Ослепительный солнечный свет губителен для жителей планеты Каллеспа. В подземных пещерах, освещенных фосфоресцирующими грибами, не прекращается война между племенами за приграничные территории — бесплодные земли, сталактитовые леса и бездонные озера. Эскаранка Орна, храбрый воин Кадрового состава, попадает в плен и оказывается в тюрьме. Изматывающая работа в кузнице лишь заглушает тоску по мужу и сыну, но не лечит. Во что бы то ни стало Орна должна вырваться из гуртского плена. Однако возвращение домой оборачивается полной катастрофой. Неожиданное предательство переворачивает привычный мир с ног на голову.
Отрывок из книги:
Мне везёт. Кабинет надзирателя Арачи находится посреди лабиринта узких, плохо освещённых коридоров. Заглядываю в первую же комнату, которая попадается на пути. Надо поскорее спрятаться, пока рабыня не пошла обратно. Оказываюсь в кладовке, где хранятся пыльные мешки со спорами, горшочки с сушёными специями и бочки вина. В скобу вставлен факел, но он не горит. Отлично.
Закрываю за собой дверь. Света, проникающего сквозь щель, маловато, но кое-что разглядеть можно. Раздеваюсь почти на ощупь и разворачиваю свёрток. Внутри красное платье из лёгкой ткани, рукава и ворот украшены золотым шитьём. Натягиваю его на себя, поправляю. Размер мой. Нерейт даже позаботился о том, чтобы в прачечной его опрыскали ароматической водой. Как предусмотрительно. Платье чуть помялось, но не слишком сильно — сложили его аккуратно, да и ткань практически не мнущаяся. Ничего, похожу немного — само разгладится.
Надо только постараться не привлекать к себе внимания. Перед приездом Старейшины прибыло много новых рабынь, и незнакомое лицо никого не насторожит. Правда, есть риск нарваться на владелицу платья. Если с этим обойдётся, меня, скорее всего, вообще не заметят. Кому есть дело до эскаранской рабыни? Кроме того, преимущество мне даёт возраст — любопытные девчонки не полезут с фамильярными расспросами. В рабство забирают только маленьких, поэтому решат, что я в рабстве уже много лет.
По моему опыту, притворяться кем-то другим легко. Люди от природы не слишком внимательны. Наверняка сама мысль о том, что среди них бродит переодетая заключённая, показалась бы гурта нелепой. Но если кто-то ко мне всё-таки обратится, придётся выкручиваться.
Ещё в свёртке лежат матерчатые туфли на плоской подошве. Обуваясь, отмечаю, что не мешало бы подстричь ногти на ногах.
От этой простой мысли неожиданно нахлынул приступ ностальгии. Вспоминаю светские развлечения — вечеринки, балы, концерты. Я соскучилась по Касте, Лисс и их эксцентричным подружкам, у которых не все дома. По огням Вейи. Вроде бы такая мелочь — красивая, чистая одежда. А сразу потянуло домой, к прежней жизни.
Поверить не могу, как низко я пала. Теперь даже минимальные удобства кажутся мне невиданной роскошью. Делаю глубокий вдох и стараюсь выкинуть все эти мысли из головы. Вот, так-то лучше. Складываю свою поношенную, заляпанную чёрную одежду и прячу её в углу кладовки. Распускаю узел на затылке и расчёсываю только что вымытые волосы пальцами. Ладно, сойдёт. Конечно, гурта одевают своих рабынь красиво и следят, чтобы те смотрелись прилично. Вид раба влияет на репутацию хозяев. Я, конечно, не слишком опрятно выгляжу, но тут уж ничего не поделаешь.
Открываю дверь и выхожу, внутренне трепеща. Стараюсь шагать уверенно и целенаправленно, будто двигаюсь в какое-то конкретное место. Я рабыня, исполняю важное поручение. Отвлекать меня не надо.
Иду по узким коридорам со стенами из голого камня, освещёнными факелами. Вот ещё кладовки. На дверях паутина. Да, давно здесь никто не бывал. Выходит, эта часть форта практически заброшенная. Видимо, должность надзирателя считается совсем уж незавидной, раз ему отвели кабинет в такой дыре. Интересно, за что Арачи такое наказание? Кого-то оскорбил? Обесчестил чью-то сестру? Нарушил какой-нибудь из законов Маала?
Подхожу к двери в конце коридора. Чутьё подсказывает, что сердце форта находится как раз за ней. Теперь придётся покинуть пустые, безопасные коридоры. Открываю дверь, делаю шаг и тут же слышу резкий окрик:
— Рабыня!
Сердце так и подпрыгивает, но испуга не показываю. Спокойно останавливаюсь и поворачиваюсь. Ко мне шагает молодой гуртский учёный, длинные волосы обрамляют узкое лицо с хитрыми глазами. Бархатная мантия почти подметает пол. Вспоминаю, как Нерейт предупреждал меня насчёт сложных ритуалов, которые должны выполнять рабыни, и диалекта, на котором те говорят. Тебя они в секунду раскусят.
По всему телу пробегает дрожь. Впрочем, прятаться негде, а значит, надо сыграть свою роль как можно убедительнее.
Черчу в воздухе знак Абсолютной Покорности и чуть приседаю, согнув колени.
— Властитель и повелитель мой, смысл моей жизни — служить тебе, — тихо, почти шёпотом произношу я и склоняю голову.
Учёный внимательно смотрит на меня.
— Я тебя раньше не видел, — произносит он, но в голосе не подозрение, а скорее любопытство.
— Я прибыла сюда в прошлый оборот, хозяин. Для меня огромная честь прислуживать Старейшине и почтенным людям, которые прибудут вместе с ним…
Учёный отмахивается, ответ его не интересует. На самом деле он просто хотел продемонстрировать свою власть. Молодые это любят.
— Послал одну рабыню за свежими чернилами и бумагой, а она до сих пор не вернулась, — возмущается учёный. — Из-за неё не могу продолжать чрезвычайно важную работу…
— Мне очень стыдно за мою никчёмную сестру, — отвечаю я. — Немедленно разберусь, в чём дело. Это совершенно недопустимо…
— Да, разберись, сделай милость! — рявкает тот и уходит, не дожидаясь, пока я изображу жест Подтверждения Покорности.
Направляюсь в другую сторону. Сердцебиение постепенно успокаивается. Разумеется, никакими чернилами я заниматься не собираюсь. Учёный просто слишком нетерпелив. Даже самая плохая рабыня скорее руку себе отрежет, чем будет нарочно мешкать. Не сомневаюсь, что она уже стоит под дверью и ждёт, пока хозяин вернётся.
Но главное, я справилась. Я, конечно, надеялась, что смогу, но всё же сомневалась до последнего. Вдруг я забыла какой-нибудь ритуальный жест? Или разучилась говорить на нужном диалекте? А что, если правила изменились? Всё-таки, с тех пор как я снова стала свободной, прошло двадцать восемь лет.
Рабыню изобразить нетрудно, если когда-то ты ею была.
С новой уверенностью начинаю изучать обстановку. Прокручиваю в голове имена различных учёных и высокопоставленных лиц, услышанные от охранников. Если кто-нибудь остановит, совру, что исполняю поручение одного из них. К тому же всегда можно сделать вид, что заблудилась. Мол, я здесь в первый раз. Но я давно уже поняла, что лучший способ избежать ненужных вопросов — сделать вид, будто занята чем-то серьёзным. Притворяясь очень услужливой рабыней, торопливо шагаю вперёд, осматриваясь вокруг. Так вот он какой, форт за пределами тюрьмы.
Фаракца не образец роскоши, особенно по гуртским масштабам. В конце концов, это форт. Обстановка простая, грубая, никакого украшательства. Мне приходилось служить в местах, поражавших богатыми излишествами, — например, высоких башнях, выполненных в форме огромных капель, одна над другой, и переливающихся огнями. Внутри всё было из мрамора. Около ванн с горячей водой гордо сияли золотые кувшины. В библиотеках книги занимали многие ярусы. Помню, как бывала на музыкальных вечерах, где исполняли произведения столь прекрасные, что мурашки по коже бежали. Да, одно у гурта не отнимешь — у них удивительно развито чувство прекрасного. Однако у этих людей на каждый плюс найдётся свой минус. В чём-то они высокоразвитые, зато в другом — хуже дикарей. Одновременно и подавляют, и превозносят своих женщин. Сочиняют стихи и песни поразительной красоты, но при этом более жестоких и бесчувственных людей мне встречать не приходилось.
Обстановка форта строго функциональна, впрочем, некоторые части чуть более элегантны. В них размещаются покои учёных — кабинеты, спальни и небольшие библиотеки. Тут и там виднеются декоративные панели, изящные карнизы, резные косяки. В фигурные каменные скобы вставлены светящиеся камни. Сами скобы держат каменные изваяния Старейшин.
Всё чаще встречаю в коридорах людей — учёных, охранников, рабынь. Последних опасаюсь больше всех. Наткнуться на женщину, которой принадлежало моё платье, — это ещё полбеды. Гораздо хуже повстречаться с зазэ, старшей рабыней. Как новенькая, я должна была первым делом предстать перед ней, чтобы мне дали задание, а не шататься по коридорам. Если зазэ меня остановит, начнутся всякие неприятные вопросы.
Лучше всего держаться от рабынь подальше. На их половину даже заглядывать не буду. Пусть думают, что я личная прислужница кого-нибудь из вновь прибывших сановников. Или даже любовница. В обществе, где интимные отношения с женщинами строго регламентированы и ограничены, эскаранские рабыни ценятся на вес золота. Про них в законах ни слова не сказано. Можно вытворять всё, что в голову придёт.
Прикидываю, каким путём мы все двинемся, когда выйдем из кабинета надзирателя. Главное, чтобы никто не заметил нас четверых. Задачка не из лёгких. Нужно выбрать путь поближе и покороче. Они-то ни за кого себя выдать не смогут.
Открывать двери и заглядывать в комнаты рискованно — рабыни в господские покои без разрешения не заходят. Вот и приходится наблюдать со стороны, держаться малолюдных мест, при этом избегая помещений, где рабыне делать нечего. Коридоры здесь очень разные — одни узкие и извилистые, другие широкие и прямые. Прихожу к выводу, что нынешний форт является своеобразной пристройкой к прежнему зданию. Старые коридоры такие же, как в тюрьме, тёмные и тесные — как раз то, что надо. Новые в основном располагаются на территории учёных. Они не слишком многолюдны. Охранять здесь особо нечего, а учёные чаще всего поглощены работой, а не бродят просто так.
Недалеко от кабинета надзирателя обнаруживаю дверь. Она настолько незаметна, что сразу притягивает внимание. Прячется внутри неглубокой укромной ниши. Можно запросто пройти мимо. За дверью скрывается крутая винтовая лестница, ведущая куда-то в темноту. Снимаю со скобы фонарь и отправляюсь на разведку, перебирая в уме нелепые отговорки на случай, если кто-то меня застукает.
Внизу вторая дверь. Старая, массивная, крепко заперта. Прикладываю к ней ухо, но не слышу ни звука. Снизу просачивается слабая полоска света. Ставлю фонарь и распластываюсь на полу, чтобы посмотреть в щель, что там, с той стороны. Ну и пылища. Давно сюда никто не заглядывал.
И вдруг лицо моё обдувает мимолётный ветерок, мягкий и тёплый, будто дыхание. Потом воздух снова замирает.
Из-под двери ничего разглядеть не удаётся. Но лёгкое дуновение заставляет меня почувствовать надежду. Это воздух с воли.
Поднимаю фонарь и при его свете изучаю замок. Самый примитивный, для крупного и такого же простого ключа. Такой и двумя шпильками запросто открыть можно.
Только шпилек у меня нет. Ничего, я сюда ещё вернусь.
Вскоре получаю возможность вдохнуть свежий воздух полной грудью.
Наверху лестницы обнаруживаю дверь, ведущую на балкон. Секунду медлю, не решаясь выйти. Может, не стоит так рисковать? Рабыне праздно торчать на балконе не положено. Но никакие разумные аргументы на меня сейчас не действуют. Слишком долго я провела взаперти. Меня посадили под замок, и сама я закрылась от мира. Лёгкий ветерок так и манит. Приближаюсь к парапету и гляжу по сторонам.
Какой восторг! Наконец-то! Вообще-то пещера самая обыкновенная, даже скучная, но я наслаждаюсь пейзажем, будто увидела нечто диковинное.
Балкон находится на боковой стороне башни и обращён к зубчатым стенам форта. Фаракца стоит на острове, сложенном из голого камня. Поверхность его неровная. На камнях ясно виднеются следы, оставленные временем. Вокруг — медленно текущая река из жидкого камня. Пространство вокруг форта выровнено при помощи магии Старейшин. В результате вся эта территория стала голой и открытой. Любого, кто попытается её пересечь, заметят и убьют. Перед нами встает серьёзная проблема.
В восходящих потоках тёплого воздуха парят летучие скаты, перепончатые крылья натянуты между хитиновыми перепонками, ядовитые хвосты свисают вниз. За рекой всё заросло грибными кустарниками и сталагмитами. Упорные лишайники раскрошили камни, из которых проросли, превратив их в минеральную пыль. На берегах растут колючие растения, жизненную силу которым даёт река. Дальней стены пещеры не вижу — слишком ярко горят огни форта Фаракца. Не разглядеть ни слабого фосфоресцирующего сияния водорослей, ни мерцания насекомых, ни свечения планктона в углублениях с водой.
Да, простор окрыляет. Знаю, Фейн бы надо мной посмеялся, он-то живёт под самым небом, но для меня существуют безусловные ограничения, которых даже не замечаешь, — потолок и стены пещеры, длина проточенного каменными червями туннеля. Моя жизнь — в пещерах и проходах между ними, проделанных в незапамятные времена огромными, ныне вымершими животными, от которых остались одни скелеты. Так в глубине нашего спутника и образовались все эти пустоты. А потом сюда спустились мы и заселили их.
И тут у меня появляется странное ощущение. Чувствую, что жизнь моя ограничена не одними только стенами — на самом деле я глубоко несвободна. Причём речь не о тюрьме, а обо всей моей жизни. В пять лет стала рабыней, в десять — Должницей, в семнадцать — членом Кадрового состава, в двадцать — матерью. И хотя я всегда могла бродить по Вейе сколько угодно и объездила весь Эскаран, постоянно чувствую себя чем-то связанной. Присягой, обязательствами, долгом. Делаю вид, что горжусь своим статусом, но он крепко опутал меня по рукам и ногам.
Неожиданно меня охватывает паника. Причём даже непонятно, с чего вдруг. Хочется убежать. С криком, сломя голову, всё равно в какую сторону. Не только от гурта, но и вообще от всего. Туда, где есть свобода выбора и нет обязательств, от которых никуда не деться. Однако понимаю, что ничего подобного не сделаю.
Непонятное ощущение пропадает так же внезапно, как и возникло. Стою ошеломлённая. Должно быть, просто чувства нахлынули — ещё бы, за такое долгое время первый раз на воле. Однако понимаю, что оно не ушло совсем, а просто затаилось. Со дня смерти Ринна со мной происходят странные вещи. Я стала эмоциональнее, неустойчивее — сама не знаю, чего от себя ждать.
Окидываю взглядом зубчатые стены башен форта Фаракца. Несколько охранников ходят туда-сюда, но в мою сторону никто не смотрит. Форт старинный, и края стен уже начали крошиться. Здание суровое, простое и строго функциональное. Повидало немало войн. Сейчас мы далеко от фронта, около границы, но когда-то этот бастион служил для обороны от захватчиков. Скорее всего, наших.
Направляюсь в другой угол балкона. Вижу Дом Света, возвышающийся над фортом. Узкую каменную башню венчает огромный стеклянный колпак, линзы которого представляют собой увеличительные стёкла. Внутри гигантский светящийся камень, бледное сияние которого озаряет пещеру. Внизу стелятся тени. Дом Света сравнительно маленький и неказистый, не то что пять величественных, поражающих красотой отделки строений, которые освещают Вейю. Но роль свою он выполняет. Обращаю внимание, что камень светит тускло. Старейшина подзарядит его во время прощальной церемонии.
Во двор смотреть намного интереснее. Вижу широкое, выложенное каменными плитами пространство, огороженное стеной, в которой располагаются главные ворота форта. По бокам выстроились в ряд здания и конюшни. В ворота въезжает повозка, запряжённая двумя чила. Животные трясут головами и издают щебечущие звуки. У чила плоские морды и острые, мелкие зубы. Туловища жилистые, коричневого цвета, а передние ноги очень длинные — у детёнышей на них растут крылья. Несмотря на неубедительный вид, чила сильные, быстрые и доходят до плеча взрослому человеку. Мне они никогда не нравились. Воняют ужасно, к тому же напоминают летучих мышей-переростков.
Повозку встречают охранники, задают пару дежурных вопросов, и уже через минуту работники взваливают на плечи груз. Во дворе начинается суета. Распахиваются двери складов. Изящно одетые слуги раздают указания. Охранники отошли, чтобы не путаться под ногами, и наблюдают со стороны.
Перед приездом Старейшины весь форт перевёрнут с ног на голову. Я слышала, как двое учёных обсуждали, кто ещё приедет вместе с ним — генералы, чьи войска проходят подготовку поблизости, местные Хранители законов и так далее. Должно быть, этот Старейшина особенно важный человек, иначе такого шума поднимать не стали бы. Даже жаль, что к тому времени меня здесь уже не будет. А то непременно попробовала бы до него добраться.
Я могла бы сбежать прямо сейчас. Одна, в наряде рабыни — справилась бы шутя. Соврала бы, что мне дали поручение за пределами форта, и попросила кого-нибудь меня подвезти. Переехала бы реку и смылась. Проще простого.
Больше задерживаться на балконе нельзя. Рабыня, шатающаяся просто так, — это подозрительно. Неохотно поворачиваюсь и возвращаюсь обратно, едва успев вдохнуть воздух свободы.
Проникнуть за таинственную дверь оказывается не так-то просто. Спрашивается, где найти шпильку в форте? По моему опыту, это единственный предмет, способный полноценно заменить отмычку. Рабыни не носят украшений и не красятся — они должны выглядеть просто и скромно. Остаются гуртские женщины, но их здесь мало — только супруги важных гостей.
Слышу звон колокола. Здесь он звучит громче, чем в тюрьме. Моя смена в кузнице давно закончилась, но тревогу до сих пор не подняли. Похоже, никто меня не хватился. Немного расслабляюсь.
Ободрённая успехом, решаю рискнуть и спрашиваю дорогу в покои высокопоставленных особ у какой-то рабыни. Та подробно отвечает. Оказывается, разместили гостей не слишком роскошно. Если не считать огромного количества рабынь, их покои от комнат учёных не отличишь.
Притворившись, будто бегаю туда-сюда, занятая хлопотами, наблюдаю за дверями, пока одну из комнат не покидает важного вида мужчина под ручку с супругой. Средних лет, довольно мускулистый для гурта, волосы заплетены в косы, борода и усы белые. Похоже, генерал, кто же ещё? Женщина одета в многослойное разноцветное платье невероятной красоты, в светлых волосах огромные цветы из драгоценных камней. На лице маска, белая с жёлтыми и розовыми узорами, — они все так ходят. Кроме глаз, ничего не разглядеть. Гуртские женщины не показывают свою истинную сущность на людях. Их задача — создать красивую иллюзию.
Как только пара скрывается из вида, юркаю в их комнату. Дверей здесь не запирают, да и зачем? Рабыни не воруют, это каждому гурта известно.
Прохожу мимо открытых сундуков с одеждой и направляюсь прямиком к туалетному столику. В ящике обнаруживаю целую россыпь украшений для волос и набор шпилек. Выбираю две стальные, напоминающие тонкие вязальные спицы. Даже если хозяйка заметит пропажу, решит, что сама потеряла. Кому придёт в голову красть такую мелочь?
Решительно выхожу из комнаты и чуть не сталкиваюсь с рабыней, которая пришла делать уборку. Это та самая блондинка, которая приходила к надзирателю. Машинально извинившись, девушка обходит меня. Конечно, она меня не знает, но я старше, а значит, мой статус выше. Поэтому от вопросов девушка воздерживается, однако провожает меня любопытным взглядом.
Возвращаюсь к загадочной двери, стараясь держаться подальше от кабинета надзирателя. Вдруг он меня узнает? Снова беру с собой фонарь из коридора и начинаю ковыряться в замке. Работать неудобно, приходится действовать методом проб и ошибок, пока не выясняю, под каким углом лучше согнуть шпильки. Наконец слышу долгожданный щелчок. Ставлю фонарь на пол и распахиваю дверь.
Оказываюсь в пустой комнате. Кажется, здесь давно никто не бывал. Хотя сквозь разбитое окно внутрь проникает сквозняк, атмосфера затхлая. Придвинутую к стенам старую мебель покрывают обрывки паутины. Треснутая глиняная посуда, старые манекены, на которых тренируются солдаты, и прочий хлам. Видимо, в этот чулан складывают вещи, которые жаль выбрасывать, потому что они якобы ещё могут пригодиться.
Окно узкое, но протиснуться я сумею. Снаружи темно. Догадываюсь, что окно выходит в угол укромного затенённого двора, куда не проникает свет. Открываю раму и выглядываю наружу. До земли не очень высоко.
Разглядываю остальную часть двора, ярко освещённую факелами и сиянием светящегося камня. И тут вижу — это тот самый двор, который я наблюдала с балкона. Тот самый, где главные ворота.
Всё, план готов.
* * *
Ночую на каменном полу чулана, раздевшись до белья, чтобы не измять платье. Никогда не была неженкой, а теперь и вовсе привыкла спать на жёстком каменном полу. А что, зато не холодно. Река жидкого камня отлично прогревает пещеру. А может, наша камера находится ещё глубже под землёй, чем нам кажется.
Просыпаюсь в темноте. Фонарь пришлось вернуть на место — вдруг его отсутствие заметят? Да и зачем рисковать — как бы из двора не увидели свет в окне. Одеваюсь, на ощупь приглаживаю волосы. Подозреваю, что получается не слишком аккуратно, но тут уж ничего не поделаешь.
К возвращению я подготовилась основательно. Считала удары колокола, даже во сне. Этому нас учили. Надеюсь, время работы нашей группы не изменили, иначе моё появление привлечёт нежелательное внимание. Учитывая наше беспорядочное расписание, опасение не беспочвенное.
Занимаю удобную позицию у окна и до конца оборота наблюдаю за телегами и повозками, въезжающими в форт. Прибывают они безо всякой системы, однако во дворе всегда стоят одна или две. Погонщики ждут, пока груз унесут на склад и чила утолят жажду. Впрочем, спешить им явно некуда, болтают себе с охранниками. Да и работники не прочь устроить себе перерыв и тоже участвуют в разговоре. Все курят. На каменных плитах высятся ящики, которые должны забрать. Наверное, внутри детали для механизмов и оружие из кузницы. Плоды нашего труда, которые доставят на фронт и используют против нашего же народа. Интересно, что ещё производят в тюрьме?
Убеждаюсь, что выехать за ворота на телеге вполне возможно. Никто не обыскивает повозки у ворот. Их проверяют на мосту, там места больше. Во дворе чего только не свалено, телеги надолго оставляют без присмотра. Когда прибудет Старейшина, всё это, конечно, уберут и наведут порядок, но пока царит полная неразбериха. Очень кстати.
Выбраться за ворота — самый простой пункт нашего плана. Ну, допустим, и что дальше? Как незаметно пересечь равнину, окружающую форт? Ведь перед мостом телегу придётся покинуть. Но дело может даже до этого не дойти. Как провести мой отряд от кабинета надзирателя до чулана, чтобы нас никто не заметил? Идти, конечно, недалеко, но на пути хоть один человек да встретится. Придётся рассчитывать на удачу. А удача подруга ненадёжная.
Впрочем, у меня появилась мысль. Надо ещё кое-что подготовить, но с этим трудностей не возникнет. Думаю, не стащить ли из кладовки какую-нибудь провизию, но тут же отказываюсь от этой идеи. Ещё нам мешков для полного счастья не хватало. Лишняя ноша только помешает. Придётся добывать пищу самим. Пусть этим Фейн занимается.
Если бы я могла, стянула бы у гурта карту, но случая не представляется. А рисковать нельзя. Но уж очень не хочется полностью полагаться на Нерейта. Что-то мне подсказывает, что при определённых обстоятельствах он может из друга превратиться во врага. Не нравится мне, что Нерейт работает на Серебряного.
Два раза на пути к кабинету надзирателя учёные и охранники останавливают меня, желая отдать приказ, потом натыкаюсь на похотливого врачевателя, которому требуется услуга особого рода. Но у меня наготове отговорка. Умоляю меня пропустить — мне нельзя задерживаться, ведь я исполняю поручение генерала Дараки. Понятия не имею, кто это такой, но при одном звуке его имени меня мигом оставляют в покое. Когда охранники в кузнице говорят о нём, в их голосах звучит благоговейный страх. Похоже, известный человек.
Уже почти дошла, и тут происходит ужасное.
Не успеваю подняться по винтовой лестнице и закрыть за собой дверь, как в коридоре раздаются шаги. Сразу понимаю — это она. Даже не знаю, как я почувствовала. Такое же ощущение возникает, когда кто-то вот-вот перейдёт через улицу и заговорит с тобой. Наверное, интуиция. На этот раз предчувствие плохое. Спрятаться не успею, а попытаюсь убежать — сразу будет ясно, что дело нечисто. Просто иду, куда и собиралась, как ни в чём не бывало.
Ко мне подбегает рабыня в синем платье. Чуть моложе меня, не красавица, но что-то в ней есть — такие лица притягивают взгляд, даже непонятно почему. Рабыня с трудом сдерживает гнев. При виде меня приходит в ещё большую ярость. Сразу понимаю, что это действительно та самая.
— Ах ты грязная воровка! Это моё платье! — рычит женщина на гуртском. Рабам запрещено говорить по-эскарански даже между собой.
— Нет, ты ошиблась, — спокойно отвечаю я, но внутри всё так и обмирает. Добром дело не кончится.
Рабыня меня даже не слушает.
— Эллья говорила, что новенькая расхаживает по форту в моём платье. — Её лицо вплотную приближается к моему. — Что, твой хозяин совсем нищий, нормальную одежду тебе купить не может? Откуда ты его стащила, из корзины?
Снова пытаюсь сгладить ситуацию, изображая изумление:
— Что за чушь? Это моё платье! Я не знаю, может быть, оно и похоже на твоё, но…
Рабыня со всей силы отвешивает мне оплеуху.
— Не надейся, что я тебе поверю, тварь! А ну снимай! Сейчас же!
Не двигаюсь с места. В глазах стоят слёзы. Рабыня, наверное, думает, что от удара. Или решила, что мне стыдно из-за того, что попалась. Как она ошибается.
— Прости, — выговариваю я.
— Ещё хватает наглости извиня…
И я её убиваю. Один мощный удар по точке за ухом, быстрый и беспощадный. Рабыня не успевает ничего почувствовать и умирает мгновенно, не успев коснуться пола.
— Прости, — повторяю я уже на эскаранском.
Дотаскиваю её тело до двери, спускаюсь с ним вниз по лестнице и прячу в чулане. Всю дорогу по щекам катятся слёзы. Даже не из-за её смерти, хотя эта женщина была ни в чём не виновата. И угрызения совести здесь ни при чём — другого выхода у меня не было. Плачу оттого, что эта бессмысленная война наполняет душу гневом и отчаянием — она тянется бесконечно, принося людям горе. Плачу, потому что томлюсь в тюрьме, где с людьми делают кошмарные вещи, а мой сын в это время рискует жизнью неизвестно ради чего. Плачу по этой женщине, которой не хватило ума что-то предпринять, и она стала служанкой людей, которые её украли, а теперь поплатилась за это жизнью. О том, чтобы довериться бывшей соотечественнице, даже речи не шло. Она бы меня сдала с потрохами.
Ненавижу свою жизнь. Раньше старалась не думать об этом, затолкать неприятную мысль в самый дальний, тёмный угол. Но в первый раз она появилась, когда я стала рабыней, и с тех пор так и остаётся при мне. Со дня смерти Ринна всё изменилось. Будто сняла розовые очки. Но, с другой стороны, теперь ясно вижу свою цель. Я должна сделать то, на что не решалась прежде.
Я должна вернуть сына. Вот так просто — и так сложно.
Всё готово, тело рабыни спрятано в сундуке, где его никто не найдёт. Пора возвращаться в кузницу и вновь стать заключённой. Сделав из шпильки крючок, привязала к нему крепкую нитку. С его помощью сниму с гвоздя ключ. Думаю, снять будет проще, чем надеть. А взламывать дверь времени нет — слишком несовершенные инструменты.
Направляюсь к кабинету надзирателя. В тёмных коридорах никого нет, но бдительности не теряю. Боюсь столкнуться со светловолосой рабыней, которая прислуживает надзирателю. Готова поспорить, она и есть та самая Эллья, которая меня заложила. Столкнулась со мной в дверях и узнала платье. Нет, с ней встречаться нельзя ни в коем случае. А иначе придётся убить и её тоже.
Возвращаюсь в кладовку, где спрятала одежду. Аккуратно складываю платье рабыни и оставляю его там, потом переодеваюсь в собственные вещи. Грязные, конечно, зато удобные и знакомые. В этой одежде я участвовала во многих схватках, забирала драгоценные камни и жизни, узнавала важные секреты. Наконец собираю волосы в узел и затягиваю чёрной лентой.
Теперь я опять стала сама собой.
Крадучись подбираюсь к двери надзирателя и замираю, прислушиваясь. Рискованно, конечно, но в голову больше ничего не приходит. По звону колокола начало и конец смены определить легко, а вот чтобы узнать точное время начала обхода, не обойтись без часов. Тут ошибиться нельзя. А то рискую наткнуться на надзирателя.
Поэтому просто жду. Слышу, как Арачи шелестит бумагами, кашляет, открывает ящик. Но удача на моей стороне, и время я подгадала правильное. Не прошло и пары минут, как надзиратель открывает дверь в кузницу. Доносится рокот и шипение, но так же быстро стихает — Арачи запер дверь. Путь свободен.
Теперь надо проникнуть внутрь. Меня ждёт приятный сюрприз — это оказалось проще, чем я ожидала. Только достала из кармана крючок и нитку, и тут решаю по привычке заглянуть в скважину. Ключ торчит с другой стороны. Приходится сдерживаться, а то рассмеялась бы в голос. Выходит, наш надзиратель ещё рассеяннее, чем кажется. Быстро стягиваю рубашку, подсовываю под дверь и выталкиваю ключ из замка второй шпилькой. Тот падает на рубашку, и я втягиваю её обратно вместе с добытым ключом. Отпираю дверь, и вот я внутри.
С прошлого раза в кабинете ничего не изменилось — всё так же неуютно. Но времени осматриваться нет. Запираю за собой дверь, надеваю и застёгиваю рубашку, достаю ключ, изготовленный Чарном, и, пригнувшись, начинаю возиться с замком.
Окунаюсь в удушающе жаркий, грязный воздух кузницы. Добро пожаловать домой. Внезапно осознаю всю нелепость своего поведения — это ж надо упустить такой шанс по-лёгкому удрать! Второй раз в рабыню уже не переоденешься. Рано или поздно исчезновение женщины, которую я убила, будет замечено, Эллья расскажет всё, что знает, и станет ясно, что дело нечисто. Впрочем, пока этого можно не опасаться — слишком рано. Если сбегу прямо сейчас, у меня ещё есть шанс на успех. И никаких проблем.
В тот момент, сидя скрючившись на лестнице за металлическим барьером, чуть было не решаю повернуть назад. Здравый смысл призывает так и поступить, а опыт подсказывает, что прислушиваться надо именно к голосу разума, а не сердца. Собственно, только поэтому я до сих пор жива.
Но я не сбегаю. Убеждаю себя, что поступила так из практической необходимости, только это неправда.
Закрываю дверь, запираю замок, прячу ключ в кармане ремня и начинаю спускаться. Пригибаюсь как можно ниже, чтобы никто не увидел. Когда оказываюсь внизу, охранники смотрят в другую сторону, на заключённых. Добегаю до ближайшего укрытия, а дальше всё просто. Вижу вокруг знакомые лица и с облегчением понимаю, что график нашей группе не меняли.
Вскоре выныриваю из тени агрегатов рядом с печами. Нерейт бросает уголь в топку. Заметив меня, никак не реагирует. Невозмутимо протягивает лопату. Берусь за работу. Остальные вообще на меня внимания не обратили.
Я вернулась. Но ненадолго.
* * *
Когда меня приводят к Гендаку в следующий раз, дело принимает неприятный оборот.
Только вижу его лицо, сразу понимаю — что-то не так. А потом замечаю, что в комнате находится врачеватель, а рядом с ним ещё один человек, старше Гендака, волосы отливают серебристой сединой, кожа сухая, вокруг покрытых красными прожилками глаз — морщинки. Одет дорого, на меня смотрит, как на насекомое-паразита. Пристроившийся в уголке писец держит наготове перо.
Охранники крепко пристёгивают меня к креслу, проверяют надёжность ремней — обычное дело, я уже привыкла, но на этот раз меня одолевают дурные предчувствия.
Это наша последняя встреча. Следующего раза не будет, я к тому времени уже сбегу. Старейшина прибудет на следующий оборот, охранники только об этом и говорят. Надеюсь, что судьба окажется к нам благосклонна и ничто не помешает.
Но вдруг думаю — а по какому, собственно, поводу такое собрание? Вдруг они узнали про готовящийся побег? Но что-то предпринимать уже поздно. Охранники привязали меня и ушли.
— Позволяют своим женщинам драться и погибать на войне, — кряхтит старик. — Дикари…
— Только очень немногим женщинам, магистр, — вставляет Гендак. — Она исключительная…
— Вот именно — исключительно порочная! Неслыханное бесстыдство, даже по их меркам! — рявкает магистр.
Гендак явно испуган. На лице ясно отражается нерешительность, а ещё — стыд. Ни слова не говорит, но смотрит на меня так, будто умоляет его простить — мол, он ни в чём не виноват.
Не нравится мне это.
Врачеватель готовит иглу. Сквозь стекло вижу какую-то жидкость. Эти гады меня уже два раза одурманивали, третьего не будет. Обращаю разум внутрь себя, собираюсь, концентрируюсь. К дисциплине я приучена, тело своё контролирую хорошо и способна противостоять воздействию практически любых химических веществ. Эту ветвь чуа-кин удаётся освоить немногим, но в моей работе без неё не обойтись.
— Вы с ней слишком деликатничали, — упрекает магистр Гендака. — Она же просто время тянула…
— Я хотел завоевать её доверие, — оправдывается Гендак. — Да, при таком подходе времени требуется больше, зато результаты того стоят…
— Глупости, — отмахивается магистр. — Она будет юлить, врать, постарается вас дезинформировать. Это у них в природе…
Что ж, хоть в одном он прав.
Игла втыкается в нижнюю часть локтя, и вещество начинает распространяться по венам. Действует оно мягко, исподволь, не обжигает, а успокаивает. Полностью нейтрализовать эффект не удастся, но можно свести его к минимуму, если ни на секунду не прекращу повторять мантры. Тело борется с отравляющим эффектом, сопротивляется проникновению наркотика.
— Подождите немного, пусть подействует как следует, — говорит врачеватель, останавливаясь в дверях. — Тогда она вам расскажет всё, что надо…
Так вот что это за средство. Хотят развязать мне язык. Пусть даже не надеются, придурки. Смелости не хватает, всё исподтишка…
Теперь, когда знаю, против чего борюсь, становится проще. От таких зелий мозг будто затягивает туманом, жертва впадает в полусонное состояние, подобное гипнотическому. И хотя я тоже балансирую в промежуточном состоянии между сном и бодрствованием, ясность мыслей не потеряла и могу следить за происходящим.
— Спрашивайте, — приказывает магистр Гендаку.
Охранники стоят и внимательно наблюдают за спектаклем.
Гендак наклоняется, нервно облизывает губы и произносит:
— Как зовут вашего хозяина?
— Плутарх Натка Каракасса Ледо, магнат клана Каракасса, член альянса Выпущенного Когтя, — заплетающимся языком выговариваю я. Ответ выскакивает будто сам собой, и это меня пугает. Успокаиваю себя — ничего нового я пока не сообщила. Это только начало.
— Каковы ваши обязанности?
Писец знай себе строчит. Перо скрипит не переставая. Узнать бы, к чему Гендак клонит. Мы с ним обо всём этом уже говорили…
— Исполняю всё, что прикажут. Собираю информацию… устраиваю диверсии… краду… убиваю…
— Вам приходилось исполнять роль его телохранителя?
— Телохранителями работают Кайдус и Джирт. Но… меня иногда тоже привлекали… когда нужно… на праздниках, на всяких мероприятиях… он предпочитает, чтобы его женщины сопровождали… я, Вала, Квадай…
— Вы преданы своему хозяину?
— Я его Должница, — отвечаю я.
Гендак оглядывается на магистра, потом вновь поворачивается ко мне.
— Сейчас я назову одно имя, а вы скажете, знакомо оно вам или нет.
Киваю. Голова сама собой падает на грудь.
— Белек Аспа.
Что-то смутно знакомое, но было это очень давно, даже припомнить не могу когда. Качаю головой.
— Вы уверены? — настаивает Гендак. — Ваш хозяин не упоминал этого имени в вашем присутствии? Он вам доверяет. Ледо наверняка не боялся обсуждать секретные дела в вашем присутствии.
Теперь мне и самой любопытно. Даже отваживаюсь уточнить:
— А кто такой Белек Аспа?
— Вопросы здесь задаю я, — парирует Гендак.
И продолжает допрос. Спрашивает о численности эскаранских войск и дальнейших планах моих хозяев, интересуется заклинателями камня, чернокрылками и источниками энергии, на которой работает наше оборудование. Хочет узнать поподробнее о нашем сотрудничестве с краггенами и йа-йин, о шахтах, технологиях, производстве оружия. Допытывается, как эскаранцы относятся к гурта, и тут же меняет тему и заводит речь о наших приграничных укреплениях. Потом — о конфликтах между Плутархами и политических интригах. Но у меня создаётся впечатление, что магистр утратил интерес, как только я призналась, что не знаю, кто такой Белек Аспа. С каждой минутой вид у почтенного старца становится всё более скучающим.
А Гендак всё закидывает меня вопросами. Вру снова и снова, называю не те места, подтверждаю их заблуждения относительно нас, а то и вовсе изображаю незнание. Удивительно, как мало они о нас знают. Но ещё хуже то, что рядовому эскаранцу известно о врагах ничуть не больше. Писец фиксирует каждое слово. Ничего полезного гурта так и не узнали, но к концу допроса все довольны. Ещё бы, получили ценнейшие сведения, будто своими глазами заглянули в стан врага. Действие наркотика к тому времени полностью заканчивается, и я окончательно выхожу из полусонного состояния.
Магистр удаляется, бросив на Гендака торжествующий взгляд. Писец торопится следом. Гендак тяжело откидывается на спинку кресла, бледно-серые глаза полны печали. Мы остались одни. Любопытно, как он себя поведёт.
— Это вовсе не моя идея, — произносит Гендак. — Я был против.
Молчу.
— На самом деле я добрый человек, Орна. — В голосе Гендака звучит что-то похожее на мольбу. — Я мирный учёный. Хотел, чтобы вы поняли, что не надо видеть в каждом гурта врага. Боюсь, теперь не смогу вас в этом убедить.
Снова не отвечаю. И не отвечу. Чего он от меня хочет, чтобы пожалела его? Проявила понимание? Простила, чтобы Гендака потом совесть не мучила? Не дождётся. Может, он и добрый человек. Но будь у него хоть какое благородное сердце и сострадательная душа, это ничего не меняет. Он может быть просвещённым человеком или многодетным отцом, без памяти обожающим своих детей. Возможно, Гендак и правда хочет до меня достучаться. Но при всём при этом он остаётся поганым гурта, так что я с радостью прикончила бы его на месте и била бы, пока рука не устала.
— Скоро вы предстанете перед Старейшиной, — говорит Гендак, словно сам с собой. Встаёт и направляется к двери, собираясь позвать охранников. — Считайте это большой честью.
Вероятно, Гендак думает, что я ещё не вышла из сонного состояния и не слышу его слов. Или всерьёз возомнил, будто я не догадываюсь, что меня ждёт. Полагаю, Гендак хочет таким образом попрощаться со мной. До меня доходили слухи. Прекрасно знаю, какую честь он имеет в виду.
Гурта решили, что использовали меня на все сто процентов, и теперь полезность моя исчерпана. Меня отправят в подвал и закуют в цепи вместе с другими несчастными. То-то Старейшина обрадуется. Ещё бы, женщина из Кадрового состава. Что-то новенькое.
За мной придут на следующий оборот. Если к тому времени не успею сбежать, я погибла.
* * *
Прямо из кабинета Гендака меня ведут в столовую. Недавно нас начали кормить перед сменой, а не после неё и не в перерыве, как раньше. Опять эти их штучки, как же меня это бесит! Хотят посмотреть, как это отразится на нашей работоспособности, или на состоянии здоровья, или ещё на чём-нибудь. Впрочем, не знаю, для чего гурта всё это устраивают. Может, вообще просто так, безо всякой цели. Но мне плевать. На следующий оборот это уже будут не мои проблемы.
Как обычно, сажусь рядом с Фейном. Тот сразу понял — что-то случилось. Рассказываю про допрос. Подходит Чарн и тоже пристраивается рядом, жадно откусывая от буханки лишайникового хлеба. Через некоторое время к нам присоединяется Нерейт — почувствовал, что разговор важный, и не хочет ничего пропустить. Теперь Нерейт и Чарн много времени проводят с Фейном и со мной, старых приятелей совсем забросили. Те, должно быть, гадают, с чего бы это.
— Пора бы кое-что прояснить, — начинает Чарн.
— Что именно?
— Как это — что? Ты, между прочим, так и не рассказала, какой у тебя план, а Старейшина уже на следующий оборот приедет. Тогда мы и должны убежать, так?
Чарна этот вопрос беспокоит с тех пор, как я вернулась из разведки. Я каждый раз ухожу от ответа, а Чарн только сильнее бесится.
— Да скажи ты хоть что-нибудь, мы всё-таки из-за тебя жизнью рискуем! А значит, имеем право знать.
— Я ни от кого ничего не требую. Хочешь — оставайся, — предлагаю я.
— Только дурочкой прикидываться не надо! — рычит Чарн, тыча в меня пальцем. — К примеру, я. С меня охрана глаз не спускает. По нужде не могу сходить без сопровождения. Если куда-то денусь — сразу заметят!
— Всё продумано, — успокаивающе произношу я.
— Это ты уже говорила! Что за секреты такие?
Смотрю на него спокойным и твёрдым взглядом.
— От успеха нашего плана зависит жизнь четырёх человек, и моя в том числе. Когда-то осторожность сослужила мне хорошую службу. Не волнуйся, перед сменой скажу, что нужно делать, и всё пройдёт как надо.
— Думаешь, один из нас всех передаст? — уточняет Фейн.
— Предаст, — поправляю я. — Такую возможность исключать нельзя.
— Сама, значит, осторожничаешь, а мы должны тебе на слово верить, — заныл Чарн.
— А что, у кого-то есть другие предложения? — дружелюбно спрашиваю я.
Чарн вскакивает и возвращается за свой стол. Встречают его там вяло. Ни следа былой популярности.
Нерейт смотрит ему вслед, потом поворачивается ко мне.
— А всё-таки жаль, что ты ему не ответила. Интересный вопрос. — Хааду улыбается. — Давай угадаю, какой у тебя план. Чарн остаётся?
— Почему? — спрашивает меня Фейн.
Нерейт пускается в объяснения. Обожает лишний раз блеснуть умом.
— Чарн никак не сможет последовать тем же путём, что и мы. Он кузнец, их слишком хорошо охраняют. Чарн свою задачу выполнил, теперь мы уходим без него.
Фейн смотрит на меня своими чёрными глазами. Знает, что Нерейт попал в точку.
— Сейчас в форте царит полная неразбериха, — говорю я Фейну. — Последние приготовления и всё в таком духе. К приезду Старейшины вся суета уляжется. Следующего оборота ждать нельзя. Бежим прямо сейчас.
— Какая ты всё-таки беспощадная, Орна, — произносит Нерейт с оттенком восхищения в голосе.
— А кто меня изнасиловать хотел? — пожимаю плечами я и возвращаюсь к еде.
 | Крис Вудинг. Ускользающая тень |