«Мальчики кровавые в глазах...» Это видение преследовало Бориса Годунова как расплата за убийство царевича Димитрия. Талант Пушкина убедил всех в виновности правителя-временщика. Однако все было совершенно иначе.
В субботний полдень 15 мая 1591 года восьмилетний царевич Димитрий с матерью Марией Нагой, отстояв литургию в храме, вернулся во дворец. Мать позвала сына обедать, но мальчик отказался, попросив разрешения погулять во дворе. Димитрий остался на попечении мамки Василисы Волоховой, кормилицы Ирины Тучковой-Ждановой и постельницы Марии Самойловой. Вместе с четырьмя сверстниками — дворянскими детьми — царевич забавлялся игрой в «тычку», кидая ножик в начерченный на земле круг. Тем временем царица села обедать.
Буквально через несколько минут со двора донеслись истошные крики: «Ой, батюшки! Помогите! Помогите!» Царица Мария сбежала по лестнице и увидела страшную картину: на руках кормилицы лежал Димитрий, истекающий кровью. На шее у него была рана. В глазах Марии помутилось. Будто в полусне она схватила полено и принялась бить им по голове Василису Волохову. «Убили! Убили! — в исступлении кричала она. — Это все твой щенок Осип с Данилкой да Никиткой! Злодеи!» — бросала царица обвинения в лицо перепуганной мамке.
На колокольне ударили в набат, сбежались посадские. «Покарайте, покарайте душегубцев!» — причитала царица. Прискакал пьяный брат Марии — Михаил Нагой, начавший розыск убийц. Подозреваемых — Осипа Волохова (сына мамки царевича), Данилу Битяговского (сына дьяка, главы местной администрации Михаила Битяговского) и его племянника Никиту Качалова — нашли быстро. Толпа линчевала их на глазах безутешной матери. Под горячую руку также попал и дьяк Битяговский. Он пытался образумить толпу, но сам был растерзан опьяневшими от крови горожанами. Так рисует произошедшее сыскное дело (большеформатная тетрадь из 54 листов, хранящаяся в Российском архиве древних актов).
ВЕРСИЯ СЛЕДСТВИЯ: НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
Гонец со страшной новостью прискакал из Углича в Москву к вечеру 17 мая (за день вестовой преодолевал 90 километров, а от Углича до Москвы около 200). Срочно была сформирована следственная комиссия во главе с боярином Василием Шуйским, которая спустя три дня прибыла на место происшествия. За 10 дней она опросила более полутора сотен человек.
Комиссия пришла к неожиданному выводу: никто Димитрия не убивал. Дело в том, что царевич страдал эпилепсией. Во время игры в «тычку» с ним случился припадок, и он в беспамятстве проткнул себе яремную вену ножиком, который держал в руке. В этом были уверены все очевидцы трагедии: Волохова, Самойлова, Тучкова-Жданова и мальчики, игравшие с царевичем. Их показаниям вполне можно верить, поскольку, опровергая версию об убийстве, они рисковали навлечь на себя гнев царицы за то, что проглядели начало очередного припадка (а таковые случались с царевичем довольно часто) и не успели схватить Димитрия за руки. По мнению специалиста из Научного центра психического здоровья РАМН Владимира Семенова, трагический исход при эпилептическом припадке возможен: мышцы сначала сводит судорога, а потом они начинают произвольно сокращаться. Так что если в руках больного окажется острый предмет, им вполне можно пораниться.
Получалось, что Мария и Михаил Нагие оговорили и Волохова, и Битяговского, и Качалова. Это, по сути, подтвердила и царица, написавшая царю челобитную, в которой признавала угличский самосуд «делом злым» и просила милости для брата, организовавшего массовое убийство. Почему же Мария оклеветала невинных людей? Дело в том, что и с Волоховыми, и с Битяговски-ми Нагие были в разладе, постоянно бранились и подозревали друг друга в интригах. Мамка Василиса и дьяк Михаил были людьми Бориса Годунова, отправленными в Углич, чтобы надзирать за царевичем. То, что в их дела постоянно суют нос, очень раздражало Нагих, и, как говорится, у родни Димитрия накипело. В припадке исступления у царицы, по словам фрейдистов, произошла «агрессия подсознания», и с языка сами собой слетели фамилии недругов.
По итогам следствия несколько десятков угличан было казнено по обвинению в убийстве, 60 семей сослали в Сибирь (в Пелым). Марию Нагую постригли в монахини, а ее родных отправили в отдаленные города. Казалось бы, истина установлена, можно ставить точку.
ВЕРСИЯ ЛЕТОПИСЕЙ: УБИЙЦА — ГОДУНОВ
Однако в таких делах, как смерть лиц царской крови, всегда остается место сомнению: а вдруг это заказное убийство? У самых авторитетных историков XIX века — Николая Карамзина, Николая Костомарова и Сергея Соловьева — это сомнение переросло в уверенность. Они без веских оснований считали, что смерть Димитрия была необходима Борису Годунову, который хотел занять престол после кончины бездетного царя Федора. Это предположение, на первый взгляд, казалось настолько естественным, что воспринималось ими как само собой разумеющееся. Отсюда следовал логичный вывод: материалы «обыскного дела» о смерти Димитрия Иоанновича сфальсифицированы. Версия о самоубийстве придумана, чтобы скрыть преступный замысел Бориса Годунова. На это якобы указывает и характер следствия. У сторонников версии умышленного убийства вызывает недоумение ряд деталей следствия. Почему, скажем, так быстро (фактически за день) была сформирована следственная комиссия, как будто в Москве заранее знали о трагедии в Угличе? Почему, прибыв в Углич, царские дознаватели сразу перешли к опросу свидетелей? «Любой человек, — пишет современный историк Борис Сапунов, — хотя бы немного знакомый с практикой следственного дела, понимает, что начать следствие с допросов невозможно. Трудно понять, как Василий Шуйский прямо с места в карьер знал, кого следует допрашивать... Четкость формулировок вопросов, настойчивость и последовательность, с которой они ставились, позволяют утверждать, что следственная комиссия до начала сыска уже имела версию угличских событий». Доказательства своим предположениям сторонники этой точки зрения находят в летописях начала XVII века, к которым опрометчиво относятся без источниковедческой критики. Так, в «Повести 1606 года» говорится, что Борис якобы давно хотел извести царевича Димитрия, но долго не мог найти исполнителя. Наконец его свели с Михаилом Битяговским, лицо которого, по словам летописца, было отмечено «печатью зверства, так что дикий вид его ручался за верность во зле». Михаил же взял в сообщники сына. 15 мая 1591 года Битяговский-младший с приятелями подкараулили царевича у дворцового крыльца, отняли его у кормилицы и зарезали, после чего спокойно покинули двор, не пытаясь скрыться.
Однако версия летописи сегодня представляется фантастической. «Здесь все противоречит логике преступления, — пишет российский исследователь Роман Прасолов. — В рассказе говорится, что Годунов в поисках сообщников обращается то к одному, то к другому, то к третьему... Дело представлено так, будто Борис — это беглый холоп, который скрывается в лесу и пытается сколотить вокруг себя банду разбойников, [афишируя свои замыслы]... Но Борис не разбойник, он правитель целого государства, и в его подчинении целая армия прислужников, которые готовы выполнить любое его поручение». Другой вопрос: зачем было проливать кровь, да еще среди бела дня и при свидетелях, когда та же Василиса Волохова легко могла отравить царевича? Почему убийцы, покинув двор, не скрылись? Где гарантии того, что, если бы исполнители воли Годунова остались живы, они на следствии не открыли бы имя заказчика?
Многое в летописном рассказе выглядит странно. И неудивительно: летописи были составлены задним числом, через 15 лет после угличских событий, то есть когда Димитрия уже канонизировали (1606). Но к канонизации прибегли исключительно из политических соображений, чтобы все знали — Димитрий и правда скончался, дабы самозванцам вроде Лжедмитрия I неповадно было примерять на себя монарший венец, прикрываясь именем царевича. А за что царевича можно было причислить к лику святых? Только за мученическую кончину. Кто мог обречь царевича на нее? Только Годунов. Так в историю вошла версия с убийцами Димитрия, якобы подосланными Борисом.
ОБЖАЛОВАНИЕ ПРИГОВОРА: ПОДЛОГ И КЛЕВЕТА
Однако, похоже, Борис Годунов не был заинтересован в смерти Димитрия. И в стране, и в Москве было неспокойно, ждали мятежей — сказались неурожайные годы и слухи, распространяемые противниками Годунова: мол, недороды случились из-за того, что Борис прибегает к услугам чернокнижников, стараясь извести царя Федора. По мнению советского историка Ивана Полосина, «при том положении в Москве, когда любой повод мог послужить толчком к новому взрыву народного возмущения... смерть Димитрия была событием нежелательным, более того, чрезвычайно опасным. Она была выгодна не столько Борису, сколько его врагам».
Существуют и другие обстоятельства, свидетельствующие в пользу невиновности Бориса. Во-первых, в 1591 году царю Федору было всего 34, умирать он не собирался, да и надежду обрести наследника не терял. Убийство Димитрия в этих условиях выглядит неоправданно преждевременным. Во-вторых, следует учитывать, что Димитрий был сыном Грозного от седьмого брака. А поскольку православная церковь признает законными только первые три брака, дети от последующих союзов считаются незаконнорожденными и правом на престол не обладают. Стоило ли опасаться угличского царевича?
«Неужели Борис мог бояться совместничества с отроком, — писал русский историк XIX века Михаил Погодин, — [который не имел] подпоры в церкви, в дворянстве, в гражданах, [не имел] положительного права? Неужели он не мог предвидеть, что сей несчастный сирота был бы непременно отвержен народом?»
О непричастности Бориса к убийству говорит и состав комиссии, отправленной в Углич. По решению Боярской думы во главе нее встал Василий Шуйский — один из самых лютых врагов Годунова. Боярина буквально накануне вернули в Москву из ссылки, где погибли многие его родственники. Разве Шуйский упустил бы шанс собрать компромат на Годунова? Если бы в его руках были хоть какие-нибудь факты, свидетельствующие о злодеянии Бориса, он непременно использовал бы их в политической игре. Так что нет оснований подозревать московскую комиссию в необъективности.
То, что она была быстро собрана и оперативно работала, свидетельствует только об эффективности государственного аппарата Москвы (а скорость, с которой Шуйский приступил к допросам, говорит о том, что он успел вникнуть в подробности дела еще на пути в Углич).
Допросы велись публично, на дворцовом дворе, в присутствии царицы Марии, так что подлог в выборе показаний исключался. Все говорит в пользу того, что материалы следственного дела 1591 года необходимо признать подлинными и объективными, а летописные тексты — тенденциозными.
15 мая в Угличе произошло не убийство, а несчастный случай. Годунов был заинтересован в здравии Димитрия, но оказался оклеветан историками и писателями, превратившись в душегубца, которому везде мерещились «кровавые мальчики». Что было бы, если бы царевич Димитрий остался жив? Скорее всего, Смутного времени России удалось бы избежать. Годунов в любом случае пришел бы к власти без всякой конкуренции со стороны душевнобольного отрока.
Но смерть Димитрия передала имя царевича в руки авантюристов, которые приложили все усилия, чтобы использовать его в своих интересах. Политически «раскрутить» подлинного сына Иоанна Грозного было невозможно, однако тот, кто примерил на себя его личину, оказался настолько энергичен и изворотлив, что, скорее всего, легко сбросил бы Годунова с престола. Но Борис успел умереть, облегчив задачу самозванцу.
(с) Павел Дымов