерства — все оказались в Праге; там же осталось большинство профессионально подготовленных специалистов — чиновников, дипломатов, политологов, экспертов, правоохранителей и прочих, кто обычно осуществляет функционирование госаппарата. Из-за этого поначалу к управлению страной пришла масса дилетантов, не имевших нужного образования, не знавших иностранных языков и не владевших дипломатическим этикетом.
Именно эти люди вошли в состав делегаций, ведших переговоры о вступлении в ЕС - такова была цель, которую одновременно поставили перед собой суверенные Чехия и Словакия. По наблюдениям экспертов, разрыв в уровне компетенций по сравнению как с чехами, так и с остальными европейцами не только раздражал комиссаров ЕС, но даже формировал предвзятое отношение к словакам.
Вероятно, это стало одной из причин уникального события: Словакия на данный момент единственная страна, которую официально исключали из кандидатов на вступление в состав Евросоюза. Такую «черную метку» республика получила в декабре 1997 года по результатам саммита ЕС. Еврочиновники пришли к выводу, что правительство Словакии, возглавляемое лидером Движения за демократическую Словакию Владимиром Мечьяром, не выполняет их рекомендаций. Между тем в программу подготовки к членству на первом этапе входило 98 задач, для чего надо было ввести определенные правовые нормы.
Тогда коалиционное правительство Мечьяра фактически решило обвести чиновников ЕС вокруг пальца. По мнению исследователя Любови Шишелиной, «руководство страны считало, что если Словакия выразит намерение интегрироваться в западные структуры, то Запад позволит им действовать внутри страны так, как они хотят, и «закроет глаза» на их попытки следовать по так называемому словацкому пути постсоциалистической трансформации». Иными словами, авторитарный Мечьяр попросту саботировал про-европейские реформы, надеясь на восстановление прежних связей с СССР. И если с момента обретения независимости Чехия активно выстраивала разные институты, чтобы соответствовать условиям принятия в ЕС, то в Словакии придерживались градуалистической концепции развития, и страна топталась на месте. Неудивительно, как отмечал словацкий политолог Еригорий Месежников, что тогда Евросоюз «не понимал и не принимал ни Мечьяра, ни Словакию».
В сущности, Словакия не имела иного выбора, чем присоединяться к более крупному образованию. На тот момент она была одной из беднейших стран Европы с доходом на душу населения $7,7 тыс., с ориентацией на аграрный уклад и без перспектив самостоятельного развития. Стать «русским клином» в Западной Европе, по выражению словацкого эксперта Александра Дудебы, при всем желании страна не смогла бы - ослабевшей России было не до того. Оставшись вне ЕС, Словакия рисковала превратиться в европейского аутсайдера. Так что закономерно, что граждане Словакии, обретшие несколько лет назад «европейскую мечту», на выборах 1998 года проголосовали в пользу оппозиционного и антироссийски настроенного Миколаша Дзуринды. Удовлетворившись новым правительством, ЕС отозвал «черную метку»: в Словакии изменился политический стиль, а преобразования повернулись в сторону либерально-европейской трактовки.
Миколаш Дзуринда, прозванный восточноевропейским Тони Блэром, сразу развил бурную деятельность. «Мы должны будем изменить почти все, не говоря о том, что должны вернуть Словакию на путь к Западу», — заявлял новый премьер. Он не только хотел ввести страну в ЕС, но и провозгласил курс на вступление Словакии в НАТО и, следовательно, разрыв связей с Россией. К тому моменту торгово-экономические отношения между странами и так почти прервались: если в 1987 году до 73% вывозимых товаров Словакии уходило на восток, то в 1998 году 89% экспорта предназначалось странам западного сообщества и третьего мира.
Для разработки «настоящих» рыночных реформ был привлечен так называемый «мозговой центр» — созданный в 1991 году в Братиславе Словацкий фонд Хайека (Nadacia F.A.Hayeka). В фонде состояли специалисты из разных областей и не было ни одного госчиновника. В связи с такой «неангажированностью» предполагалось, что в результате появятся адекватные рекомендации.
С начала 2000-х годов либеральные реформы стартовали. Да так интенсивно, что страна смогла быстро наверстать упущения от «спячки» после обретения независимости. Реформы охватили все сферы жизни Словакии: от социальной системы до промышленного производства. Так, принципиально изменилась сфера здравоохранения, где медучреждения перевели на самофинансирование — посещение врача стало платным. В трудовом законодательстве ужесточили отношение к безработным, уменьшив пособия в два раза, чтобы подтолкнуть граждан к поиску работы. Изменения в пенсионную реформу также заметно ухудшали положение пенсионеров. Внедрялась либеральная модель устройства общественной жизни, а элементы прошлого социалистического общежития активно вытеснялись. В результате подобной ломки прежней системы доля населения, живущего за чертой бедности, возросла до 21%.
В экономике правительство Дзуринды проводило мероприятия для стимулирования внутреннего спроса, стабилизации инфляции и развития малого и среднего бизнеса. Но небогатая страна продолжала «вариться в собственном соку» и беднеть. Выход словацким либералам виделся в подпитке средствами извне. На тот момент иностранные инвесторы вкладывались по всей Восточной Европе, но в неразвитую в промышленном плане Словакию деньги текли очень тонким ручейком. Перед Nadacia F.A.Hayeka была поставлена задача: разработать механизмы привлечения зарубежного капитала. Фонд блестяще справился с поручением. Правда, одновременно навлек на Словакию очередную порцию гнева со стороны ЕС, к которому на этот раз присоединился МВФ.
С 1993 года в Словакии применялась сложная и запутанная налоговая система с 21 видом налогообложения доходов с пятью различными ставками. Это был слепок с национальным оттенком с общеевропейской фискальной системы, которую страна приняла, отказавшись от прежней. В ней фигурировали стандартные налог на добавленную стоимость, акцизы, налоги на недвижимость, подоходный налог для физических и юридических лиц и пр.
По мнению экспертов Nadacia F.A.Hayeka, такая система была крайне неконкурентоспособной в борьбе за прямые иностранные инвестиции. Фонд предложил кардинально изменить ситуацию и ввести единый 19%-ный налог. При этом налоговые поступления в бюджет, по подсчетам, должны были остаться на прежнем уровне. Летом 2003 года для популяризации нововведения в страну с лекцией приехал американский миллиардер Стив Форбс. Он как раз собирался участвовать в президентских выборах в США, выдвигая идею единого налога. План удался, тема попала в центр внимания местных СМИ. Да и сам Форбс постарался разрекламировать Словакию, опубликовав в Forbes статью «Рай для инвесторов»: «Словацкая Республика готова к тому, чтобы стать новым Гонконгом или Ирландией, т.е. небольшой страной с весьма динамичной экономикой.. .Скоро в Словакии будет введен единый налог со ставкой в 19% для физических лиц и корпораций».
Кто бы мог подумать, что «старшие партнеры» из ЕС сочтут прогрессивные действия словаков нежелательными? В 2003 году в страну прибыла группа экспертов из МВФ, чтобы изучить инициативу. Вывод специалистов фонда был таков: идея единого налога хороша в принципе, но пока Словакии его вводить нельзя, и лучше вообще делать это поэтапно. Тут же к критике подключились политические лидеры стран «старой Европы», прежде всего канцлер Германии Герхард Шредер и премьер-министр Швеции Йоран Перссон, указывая на необходимость единоообразия налоговых систем. Когда же словаки не поняли мягких намеков, то еврочиновники перешли к прямым угрозам урезать будущую финансовую помощь. Ведь в мае 2004 года Словакии предстояло стать одним из членов ЕС. Истинная суть претензий вскрылась, когда страну стали открыто обвинять в «налоговом демпинге» и «недостаточном налогообложении».
Словаки уперлись и все же приняли законопроект о налоговой реформе, запущенной 1 января 2004 года. Предварительно Словацкая ассоциация налогоплательщиков, созданная по инициативе Nadacia F.A.Hayeka, умудрилась «пнуть» и Шредера и Перссона, отправив им гневные письма-отповеди: «...Мы категорически не согласны с вашими утверждениями. На наш взгляд, высокие налоги несовместимы с динамичным экономическим ростом, накоплением богатств и повышением жизненного уровня. Мы считаем, что в долгосрочной перспективе без снижения налогов ни одна страна не способна добиться благосостояния или поддерживать его».
Осенью 2005 года, уже после принятия страны в ЕС, Минфин Словакии отчитался о результатах, достигнутых за первый год существования единого налога. Вышло, что поступления от налога с физических лиц возросли на 29,7%, а с юридических лиц — на 39,9%. При этом общий объем налогообложения почти не изменился и составил около 30%. Таким образом, словаки снизили фискальное давление на экономических субъектов и упростили операции. Такую же облегченную налоговую политику продолжил и кабинет нового премьера, социал-демократа Роберта Фицо, победившего на выборах в 2006 году.
В страну, как и рассчитывали в Nadacia F.A.Hayeka, стали поступать иностранные капиталы. Инвесторам всячески благоприятствовали: некоторых и вовсе освободили от налогов, ускорили процедуры оформления и выдавали госгарантии. В итоге в Словакии решили построить свои заводы автомобильные гиганты Hyundai, Kia, Volksvagen, Peugeot и другие брэнды. В 2006 году в стране, где до того не существовало ни одного автомобильного производства, было выпущено 295 тыс. машин. Выделился сектор электроники, где обосновались Samsung, Sony, Dell, IBM, Lenovo. Стали развиваться и другие промышленные отрасли — инвесторы оценили резко похорошевший за несколько лет экономический климат Словакии.
К 2008 году объем прямых иностранных инвестиций составил $14 млрд против $2 млрд в 1999 году. В привлекательности Словакии не последнюю роль сыграла и невысокая стоимость рабочей силы по сравнению, например, с Германией. В Словакии, подпитываемой извне, стал более активно развиваться местный малый и средний бизнес, прежде всего в сфере услуг и туризме, где к 2008 году была занята почти половина населения, а доходы сферы возросли за пять лет реформ почти в два раза. Это привело к тому, что основным драйвером экономического развития вместо экспорта, как ранее, стал внутренний инвестиционный и потребительский спрос. Его вклад в ВВП Словакии достиг 6%.
В общем, настойчивость в проведении собственной налоговой реформы вкупе с изменениями в других сферах кардинальным образом изменила положение небольшой республики. Европейцы уже и не вспоминали о недавнем конфликте. Всемирный банк в своем отчете отметил, что перед 2008 годом Словакия показала самые быстрые преобразования бизнес-среды в мире, а низкая стоимость рабочей силы, невысокие налоги и политическая стабильность сделали ее одним из самых привлекательных мест в Европе. Иными словами, к началу глобального кризиса 2008 года Словакия подошла на пике экономического роста.
В кризис экономика страны пострадала не так сильно, как многие другие. Сначала кризисные явления были связаны с финансовым сектором. Но в Словакии сложилась специфическая модель банковской системы: она опиралась на домашнее фондирование и не злоупотребляла вложениями в иностранные ценные бумаги. В результате задолженность банков оказалась низкой, а на рынке имелось достаточно свободных денег.
Позже кризис перешел в экономическую плоскость, в результате чего инфляция подросла до 5,4% (в 2007 году она составляла 2,8%), а рост экономики снизился на 4%, оставшись, правда, в положительной зоне — ВВП по итогам года составил $119,8 млрд против $112,6 млрд годом ранее. Вот тут проявились слабые места словацкой экономики — ориентация на экспортные отношения. На мировом рынке упал спрос на основную продукцию страны — автомобили, электротехнику и механизмы. Так что автопром рухнул на 20% и потянул за собой смежные отрасли, дестабилизировав ситуацию на рынке труда.
Спасло Словакию то, что к кризису она подошла с небольшим размером госдолга. Это позволило правительству влить в рынок немного бюджетных денег и тем поддержать экономический рост и предотвратить недовольство граждан. Таким образом, впасть в рецессию словацкая экономика просто не успела, пройдя дно кризиса уже в середине 2008 года.
Теперь же перед правительством Роберта Фицо стоит проблема, которая и вызвала бурную реакцию словацкого премьера на раскручивающуюся спираль санкций против России. Еще более устрашают контрсанкции. Россия для Словакии остается третьим по величине торговым партнером после Германии и Чехии. При этом Россия практически полностью обеспечивает Словакию энергоносителями, включая ядерное топливо для двух АЭС. А Словакия отправляет в нашу страну не только автомобили и электротехнику, но и элитный крупный рогатый скот, корма для животных и другие агротовары.
При этом в правительстве Словакии понимают, что существовавшая до кризиса модель экономического роста страны себя исчерпала. Чтобы найти новую, нужно хоть немного времени, и желательно обойтись без санкционных потрясений.
(с) Ольга Венседорина