Лас-Вегас. Роскошный мраморный туалет в игорном доме «Фламинго» с подсветкой, фонтанчиками и узорами, выложенными из полудрагоценных камней, мог бы стать украшением особняка какого-нибудь восточного паши. Впрочем, в середине 60-х, как и по сей день, сюда мог войти любой простой смертный и спокойно наслаждаться невиданными удобствами...
Марио Пьюзо именно так и делал, прикидывая, что, пожалуй, его нью-йоркская квартира, где они ютятся всемером, трижды уместилась бы в зале с золотыми умывальниками. Что делать, если жизнь не задалась. Остается ловить птицу счастья голыми руками, мотаясь по подобным заведениям. Из соседней кабинки до слуха Пьюзо донесся глуховатый голос:
— Не хочешь ли ты сказать, что этот человек работает на семью Орано?
Ему ответил возмущенный баритон:
— Около пятнадцати лет назад группа людей хотела прибрать к рукам контору моего отца по импорту масла. Они пытались убить его, и это им почти удалось. В течение двух недель эта сволочь Антонио Крази убил шестерых, положив конец той самой войне за оливковое масло.
Пьюзо навострил уши: неужели он оказался свидетелем разговора парочки гангстеров? Говорят, их тут, в Лас-Вегасе, пруд пруди; но как они его не заметили, почему» ведут себя столь неосторожно?
— У моего человека имеются связи в Турции, сырье он переправляет в Сицилию, с этим нет проблем. Миллион долларов на дереве не растет.
Неизвестные покину»ли впечатляющий туалет минут через семь-восемь, а сам Пьюзо, повергнутый в ужас, просидел там еще, наверное, не менее часа, опасаясь, что вдруг снаружи те двое заметят, что кто-то подслушал их разговор, и его ухлопают как свидетеля. Выбравшись на волю, он еще долго озирался, усматривая опасность в каждом проходящем мимо мужчине, взгляд любого казался ему подозрительно ощупывающим его приземистую рыхлую фигуру. Желание возвратиться в игорный зал совершенно испарилось, вместо этого Пьюзо потащился в свой отельный помер, размером чуть больше кабинки поразившего его воображение туалета. Плеснув себе пивка, припасенного в холодильнике, Пьюзо закурил, вернее, по своему обыкновению, начал жевать сигарету, бездумно глядя в окно на кусок неба такой безупречной синевы, словно это была театральная декорация. Надо податься в гангстеры, пока не поздно, сдаться с потрохами этим уверенным ребятам и уж по крайней мере вести насыщенную жизнь. Судя по всему, они итальянцы, но ведь и он, Марио Пьюзо, тоже итальянец, хотя и родился в Штатах. Но что, собственно, у него осталось итальянского, кроме неуемной страсти к спагетти болоньезе, которые когда-то бесподобно готовила матушка, а теперь менее успешно силится повторить его жена? Он неудачливый 45-летний писатель, его второй и пока последний роман «Счастливая странница», опубликованный полтора года назад, в 1965-м, с треском провалился, принес шиш с маслом, очередную порцию раздражения жены и приступ самоедства: мол, я бездарное ничтожество и все в таком духе. Зато, как настоящий итальянец, он произвел на свет пятерых детей, и всю эту» ораву надо кормить. Кто бы знал, как осточертели эти вечные мысли о деньгах, долгах, кредиторах — он должен кругом, всем и каждому, 20 тысяч долларов одним только байкам, да от этого свихнуться можно!
Через час расплывшаяся фигура Пьюзо в кожаной куртке, которая уже давно не сходилась на его «пивном» брюхе, маячила возле рулеточного стола в гигантском игорном зале, где толпились сотни перевозбужденных людей и воздух был так наэлектризован эмоциями, что трудно дышать. У Марио дело не шло: сначала уплыла куша денег, решительно поставленная на число, зазвучавшее у него в голове; потом, тоскливо оглядевшись вокрут, он решил быть осторожнее и начал делать ставки только на «чет» и «нечет», но удача все равно не улыбнулась. Окончательно разозлившись, Марио выкрикнул:
— Ставлю на «зеро»!
И когда колесо рулетки, к которому» были прикованы не менее 20 пар глаз и из них самые беспокойные, лихорадочно бегающие — глаза Марио, остановилось, оказалось, что судьба унесла с собой не только весь скромный гонорар за книгу, по еще и деньги, подаренные братом Антонио на последнее Рождество.
— 36! — объявил крупье и зыркнул на толстяка в нелепых роговых очках на пол-лица, поставившего на «зеро». Парень околачивался тут с утра, ему не везло, по он никак не мог остановиться. Крупье проводил Марио глазами: тот раскачивающейся походкой направлялся к другому игорному столу. Сейчас проиграет последние портки... Сколько здесь таких перевидали: проигравшегося игрока начинает нести, голову и сердце рвут бешенство, разочарование, злость, зависть к тем, кто урвал выигрыш; такие идут к другому столу, третьему, пятому, а оттуда прямиком на почту» — слать родным SOS о помощи. Многие из особо азартных и неугомонных кончают в дурке, куда их запихивают потерявшие терпение родственники.
Однако на этот раз житейские размышления крупье о клиенте не соответствовали действительности, потому что проигравшийся в пух и прах Марио придумал нечто совершенно другое. Воодушевленный новой идеей, он постарался как можно быстрее выбраться из злачного Лас-Вегаса и вернуться домой в Нью-Йорк.
...В маленьком итальянском ресторанчике в центре Манхэттена было накурено и душно, а разговор явно затягивался. Третий час кряду Марио Пьюзо растрачивал свое красноречие, чтобы убедить упертого дылду Билла Тарга, издателя престижного американского издательства Putnam, в том, что его предложение просто блестящее: он, Марио, пишет роман об итальянской мафии в Америке, это будет нечто настолько крутое, настолько захватывающее, что Пьюзо готов побиться об заклад: мистер Тарг не оторвется от его романа даже ради... Пьюзо запнулся:
— Что вы любите больше всего на свете, мистер Тарг?
Издатель как-то даже растерялся:
— Читать, м-м-мистер Пьюзо...
— Значит, вы не оторветесь от моего романа ради любого другого чтения!
Давний литературный агент Пьюзо — Кандида Допадьо, устроившая эту встречу, сидела, навострив уши. Она никак не ожидала, что ее подопечный так разойдется. Сейчас Тарг решит, что перед ним просто псих, и пошлет его подальше.
— Вы лично знакомы хоть с одним мафиози? — начиная злиться, поинтересовался издатель. — Откуда вы будете черпать материал об итальянской мафии? Разве это не замкнутый мир?
Вопрос был вполне логичный, и Кандида сделала вид, что очень занята разрезанием оставшегося кусочка мяса на своей тарелке, чтобы только не смотреть на Марио.
— Я вырос среди них, — прозвучал торжественный ответ.
— Мы ведь родом из Неаполя, а там их сами знаете сколько, по многие перебрались сюда, да и жили со мной по соседству. Мой отец, — снизил голос Марио, — якшался с ними, был, так сказать, вхож, выполнял для них поручения...
— Ваш отец был гангстером? — невольно улыбнулся Тарг, с интересом разглядывая добродушную физиономию собеседника, серые глаза которого за очками светились неподдельным энтузиазмом.
— Позвольте показать вам наброски... — засуетился Пьюзо и полез в портфель за смятыми листками. — Вы человек с опытом и сразу увидите, что я владею стилем.
Он протянул листки. В основе это были цветистые развернутые диалоги, подслушанные в туалете игорного зала, Марио расписал их на целые три страницы, заодно разработав историю про войну за оливковое масло и сюжетик про то, как сицилийцы выращивают у себя на полях мак, а потом переправляют в Америку героин.
Что-то дернулось в длинном лице мистера Тарга, пока он проглядывал листочки.
— По рукам, — неожиданно сказал он, поднимая глаза на замершего Марио. — Валяйте, пишите. Итак, на что спорим, что я не оторвусь?
...Жена Марио — Эрика в это самое время с нетерпением ожидала возвращения мужа. Она нисколько не сомневалась, что благоверный снова наврал ей и вовсе не навещал свою заболевшую тетку в Сан-Франциско, а наверняка отправился в казино. Никаких сомнений в том, что муж проиграл, у Эрики, разумеется, не было. Марио не способен выиграть, он слишком азартен, нетерпелив, раздражителен. По сейчас это уж слишком. Только что звонил брат Марио — Антонио, владевший небольшим бизнесом и помогавший им все последние годы, и заявил, что больше не даст пи цента — пусть Марио устраивается на нормальную работу в госучреждение. А то что это за занятие такое для отца семейства — просиживать штаны редактором какого-то сомнительного журнала, пописывать грошовые статейки и все ночи напролет строчить романы, которые никто не покупает? У них пятеро детей, расход на одежду, учебу, хозяйство огромен. Эрика выбивается из сил, чтобы свести концы с концами, а ведь ома немка, и экономия у нее в крови.
В тот момент, когда сияющий, как медный грош, Марио с победоносной улыбкой положил перед женой 5 тысяч долларов и нежно приобнял ее, Эрика потеряла дар речи. Ну как порядочное издательство могло вручить провальному автору такой огромный аванс за следующий роман? Или это авантюристы, или Марио каким-то образом умудрился уговорить очередной банк дать ему кредит, или кто-нибудь снова дал ему взаймы...
— Я буду писать роман о мафии, — изрек Марио. — Мы разбогатеем...
Эрика, поправив на затылке подколотые косы, изумленно воззрилась на мужа. И тут внезапно наступило отрезвление у самого Пьюзо. Во что он влип! Как теперь выпутываться? Все его сведения о мафии исчерпываются подслушанным в туалете трехминутным разговором! Другое дело, что после этого у него попер огромный кураж и в публичной библиотеке он насобирал статеек, относящихся к теме, но этого недостаточно, он ведь и впрямь в глаза не видел пни единого гангстера! Тарг обещал ему распрекрасный гонорар — тысячу двести долларов — при условии, что Марио сдаст рукопись не позднее 1 июля 1968 года. Ему же, суда по всему, не сдать книгу и до скончания века.
Эх, какая жалость, что он в самом деле не вырос среди гангстеров! Впрочем, в его раннем окружении наверняка встречались подобные персонажи, ведь он провел детство в одном из самых злачных районов Манхэттена, получившем название «Адская кухня» и находившемся между 34-й и 50-й улицами. Это сейчас уже вполне благополучный район Нью-Йорка, а в 20-е годы территория была под контролем мафии, главарями которой зачастую оказывались владельцы пабов, ресторанов и кабачков. Помнится, у них постоянно случалась поножовщина, не были редкостью и убийства. Однако Марио не проявлял пи малейшей склонности к уличной жизни: в детстве он был тихим, задумчивым мальчиком, желавшим, чтобы его оставили в покое и он мог спокойно сидеть с книжкой. Родители бранились, как кошка с собакой; неграмотные иммигранты из-под Неаполя, оба обладали склочным и неугомонным характером. Отец — Антонио Пьюзо — взял в жены мать Марио с четырьмя детьми от предыдущего брака, Марио оказался их единственным общим ребенком, и отец драл глотку, требуя, чтобы сын пошел по его стопам, стал, как и он, стрелочником на железной дороге. Словами не передать врожденную ненависть Марио к вокзалам и поездам, к железнодорожному гудку, рельсам, стрелочникам и машинистам. Ему исполнилось 12, когда отец их бросил. Мать перетащила своих чад в Бронкс, и с идеей сделать из Марио стрелочника было покончено.
Как ни странно, к окончанию школы Марио возжелал стать военным. Когда началась Вторая мировая война, ему как раз исполнилось 19, и он записался в армию. На фронт пария не взяли из-за плохого зрения и до самого конца войны он занимался в Европе какими-то военными хозблоками. Недаром его жена так любит повздыхать, что вышла замуж совсем за другого человека... Тогда во Франкфурте, где они познакомились в 1945-м, Эрика увидела собранного, надежного молодого человека, пусть и тогда уже не очень стройного очкарика, но вполне симпатичного, а главное — доброго. В те скудные годы он подкупил ее девичье сердце шоколадом и кофе, и она поверила в то, что дальнейшая жизнь с этим американцем тоже будет сладкой. Марио тоже всей душой прикипел к немецкой девушке Эрике Броске, дочери небогатого менеджера по продажам. Белокурая немочка с толстыми косами и высоким голоском, в отличие от его крикливой и рассеянной матери, была опрятная, щепетильная, идеальная хозяйка. Когда Эрика дала согласие выйти за Пьюзо и уехать с ним в Нью-Йорк, ей грезилось, что он сделает военную или государственную карьеру. Он в в самом деле первые 10 лет брака тянул лямку клерка в одной из государственных контор. Вот только Марио скрыл от жены, что вообще-то его одолела детская мечта стать писателем. Впрочем, Эрика довольно быстро обнаружила, что по ночам муж тихонько выбирается из их супружеской спальни и что-то строчит в тетрадях, закрывшись на кухне.
...Вот и дострочился. Подписав контракт на роман о мафии, Марио наконец сообразил: надо же что-то делать, как-то спасать положение. С трудом ему удалось разыскать своего приятеля с «Адской кухни» Нино Карузо. Разумеется, после стольких лет Пьюзо не узнал друга детства: вместо юркого белобрысого мальчишки перед ним стоял лысый упитанный человек с кожаным портфелем под мышкой. Нино свел его со своим дружком — хозяином фешенебельного лас-вегасского отеля Sands — Эдом Уолтерсом. Что там наговорил Эду Нино, как представил Пьюзо — загадка, ответ на которуто не волновал Марио. Главное — ему предоставили недурственный номер с огромной гостиной, спальней, 2 ванными комнатами и баром, и впервые в жизни Пьюзо зажил как человек. В принципе он с удовольствием остался бы тут навсегда, заставив себя забыть обязательства перед семьей, родственниками, банками и всем своим неудачливым прошлым, как таковым. Искушение превратиться в другого человека, сменить личину было очень велико.
Нино объяснил, что здесь необходимо хорошо одеваться, и Марио впервые познал тактильное удовольствие от прикосновения к коже шелка дорогих рубашек. На его ногах, обычно обутых практичной Эрикой в «удобное и ноское», теперь красовались элегантные ботинки из мягкой кожи; нелепые огромные очки тоже остались в прошлом — переносицу украшали легкие топкие аккуратные окуляры, в которых Марио сам себя не узнавал, и слава богу.
Собственно, идея заключалась в том, что Эд Уолтерс проведет Марио в нужный зал и укажет стол, где играют самые настоящие мафиози, «закапывающие здесь деньги в песок». Если Пьюзо будет вести себя разумно, он может понабраться их лексики, овладеть жаргоном и понаблюдать за персонажами. Ведь для начала ему нужно именно это? Дальше видно будет, может, Уолтерс сможет сделать для Марио и чуток побольше. Ясно, что стоя у игорного стола, не будешь записывать, как придурок, в блокнот, поэтому придется запоминать. Блокнот всегда находился у Марио в кармане брюк, и частенько он отлучался в роскошный туалет, с которого все когда-то началось, чтобы поскорее записать какие-нибудь особенно колоритные словечки и реплики. Мужчины в черных пиджаках и цветных галстуках не переводились у этого игорного стола никогда, многие приходили ежедневно, ставили огромные суммы; не стоит думать, что они, как простые смертные, застывали, вытаращив глаза на вращающееся колесо. Нет, эти чувствовали себя здесь иначе — они приходили поразвлечься. По вечерам у себя в номере, растянувшись на обитом настоящим бархатом диване, Марио старательно описывал их лица, повадки, жадные, цепкие или вялые руки, их смешки, плевки, характерные ругательства. Пьюзо не забывал регулярно угощать выпивкой своего благодетеля Эда Уолтерса, и тот однажды согласился провести Марио в особый зал — такие в Лас-Вегасе пока были наперечет, и вход туда стоил целое состояние. Пьюзо вошел и оторопел на пороге: в этом зале столы для блэкджека, костей и рулетки размещались... в бассейне, полуголые мужики в плавках делали ставки, их обнимали такие же полуобнаженные красотки, рядом располагался отдельный бассейн, где девицы просто плескались, услаждая мужские взоры. У Марио глаза разбегались, он растерянно застыл, не зная, что делать: раздеваться и садиться за игорный стол? Да разве он посмеет раздеться до плавок? Он даже при жене стеснялся обнажаться. Пришлось неуклюже разыграть целую сцену — он взглянул на часы, покачал головой, состроил испуганную мину — и драпанул.
Эрика обеспокоенно спрашивала, когда же муж вернется из творческой командировки. Он плел в ответ, что просиживает дни напролет в той единственной библиотеке Лос-Анжелеса, где есть материалы о мафии, убеждая, что нигде больше во всей Америке таких материалов нет. Тем временем надушенный и разодетый Марио все чаще коротал вечера в огромном зале игорного клуба Сора Room, где очаровательные девушки в перьях и откровенных нарядах, украшенных стразами, устраивали танцевальное шоу. В зал набивалось до 300 человек прекрасно одетых людей, подавали только спиртное, и все любовались представлением, после полуночи переходящим в стриптиз. Однако и развлечения же у гангстеров! Пьюзо и дальше не отказался бы так жить, если бы довольно скоро не обнаружил, что растратил весь аванс, предоставленный издательством: совсем немного он оставил семье, а остальное спустил на «материал», которого, в сущности, так и не набрал. Одни «виньетки», а сюжетов так и нет!
— Рисковать головой согласен ради своей книги? — хитро прищурившись, спросил однажды Уолтерс. В его голосе сквозила насмешка: мол, занимаются же люди ерундой... Да, Марио согласен, а что следует делать? Надо было в назначенный день сидеть тихо, как мышь, не дышать и слушать...
Марио уже третий час стоял навытяжку в шкафу темной запертой комнаты, ключи от которой находились у Уолтерса, в смежной проходило собрание двадцатки крупных мафиози. Уолтерс предупредил, что они могут разойтись, разбушеваться, напиться, наконец, проломить дверь и добраться до Марио. Что тогда? Могут пулю выпустить, ножичком полоснуть, да мало ли какое настроение будет? Первые полчаса Марио напрягал уши и память изо всех сил, по потом мысли начали разбегаться и мучил вопрос: а вдруг- его убьют? Вспомнилось, как во время войны на учениях ему дали в руки автомат и велели стрелять по движущейся мишени, сослепу он решил, что бежит живой человек, и швырнул оружие на землю с криком: «Я не могу'!»
— Друзей надо держать близко, а врагов еще ближе, — послышался чей-то голос из комнаты.
Мужчины явно были уже пьяны, делились анекдотами, рассказывали друг другу истории. В шкафу было совсем нечем дышать, у Марио началось сильнейшее сердцебиение, лоб покрыла испарина. А вдруг он сейчас грохнется в обморок? Ему хочется кричать, тянет быстрее выйти отсюда. Будь проклята эта книга и его идиотское рвение! Неужели нельзя было выдумать нормальный сюжет? Нет, ему видите ли, понадобились настоящие мафиози! Пьяный гул голосов нарастал, и вот уже кто-то отчаянно трясет дверь.
— Да что ты там забыл, Паоло? — раздался чей-то голос. Больше Марио ничего не помнил.
Очнулся он от резкого запаха уксуса на диване своего номера, над ним склонился перепуганный Уолтерс.
— Я уж думал, ты коньки отбросил! — рявкнул он с облегчением. — Вали давай отсюда, слюнтяй. Меня чуть не засекли. И как я тебя оттуда выволакивал, тушу такую?! Все — конец твоей командировке!
...В тесной нью-йоркской квартире писалось плохо. Своей комнаты у Марио не было, только общая спальня с Эрикой, все остальное принадлежало пятерым детям. Старший сын — Энтони, слава богу, учился в колледже и редко бывал дома, зато другой сын, Джозеф, рос лоботрясом, обожал рок, и квартира сотрясалась от его упражнений на гитаре «под Элвиса Пресли». Дороти мечтала стать балериной и в своей комнате тоже упражнялась под музыку. Младшая дочь, Юджин, постоянно стучала в дверь, призывая отца поиграть с пей. Жена ходила с поджатыми губами и за столом терзала Марио жалобами на то, как подорожали хлеб и птица. Пьюзо клял себя идиотом, взявшимся не за свое дело, сюжет и характеры давались ему с огромным трудом, он рвал написанное, переделывал, снова рвал, бесился, сроки поджимали — в общем, настоящая адская писательская жизнь.
...— Мистер Тарг, понимаете, в общем, это черновичок пока, вы взгляните, но я готов еще переделать, даже и еще раз, если потребуется, — мямлил Пьюзо, нервно потирая лоб и как-то неуверенно протягивая отпечатанные на машинке листы издателю через месяц после назначенного срока.
Раздраженный задержкой Тарг свирепо схватил листки, так что часть рассыпалась по полу.«Плохой знак», — подумал Марио. Роман вышел предурацкий, в этом Пьюзо не сомневался; сейчас Тарг прочтет и попросит вернуть аванс. Тогда — просто могила.
Однако не всегда плохие предчувствия сбываются. Книга Пьюзо, названная им в конце концов не «Мафия», как он вначале собирался, а «Крестный отец», расходилась, как вода в пустыне, было продано несколько миллионов экземпляров! Сам Пьюзо получил 410 тысяч долларов — огромные деньги по тем временам. Получив гонорар и стоя под ярким манхэттенским солнцем весной 1969 года, Марио чувствовал, что вот тот самый момент, после которого может круто измениться его жизнь. Семья и дети наконец обеспечены, они с Эрикой женаты больше 20 лет и немного приелись друг другу, разве он не заслужил по крайней мере отпуска? Как всегда, азарт старого игрока тянул в Лас-Вегас, да и с Уолтерсом необходимо было рассчитаться за услуги. Вот только что делать с рослой красоткой из местного шоу, которую Уолтерс по дружбе буквально втолкнул ему в номер? От нее пахло дорогими духами, шампанским, красивой жизнью, грудь стояла торчком, и вся она была сделана под Мэрилин Монро, даже родинка на щеке на том же месте. За окном переливалась всеми огнями соблазнительная неоновая реклама...
— Может, я угощу вас ужином? — вдруг каким-то мальчишеским писклявым голоском проговорил Марио, пугаясь собственной глупости. Красотка захлопала глазами, поправила бюст и утвердительно кивнула.
После ужина Марио предложил:
— Может, я вызову вам такси?
— А расплатиться, приятель? — смерила она Пьюзо неприязненным взглядом.
Он засуетился и совершенно не помнил, сколько смятых бумажек неловко сунул ей в руки.
Семья Пьюзо переехала в просторный дом на берегу океана на Лонг-Айленде. И видит бог, Марио заскучал и совершенно потерялся: успех его как-то душевно надломил — свой роман он считал слабым, сентиментальным, идеалистическим, написанным на потребу толпе и гораздо ниже уровня его литературного таланта. По эта самая толпа превознесла его до небес, ежедневно к воротам дома в Бэймор стекалась толпа желавших получить автограф. Ладно автограф, Пьюзо прямо отшатывался, когда женщины на полном серьезе просили потрогать их детей, тоннами сыпались приглашения на крестины, Эрика не знала, что делать со всей этой корреспонденцией, славой, интервью, журналистами: то ли гнать, то ли приглашать к обеду. Однажды беспомощно взирая на глазевшую на него, точно на идола, вереницу людей, Марио распорядился, чтобы кухарка заказала на всех пиццу. Весь городок сбежался посмотреть на невиданное зрелище, как на газоне перед домом Пьюзо и далеко вниз по дороге растянулась очередь жующих пиццу поклонников писателя. Скорее всего все эти люди считали Крестным отцом его, но он догадался об этом много позже.
А потом случилось совсем неожиданное. Однажды Марио едва успел вернуться с балкона в комнату, как в доме задрожали и посыпались стекла, послышались истеричные вопли Эрики и детей, потом раздались крики на улице, сработала сигнализация машин, звон, грохот, лязг... Пьюзо в полнейшем ужасе прирос к креслу, не понимая, что происходит. Постепенно до него дошло: видимо, по его окнам стреляли. В дом уже ворвалась полиция, кто им открыл — неизвестно.
— Семья... — пробормотал побелевший как полотно Марио. — С ними все в порядке?
К счастью, никто из домашних не пострадал, пуля попала в новое пальто кухарки, висевшее у окна.
— Враги, — настаивал молоденький безусый следователь, — у вас есть враги?
Нервно жуя сигару, то снимая, то надевая очки, чтобы протереть невидящие глаза, Марио соображал, какие у него могут быть враги: вроде за всю жизнь он ни в кого не стрелял, даже на войне, с кредиторами расплатился, с бесчисленными родственниками был более чем щедр. Может, хмырь-редактор с прежней работы, который заявил, что его роман очень плох? Однако ситуация вскоре прояснилась, но эта ясность заставила Пьюзо похолодеть. Ответственность за преступление взял на себя некий Джозеф Коломбо-старший, и другой, более опытный полицейский следователь Джек Мили отказывался верить, что господин писатель, создавший «Крестного отца», понятия не имеет, кто такой этот Джо Коломбо. Весь красный то ли от стыда, то ли от страха, Пьюзо в который раз отрицательно качал головой, закатывая глаза, — да не знает он, черт дери, кто этот сукин сын!
— Дурите нашего брата, господин писатель! Коломбо — один из главарей нью-йоркской мафии, глава одной из пяти «семей». Как может не знать об этом человеке создатель Дона Корлеоне?! Я думал, вы нам поможете выбрать правильную линию, как вести себя с этим пройдохой, уж вы-то знаете их психологию. Этот Джо умен и изворотлив, как стая лисиц.
Марио почувствовал, что от волнения у него потеют ладони и начинается нервный тик. Кажется, он догадывается, зачем к нему наведались люди от Джо Коломбо, и эта мысль, надо сказать, нисколько не прибавила ему оптимизма.
— Браво, господин Пьюзо, наконец-то вы на верном пути! — подбодрил его следователь. — Им в самом деле не поправился ваш роман.
Марио потерял сон. Вот так влип! Мамма миа! Этот чертов Коломбо, оказывается, организовал «Лигу за гражданские права американцев итальянского происхождения», он требует запретить слово «мафия» и изъять из продажи «омерзительный» роман Пьюзо. Стрельба по окнам его дома — это так, первое нежное предупреждение, как заявил сам Коломбо. Мол, его ребята стреляют без промаха, и раз велено было никого не убивать — все остались целы, но это до поры до времени.
И жизнь в одночасье изменилась. Дом обнесли бетонным забором и колючей проволокой, Пьюзо нанял личную охрану, у него развилась мания преследования. Теперь он боялся выходить из дому, и любая вылазка стала для него мучением. У Эрики тоже наблюдалось паническое расстройство: она сильно похудела, осунулась. Всякий раз, когда Марио пытался заговорить с женой, она делала большие глаза и спрашивала, ну зачем он это сделал? Видимо, речь шла о написании злосчастного романа.
Тем временем книгой Пьюзо заинтересовались в Голливуде и принялись искать режиссера, который сумел бы ее экранизировать. В конце концов остановились на 32-летнем Фрэнсисе Форде Копполе, тоже итальянце американского происхождения, который был в восторге от «Крестного отца». Марио предложили вместе с режиссером участвовать в написании сценария; но, встретившись с Копполой с глазу на глаз в симпатичном итальянском ресторанчике при двух телохранителях, сидевших за соседним столиком и не спускавших с них глаз, Марио глухо признался:
— Я бы очень хотел, но боюсь.
— Разве бесстрашного Дона Корлеоне вы писали не с себя?— пошутил Коппола, глядя на смешную толстую фигуру автора, больше похожего на постаревшего Карлсона, чем на Крестного отца.
— Боже избави! — восликнул Марио, наматывая на вилку» свои любимые спагетти.
— Бросьте, Марио, на нашей стороне закон.
Однако сценарист из Пьюзо оказался никудышный, Коппола безжалостно перечеркивал все диалоги Марио.
— Оставьте эти попытки, старина. Вы же писатель, вот и оставайтесь им.
Однако Пьюзо это задело за живое. Что они собираются делать с его детищем? Нет, он, конечно, трус и презирает себя за это, и все-таки... Пьюзо позвонил на студию «Парамаунт», прямо директору с непроизносимой фамилией.
— Кто я такой? Я автор «Крестного отца», — пытаясь придать дрожавшему голосу как можно больше уверенности, произнес Пьюзо. Для храбрости он держал наготове сигарету и даже выпил сто граммов коньяка — вдруг разговор не склеится, а он рохля, настаивать ему трудно. Пьюзо поинтересовался, кто же будет играть Дона Корлеоне, и услышал в ответ, что выбор большой, среди кандидатов Лоуренс Оливье, Энтони Кутни, Карло Понти, Дэнни Томас... Сложив в кармане дулю, Марио прохрипел в трубку:
— Марлон Брандо, больше никто!
— Забудьте. Это невозможно.
— Я отбираю у вас права! — рявкнул Пьюзо и, швырнув трубку, грузно рухнул в кресло.
Марлон Брандо был его любимым актером, больше никого он не желал видеть в роли Корлеоне. Точка! К Пьюзо теперь стали наезжать делегации голливудских боссов. Смотрели на маленького, толстого, добродушного с виду человечка и не ожидали наткнуться на неприступную стену. Марио для себя решил: если отстоит Брандо, это существенно повысит его самооценку. Ему вежливо объясняли, что Брандо — дебошир, алкоголик, наркоман, что он сорвет съемки, провалит проект. Марио жевал неизменную сигарету и стоял на своем. Ему вообще никакой фильм не нужен, денег у него вполне достаточно. В результате студия учетверила стоимость его авторских прав, и теперь на эти деньги он мог бы приобрети по особняку себе, жене и каждому из пятерых детей. Возможно, еще и на покупку острова хватит... Вот только зачем? Ему и в этом доме слишком просторно. Эрике, привыкшей к тесноте, тоже неуютно, ей все хочется забиться в самую маленькую комнату с узеньким окошком, где теперь живет кухарка.
Вероятно, это была самая большая победа Пьюзо в жизни — то, что он отстоял-таки Брандо. Студия выкинула невозможный фортель в адрес актера подобного уровня, потребовав сделать пробы. Пьюзо поехал к Марлону вместе с Копполой, чтобы уговорить его не посылать их с порога ко всем чертям. И Пьюзо с Брандо отлично спелись, их дружба длилась до последнего дня жизни Пьюзо.
Как ни странно, «Парамаунту» удалось договориться с неугомонным Джо Коломбо, чтобы он и его «Лига» оставили фильм и книгу в покое. Как хитрые студийцы уладили это дело — Пьюзо в подробности не вдавался. Вообще, после того как утвердили Брандо, он больше не совал нос в киношный процесс и ни разу не появился на съемках.
 |
| Коппола, Брандо и Аль Пачино на съемках «Крестного отца» |
Картина «Крестный отец» вышла в 1972 году, получила три «Оскара» и в первый год заработала около 80 миллионов в прокате, став одной из самых кассовых голливудских лент, сравнимых по успеху разве что с «Унесенными ветром». Сценарий сиквела «Крестный отец. Часть 2» Пьюзо уже просмотрел чисто формально, а к третьей части, вышедшей в 1990 году, и вовсе не прикладывал руку, предоставив все киношникам.
Как ни печально, но огромные деньги, заработанные за фильмы, свалились на голову Пьюзо вместе с большим несчастьем: у Эрики обнаружили рак груди. Поскольку Пьюзо, даром что итальянец, не верил в бога, никого другого, кроме себя, винить он не мог. Бедная Эрика скорее всего просто не выдержала их резко изменившейся жизни, как сказал Марио ее доктор, большой успех может сломить так же, как и большое несчастье. Экономная немка, видевшая смысл жизни в том, чтобы рассчитывать, выкраивать, перераспределять скудные доходы семьи, терялась в супермаркете перед необходимостью выбрать любой из сотен лежавших перед ней сыров, в универмаге — приобрести любое поправившееся платье; успех Марио разрушил ее жизнь. Напрасно муж таскал супругу в путешествия — это раньше ее влекло в поездки, а теперь изломанные вершины Альп показались ей слишком надменными и просто подавили. «Очень уж высокие», — заметила она, и ее глаза потухли, к разочарованию Марио. Кроме того, ей так и не удалось оправиться после шока, когда люди Коломбо стреляли в их окна. Эрика давно уже почти не выходила из дома, хозяйство полностью передоверила прислуге; заниматься с выросшими детьми ей стало тяжело, и она скользила по дому тихой, незаметной, безучастной тенью. Пьюзо даже побоялся рассказать ей, что в 1971 году на самого Джо Коломбо напали, несколько раз выстрелили в голову, и он уже который год в коме.
К середине 70-х дела Эрики стали так плохи, что ей пришлось нанять крутлосуточнуто сиделку по имени Кэрол Джино. И тут судьба Марио Пьюзо снова сделала головокружительный поворот. Сиделка оказалась умелой, чернобровой, улыбчивой и очень участливой. Ей удавалось не только вызвать иногда улыбку на почти прозрачном лице Эрики, Кэрол сделалась хранительницей домашнего очага семейства Пьюзо, его источником тепла: при ней сыновья убавляли громкость раздиравших барабанные перепонки джаза или композиций Джимми Хендрикса, которые обожала Юджин; в ее присутствии средняя дочь Дороти почему-то прятала свои подростковые ядовитые шипы и безмятежно пекла с Кэрол на кухне печенье, воркуя о мальчиках и подругах. Пристроившись у постели больной миссис Пьюзо, Кэрол частенько что-то писала в тетрадке. Марио был уверен, что это письма родным: он знал — у Кэрол есть мать и двое взрослых детей.
Что касается Марио, то он изводил себя виной за болезнь жены и сражался с новым романом «Пусть умирают дураки». Жил фактически отшельником, новые голливудские приятели давно махнули на него рукой, впрочем, как и журналисты — что толку названивать и приглашать, если человек на все предложения вежливо отвечает: «Я бы с удовольствием, но именно в это время я навещаю тетушку». Почему-то мифическая тетушка казалась Марио лучшей отговоркой на все случаи жизни. Он обрюзг, еще больше растолстел и полностью погрузился, так сказать, в виртуальный мир книг, там ему оказалось гораздо комфортнее. Если Пьюзо не сражался со своим романом, то читал. За обедом пристраивал книгу к чашке и читал, набивая рот едой и не обращая внимания на ироничные переглядывания детей; он научился читать на ходу, — гуляя по берегу океана. Несколько раз к нему приезжал Марлон Брандо, быстро напивался и начинал орать, Марио звал прислугу, и пока тело разбуянившегося актера укладывали в машину, хозяин дома уже поспешно хватался за очередную книгу. Вся эта нудная рутина закончилась в ту секунду, когда Марио обнаружил, что сиделка жены строчит вовсе не письма.
— Повесть? Ну-ка дайте сюда! — Пьюзо почти грубо вырвал тетрадку из рук Кэрол.
Скажите пожалуйста, произошло то, что когда -то он обещал своему издателю Биллу Таргу, — Марио не мог оторваться, при том что с трудом пробирался сквозь ее неразборчивый почерк. Но это была проза! Свежая, легкая, грустная и одновременно веселая, метафоричная. Она описывала свой 15-летний опыт сиделки в различных клиниках, характеры пациентов, как жила «среди постоянного торнадо смертей и болезней, ежедневно сталкиваясь лицом к лицу с собственной смертностью, потому что ежедневно чье-то тело умирало вот здесь, прямо рядом с тобой...»
— Я вас увольняю, мисс Джино, — вот что сказал ей наутро, возвратив тетрадки, Пьюзо. Он выглядел помятым и хмурым — явно провел бессонную ночь.
— Я плохой писатель? — как-то безнадежно спросила Кэрол, откинув черную челку. — Понимаю, вы не можете терпеть в доме плохого писателя. Даже в качестве сиделки.
Она шла по двору к машине со своими чемоданами в тот редкий день, когда Лонг-Айленд заштриховывал снег. Дочь Пьюзо, Юджин, увидела это в окно и прямо в футболке выскочила на улицу, следом кинулись другие дети и перегородили смутившейся Кэрол дорогу.
— Мы вас никуда не отпустим! Вы самая лучшая сиделка! — тараторила взволнованная Дороти.
— Без вас этот дом окончательно превратится в сумасшедший! — вторила сестре Юджин.
Пьюзо тоскливо наблюдал эту сцену в окно, и тут кухарка крикнула, что миссис Пьюзо стало хуже, ей срочно требуется помощь.
— Извините меня, — неловко пробормотал Марио, когда Кэрол воцарилась на прежнем месте — у постели умирающей Эрики. — Я просто старый осел.
Эрика умерла ранней весной 1978 года. Но и после этого печального события Кэрол Джино не уехала из дома Пьюзо. Еще при лежавшей на смертном одре жене Марио обнаружил, что на самом деле в свои 58 лет, как мальчишка, влюблен в сиделку, что караулит все ее передвижения по дому, чтобы лишний раз подсмотреть, как она закалывает волосы, как проводит помадой по губам перед зеркалом, с какой аккуратной точностью делает укол, как заразительно смеется с его детьми на кухне, как вместе с дочерьми разбирает в шкафах давно заброшенные женой обрезы льна, шерсти и шелка, советуя, что можно сделать из этого богатства.
Раз десять, не меньше, Пьюзо делал ей предложение, но всякий раз Кэрол улыбчиво отклоняла его. Зачем? Пусть у них будет независимость, ведь так куда романтичнее. В 20 минутах езды от дома Марио у Кэрол было собственное жилье, где обитали мать и разведенная сестра, по средам и выходным она скрывалась там, чтобы сочинять. Ее первая повесть «Записки сиделки» получила множество литературных премий, и Кэрол уже вовсю работала над следующей книгой. А у Марио было такое чувство, что он юноша, который впервые учится жить с женщиной. Новая подруга оказалась полной противоположностью по-немецки аскетичной Эрике. Кэрол заставила Марио покончить с сэндвичами и двумя книгами в руке, приобщила его, итальянца, между прочим, к тому, что еда и питье — это целое искусство, растолковывала со смехом, чем фрикасе отличается от консоме, почему» в овощной суш непременно кладут порей и как отличить настоящий томатный соус для спагетти болоньезе от подделки. Еще недавно у Пьюзо водилась всего пара сомнительных по возрасту и качеству ботинок на все слушай, потому что ни он, ни Эрика не умели выбирать обувь, зато теперь шеренга разнообразнейшией обуви радовала глаз. Кэрол отнесла в церковь почти всю его прежнюю одежду — от пиджаков до последней пары носков. Рядом с ней Марио казался себе медведем из глуши, а не семьянином с огромным стажем. Смешно, но именно эта женщина — начинающий писатель! — сумела наглядно показать Пьюзо все достоинства его «Крестного отца»! Тактично, дружелюбно и очень метко высказала пару наблюдений по поводу нового романа «Сицилиец», и застопорившаяся было книга пошла! Пьюзо прожил рядом с Кэрол 20 счастливых лет, изумившись ее искусству превращать будни в праздник и радоваться любому пустяку. У них получилась самая настоящая большая итальянская семья, потому что двое старших сыновей продолжали жить с ними: один занимался бухгалтерией, другой — садоводством, младшая дочь вышла замуж, но предпочла жить с семьей рядом с отцом. Изредка Кэрол удавалось вытащить Марио и на голливудские вечеринки, рядом с ней он там не чувствовал себя самозванцем, как раньше. Но самое главное — она разрешила ему играть! Дни, проведенные в Лас-Вегасе в том самом памятном отеле Sands за рулеткой рядом с Кэрол, у которой тоже азартно горели глаза — правда, она всегда умела вовремя остановиться, — самые счастливые из его поздних воспоминаний.
Марио Пьюзо совершенно не собирался умирать, но все-таки это слумилось. 2 июля 1999 года Кэрол Джиио навсегда закрыла ему глаза, обнаружив, что ее друг скончался с книгой в своем любимом кресле, видимо, от мгновенного инфаркта на 79-м году жизни. Его незаконченный роман «Семья », снова посвященный мафии, она дописала сама и издала в 2001 году.
(с) Пэгги Лу