Сто лет назад Полу Негри знали даже дети. Это была ослепительная звезда на голливудском небосклоне, сверхновая, непревзойдённой величины, причём немая, она вспыхнула - молча. И успела поразить до самых глубин всех мужчин своего поколения, включая Адольфа Гитлера, не говоря уж о коллегах по цеху. Но её жизнь разломилась надвое, когда накануне свадьбы её покинул жених. Что же с ними произошло?
Начало XX века выдалось нервным. Куда несётся этот мир? - спрашивали не только старички. И не напрасно. Носилось в воздухе что-то такое свежее, освежающее до озноба. Пахло озоном и новыми возможностями. Всех знобило, все нервничали, рядовые граждане и правители, особенно в Европе. Обдумывать текущие события, прогнозировать ближайшее будущее было страшно. Чтобы хоть немного согреться, ходили в синема. Экранная жизнь была далека от реальной и потому тепла и сладка. Снимали всякую ахинею, примерно как и сегодня,параллельную реальность, фантазии на пустом месте. Пуще прочего снимали про Восток, некую условную империю, где все жители в шароварах, ездят на верблюдах, на всяких ослах, курят кальян, красят глаза хной, а шевелюру басмой, сурьмят брови, носят чадры, чалмы, поверх всего паранджу и пляшут по любому поводу условно-восточные танцы. Атмосфера же тех мест проникнута негой и жестокостью, по улицам крадутся мавры, а в случае бытового раздражения хватаются за ятаган. Прекрасный, как пахлава, мир полуголых женщин, всеобщей безнаказанности, где у любого падишаха отдельный гарем, ревнующий к соседнему, за распутными женами доглядывает евнух, а всеобщий муж показан существом омерзительным до смешного, гневливым и сексуально вездесущим. Чем занимаются жители Востока - остаётся тайной. В кадр попадает, что они торгуют какой-то рухлядью на базаре или воруют женщин в самых примитивных целях (побывав на аутентичном Востоке, понимаешь, что всё это так и было, причём есть и по сей день). И очень хорошо, что кинематограф тех лет оставался без звука, поскольку упакованный в шальвары сюжет невозможно облечь в осмысленные фразы.
Чего уж тут скажешь? Пахлава - она пахлава и есть. Ешь уже, раз достал. Звёзды кино тогда помалкивали, не рискуя никого разочаровать, - от кинематографа ждали не слов, а действий. Это потом разговоры заменили зрителю жизнь, а в начале прошлого века в кино ходили не слушать, а смотреть, любоваться, если что - всплакнуть, где положено - восхититься, приятно провести время. Восходящая звезда экрана Пола Негри была одной из тех, на кого смотреть было одно удовольствие. Она не утомляла однообразием. В историю кино она вошла как актриса поразительного до неприличия темперамента, откровенная противоположность действующему эталону женственности. В моде были актрисы романтического склада - не женщины, а розовое суфле. Пола Негри перевернула представления о привлекательности. Она была жгучая в своей раскраске «вамп», она рисовала себе брови поверх всего остального, вопреки естественной линии, и красила глаза так, что одним взглядом убивала бухгалтера.
Горячая штучка Пола Негри первым делом снималась в самых жестоких псевдовосточных фильмах вроде «Сумурун» или «Глаза мумии Ма». Пола как никто другой туда вписывалась. Пола была сама жизнь, она кипела, бурлила, ежесекундно поражала зрителя, темпераментная, как папуаска, - так злословили её завистницы. А зритель смотрел во все глаза и видел - с такой не соскучишься. Пола была из тех дам, что заставляют кавалеров кишеть вокруг себя, даже здравомыслящих. Красавица! Секс-символ. Её глаза метали раскалённые стрелы. Первая, кого возвеличили лишённым приличия титулом «секс-символ». И, кстати, первая европейская актриса, сделавшая карьеру в Голливуде. Её там сочли непревзойдённой красоткой. Сегодня бы с этим поспорили. Метр пятьдесят с небольшим, широколицая и глазастая, Пола была слишком весёлой, чтобы казаться романтичной. Но сексапил бежал впереди неё, в этом и было всё дело. Полька. Они всегда считались женщинами, обладающими магической национальной привлекательностью, неуловимой и необъяснимой, как шлейф духов прабабушки, временами ощутимый в шкафу. Откуда берётся и куда пропадает - никому не понять.
Барбара Аполония Халупец, впоследствии ставшая Полой Негри, родилась на свет 3 января 1897 года в польском городишке Липно, в те времена входившем в состав Российской империи, что, впрочем, не имело никакого значения, поскольку вся последующая жизнь Баськи, а именно так её звали бы в Польше, если бы она в ней осталась, прошла совершенно в других местах. Поляки забавно модифицируют имена своих жён, превращая Барбару в Баську, а Кристину в Крыську. Но, кажется, имя Барбара, данное ей при крещении, отвалилось за ненадобностью, а экранный псевдоним она извлекла из имени Аполония, она стала Пола. Фамилию же Пола извлекла из недр литературы, породнившись с итальянской поэтессой Адой Негри, о которой бы давно забыли, если бы не прославившая её однофамилица. Родители будущей звезды были людьми приличными, но бедными до неприятного. Мать её, как в России бы сказали, была дворянского происхождения, а в Польше говорят - из обедневшей шляхты. Отец, по одной версии, был словаком, по другой - вообще цыганом, цыганским музыкантом, не годным к оседлому образу жизни, но тут не разобраться, что в этих россказнях было правдой, а что Аполония выдумала для украшения биографии. Она с детства выдумывала. Будучи третьим, но единственным ребёнком в семье, поскольку брат её и сестра умерли во младенчестве, Пола с рождения отличалась от сверстниц. Очень самодостаточная, она не слишком нуждалась в роскоши человеческого общения, предпочитала одиночество и вообще всё детство не слезала с дерева, так и сидела в ветвях огромного вяза, как птичка, снискав от отца ласковое прозвище, что-то вроде Задумчивая фея или Фея грёз. Мечтательница! Фантазии заменяли ей реальность, включая обед и ужин, она погружалась в свои медитативные сны настолько, что рисковала свалиться с ветвей, вот до чего доходило. И пару раз это даже с нею произошло. Может, она просто уснула в листве, но упала очень больно и с большими последствиями для здоровья. Ударившись затылком о толстые корни, торчавшие у подножия дерева, Аполония потеряла сознание, очнувшись уже в другом месте. Нашедшие её бездыханной решили, что произошло непоправимое. К счастью, девочка осталась жива. Правда, выяснилось, что полученная травма лишила её зрения. Лечили в клинике. Кажется, ей сделали операцию, вполне успешную... Была ли история падения с дерева подлинной или же её выдумала сама кинодива - вопрос сложный. Видела она до старости вполне прилично, не жаловалась.
Вторая новелла из детства, которую она рассказывала сама, была связана с исчезновением отца, очень ею любимого. Никто не знал точно, куда девался этот прекрасный человек. Вроде бы его забрали в тюрьму за убеждения, чего-то он сболтнул лишнего не там, где надо. Нервная атмосфера начала столетия выражалась в том, что граждан забирали в тюрьму за неудачно сформулированные мысли, некоторые боялись даже дышать в неположенных местах. В тюрьму сажали и не имевших злого умысла. Или папа на самом деле был тайным борцом с режимом? Политзаключённого отца отправили в Сибирь убирать снег и не выпускали, пока он не уберёт весь... Вот почему мама с дочкой были вынуждены искать способы существования, переехав в Варшаву, селиться там в каких-то трущобах с тараканами и грызть чёрствые корки, борясь за выживание. Хотя не исключено, что у таинственного обстоятельства её детства было упрощённое объяснение, а политические мотивы были всего лишь семейной легендой. Отец Полы был моложе матери на десять лет. Он просто бросил старую жену, сменив её на двух молоденьких любовниц. Исчезновение отца потрясло Аполонию. Лишь ореол мученика, который она пририсовала к его портрету, примирял её с нелицеприятной правдой.
В Варшаве, куда они переехали, правда жизни подступила к ним вплотную. Довольно скоро их маленькая семья впала в полное ничтожество. Матушка Апо-лонии прекрасно понимала, что бедность не лучшая доля для её мечтательной и явно талантливой дочери, и искала способы применить её творческие возможности, чтоб не пропали даром. Она сумела пристроить дочь в балетную школу в Варшаве. Аполония мечтала о карьере танцовщицы Императорского балета, её завораживали жизненные фуэте пани Кшесинской, всей Польше известной фаворитки русских императоров, она прельщалась внешней стороной балета, представляя себе быт танцовщицы состоящим из кружев, мехов и драгоценностей. Но и балетный труд не казался ей неблагодарным, очень скоро она выказала настоящие успехи в танцах. И она бы наверняка воспарила над сценой в непревзойдённом арабеске, поскольку от природы была одарена всем гуманитарным набором -музыкальностью, слухом, чувством ритма. Равно как и физическими данными, нужными танцовщице, - лёгкое маленькое тело, как и пани Кшесинская, она не была рослой, скорее субтильной, а в молодости ещё и достаточно бестелесной, плюс волшебная гибкость и «выворотность» суставов, как говорят на профессиональном балетном жаргоне, прекрасные данные для будущей примы. Но тут случилось непоправимое. В этом была виновата та самая бедность, в которой они с матерью пребывали после отнюдь не магического исчезновения отца. Мать стала замечать непонятного происхождения румянец на лице у своей дочери-подростка. И температура стала у неё подниматься по вечерам. Аполония заболела туберкулёзом. О танцах пришлось забыть.
Покинув балетную школу, куда с таким трудом её зачислили, Аполония погоревала над пузырёчками с лекарствами, а потом поступила в Императорскую академию драматического искусства в Варшаве. На тот момент было уже понятно, что девочка не годится в домохозяйки. Теперь сцена привлекала её с той же силой, с какой в детстве манило уединение. Кроме сугубо актёрских дисциплин она занялась дополнительно музыкой и вокалом. Артистическая натура взяла своё. В 1913 году, когда она дебютировала как драматическая актриса, ей исполнилось семнадцать. Как актриса - прекрасна, но ещё лучше - как молоденькая девушка, что было особенно заметно, как только она стирала с лица все эти театральные гримёрные ухищрения, - живая, весёлая, не умеющая и не желающая сдерживать своего нрава, она производила сильнейшее впечатление на мужчин. Уже через год выяснилось, что этот эффект лишь усиливается, если заснять игру юной актрисы на киноплёнку, - она дебютировала в польском кинематографе в картине «Раба страстей, раба порока», произвела в нём фурор. И она полностью погрузилась в искусство кино, на время забыв о сцене. Фильмы, снятые с молодой Полой в Польше, делают из неё успешную актрису кино, но настоящая известность приходит к ней, лишь когда она по приглашению Макса Рейнхарда переезжает в Германию.
Собственно, творческие отношения с Берлином у неё начинаются не с Рейнхарда, а с кинокомпании «Сатурн», которая снимает её в нескольких фильмах. Рейнхард же не мог не обратить на эту юную прелесть своего творческого внимания. Усмотрев её на экране, пригласил в театр. Её драматическое образование пришлось очень кстати. Настоящая фамилия Макса была Гольдман. И это могло бы не относиться к делу, если бы не одно «но». Эта подробность обеспечит ей внимание одного немца, продвинутого культурно, - Геббельса. Обратив внимание на красавицу Полу, он заподозрил в ней еврейку, запретив ей даже близко подходить к немецкому экрану. А виновато было её еврейское окружение - Гольдман, Любич, этого достаточно. Но это случится только через двадцать лет.
Рейнхард был знаменитым театральным режиссё-ром-новатором, он бесконечно и очень успешно экспериментировал с декорациями, со световыми эффектами, со звукорядом и всякими вертящимися платформами. Именно он выкопал в Варшаве неожиданный талант - Полу Негри, чтобы переманить её в свой новаторский театр. И она приняла его приглашение, таким образом, положив основу своей артистической судьбе. Кто бы её узнал, останься она в Польше? В Берлине она прекрасно устроилась, быстро став из никому не известной девочки фигурой светской жизни, с которой все мечтали оказаться за одним столиком. Молодость - пора неисчерпаемой светскости, когда все желают знакомиться со всеми, а дружелюбие бьёт через край, преодолевая языковые преграды. Пола не говорила по-немецки, но это ей совершенно не мешало. Макс Рейнхард познакомил её с человеком по имени Эрнст Любич, конечно, не знавшим польского. К счастью, Пола начинала свою карьеру киноактрисы во времена, когда её польский акцент никого не пугал.
Кстати, вспомнилась подробность, о которой можно сразу забыть, - ведь в 1919 году, ещё в Германии, Пола вышла замуж за аристократа - графа Евгения Дамбского, чем поначалу она была чрезвычайно довольна, постоянно находя повод отметиться графиней. Она разгуливала в мехах, писала приглашения на вечеринки, подписываясь графиней, играла аристократку, опять припомнила свою юношескую страсть - Матильду Кшесинскую, обуздавшую русский императорский дух... Но, увы, как натура экспрессивная, она быстро охладела к аристократизму, когда оказалось, что великосветский образ жизни и актёрская профессия плохо совместимы. Если муж и не требовал от неё расставания с профессией в жёсткой форме, он постоянно давал ей понять, что супруга занимается делом постыдным и неблаговидным. Представляться на публике - удел бродячих комедиантов. И вот, через совсем небольшой промежуток времени, всего что-то около пары лет, она рассталась со своим высокородным мужем, сделав это очень в своём духе. Однажды утром бедный муж обнаружил несмягую наволочку вместо растрёпанных кудрей Полы на подушке, а на столе в гостиной записку, мол, прости, любимый, ухожу, как-то всё наскучило. Муж, чувствовавший, куда идёт дело, даже не удивился. Правда, его немного занимал вопрос, куда же она ушла, к кому? После одинокого детства у Полы был нескончаемый список близких друзей, каждый из которых годился в любовники.
Любич, встретившийся Поле в компании Рейнхарда, был последним, на кого можно было подумать. Вот уж на кого променяла? Поначалу он совершенно не произвёл на Полу впечатления. На его фоне Пола выглядела как рубиновая диадема на сукне. На самом деле это не был ни ловелас, ни герой-любовник, он начинал свою актёрскую карьеру в Берлине, но совершенно не преуспел ни в каком амплуа. Как актёр он был полный ноль. Любич был человеком весьма посредственных внешних данных. «Кушать подано» - лучшее, что ему могли поручить на сцене. Обладая внешностью приказчика, у Рейнхарда он чаще просто тусовался, ради дружбы и общения. Ещё его папа говорил, что актёрская профессия не для таких шлемазлов, как Эрни, даже ещё хуже, он и в лавке толком помогать не мог, поскольку вечно все ронял, рассыпал и расплескивал. Он не обладал ни красотой, ни ловкостью, необходимыми в актёрской профессии, а совался в актёры вопреки здравому смыслу. Но он упорно лез в творчество. Как позже выяснилось, совершенно не напрасно. Именно Любич обернулся лучшим голливудским режиссёром всех времён и народов, мэтром. То, что он снимал, потом вошло в учебники мастерства. Приёмы, найденные Любичем, используются до сих пор. Просто он был для кинематографа миной замедленного действия.
Королева в восхищении
Как монархов определяют по свите, так можно узнать общественно значимых красавцев и красавиц. Пола Негри была из тех женщин, за которыми волочится человеческий шлейф. В каком бы обществе ни появилась такая женщина, непременно вскоре обрастает целой толпой друзей и подружек, неотступно следующих за ней, глядящих ей в рот. Ни в ресторан, ни в театр она никогда не являлась одна, но окружённая поклонниками, готовыми услужить, подать манто, налить бокал и тому подобное. Любич присоединился к свите приближённых восходящей звезды, незаметным образом вскоре просочившись «к телу» самой звезды. И если раньше она по утрам выходила из дому обязательно с подружкой, остававшейся у неё ночевать, то как-то однажды оказалось, что эта подружка - Эрни Любич. Говорят, он был очень тактичный, тонкий, воспитанный, необычайно вкрадчивый товарищ.
Их отношения можно измерять совместно созданными картинами. Любич-то в Берлине не остался, его место было - Голливуд. И хотя изначально в Голливуде Эрнст Любич зарекомендовал себя как комедийный режиссёр, подружившись с Полой Негри, он не смог удержаться от искушения наснимать трагического. Всё-таки амплуа Полы было «вамп». Её потом часто определяли как «вамп страдающая», то есть такая, которой начинаешь нехотя сочувствовать. Стерва, конечно, высшей гильдии, но искупившая свою стервозность жизненными испытаниями. Пола была настолько рельефна в своём амплуа, что не имело смысла тянуть из неё комедию, тогда как готовый материал звучал как драма, Любич это понял. И он снял её в фильмах, в которых талант Полы заблистал всеми гранями и заиграл всеми красками. Главное в ней было - притягательность. Она отлично подходила на роли всяких великолепных Анжелик - предприимчивых красавиц, успешных в любых начинаниях. Сексуальность из неё лезла танком. Вот это было подлинное. Секси - не то, что надо любыми силами продемонстрировать, а то, что невозможно скрыть, никак не спрячешь, хоть в рогожу её заверни. В драме на историческом материале «Мадам Дюбарри», повествующей о судьбе любовницы одного из французских королей, Пола Негри смотрелась, может, даже лучше самой Дюбарри, во всяком случае моложе. Любич, кстати, считал, что его девушка как никакая другая подходит именно на эту роль, поскольку имеет сходные подробности биографии. Девушка из социальных глубин поднимается на самые блистательные высоты социальной лестницы, и вот вам Пола - королева экрана. В итоге картина получилась столь же блестящей, сколь и страшной, когда в финале неистовствующая толпа волочёт бедную мадам на эшафот, а потом и доводит дело до конца, обезглавив красавицу, чтоб не была больше такой красавицей. Зритель рыдал, принимая финальные кадры за документальные. Потом в прокате местами даже вырезали финал, дабы не травмировать публику излишне жестокими сценами. Трогательная наивность! Лучше бы они вырезали эпизоды, с головой выдающие в Любиче сына лавочника. Например, рассказ о бедном башмачнике, заключённом в Бастилию - исправительное учреждение для аристократов. Любича частенько, и поделом, упрекали в исторических профанациях.
Молодо-ветрено
В прежние времена люди были не в пример толще теперешних. К сорока годам на них нарастало вполне себе человеческое мясо - никто не старался притвориться семнадцатилетним до старости. Да и сам образ красоты вовсе не связывался с такой уж отчаянной моложавостью. Пола своевременно превратилась на экране из девушки в женщину. К 1923 году, когда они вместе с Любичем переезжают в Голливуд, это уже вполне зрелая женщина и актриса. Настоящее всемирное признание она получает не как юная дева с тинейджерским очарованием, а как женщина сокрушительной красоты и привлекательности. Согласно подписанному Полой контракту со студией «Парамаунт», она должна была сняться в двух десятках фильмов, не принимая никаких более предложений. И она сдержала эти обязательства, принеся «Парамаунту» небывалые сборы.
Сто лет назад личная жизнь голливудских звёзд занимала обывателя не меньше, чем сейчас. И она попадала в газеты не реже - любопытно же, кто с кем, куда и в чём? Пола Негри оказалась неисчерпаемым источником вдохновения для сплетников и подражательниц. Уж она умела хорошо подать себя и свою личную жизнь, не делая из неё тайны. Для начала Пола дала понять, что она не гак уж моногамна. Любич у неё горел синим пламенем ещё в первой серии. А куда денешь темперамент? Чтобы не сомневаться в своей женской привлекательности, ей нужно было в ней ежедневно утверждаться. Это была очень живая женщина, чей темперамент выражался искренне и по-детски - перещупать всё понравившееся, надкусить по кусочку от каждого приглянувшегося пирожного, цапнуть каждый пряник, каждый кекс, -это тоже стиль. Вот почему в её любовниках отметились и Чарли Чаплин, и Рудольф Валентино, и даже Адольф Гитлер, по поводу отношений с которым она потом судилась с одним французским изданием, слишком прямолинейно записавшим её к нему в любовницы. Но это немного позже, вновь в Германии, в которую она попробует вернуться после двенадцатилетнего периода жизни в США. За эти же годы ей предстояло завязать и разорвать отношения с тысячей голливудских ловеласов, среди которых Чаплин был не последней величиной. Говорят, впрочем, что это она сама его домогалась, выдавая желаемое за действительное, что это именно она и запустила слух о своей помолвке с великим комиком. А он якобы только морщился, глядя на её ярко-алые ногти (и на руках, и на ногах), которые она однажды продемонстрировала миру вопреки общепринятой тогда моде, диктующей даме нежно-палевые тона. Да и кто красит ноги? Папуасы? Она вообще была законодательницей мод, эта Пола. Могла навертеть на голову драпировку из парчи, формируя чалму, прогуляться так по улицам в декольте, и через неделю половина модниц проделывали то же самое. Говорят, так Пола ввела моду на тюрбаны, которой многие следовали, но удачно - почти никто, потому что - уметь надо. В большинстве случаев тюрбан, из чего бы ни навертелся, выглядит как купальное полотенце. Пола - другое дело. Кажется, она первой придумала, что кроме самой артистической карьеры можно добиться известности при помощи обычного скандала. И если у других-прочих скандал смотрелся как позор, пятно на репутации, у Полы получалась пиар-акция. Скандализировать публику проще, чем кажется. Любая выходка Полы - готовый пиар, после которого от тебя начинают ждать повторения. Любовные похождения, даже выдуманные, -прекрасный ход. Бокал вина, будто случайно опрокинутый на платье соперницы, - замечательная находка. Одежда - тоже хорошо. Если не с кем повздорить, можно повыпендриваться нарядами. Это она вырезала маникюрными ножницами тулью мужской шляпы, изобретая элегантную шляпочку, с которой долго не расставалась, пока не обнаружила, что её детище поставила на поток шляпная мастерская. Именно Пола начала носить в сумочке маленькую собачку, не отличимую от меховой муфты, и рядом меховой кошелёк той же масти. Пола была женщиной искромётных юмористических выходок, которые не все понимали. Запустив слух о скорой свадьбе с Чаплином, она перекинулась на самого знатного латинского любовника поколения Рудольфа Валентино. И вот тут получилось всё немного не смешно. Рано или поздно любой женщине становится не смешно. Поле - стало.
Пожить не успел
Рудольф Валентино был прекрасен, как истинный латинский любовник, но коварен, как пожар в джунглях. Охватывал внезапно. Он был так красив, что после него красавцам и рождаться не стоило, он уже всё за всех сказал и сделал. Увидев его вблизи, простая женщина стояла как зарубленная. Поклонницы вели себя некультурно, готовые на всё ради одного только его взгляда. Он и сам был очень не прочь, правда, надолго его никогда не хватало, и он переходил из рук в руки, как переходящий жезл, всем его хотелось, а достался он Поле Негри, экспрессивной дикарке и «папуаске», с её эротическими выходками в общественных местах.
Они были почти ровесниками. Валентино родился 6 мая 1895 года в итальянском городке Кастелланета. Его папа был канатоходцем в цирке, остепенившимся после женитьбы на его маме. Их красавец-сын в итоге учился в сельскохозяйственной академии, чтобы впоследствии уехать в Париж учиться танцам. Эмиграцию в США молодой человек предпринял только после того, как у него кончились деньги, оставленные папой в наследство, на которые он мог безмятежно повесничать. Правда, он был слишком хорош, чтобы работать. Он приехал в Америку в том же году, когда у Полы состоялся её театральный дебют. Рудольф перемерил на себя всевозможные профессии - торговец газетами, посудомойщик, садовник, уборщик улиц, продавец, альфонс, пока не примкнул к разъездной театральной группе в качестве танцора танго. Первой ролью в кино он был обязан своему стройному от вечных танцев и недоедания телу. В кино он завис надолго, поначалу в качестве вечного статиста в кинокомпании «Юнивёрсал». В тот же год, что Пола Негри сделалась графиней, Руди женился на аристократке кино Джин Эккер и с точностью почти дословной развёлся с нею через пару лет, как и Пола со своим графом. Такие вот кармические близнецы, но Пола раньше на год прославилась. Главная роль в фильме «Четыре всадника Апокалипсиса», сыгранная Рудольфом в 1921 году, выявила его драматический талант и тотальный эротизм. Рудольф Валентино - суперстар, стало понятно по сборам от проката фильма, превысившим самые смелые прогнозы. И понеслось. «Шейх», снятый ещё до конца года, окончательно возвёл его на пьедестал. И дальше: «Молодой раджа», «Сын шейха»... Валентино исключительно смотрелся с подведёнными глазами и в чалме. С тех пор его иначе и не называли, кроме как шейхом, латинским любовником и роковым красавцем. Жизнь красавца с тех пор приобрела очертания пожара, поскольку он просто не успевал за её же текущими событиями. Снимаясь одновременно в десятке картин, он не находил времени прочитывать сценарии, впрочем, это было совершенно без надобности, поскольку играл он всё время одно и то же лицо, с небольшими изменениями в причёске. Поклонницы узнавали его даже в мавританском гриме и тут же падали в обморок, встретив на улице, впрочем, конечно, не его самого, а двойника, который уводил слежку поклонниц от дома звезды перед его выходом к автомобилю. Вообще, это был ужас. Валентино случалось проникать в кинотеатр, где проходила премьера с его участием, по крыше и покидать его точно так же, иначе его разорвали бы в клочья поклонницы. Как ему было выбрать себе девушку из этого шквала обожания?
В «Даме с камелиями» он упал в объятия к Алле Назимовой - тогдашней стареющей звезде. Одновременно у него начался роман с декоратором и подругой звезды Наташей Рамбовой, миллионершей, занимавшейся кино из любви к искусству, и бедный красавчик рвался на части, не умея выбрать лучшее из прекрасного. Победила молодость (и богатство), Валентино сочетался с Рамбовой законным браком. Но тут в дело вмешалась его первая жена, заявившая на актёра свои не менее законные права, - оказалось, что его первый брак был не расторгнут. Рамбова, конечно, очень расстроилась, узнав правду, а бедный секс-символ не знал, куда деваться от внимания всех этих дам, разозлённых его поведением.
Вот почему он остановил свой выбор на Поле Негри - женщине совершенно не восторженной, даже циничной, и прекрасно знающей себе цену. Поклонницы ахнули - две звезды, понятно, две светлых повести. Стало ясно, что бедняге не вырваться из паутины опытной вамп, которая вне конкуренции. Объявили помолвку. Ради этого сперва было объявлено о разрыве отношений с Чаплином. Валентино и Негри раскатывали по бульварам в открытом авто, одаривая зевак воздушными поцелуями. Но они не успели пожениться, потому что тем же летом у бедного любовника внезапно заболел живот. На нервной почве у несчастного открылась язва, диагностированная ошибочно врачами как аппендицит. В итоге на операционный стол Валентино лёг ради аппендиктомии, а покинул больницу только мёртвым. Это случилось в августе 1926 года. Такой молодой - сокрушались газеты. «Шейх умер!» - так озаглавливали статьи о нём.
Похороны Рудольфа Валентино напоминали затянувшуюся вечеринку в стиле «Бал вампиров». Он и умер в Нью-Йорке, а упокоиться намеревался в Лос-Анджелесе. Для этой цели гроб с его останками, кстати, какой-то невероятный гроб, произведение искусства, весь серебряный (или посеребрённый), везли через всю страну, в каждом городе останавливаясь, чтобы дать поклонницам возможность припасть к праху кумира. В Нью-Йорке, говорят, опасаясь массовых беспорядков, на прощание прибыли отряды конной полиции, чтобы в случае чего защитить тело от любительниц овеществлённой вечной памяти. Но домохозяйки плескали под копыта лошадей мыльный раствор, чтобы животные падали, а гроб с телом можно было пощупать или обнять. По слухам, которые потом курсировали по стране, гроб вообще не был настоящим, и даже их было два, и они ехали к месту захоронения разными маршрутами, в каждом городе останавливаясь, чтобы не создавать ажиотажа. Пола Негри, как положено, вся в чёрных крепах, упала в обморок у гроба жениха, перед тем осыпав его цветами и поцелуями так, что удивилась его предыдущая жена, которая (бывают же странные фантазии у дам!) почему-то явилась на церемонию вся в белом. Заметив друг друга, женщины надолго застыли в торжественном оцепенении, как позитив с негативом. Злые люди потом рассказывали, что Пола падала в обморок в каждом городе, куда заезжал гроб с покойным кумиром. И вроде бы даже она проделывала это перед фотографами по нескольку раз, чтобы добиться удачного ракурса при падении. Но, кажется, это уже совершенная чепуха. О красивой женщине непременно злословят. Сама же Пола всю оставшуюся жизнь твердила, что Рудольф Валентино - единственная любовь всей её жизни. И так могла сказать не она одна. Для начала несколько домохозяек покончили с собой, узнав о смерти Валентино, вот до чего может довести женщину синематограф. Оставшиеся в живых осаждали могилу «шейха» и вешались уже на месте регулярно, как по расписанию. Городские власти даже ставили на кладбище полицейский патруль, снятый только через десять лет после финала этой безвременно оконченной жизни. И только когда в 1956 году в день рождения Валентино его могила осталась без женской ласки, газеты констатировали: «Впервые за истекшие тридцать лет ни одна женщина не пришла на могилу Рудольфа Валентино». Вот это и был настоящий «The end».
Пола же Негри и не думала убиваться на могиле, не такая она была самоотверженная женщина. Несмотря на глубокое горе невесты, сопровождавшееся обмороками, через год, чтоб добро не пропадало, она вышла замуж за светского ловеласа Сержа Мдивани, любителя жениться на всём хорошем, - грузинского князя, больше афериста, чем аристократа. И развелась с ним, разочаровавшись в браке. Потом она снималась в кино, выкладываясь на полную катушку на съёмочной площадке, вращала глазами, заламывала руки и падала в обмороки, и даже сумела влюбить в себя Адольфа Гитлера, и даже прослыть его любовницей. Картину с её участием «Мазурка» - что-то про материнскую преданность - этот сентиментальный крокодил пересматривал не реже трёх раз в неделю (один раз открыто и дважды втайне), а потом даже препирался со своим Геббельсом за право Полы сниматься в немецком кино. Именно поэтому ей и приписали альковные отношения с ним. И вроде бы она могла остаться в Германии - дело было в самом конце 30-х годов. Но ей исключительно не понравилась политическая ситуация в Европе вообще. Она была умная женщина, и она вернулась в Америку, чтобы не возвращаться уже никогда. Увы. Голливуд, снаряжавшийся под звуковое кино, в качестве суперстар назад её не принял. А на подпевках Пола прозябать не захотела. Польский акцент, явственно слышимый в любой её фразе, подвёл актрису. Кроме того, ей было уже около сорока, а за кулисами кинематографа стояла Грета Гарбо.
Остаток жизни Пола провела в союзе с одной творческой дамой, поселившись у той в доме на правах лучшей подруги. Но это было уже совершенно не о любви, а так, о тенях на экране.
(c) Ольга Филатова