Запад и Россия на многое и многих смотрят по-разному. Для нас Томас Мор - предтеча научного коммунизма, изобретатель прекрасного острова Утопия. Для «них» - святой мученик и одновременно покровитель такого несвятого дела, как политика.
Необычность судьбы Мора начинается с его фамилии, означающей «мавр». По слухам, кто-то из его предков был арабом, попавшим в Англию и обратившимся здесь в христианство. Если итак, то источники об этом ничего не сообщают. Отец будущего святого Джон Мор происходил из семьи лондонских купцов, получил юридическое образование и благодаря усердию занял высокую должность в Суде королевской скамьи. Его молодая жена Агнеса Гренджер рано умерла, оставив супругу единственного сына Томаса, родившегося 7 февраля 1478 года.
Воспитание Тома не отличалось мягкостью: за любую шалость его секли розгами или запирали без обеда в темном чулане. Примерно такими же были порядки в школе Святого Антония, куда его отдали в десять лет учиться юриспруденции. Но пороть нового ученика не пришлось - забыв про детские забавы, он со всем пылом отдался изучению наук. Латынь, математика и Закон Божий, от которых стонали многие поколения школьников, стали для него близкими и понятными. Конечно, одно это не помогло бы Тому выбиться из безвестности, но жизнь услужливо преподнесла ему счастливый билет. Однажды школу посетил канцлер Англии, архиепископ Кентерберийский и кардинал Римской церкви Джон Мортон. В честь этого события лучший ученик Том Мор сочинил латинский стишок и на правах первого ученика прочел его высокому гостю. Тот растрогался и выписал мальчику именную стипендию - а потом и вовсе поселил его у себя дома, чтобы лично следить за его образованием.
В беседах с канцлером Том впервые услышал о многих вещах, в том числе и о политике. За несколько лет до этого в битве при Босворте погиб король-узурпатор Ричард III, и к власти пришел его победитель Генрих VII, основавший новую династию Тюдоров и закончивший много лет терзавшую страну Войну Алой и Белой розы. Архиепископ Мортон сразу же встал на сторону Генриха и помог ему обосновать права на трон, представив свергнутого Ричарда злодеем и монстром (таким он много лет спустя стал и в пропагандистской истории Томаса Мора, который сделал короля еще и горбуном). Церковь, как никто другой, нуждалась в сильной централизованной власти, поэтому Мортон служил Тюдорам не за страх, а за совесть, приучая к тому же своего воспитанника.
По протекции кардинала Мора в пятнадцать лет приняли в Оксфорд, где он продолжил изучение «свободных искусств» - риторики, логики и философии. В это время в Англию начали проникать с Апеннин вольные ветры Возрождения, несущие интерес к античной мудрости, преклонение перед красотой жизни и представление о том, что человек - не игрушка в руках провидения, а хозяин собственной судьбы. Томас со всем пылом отдался этим мыслям. Его кумиром стал один из идеологов итальянского гуманизма Пикоделла Мирандола. В восемнадцать лет лондонский вундеркинд сочинил в стихах его биографию, дополнив ее дюжиной правил, которыми следует руководствоваться в жизни. Среди них - постоянный труд, отказ от пагубных наслаждений, готовность к смерти и утрате земных привязанностей. Из этого видно, что, впитав идеи Возрождения, Мор остался чужд свойственному жизнелюбивым итальянцам гедонизму. Вино, танцы, любовь к женщинам или, тем паче, к мальчикам - все это пугало и отталкивало его ум, но юность требовала свое. Тогда он стал бороться - носил власяницу, постился, спал четыре-пять часов в сутки. Долой науки, если они мешают спасению души! Решив стать монахом, он отправился на послушание в один из лондонских монастырей - и очень быстро испытал разочарование. Многолетняя война вызвала общий упадок нравственности, который коснулся и монахов. Они, почти не таясь, пили вино не только в кельях, но и в общей трапезной, горланили похабные песни и водили к себе молодых монашек из соседней женской обители.
В письме декану собора Святого Павла Джону Колету Томас в отчаянии вопрошал: «Скажите, что есть в этом городе такого, что помогало бы человеку вести добрую жизнь, а не заставляло бы его, напротив, постоянно падать? Что встречает он на своем пути: здесь лицемерную любовь и сладкую, как мед, отраву лести; там жестокая ненависть, здесь вечные раздоры и таскания по судам; и там и здесь - мясники, повара, торговцы рыбой, живностью, пирожники, заботящиеся лишь о том, чтобы наполнить наши желудки... Самые дома и те как бы воздвигнуты для того, чтобы лишить нас неба; они своими кровлями ограничивают наш горизонт». Выходом из кризиса для него стало знакомство со знаменитым голландским гуманистом Эразмом Роттердамским. Тот был почти на десять лет старше, но отнесся к юному англичанину как к равному. Именно он примирил Томаса с миром, помогая ему объединить знания с верой - «философской верой», из которой уже проклевывались ростки протестантства. Он же поощрял Мора к занятаям литературой, и скоро стихи и трактаты молодого ученого стали известны всей образованной Европе от Лондона до Рима.
Получив диплом юриста, Томас открыл адвокатскую контору. Знания и дар красноречия помогали ему выигрывать самые запутанные дела. К нему потянулись клиенты, он разбогател, но тратил деньги не на развлечения, а на покупку книг и помощь беднякам. Общее уважение лондонцев помогло ему в 1504 году стать членом парламента, который в то время был сословным собранием, утверждавшим королевские законы и распоряжения. Очень скоро Мор впервые оказался в оппозиции к власти; когда рачительный Генрих VII попытался обложить горожан новым налогом, молодой депутат убедил коллег голосовать против этого. Власть повела себя так же, как всегда и везде: придравшись к каким-то нарушениям, чиновники наложили на Томаса огромный штраф и посадили в тюрьму его старика отца, чтобы сын побыстрее собрал деньги.
Пережив эти испытания со стойкостью истинного философа, Мор продолжал жить и работать. В 27 лет он женился на дочке шотландского юриста Джейн Кольт, которой едва исполнилось шестнадцать. Поглощенный своей работой, он обращал на жену не слишком много внимания и ни разу не упомянул ее в своих сочинениях. Тем не менее он был привязан к этой тихой немногословной женщине и очень переживал, когда после семи лет брака Джейн умерла при родах пятого ребенка. Четверо других - Маргарет, Элизабет, Сесиль и Джон - были еще маленькими, и для ухода за ними Мор взял в дом сорокалетнюю вдову Элис Миддлтон с дочерью. Чтобы не вызывать кривотолков, он женился на Элис, но, похоже, этот брак так и остался формальным. Как посещавшим дом друзьям, так и самому Мору его вторая жена представлялась крикливой, жадной и неряшливой особой. Всю свою привязанность он перенес на детей, применяя в их воспитании принципы гуманизма. В эпоху, когда девушек учили только шитью и танцам, он выучил дочерей математике, латыни и греческому. Среди всех своих дел он находил время писать им длиннейшие письма, наставляя по всем вопросам. Он гордился старшей дочерью Маргарет (в замужестве Роупер), которая побеждала в спорах богословов Оксфорда, и очень радовался, когда сын Джон в девять лет написал ему письмо с изящными шутками на латыни. В доме Мора всегда царила доброжелательная атмосфера, пропитанная мягким юмором. Он писал: «По возвращении к себе надо поговорить с женою, поболтать с детьми, потолковать со слугами. Все это необходимо выполнить, если не хочешь быть чужим у себя в доме. Вообще надо стараться быть возможно приятным по отношению к тем, кто дан тебе в спутники жизни, только не следует портить их излишней лаской».
Год тянулся за годом, пока в 1516 году на свет не появилась «Утопия», прославившая имя Мора на века вперед. Она вышла в свет в нидерландском городе Лувен с предисловием Эразма Роттердамского, который всячески расхвалил это сочинение. «Пиар» виднейшего гуманиста сделал свое дело: уже в ближайшие годы «Утопия» была переиздана невиданными для тех лет тиражами в 2-3 тысячи экземпляров и переведена с латыни на главные европейские языки. Воскрешая жанр античного «путешествия в счастливую землю», она повествует о путешествии вымышленного знакомца автора Рафаила Гитлодея на некий остров Утопию, что означает «То, чего нет». На этом острове Рафаил находит «справедливейшее общественное устройство» и подробно до занудства описывает его. Для начала он критикует жизнь европейских стран с ее войнами, преступностью, невежеством и растущим неравенством богатых и бедных.
Корень зла герой Мора видит в частной собственности: «Если каждый старается присвоить себе сколько может, то, каково бы ни было имущественное изобилие, все оно попадает немногим; а они, разделив его между собою, оставляют прочим одну нужду... Я твердо убежден в том, что распределение средств равномерным и справедливым способом и благополучие в ходе людских дел возможны только с совершенным уничтожением частной собственности». Эта фраза и позволила считать Мора предтечей коммунизма, хотя он излагает ее устами Рафаила, а сам полемизирует с ним, однако больше для вида.
Страну всеобщего равенства и справедливости, весьма забавно описанную в «Утопии», должны, как полагал Мор, создать ученые при помощи просвещенного монарха. В «Утопии» он пишет, что хорош только тот король, что заботится о благе подданных больше, чем о своем; иначе он вместо заботливого пастуха уподобляется хищному волку. По мнению Мора, король обязан заботиться не только о соблюдении законов, но и о благополучии своих подданных, а также об их просвещении. Если он всего этого не делает - он тиран, недостойный занимать свое место. Вопреки средневековым понятиям Мор не признавал божественного права королей на трон и считал, что правителя-тирана можно и нужно менять.
Предаваясь фантазиям об идеальном обществе, Томас Мор не мог избежать искушения воплотить их в жизнь. Для этого настал подходящий момент - в 1509 году Генриха Тюдора сменил его 18-летний сын Генрих VIII, казалось, воплотивший в себе все черты просвещенного монарха Возрождения. Блестяще образованный, сильный и красивый, одинаково ловко владевший пером и шпагой, он собирал вокруг себя лучшие интеллектуальные силы Англии. Конечно, Мор не мог избежать его внимания: уже в первые годы правления Генрих дважды посылал его в Германию на сложные переговоры с ганзейскими купцами.
После этого всемогущий первый министр, кардинал Уолси, представил его королю. Позже Мор писал своему другу, епископу Фишеру: «Я прибыл во дворец совершенно против своего желания и чувствовал там себя так же неловко, как начинающий ездок, сидя в седле. Но наш король так любезен и приветлив к каждому, что всякий может считать себя предметом его особенной благосклонности... Его добродетели столь велики, что я начинаю считать все менее и менее скучной жизнь придворного».
Генрих умел очаровывать людей, и Мор, считавший себя знатоком человеческой натуры, легко позволил себя очаровать. Скоро они уже не могли обходиться друг без друга. Король находил в глубокомысленных и остроумных беседах с Мором отдых от государственных забот и общения с чопорной и скучной женой Екатериной Арагонской. Мор, в свою очередь, надеялся обратить Генриха в свою веру и с его помощью сделать из Англии Утопию. Ради этого он помог королю написать в 1521 году памфлет против Лютера - в то время Генрих еще был ярым защитником католичества. Трактат «В защиту семи таинств» широко разошелся по Европе, а когда основатель протестантизма ответил на него - как обычно, в грубой и вызывающей манере, - Мор написал под псевдонимом Уильям Росс еще одно послание против него, полное изящных и весьма неприличных издевок. Восхищенный Генрих предлагал ему должности при дворе, но ученый раз за разом отказывался. «Чем выше взберешься, тем больнее падать», - с полным основанием вспоминал он старую мудрость. Но не удержался: в 1527 году Уолси предложил ему стать спикером парламента, и он принял этот пост. Кардинал, а с ним и король, надеялись, что красноречивый Мор убедит депутатов одобрить введение новых налогов для финансирования войны, которую Генрих затеял во Франции. Но они ошиблись: на первом же заседании новый спикер заявил, что рост налогов вреден для благосостояния страны. Как ни странно, король был доволен: он разыгрывал собственную игру, рассчитывая с помощью Мора свалить зарвавшегося Уолси, регулярно путавшего казну с собственным кошельком. Он поселил ученого в Челси, рядом со своим дворцом, не раз приезжал к нему в гости, играл с его детьми. Но Мор уже не очаровывался этим - он наконец-то разглядел в Генрихе не просвещенного правителя, а хитрого и жестокого деспота. Своему зятю Роуперу он говорил, что король, не задумываясь, отрубил бы ему голову, если бы мог этой ценой взять какой-нибудь ничтожный замок во Франции. Но он уже не мог уйти из политики - в покое его все равно бы не оставили. Оставалось терпеть и плыть по течению.
Вскоре Англию, а за ней и всю Европу потряс скандал в королевском дворце. Влюбившись в фрейлину королевы Анну Болейн, Генрих решил жениться на ней, изгнав постылую Екатерину. Это одним махом рассорило его и с Испанией, и с Римом, который не мог одобрить беспричинный развод короля. Между сторонами начались долгие переговоры, в ходе которых канцлер Уолси проявлял колебания и советовал королю уступить. Потеряв терпение, Генрих обвинил кардинала в измене и отдал под суд, но по пути в Тауэр всемогущий фаворит скончался. Занять его место король предложил Мору, и тот согласился.
Возможно, он, несмотря ни на что, рассчитывал повлиять на короля и убедить его замять историю с разводом. Однако идти против своей совести он не собирался: на первом же выступлении во дворце он сказал, что не одобряет развод, поскольку сначала служит Богу, а потом уже королю. В той же речи он сравнил должность канцлера с дамокловым мечом, подвешенным над его головой. Король, тоже слушавший речь, не реагировал: пока что Мор был ему полезен.
За три года канцлерства Мору так и не удалось приблизить Англию к утопическому идеалу. Да, он навел порядок в финансах, сместил несколько взяточников-судей, решал вопросы по совести. Но главного сделать никак не удавалось, машина государственного управления вязла в мелочах. Сохранилась история о том, как жена Мора купила собачку, которая оказалась краденой, и судилась за нее с владелицей. Мор принял соломоново решение: усадил женщин в разных концах комнаты, и собачка, конечно же, побежала к первой хозяйке. В итоге жена все же оставила ее себе, заплатив хозяйке двойную цену. Тем ли мечтал заниматься великий гуманист? Вдобавок ему пришлось подписывать смертные приговоры, и не только разбойникам - при нем были сожжены на костре пятеро протестантов, виновных только в исповедании своей веры. Он на своем опыте узнал, что политика пачкает всякого, кому приходится ей заниматься, но оставался на своем посту, на что-то еще надеясь.
Финал его карьеры наступил в 1532 году, когда всех высших чиновников и епископов королевства заставили подписать акт о признании развода Генриха и Екатерины Арагонской. Подписали все, кроме Мора и его друга, епископа Фишера. На другой день лорд-канцлер явился к королю и отдал ему круглую печать, символ своих полномочий. Генрих молча принял печать, повернулся и ушел - это была последняя их встреча. Вернувшись домой в Челси, Мор собрал детей - все они были уже женаты, но жили в одном доме с родителями, - и сказал, что остался без средств и не может больше помогать им. Поэтому, если они хотят остаться с ним, им придется перейти на диету оксфордских студентов, а возможно, и просить милостыню под окнами честных лондонцев. Шутки шутками, но Мор действительно остался без денег. Он пытался возобновить адвокатскую практику, но клиенты не шли к нему, боясь королевского гнева. Мстительный Генрих и правда не оставлял бывшего друга в покое. По его приказу министр Томас Кромвель подсылал к Мору своих людей с письмами против короля, которые ему предлагалось подписать. Когда из этого ничего не вышло, нашли лжесвидетелей, обвинявших бывшего канцлера во взятках, но Мор, будучи искусным полемистом, быстро доказал их лживость.
В 1533 году Генрих VIII вступил в брак с Анной Болейн, а в следующем году объявил себя главой новой англиканской церкви, независимой от Рима. Для одобрения этих двух актов в апреле 1534 года все лондонское духовенство вызвали во дворец Кромвеля и заставили подписать присягу. Туда же вызвали и Мора, чтобы окончательно решить его судьбу. Он отказался поставить свою подпись - «совесть не позволяет мне сделать это». Документ был составлен в таких выражениях, что его неподписание было равносильно государственной измене. За нее-то Мора и арестовали, четыре дня продержав в Вестминстере, - все это время король совещался с министрами о том, как с ним поступить. В конце концов его осудили на вечное заключение в Тауэре и отвезли туда. Только через месяц к нему пустили первого посетителя - дочь Маргарет Роупер. Она пыталась уговорить его подписать присягу и спасти свою жизнь, но он в гневе отверг эту просьбу, назвав дочь «искусительницей Евой». Жена и дети еще не раз просили его о том же, но он каждый раз отвечал: «Если я соглашусь, я получу двадцать лет тихой жизни в Челси, но потеряю вечное блаженство. По-моему, это очень невыгодный обмен».
Король не оставил узника в покое - его вновь и вновь пытались сломить. То ему показывали страшные казни тех, кто сохранил верность католической вере, то уговаривали, обещая деньги, милости, высокие посты. «Пообещайте мне хоть весь мир, - отвечал Мор, - мне он не нужен». Такое упрямство вывело из себя короля, и он приказал Кромвелю во что бы то ни стало найти повод для осуждения бывшего друга и его казни. Услужливый министр выполнил приказ - 1 июля 1535 года в Вестминстере открылся процесс, на котором Мору предъявили обвинение в государственной измене. Он попытался оправдаться, но все было предрешено. Через четверть часа присяжные вынесли вердикт: «Шерифу Вильяму Бингстону предписывается отвести преступника обратно в Тауэр, а оттуда провести через Сити до Тайберна, где и повесить; когда это будет сделано, снять его полумертвого, разорвать на части, члены отрезать, живот распороть, внутренности сжечь; конечности выставить на четырех воротах Сити, а голову - на Лондонском мосту». Тут же объявили о «милости» короля, заменившего этот приговор отсечением головы. Узнав об этом, Мор воскликнул: «Да избавит Бог моих друзей от сострадания короля и все мое потомство от его милостей!»
 |
| После казни голову Мора выставили напоказ. Приемная дочь Маргарет Гиггз подкупила стражу и утопила голову в Темзе. |
На пути к Тауэру к осужденному прорвались его дети Джон и Маргарет, получившие от него последнее благословение. После этого к нему уже никого не пускали, хотя он провел в тюрьме еще неделю. Утром 6 июля его отвели на эшафот, где он сам завязал себе глаза и попросил палача: «Шея у меня короткая, целься как следует, чтобы не осрамиться». А затем произнес фразу, вошедшую в анналы английского юмора: «Только не рубите мою бороду - она ведь не совершала государственной измены». Через пять минут его не стало. Когда об этом доложили Генриху, он играл в шахматы с Анной Болейн. Впервые в жизни новость о казни политического противника привела его в дурное расположение духа - он отодвинул доску, рассыпав фигуры, и раздраженно бросил королеве: «Это вы во всем виноваты!» Анна видела в упрямстве Мора личное оскорбление и неустанно требовала его казни. Отмщение наступило всего через год: по обвинению в супружеской измене королева взошла на эшафот. Сам Генрих дожил до 1547 года, залив Англию кровью подлинных и мнимых врагов. Теперь уже никто не принял бы этого тучного старика, похожего на напившегося крови паука, за просвещенного государя. Много лет спустя Чарлз Диккенс назвал его «пятном крови и грязи на страницах английской истории».
Жену Мора, которая все время заключения горько упрекала его за неуступчивость, выселили из дома в Челси, назначив жалкую пенсию. Сына Джона посадили в Тауэр, но, к счастью, он уцелел. Его сын Кресакр стал первым биографом деда, заложившим - пусть и осторожно - традицию прославления Мора как борца против деспотизма. В просвещенном XIX веке его стали считать защитником свободы мысли, пострадавшим от рук реакционеров. В католической традиции Мора, наоборот, воспринимали как мученика и исповедника, всецело преданного Римской церкви и ее догматам. В 1886 году он был объявлен блаженным, а в 1935-м, к 400-летию со дня казни, канонизирован вместе с епископом Фишером, казненным почти одновременно с ним. В 2000 году Папа Иоанн Павел II объявил его небесным покровителем государственных деятелей и политиков. Может быть, Папа действовал из лучших побуждений - должны же у политиков быть свои покровители на небесах. Но невольно он оказал медвежью услугу тем, кто, вдохновившись примером святого Томаса, устремится в политику с намерением построить в отдельно взятой стране новую Утопию.
(с) Вадим Эрлихман