У девушки со странным именем Кэроу — голубые волосы, татуировки «глаз дьявола» на ладонях и боевые ножи на поясе.
А когда-то у нее было не только другое имя — Мадригал, — но и другое тело.
Восемнадцать лет прожила она в нашем мире. Но теперь настала пора вернуться в древний и жестокий Эрец, где тысячелетиями воюют друг с другом две могучие расы — ангелы и демоны, зовущие себя серафимами и химерами.
Потому что народу химер угрожает гибель. Их столица лежит в руинах, на немногих уцелевших охотятся, точно на зверей, ангелы-каратели.
И Кэроу начинает смертельную битву ради спасения тех, кто когда-то казнил ее за любовь к ангелу Акиве…
Отрывок из книги:
Празднование
Кэроу многое делает хорошо, но водит машину отвратительно, и прав у нее пока нет: не доросла еще. Забавно. Неизвестно, как в Марокко, а в Европе водить можно только с восемнадцати, и ей остался месяц, если, конечно, не брать в расчет суммарный возраст. «Может, стоит признаться, что она гораздо старше, а это юное тело — второе по счету?»
Кэроу тряслась за рулем старенького пикапа, направляясь в город за едой и материалами. На этот раз она специально свернула с дороги на кочки. «Ага, вот эта будет побольше». Синий грузовичок угрожающе накренился — того и гляди, перевернется — и тут же что есть силы грохнулся на все четыре колеса. Кэроу подскочила, стукнувшись о потолок кабины.
«Ой!»
— Извини, — сладким голосом пропела она в сторону крытого фургона, где пряталась Шеста.
«А вот и еще одна», — злорадно ухмыльнулась Кэроу.
Перед отъездом она объясняла Тьяго, что если бы хотела сбежать, то давно бы уже сбежала.
— Мне не нужна надзирательница!
— Никакая она не надзирательница, — с приторной нежностью произнес Волк, пристально глядя на Кэроу. — Мне будет очень тревожно, если ты уедешь одна. Если с тобой что-то случится, я этого не переживу.
«Я этого не переживу». Мерзость!
Конечно, могло быть и хуже… Например, если бы Тьяго поехал с ней сам. Он поначалу порывался, и Кэроу это стоило многих неприятных переживаний, но в итоге предпочел остаться в касбе, дожидаться возвращения Живых Теней.
— Купи что-нибудь особенное. Мы сегодня празднуем.
Кэроу передернуло.
— Что празднуем?
Тьяго указал на свое знамя и улыбнулся.
«Победа и возмездие».
Конечно.
Что же привезти на празднование победы и возмездия? Выпивку? В Марокко спиртного не найдешь; вот и хорошо. Солдат лучше не поить.
Пыльная главная улица Агдза напоминала о Диком Западе, а не о сказках «Тысячи и одной ночи». Кэроу объехала стороной магазин на севере городка, где в витрине красовались винтовки: Шесте незачем о них знать.
Хотя… может быть, вот чем порадовать их вечером?
Огнестрельное оружие давно тревожило Кэроу. С ним были связаны не самые лучшие воспоминания. Она пробежала кончиками пальцев по животу в том месте, где остались три шрама от пулевых ранений. В нее стреляли… В Санкт-Петербурге, в трюме корабля, в окружении плачущих девушек с беззубыми окровавленными ртами. Кэроу пыталась им помочь.
Она ненавидела огнестрельное оружие, но понимала, какое преимущество оно дало бы повстанцам. Кэроу не раз хотела рассказать Тьяго о человеческих орудиях убийства, однако ее останавливала не только личная неприязнь к нему и к торговцам оружием. Существовала и более веская причина для размышлений и осторожности.
Бримстоун никогда не переправлял огнестрельное оружие в Эрец.
Почему? Кэроу подозревала, что воскреситель не хотел гонки вооружений и кровопролития в ужасающих масштабах. Перед казнью Мадригал он объяснил ей, что все эти века сдерживал натиск ангелов, пытался сохранить свой народ до того времени, когда найдется другой, более истинный путь — дорога к жизни, к миру и спокойствию.
Жизнь и мир. Победа и возмездие.
Вместе им не сойтись…
В поселке Кэроу купила ящики абрикосов, лука и кабачков. Она старалась не выделяться: закуталась в хиджаб, надела джинсы и джелабу — длинный балахон, как у местных, прятала ладони с хамсами. За марокканку ее не принимали, но и европейкой не считали — помогали безупречный арабский и черные глаза. В фургон отправились рулоны тканей и выделанной кожи, мешки чая, бочонки меда, корзины миндаля и сушеных фиников, глиняные горшки с оливками, корм для цыплят и тонкие лепешки, говяжий оковалок с жирком — немного, хранить мясо негде. Кускус — тоннами. Кэроу с трудом волочила в машину огромные мешки, но от помощи приходилось отказываться: в фургоне пряталось волчьеголовое чудище. Спасибо, Шеста.
Для одной любопытной торговки пришлось объяснить, что это все для иностранцев, и марокканка понимающе кивнула: «Голодные туристы». Да уж, купленного провианта хватит на небольшую армию. Забавно, но Кэроу было не до смеха — она не могла забыть про сфинксов.
Желание устроить праздник пропало. Она сунула Шесте бутылку воды и захлопнула двери фургона. Пора возвращаться. По дороге Кэроу заметила один магазин и передумала. Барабаны. Раньше в походах били в барабаны и пели. В касбе пока никто не пел, но ведь Зири с Иксандром дурачились, всем было весело… Кэроу купила десяток берберских барабанов и в быстро сгущающихся сумерках отправилась в долгий путь домой.
Когда она руководила разгрузкой, Живые Тени вернулись.
— Я думала, что Живые Тени на самом деле — давно убитые тени, — сказала Лираз.
Они обсуждали новости из Тизалина: число жертв, устрашающие подробности, дерзость… Нет, безрассудство подобного нападения! Повстанцы допустили серьезную ошибку — Тизалин слишком близко от Астрэ, их действия воспримут как посягательство на священную неприкосновенность Империи. Иорам не замедлит с ответными расправами.
— Послушайте, а ведь химерам всегда удается избежать смерти, — устало заявил Азаил.
— Значит, у нас с ними есть что-то общее, — сказала Лираз.
— У нас гораздо больше общего, — добавил Акива.
— Особенно у тебя, — заметила сестра.
Акива решил, что она язвит про «гармонию со зверями», но Лираз вполголоса добавила:
— Например, таинственные исчезновения…
Под ее пристальным взглядом Акива похолодел. Она догадывается, что он делает по ночам, или просто намекает на чары невидимости?
— Если бы про твою магию узнал папочка, он был бы счастлив, — мечтательно протянула Лираз. — Не упустил бы возможность обзавестись персональной Живой Тенью.
Акива оглянулся по сторонам, не желая говорить в лагере о магии и других своих секретах. Вдобавок называть императора «папочкой» опасно: во-первых, закон запрещает упоминать его иначе как с использованием почетного титула, во-вторых, Незаконнорожденные не имеют права заявлять о родстве с императором. Они — его «верные клинки», а у «клинков» нет ни отцов, ни матерей. Если и есть у меча создатель, то это кузнец, а не рудник, откуда получен металл. Конечно, самому императору ничто не мешает хвастаться, сколько «клинков» он произвел на свет. За всю историю Империи в гареме родилось более трех тысяч бастардов. Секретари заносят их в списки, а после гибели — вычеркивают.
За последнее время вычеркнули многих, в живых осталось не более трехсот.
Убедившись, что поблизости никого нет, Акива напомнил Лираз:
— Ты тоже умеешь исчезать.
Когда они сжигали порталы Бримстоуна в человеческом мире, Акива научил брата и сестру магии невидимости.
— Я не стану убивать исподтишка, — презрительно хмыкнула Лираз. — Мои жертвы знают, кто их убил.
— Им всю вечность снятся твои незабываемые черты, — добавил Азаил.
— Смерть от руки красавцев завидна, — ответила Лираз.
— То есть не от руки Иаила?
Иаил. Акива взглянул на небо. Имя дядюшки вызвало неприятные воспоминания.
— Боги мои, нет. — Лираз передернула плечами. — Что может быть хуже? Между прочим, есть две причины радоваться тому, что я Незаконнорожденная. И обе они связаны с Иаилом.
— Что же это за причины? — недоуменно спросил Акива.
Незаконнорожденные — самые искусные воины Империи, однако им не платили за службу и не давали повышений, хотя они выполняли самые сложные задания. Бастардов Иорама отличала храбрость и прекрасная выучка, они несли пожизненную службу во всех уголках Империи, пенсии им не полагалось. Также им не дозволялось вступать в брак, заводить детей, владеть землей и жить за пределами казарм. Фактически они были рабами. Их не хоронили, просто сжигали и ссыпали прах в общие безымянные урны. Незаконнорожденным даже имя давалось на время, «в долг». Все, что напоминало об их существовании, — жирная черта, проведенная в списке имен.
«Живи неприметно, убивай, кого приказано, и умри невоспетым», — эти слова могли бы стать кредо Незаконнорожденных, но им дали другое… «Кровь — сила».
— Раз я Незаконнорожденная, — сказала Лираз, загибая палец, — я никогда не буду служить под началом Иаила.
— Неплохая причина, — кивнул Акива.
Иаил — младший брат императора, командующий Доминионом, элитным легионом Империи. Бастардов возмущала вопиющая несправедливость: Незаконнорожденные превосходили бойцов Доминиона в силе и воинских умениях, но привилегии предоставлялись элитному подразделению. Там несли службу дети самых влиятельных семейств Империи, получая от родителей роскошные одеяния и провизию. В конце войны их одарили замками и вотчинами на территории бывших свободных земель.
Одна из старших бастардов, Меллиэль, посмела спросить императора, не дадут ли и Незаконнорожденным то, что им причитается, но папаша только в очередной раз похвастался своей мужской силой: «Всем моим отпрыскам в Эреце замков не хватит».
Впрочем, все преимущества воинов Доминиона перевешивает то, что они служат под началом Иаила — омерзительная и гадкая участь.
— Хорошо, а вторая? — спросил Азаил.
Лираз загнула еще один палец.
— Во-вторых, раз я Незаконнорожденная, я никогда не буду лежать под Иаилом.
Акива ошеломленно взглянул на сестру — она впервые, пусть и косвенно, признала себя женщиной. Воинственность всегда служила ей защитой. Лираз с детства была недотрогой, никто не смел ее коснуться. Представить ее под Иаилом было невозможно.
— Вот и хорошо, — выдавил из себя Азаил.
Лираз закатила глаза.
— Ох, да перестаньте, вы оба! Сами знаете, что говорят о нашем дядюшке. Хвала божественным звездам, кровное родство уберегает меня от его мерзких посягательств. Хоть в этом повезло.
— Звезды тут ни при чем, — возмутился Азаил. — Тебе ничего не грозит. Если он тронет тебя хоть пальцем, ты голыми руками кишки ему выпустишь. Я и сам убил бы урода, да ты его наизнанку вывернешь, прежде чем кто-нибудь примчится на помощь. Вот он похорошеет!
— Может быть, — устало вздохнула Лираз. — Тысячи девушек мечтали вывернуть его наизнанку. А потом что? Виселица? Вопрос в том, стоит ли жить после такого. Может быть, смерть лучше? Или… — Она посмотрела на Акиву, будто обращая свой вопрос к нему.
— Или что?
— Или жить стоит, что бы ни случилось?
Жить надломленным, скорбя об утрате? Лираз спрашивает всерьез? Ей небезразлична его утрата, или это насмешка? Временами Акиве казалось, что он совсем не знает сестру.
— Стоит, — ответил он осторожно, думая про кадильницу и Кэроу. — Пока жив, остается шанс, что все станет лучше.
— Или хуже.
— Эх, вас послушать, так к рассвету кому угодно захочется помереть, — вмешался Азаил.
Все знали, что ждет их утром.
— Я пошла спать, — заявила Лираз, вставая. — И вам пора. Когда прилетят эти, отдыхать будет некогда.
Азаил спросил Акиву:
— Идешь?
— Чуть позже.
Акива поднял взгляд на небо. Еще темно, но что-то переменилось, что-то надвигается — неумолимая буря, созданная взмахами тысячи крыльев. Что это — вымысел, пророчество или страх?
Пора приниматься за дело — облететь громадный участок, спасти химер. Отдыхать некогда. Утром прибудут солдаты Доминиона.
Роли
Вздымая облака пыли, сфинксы мягко приземлились на изящные кошачьи лапы. Во двор высыпали химеры, спеша услышать рассказ Теней. Из караулки вышел Тьяго.
Что произошло в Эреце? Не обращая внимания на призывы Шесты, Кэроу направилась к собравшимся. При ее появлении Тьяго умолк, воцарилась гробовая тишина, все взгляды устремились на Кэроу.
— В городе все прошло нормально? — с ласковой улыбкой осведомился Волк.
— Да. — Ее ладони стали липкими. — Продолжайте, я просто хотела послушать.
— Послушать? — недоуменно переспросил Тьяго.
— Что они расскажут… — запинаясь объяснила Кэроу. — Мне интересно, чем мы занимаемся.
— Ты о ком-то конкретном беспокоишься? — неожиданно поинтересовался Волк.
На что он намекает?! К лицу прилила кровь.
— Нет, — с досадой ответила она, сообразив, что любые ее слова можно выдать за тревогу о серафимах. Об Акиве.
— И не беспокойся, — улыбнулся Тьяго. — У тебя и так забот достаточно. Ты сегодня день потратила зря, а к утру мне нужна новая команда. Как думаешь, управишься?
— Конечно, — ответила за нее Шеста, схватив Кэроу за руку. — Мы уже уходим.
— Вот и славно. Спасибо, — ответил он и умолк, дожидаясь их ухода.
Кэроу словно очнулась. Волк намеренно скрывал от нее происходящее, держал ее подальше от своих дел и вовсе не собирался в них посвящать.
Она заметила настороженный взгляд Зири. Тьяго сказал… Неужели химеры считают, что она все еще любит Акиву? А ведь им ничего не известно ни о Марракеше, ни о Праге. Подумать только, она видела его совсем недавно! Нет, Акива остался в прошлом. Вот что важно. На этот раз она сделала правильный выбор.
За пределами двора Кэроу резко вырвала саднящую руку из лап Шесты.
— Что происходит? Я имею право знать, что оплачивается моей болью.
— Не ной, здесь у каждого своя роль.
— И какая же у тебя? Нянька? Надсмотрщик?
В глазах Шесты блеснул вызов.
— Да, если это нужно Тьяго.
— И ты, разумеется, исполнишь все, что он прикажет.
Шеста уставилась на нее как на дуру.
— Естественно. И ты тоже — на благо нашего народа, в память о погибших, из чувства долга, в искупление позора.
Кэроу захлестнуло чувство вины, тут же сменившееся гневом. Химеры никогда не дадут ей забыть о прошлом. Она тут по своей воле, у нее есть выбор, у нее есть другая жизнь. Кэроу захотелось вернуться назад, в Прагу, к друзьям, к искусству, к беззаботной жизни, где самой большой проблемой были бабочки в животе, Papilio stomachus. Влюбленности… Тот мир казался маленьким и хрупким, словно заключенным в стеклянный шар с падающим снегом.
Никуда она не уйдет. Шеста права: за ней долг, но Кэроу устала быть размазней. Бримстоун не узнал бы ее такой — покорной, вечно виноватой, его-то приказы она не выполняла беспрекословно.
Они поднялись наверх и занялись делом. Шеста нетерпеливо вывалила инструменты на стол. Кэроу взялась за неоконченное ожерелье, выбрала зажим, но не стала цеплять. Настроения выполнять заказы не было.
Что ей не дают узнать?
— Я готова заплатить дань, — заявила Шеста.
Волчица нечасто предлагала свою боль, однако Кэроу отрицательно помотала головой. Ей захотелось что-то сделать. Что же? А!
Кэроу вертела в руках винтовой зажим, то открывая, то закручивая до предела. Помнит ли она, как это делается? Столько времени прошло…
«— Как вызывают жертвенную боль?
— Зачем тебе боль, не надо о плохом, давай лучше займемся приятным».
Играя с зажимом, она спросила у Шесты:
— Ты, наверное, не знаешь истории про Синюю Бороду?
Помощница покосилась на ее волосы.
— Синяя Борода? Это кто? Твой родственник?
Кэроу криво улыбнулась.
— У меня нет родственников.
— Родственников ни у кого не осталось, — напомнила Шеста.
Все химеры потеряли своих близких. Им больше нечего терять.
— Так вот, — продолжила Кэроу, привинчивая зажим между большим и указательным пальцем. Чувствительное место. — Синяя Борода был знатным лордом. После свадьбы он приводил жену в замок, вручал ей ключи от всех дверей и предупреждал, что можно входить в любое помещение в замке, кроме одной комнаты в подвале.
Тиски сжали нежную кожу, и боль начала раскрываться, как цветок.
— Конечно, туда она и пошла первым делом, — сказала Шеста, направившись к столу за чайником.
— Да.
Волчица резко обернулась и выругалась.
Кэроу поняла, что все получилось: она вспомнила, как становиться невидимой. Боль, не пугая, пульсировала в ритме с сердцем и казалась естественной.
Шеста не сообразила, что Кэроу не сдвинулась с места. Решив, что дерзкая девчонка выскользнула в окно, волчица поглядела во двор, а ее подопечная преспокойно вышла в дверь. Хорошо, что нет засова. Не забывая удерживать чары, Кэроу сбежала вниз и помчалась во двор подслушивать.
Услышала она не много.
Чары невидимости не скрывали тени, поэтому Кэроу держалась подальше от лучей солнца и кралась тихо, как мышь, едва касаясь земли. Она успела узнать отвратительную правду о посланиях серафимам и ответе императора. У нее сжалось сердце: «Рать Доминиона затмит небо и испепелит все вокруг, никому не будет пощады, все кончено». Внезапно Тьяго оборвал речь на полуслове, повел головой из стороны в сторону, слегка раздувая ноздри, принюхался — и уставился на Кэроу.
Она застыла. Бледные глаза Волка невидяще глядели в ее сторону, за ним повернулись остальные. Подозрительно прищурившись, Волк снова втянул в себя воздух. Как глупо! Никто ее не видел, однако все знали, что она тут.
Химеры — звери. Они ее чуяли.
Хочется улыбаться
У реки Кэроу сняла зажим, отпустила магию и увидела в воде свое появление. На месте тисков остался синяк. Какая ерунда!
Догадается ли Тьяго про невидимость? Надо же так сглупить! Теперь с нее глаз спускать не будут, а Белый Волк пожелает узнать, как она это делает. Потребует научить этому бойцов — ведь чары невидимости необходимы для пользы дела. Кэроу должна это понимать.
Неужели ей не хочется, чтобы повстанцы убили побольше спящих ангелов?
Тангри и баньши славились именно этим. Никто не знал, как они это делают. Наверное, сворачивали тень и незаметно проскальзывали в помещение. Впрочем, одних чар невидимости мало, чтобы в полной тишине вырезать сотню солдат. Почему они не просыпались? Кто угодно проснулся бы и захрипел, захлебываясь кровью, но жертвы Теней лежали смирно, пока им резали глотки. Тишина и покой. Живые Тени налетали, как легкий ветерок. Как дыхание смерти…
Кэроу сильно задела гибель солдат гарнизона, хотя их настигла легкая смерть. Вряд ли ангелы выказывали подобное милосердие, убивая химер.
Перерезанные глотки — это милосердие?!
Кэроу хотелось с кем-нибудь поговорить, во всем разобраться, понять необходимость жестокости, осознать свою роль в ней. Прежде она избегала этих мыслей, старалась убедить себя, что все это — дурной сон, что нужно работать и не думать.
Жизнь не подготовила ее к реалиям войны — их показывают в новостях, а Кэроу новостей не любила: слишком страшно и отвратительно. От Мадригал помощи ждать не приходилось — наивная мечтательница поверила ангелу и фантазиям о мире.
Своими кровавыми посланиями повстанцы разворошили осиное гнездо. Тьяго бросил вызов Империи, ответ императора не заставил себя ждать. Теперь всем конец. Мирным жителям не устоять против армады Доминиона.
Чего добивался Тьяго, затевая все это? О чем думала она?
Кэроу ни о чем не хотела думать, а теперь…
Я счастлива… Я счастлива…
Кэроу сняла обувь и опустила ноги в прохладную воду. В касбе наверняка все бросились на поиски беглянки, скоро ее найдут. Послышался шум крыльев, Кэроу накрыла рогатая тень. На мгновение их силуэты совпали.
Зири.
Он резал лица мертвых. Его ножи-полумесяцы, такие же как у Кэроу, идеально для этого подходят. Стоит только подцепить уголки рта — и легким движением руки дело сделано, улыбка на месте. «Вот кем он вырос», — горько подумала Кэроу и повернулась к нему, заслонив глаза от солнца. Зири замер в нерешительности, разглядывая ее руки в кровоподтеках и татуировках.
— Ты как? — спросил он.
Нашел что сказать! Если бы он заговорил с ней раньше… Прежде Кэроу надеялась, что Зири станет другом и союзником. В его взгляде сквозило сочувствие и детская искренность. Даже сейчас в Зири угадывался подросток: круглые карие глаза, серьезность, застенчивость. Все эти недели он ее сторонился. Теперь слишком поздно.
— Ты… — Неловкая пауза. — Кажется, тебе нехорошо.
— Да неужели? — Кэроу чуть не рассмеялась. — Не может быть.
Она встала, расправила закатанные джинсы и взяла обувь. Задрав голову, посмотрела ему в глаза: он очень вырос. Один из рогов был короче, отсеченный ударом меча. Зири повезло — рог спас его от смерти. Все называли его счастливчик Зири.
— Не волнуйся, — сказала она. — В следующий раз, когда мне захочется улыбнуться, я знаю, к кому обратиться.
Он вздрогнул как от боли, а она обошла его стороной, вскарабкалась по склону и пошла к касбе. Лететь было ни к чему. Возвращаться она не спешила.
Лицо Иаила разрублено пополам ровно посередине, от макушки до подбородка. Жаль, что не до горла. Удар, рассекший нос и губы, оставил уродливый вспухший шрам, который являл на всеобщее обозрение сломанные зубы. Происхождение шрама — великая тайна. Иаил утверждал, что получил его в бою, но слухи говорили иное. Впрочем, их сотни; определить, где правда, невозможно. Даже Азаил, мастер выведывать секреты, ничего об этом не знал. Присутствие при трапезе Иаила превращалось в тяжкое испытание: капитан чавкал и хлюпал, словно вылизывающая себя собака.
Акива хранил бесстрастное выражение лица, хотя зрелище было премерзкое — вывороченный оскал Иаила внушал безмерное отвращение.
— Нас ждет великолепное развлечение, — заявил брат императора. Сожрав копченую песнептицу, он жадно выхлебал кружку эля, расплескав половину на рассеченный подбородок. — Настоящая охота. Ты охотишься?
— Нет, — ответил Акива.
— Само собой. Для солдат это непозволительная роскошь. Тебе понравится.
Вряд ли.
Армада Доминиона нависла над южными землями, готовясь приступить к зачистке всей территории, от Заповедного предела до самого севера — тысячи воинов против горстки беженцев.
— Я говорил ему, рано отзывать наши главные силы, — продолжал Иаил, — но брат решил, что юг не представляет опасности.
— И не представлял, — сказал Ормерод, командующий Вторым легионом и до настоящего времени — всей карательной операцией. Смещение с поста его не радовало. Завтрак проходил в его шатре. По приказу Иаила явился и Акива, что выглядело странно: бастарды не делят трапезу с начальством. Распоряжение Иаила настораживало и удовольствия не приносило.
— Принц Бастардов! — воскликнул капитан по прибытии в лагерь, заметив Акиву. Им доводилось воевать вместе, но Акива презирал Иаила, даже когда их цели совпадали — например, разрушение Лораменди. Неприятие было взаимным — брат императора не терпел бастарда, однако, завидев его, заявил:
— Какая честь! Вот уж не ожидал тебя здесь встретить. Присоединяйся к нам за завтраком. У тебя наверняка найдутся соображения по поводу нашей ситуации.
Соображения Акивы вряд ли устроили бы присутствующих в шатре.
— Юг как не представлял опасности раньше, так и сейчас не представляет, — продолжил Ормерод.
— На серафимов напали не беженцы, — подтвердил Акива, с уважением глядя на командира легиона.
— Но повстанцы ведь где-то прячутся, — вздохнул Иаил. — Повстанцы. Брат в бешенстве. Он хочет вплотную заняться новой войной, а тут из могилы вылезла старая… — Он захохотал над своей остротой, но Акиве было не до смеха.
Новая война? Так сразу? Расспрашивать бесполезно: оба брата обожают сыпать намеками и оставлять окружающих в полном неведении. Любопытство — слабость.
Ормерод, по-видимому, этого еще не усвоил.
— Какой новой войной?
Иаил с издевкой посмотрел на Акиву, как будто зная про него что-то постыдное.
— Это сюрприз, — пояснил он и улыбнулся, безобразно кривя изуродованный рот.
«Вот кого украсит улыбка Воителя», — подумал Акива. Иаил зря старался, испытывая его. Разумеется, воевать придется с мятежными серафимами, чья свобода и таинственность годами не давала Иораму покоя.
Со стелианцами.
Для Акивы народ его матери представлялся большей загадкой, чем неизвестно откуда восставшие химеры. Играть Иаилу на руку Акива не стал, его больше волновали события на юге. Тех, кого он спас, настигнут и убьют воины Доминиона, все живое вокруг станет пеплом. Что можно сделать против многотысячной армии? Ничего.
— Иорам не рад восстанию, но для меня это счастье, — сказал Иаил. — Нужно же чем-то себя занять. Солдат без дела — оскорбление природе. Как вы считаете, принц?
Принц.
— Полагаю, природе нет до нас дела. Она рыдает, видя наше приближение.
— Совершенно верно, — кивнул Иаил. — Леса горят, твари дохнут, а луны при виде этого рыдают у себя на небесах.
— Осторожней. — Акива нашел повод улыбнуться краем рта. — Химеры родились из слез лун.
Иаил посмотрел на него оценивающим взглядом.
— Истребитель Тварей ссылается на мифы тварей? Ты что, с ними разговариваешь, прежде чем убить?
— Нужно знать своего врага.
— Разумеется. — Во взгляде капитана снова мелькнула издевательская насмешка. Чего он добивается? Акива ему никто, один из бастардов брата, имя им — легион.
Завтрак закончился, Иаил встал из-за стола.
— Благодарю за гостеприимство, командующий. Вылет через час. — Он повернулся к Акиве. — Рад нашей встрече, племянник, хотя когда-то я предлагал тебя убить. Впрочем, дело давнее, ты тогда еще не был героем, так что не обижайся.
Его хотели убить? Когда? Акива бесстрастно глядел в глаза Иаила.
Ормерод что-то пробормотал, но дядя с племянником не обратили на него внимания.
— У тебя в крови столько грязи понамешано, ты же знаешь, — напомнил Иаил.
Акива проигнорировал и этот намек. Матери он не помнил, сохранились только обрывочные воспоминания. А однажды император загадочно обронил: «Ее участь была ужасна». Интересно, Иаилу какое до этого дело?
— Иорам считал, что его кровь окажется сильнее, — не унимался Иаил. — «Кровь — сила» и все такое. И, представляешь, оказался прав! Как ни странно, ты выдержал все испытания, великолепно подтвердил свою пригодность. Что ж, ничего не поделаешь! Жаль, конечно, — неприятно оказаться неправым в таких делах.
У выхода Иаил, капитан Доминиона, второй по влиятельности серафим в Империи, остановился и небрежно приказал командующему:
— Пришлите женщину ко мне в палатку.
Ормерод побледнел. Акива, вспомнив слова Лираз о «тысячах девушек», понял, что сестра боялась. Она скрывала испуг, не говорила о нем прямо, но теперь Акива разделял этот страх — и за судьбу Лираз, и за судьбы «тысяч девушек».
— У нас нет женщин, — заявил он. — Только солдаты.
— Что ж, на биваке выбирать не приходится, — вздохнул Иаил. — Присылайте что есть.
Белый Волк готовил бойцов к новой вылазке. После заката он собрал их во дворе и стал отправлять в Эрец: девять отрядов по шесть крылатых солдат и два сфинкса — пятьдесят шесть химер. Чудовищно мало на фоне армады Доминиона! Кэроу казалось, что она создала целую армию, а теперь… Вспомнилось сияние доспехов, огненный размах крыльев, бесконечные ряды серафимов, надвигающиеся сплошной стеной… Это самоубийство. На что они надеются?
Отряды химер поднялись в воздух и улетели.
Зири не посмотрел в ее сторону.
 | Лейни Тейлор. Дни крови и света |