C момента обнаруженная вирус Эбола преследует слава идеального убийцы. Он действует почти наверняка - погибают девять из десяти инфицированных. В Африке, где он появился на свет, местные жители считают его наказанием за грехи; по всему миру поклонники теорий заговора записывают его в биологическое оружие. Из миллионов существующих и лишь нескольких тысяч описанных вирусов Эбола зарекомендовал себя наиболее безжалостным истребителем рода человеческого. В этом году мы можем наблюдать убийцу во всей его мощи - нынешняя вспышка в западной Африке самая массовая и продолжительная за всю историю наблюдений. Нет смысла писать, сколько жизней она уже унесла, ведь каждый день список жертв паразита пополняется.
Отправляясь в Либерию летом 2013 года, доктор Кент Брентли не рассчитывал столкнуться там с Эбола. Вирусология не была его специализацией. Окончив Медицинскую академию Индианаполиса с дипломом педиатра, он решил продолжить обучение, поступив в 2005 году в интернатуру Христианского университета Абилина в Техасе. Там, на кафедре «Души и тела» медицинского факультета, он стремился приобрести навыки не просто врача, но миссионера. Ведь именно им с юных лет Кент мечтал быть.
Выпускник христианской школы Индианаполиса, только получив аттестат, Брентли отправился волонтером в Уганду. Чуть позже его рыжую голову, возвышавшуюся над толпой детей, можно было заметить на улицах глухих деревень Танзании.
Вернувшись в Штаты и поступив в медицинскую академию, он, свободно владевший испанским, дважды отправлялся с миссионерами в Гондурас и Никарагуа. В перерывах между поездками он в качестве волонтера работал в академической клинике для обездоленных. Перед отправкой в Либерию последним пунктом в его гуманистической одиссее значилось участие в ликвидации последствий землетрясения 2012 года на Гаити.
В общенациональное «Почетное Золотое Общество Гуманизма» США, куда допускают только тех студентов-медиков, которые доказали свой альтруизм на деле, Кента приняли по окончании медакадемии. Те, кто знал Брентли, ни капли не удивились. Его подруга по колледжу Тайлер Хэмнесс, когда ее теперь спрашивают о Брентли, говорит: «У Кента заботливая душа. Он просто печется обо всех людях на земле». Сам же Брентли объясняет свои поступки словами из проповеди: «Следуя пути Господню, можешь обнаружить себя в неожиданных местах».
В среду 23 июля 2014 года тридцатитрехлетний доктор Кент Брентли проснулся еще затемно, как он делал каждый день последние три с половиной месяца. Еще не встав с кровати, он почувствовал, что в спальне его домика на территории госпиталя в Монровии слишком жарко для столь раннего часа. Брентли потребовалось несколько мгновений, чтобы понять - жар был внутри него самого. Возможно, в тот момент в его голове пронеслось: «нет лекарства и нет вакцины». И, возможно, он возблагодарил Бога за то, что несколько дней назад его жена Эмбер Вхместе с сыном и дочерью были эвакуированы в Штаты, где брат Кента Чэд встретил их в аэропорту Далласа и отвез к себе в Сан-Анджело.
Брентли позвонил дежурному врачу. Решив не подвергать окружающих опасности, он изолировал себя. Еще до рассвета доктор принял у себя медсестер в защитных костюмах, чтобы те взяли его кровь на анализ. Когда они ушли в лабораторию, Кент остался наедине с собой.
В конце марта, когда из Гвинеи пришло подтверждение того, что свирепствующая в лесных районах болезнь - это Эбола, персонал госпиталя еще надеялся на локальность вспышки.
Когда были зарегистрированы первые случаи заражения в Сьерра-Леоне, а затем и в Либерии, надежда стала угасать. Вскоре в госпиталь начали поступать больные. С каждым днем их становилось все больше. Все больше и больше из них погибало. Истощенные, с глазами, налитыми кровью, в последние часы они уже не молили о помощи и никого не звали. Неделями Брентли держал их за руку в их последние минуты. Госпиталь, в который он приехал делать прививки от малярии и полиомиелита, уже к июню превратился в хоспис, постояльцем которого теперь мог стать сам Брентли.
Конечно, температура могла подняться от чего угодно. Это могла быть малярия или даже обычная простуда. Почему нет? Ведь это Западная Африка. Ты просыпаешься с головной болью и температурой, и Эбола далеко не первое, что приходит в голову. Да, вирус уже убил около сотни врачей и медсестер. Некоторые госпитали опустели не потому, что нет больных, но потому, что некому их лечить. Но он, Брентли, будучи в изоляторе, никогда не снимал защитных средств, он никогда не колол себя иглой. Он принимал все меры предосторожности, которые только были возможны.
Через несколько часов его температура резко подскочила до 39, а к горлу подступил ком. И все же это могло быть что угодно.
В субботу, 26 июля, в столице Нигерии Лагосе скончался Патрик Сойер, сорокалетний сотрудник министерства финансов Либерии. Его тест, так же как и тест Брентли, в тот день дал положительный результат на Эбола. Кент стал 1094-м подтвержденным случаем заражения с начала вспышки. Либериец пополнил другую графу: 661-е место в списке погибших.
Еще в марте тревогу забили врачи госпиталя Гекеду - столицы односменной префектуры в южной, лесной части Гвииеи. Там с разницей в несколько дней в начале месяца от невиданной в этих местах болезни скончались четверо пациентов. Симптомами во всех эпизодах были головная боль, жар, рвота, внутренние и внешние кровотечения, диарея. Больные умирали от обезвоживания и шока. Главный врач госпиталя Калисса Н'Фансоман, подозревая страшнейшую вирусную лихорадку Ласса, но не имея оборудования для установки точного диагноза, 10 марта направил в министерство здравоохранения республики запрос о помощи в диагностике.
Комиссия из столицы прибыла 14 марта, но еще за два дня до этого врачи ассоциации «Врачи без границ» отрапортовали о вспышке схожей болезни в отдаленных деревнях. В это же время известия о новых больных стали поступать из префектур Масента и Кисидугу. В местных госпиталях уже в начале февраля были отмечены первые летальные исходы. В том числе среди медицинского персонала.
Не дожидаясь результатов расследования правительственной комиссии, «Врачи без границ» передали европейскому офису организации сигнал о помощи. Команда из Брюсселя под руководством доктора Стефана Гюнтера из гамбургского Института тропической медицины прибыла в лесную Гвинею 18 марта. В тот же день в госпитале Гекеду, агонизируя, скончались еще три пациента. Занявших их койки новых пациентов вскоре ждала та же участь. Придя в один из дней в двадцатых числах марта на работе главврач Н'Фансоман обнаружил, что большая часть младшего медицинского персонала отсутствует. Сотрудники были напуганы. Врачу пришлось полдня навещать их дома и уговаривать вернуться в госпиталь.
Несмотря на то что определить вирус удалось одновременно Гамбургу и Лиону, честь объявить имя убийцы выпала лионскому Институту Пастера. В конце марта французские ученые выпустили сообщение: в лесной Гвинее началась вспышка лихорадки Эбола. Возбудитель - самый безжалостный из всех видов этого вируса - Эбола-Заир. Летальность - до девяноста процентов. Для заражения достаточно просто прикоснуться к больному.
Как ни боялся Н'Фансоман лихорадки Ласса, лучше бы это была она с ее казавшейся теперь пустяковой сорокапроцентной летальностью.
Узнав, с кем имеют дело, врачи международной комиссии оказались на своеобразной линии горизонта событий - им предстояло заглянуть в будущее и понять прошлое. Для проведения расследования вспышки они приняли решение разделиться. Одна группа отправилась в прошлое - отслеживать цепочку передачи вируса до нулевого пациента. Второй же группе предстояло экстренно изолировать всех, кто имел контакты с зараженными в боксах Гекеду, Масенты и Кисидугу, чтобы спасти будущее.
Команда путешественников в прошлое начала свое расследование в госпитале Масенты, где 24 февраля от лихорадки скончался врач. Так как установить, от чего именно он умер, было уже невозможно, усопший доктор получил обозначение S - suspected, «подозреваемый». В том же госпитале в Масенте в течение двух недель после смерти врача погибли еще пятеро членов его семьи. Все они присутствовали на его похоронах в Кисидугу и по местным ритуалам омывали и целовали тело усопшего перед погребением. Группа ученых снова разделилась: одна ее часть отправилась в Кисидугу, другая - в Нзерекоре. В первом госпитале в числе пяти жертв лихорадки обнаружились двое братьев S, также провожавших его в загробный мир. Последнего члена семьи S, его двоюродную сестру, нужно было искать в Нзерекоре. Врачи посетили ее могилу.
Для дальнейшего расследования стало необходимо систематизировать полученные данные. Цепочка пока была неполной, ведь вирус, очевидно, пришел из Гекеду. Запросив журналы госпиталей трех префектур и сложив накопленные всей командой сведения, ученые нашли недостающее звено. Скончавшаяся в Нзерекоре была не только двоюродной сестрой S, но и подругой умершей в Масенте медсестры, переведенной туда из Гекеду, где S был ее лечащим врачом.
Дальше медикам пришлось действовать маленькими группами, а иногда в одиночку - география вспышки разрасталась, поступало все больше сообщений о новых зараженных. Все глубже и глубже в джунгли уходили сами исследователи. Там, в окруженной лесом деревне Мплиаиду, жители которой промышляют культивированием папайи, манго и охотой на диких зверей, следователи нашли своего нулевого пациента. У задней стены сложенного из шлакоблоков и крытого тростником одноэтажного дома 6 декабря 2013 года, не установив на могиле надгробного камня или хотя бы креста, деревенские жители похоронили двухлетнего мальчика, умершего от тяжелой болезни, сопровождавшейся рвотой, жаром и кровотечениями. Такой же смертью вскоре умерла его трехлетняя сестра, их мать, бабушка, сестра бабушки, сын сестры бабушки, ее муж и многие присутствовавшие на их похоронах, как и члены их семей, медицинские работники, ухаживавшие за ними в госпиталях, и их братья и сестры.
К концу расследования в первых числах апреля S и его двоюродная сестра в отчете международной комиссии были представлены как S15 и C12 - то есть confirmed, «подтвержденный случай». На 19 апреля, когда был опубликован их отчет, министерство здравоохранения Гвинен сообщило, что с января Эбола унес жизни шестидесяти одного человека. Мальчик из Милианду, как и остальные, умершие в декабре, в том отчете учтены не были.
Эпидемия тем временем на мотоциклах и забитых пассажирами минивэнах перешла границу и перекинулась на соседние с Гвинеей Сьерра-Леоне и Либерию.
Во вторник, 12 августа, из Гвинеи, куда они были направлены по заданию Министерства здравоохранения и Роспотребнадзора, в Москву вернулись вирусолог Михаил Щелканов и эпидемиолог Виктор Малеев. 14 августа ровно в 13:00 они вошли в пресс-центр ИТАР-ТАСС, чтобы рассказать о своей поездке и успокоить всех неравнодушных к африканскому кризису россиян.
- Нам очень приятно, что есть интерес к нашей деятельности со стороны прессы, - начал Малеев. - Не всегда уделяется достаточное внимание опасным заболеваниям, которые имеют место в мире.
В мире, однако, вспышке Эбола еще с апреля уделяли достаточно внимания. «Врачи без границ», ВОЗ и министерства европейских стран направляли в Западную Африку гуманитарную помощь. Первые полосы газет и журналов выходили со страшным словом Ebola на первых полосах. Во многом это было обусловлено тем, что в Африке наравне с местными с вирусом сражались и погибали именно европейские специалисты. США, чьи граждане также были задействованы в подавлении вспышки, следили в прямом эфире за самочувствием доктора Кента Брентли. В церквях страны проходили службы Pray for Kent.
В России федеральные телеканалы заинтересовались Эбола только в конце июля. Сначала перелет инфицированного Патрика Сойера из Либерии в Нигерию, а потом и смерть испанского священника в Мадриде, куда он был доставлен из Монровии, всколыхнули воображение обывателей - идеальный курьер вируса, авиалинии, вступили в дело, и па горизонте замаячил фантом европейской эпидемии лихорадки, на счету которой 14 августа было уже 1145 жизней.
Михаил Щелканов, невысокий бородатый мужчина сорока пяти лет, взял слово после того, как Малеев закончил свое короткое выступление в ИТАР-ТАСС.
Вирусолог Щелканов, поправив очки и прочистив горло, пользуясь случаем, решил начать с краткого ликбеза. Щелканов попросил заметить, что правильно вирус произносится не Эбола и не Эбола или Эболя, как говорят французы, но Эбола. «Только Эбола и никак иначе».
После этого Щелканов рассказал журналистам о роде эболавнрусов. Отчего-то чуть краснея, он пояснил, что в Западной Африке циркулирует именно эболави-рус Заир, при этом он на три процента отличается от классического штамма. Поняв, что теряет внимание прессы, он добавил, что такой подробный анализ необходим для понимания того, с каким именно штаммом мы боремся. Если знаешь, что за штамм, то и выяснить, как его победить, будет легче. То есть создать вакцину. В случае с эболавирусом Заир, от которого «нет вакцины и нет лекарства», три процента разницы могут сыграть колоссальную роль. Щелканов вскользь упомянул о российских разработках и наконец ответил на главный вопрос: существует ли угроза ввоза вируса на территорию России?
- Считается, что в дикой природе крыланы - носители эболавируса Заир. Они его только переносят, но не болеют. Наш институт (НИИ вирусологии им. Ивановского) - основоположник учения о природной очаговости, и весь наш опыт говорит о том, что невозможно формирование природно-очагового эболавируса Заир на территории России. Нет к этому не только практических, но даже теоретических предпосылок. Даже если предположить, что вирус будет занесен инфицированным человеком в инкубационный период и он заболеет на территории Российской Федерации, уверяю вас, при той системе медицинского обслуживания и санитарно-эпидемиологическом контроле, которые есть в стране, эти случаи будут купированы в кратчайшие сроки. Я даже слово «угроза» в этом контексте не применял бы.
Михаил Щелканов также попросил не путать крыланов и летучих мышей. Род хироптера, сказал он, подразделяется на два подрода - это микрохироптеры, собственно летучие мыши, и макрохироптеры, крыланы, то есть летучие мыши большие.
У Эбола, не передающегося воздушно-капельным путем, в России шанс есть только в лабораторных условиях.
Два инцидента за двадцать лет работы. Оба, по странному совпадению, - с эболавирусом Заир. Имея репутацию опытнейшего сотрудника лаборатории особо опасных инфекций центра вирусологии и биотехнологии «Вектор», что в Кольцово под Новосибирском, лаборант Антонина Преснякова все же бывала неосторожна.
Первый раз, работая с возбудителем в инфекционном виварии - комнате высшей степени биозащиты, в которой всегда поддерживается отрицательное давление, чтобы в случае аварии не выпустить заразу наружу, - она распорола свой защитный скафандр «Антибелок-5». Не сказать, что угроза заражения была стопроцентной, но, следуя протоколу, режимная комиссия отправила Антонину в изолятор для наблюдения.
Второй раз, в 1999 году, ровно через пять лет, комиссия собралась, чтобы обсудить случай куда серьезнее. Сразу после забора перитонеальной жидкости у инфицированной морской свинки рука Пресняковой дрогнула, и из тканей животного игла вошла Антонине в кисть. Снова изолятор, и снова болезнь себя не обнаружила.
5 мая 2004 года Антонина Преснякова, согласно наряду, не должна была даже прикасаться к шприцам.
В тот день она, как это водится в лабораториях, имеющих дело с особо опасными возбудителями, работала в виварии с другим лаборантом. Менее опытная напарница несколько раз пыталась, но так и нс смогла взять кровь у инфицированной свинки. Она попросила помощи у Пресняковой, и та охотно согласилась. Попробовав лишь раз, Антонина сразу поняла, что причина неудачи напарницы - затромбированная игла шприца. Преснякова скинула испорченный инструмент в лоток с хлорамином - дезинфицирующей жидкостью - и, воспользовавшись другим шприцем, легко нащупала сердце животного, из которого успешно взяла кровь. Забранные образцы она сдала второй лаборантке, которая, не дожидаясь пока коллега закончит уборку, унесла ее на исследование. Антонина поместила животное в клетку. Продезинфицировала лабораторный стол и заметила, что не закрыла колпачком иглу первого шприца. Она выловила его из раствора, в котором инструмент пролежал около семи минут, и, решив не пачкать уже очищенный пинцет, взяла колпачок пальцами.
Комиссия собралась в третий раз. Руководитель лаборатории Александр Чепурнов, хотя и не смел недооценивать опасность, принимая решение отправить Преснякову в карантин, чувствовал себя спокойней, нежели пять лет назад. Все-таки хлоромин должен был обезвредить вирус к моменту укола.
Как и в прошлые разы, Чепурнов лично ввел Антонине шесть миллиграммов иммуноглобулина - препарата на основе антител, полученных в Загорском военном вирусологическом центре путем иммунизации лошадей. До недавнего времени в Кольцово еще хранился запас «домашнего», векторовского иммуноглобулина, полученного из кровяной сыворотки коз. Но к тому моменту он уже состарился и был непригоден.
Несмотря на то, что чужеродный белок лошади мог вызвать у человека тяжелую реакцию, другого шанса для Пресняковой - если она получила инфекцию - не было. Эбола обезоруживает иммунитет, он обманывает его, заставляя расходовать весь потенциал на «дымовую завесу» белков оболочки вируса. Под прикрытием боя иммунитета с тенью самого себя Эбола прокрадывается в ядро клетки, встраивается в ее геном и заставляет копировать себя до тех пор, пока клетка не приходит в негодность.
Каждый день, что Преснякова находилась в изоляторе, Чепурнов звонил справляться, не поднялась ли у нее температура. Утром седьмого дня из карантина сообщили: 37,2. На седьмой день, традиционно для лихорадки, приходили первые симптомы. Следующим характерным признаком стал бы резкий скачок температуры и ощущение, будто «еж в горле застрял». В 15:00 Чепурнов позвонил еще раз. Температура? 39. Горло? Легкое першение.
В пять часов утра 19 мая, ровно через четырнадцать дней после заражения, мать двоих детей, Антонина Преснякова, несмотря на усилия лучших врачей «Кольцовки», умерла. Она была похоронена в запаянном цинковом гробу на кладбище в Кольцово.
Когда у доктора Кента Брентли еще оставались силы, он написал письмо коллеге Дэвиду Макрэю. «Я продолжаю ревностно молить Бога о том, чтобы он помог мне пережить эту болезнь. Пожалуйста, продолжай молиться вместе со мной и моей подругой Нэнси, которая так же сильно больна, за врачей, которые ухаживают за нами. Мира тебе. Кент».
Накануне, 29 июля, он отказался принять экспериментальный иммуноглобулин ZMapp, разработанный фирмой из Сан-Диего. Узнав о том, что есть только одна доза препарата, Брентли велел передать ее Нэнси Райтбол, пятидесятидевятилетней медсестре, которой диагноз поставили за день до этого. Брентли аргументировал свое решение тем, что он моложе и сильнее, а значит, помощь в первую очередь нужна Нэнси. Его состояние на тот момент врачи оценивали как критическое, но стабильное.
Сразу после введения препарата Райтбол почувствовала себя лучше. Уже в бессознательном состоянии Брентли получил и свою дозу лекарства.
1 августа оборудованный биозащитой джет доставил обоих в госпиталь Эмори в Атланте. Брентли в белом защитном костюме вошел в изолированное приемное отделение на своих двоих.
Спустя три недели, 21 августа, доктор Кент Брентли, заметно исхудавший и с легкой синевой под глазами, стоя перед камерами в госпитале Эмори, сообщил всему миру: «Я не могу в достаточной мере возблагодарить вас за ваши молитвы и поддержку. Но я могу сказать, что я служу Богу, заслуживающему веры в него и отвечающему на молитвы. Через врачей в Либерии, экспериментальное лекарство и команду госпиталя Эмори -Бог спас меня».
В ночь, когда Брентли отказался принять первую дозу ZMapp, в небольшом поселке Кайлахун в Сьерра-Леоне скончался от лихорадки Эбола доктор Шейх Умар Хан, главный эпидемиолог страны. Местная пресса называла его «наконечником стрелы, разящей болезнь». Изначально препарат, введенный в Либерии доктору Брентли и медсестре Райтбол, предназначался именно ему. В последний момент комиссия из ВОЗ и «Врачей без границ» решила не применять не прошедшее испытаний на людях лекарство, сочтя такой поступок неэтичным.
Дозы, которые получили Кент и Нэнси, были последними. Препарату еще предстоят испытания, заявляют в компании-производителе.
(с) Максим Мартемьянов