Спустя 25 лет после визита в Москву президента США Рональда Рейгана публикуем материал американского обозревателя, который, разглядывая перестроечный СССР, открыл тайну советско-русской души.
Переговоры Рейгана и Горбачева были объявлены символом «Московской весны» — раскрепощения советского общества. Однако многие вещи остаются на своих местах.
Добро пожаловать на шоу «Международная семейная ссора»! Сегодняшние участиики — семья Рейганов, Нэнси и Рон, из Вашингтона, США. Рон — собирающийся уходить на пенсию президент Соединенных Штатов, любящий вздремнуть после обеда и подарить пару «стингеров» моджахедам. Нэнси — домохозяйка, увлеченная наркотиками. Они будут соревноваться с семьей Горбачевых из Москвы, Советский Союз. Майк Горбачев работает генеральным секретарем престижной Коммунистической партии. В свободное время он любит приглашать друзей на вечеринки под девизом «Гласность или последствия». Очаровательная жена Майка Раиса любит выставлять Нэнси Рейган безмозглой дурой.
Итак, наш первый вопрос, на сто очков: как необходимо строить сильную рыночную экономику?
Б-з-з-з-з-з-з!
Давай, Майк!
«Ну, общая идея в том, что вы убиваете всех умных и красивых людей в 1917 году и до полусмерти запугиваете всех остальных на протяжении где-то семидесяти лет, по ходу дела строя гидроэлектростанции в местах, где нет рек. Затем вы разрешаете некоторым людям — если они не евреи или что-нибудь в этом роде — открывать кооперативные рестораны, а всем остальным — писать раздраженные письма в «Известия» о том, как ничего не работает».
Би-и-и-ип!
Неправильно! Рон и Нэнси?
На самом я все это придумываю. Дипломатия супердержав устроена не совсем так. Однако московский саммит 1988 года был бы более интересным, если б организаторы использовали формат телеигры с участием аудитории, тайными подсказками и ценными призами — вроде полностью оплаченного сбора урожая картошки для Советов или внятной внешней политики для нас.
Но они этого не сделали, и московский саммит был весьма скучным. На самом деле, больше всего он напоминал гармонический симбиоз монотонных величин.
Во-первых, дело происходило в Советском Союзе — настоящем музее всего неприглядного, раздражающего и утомительного.
Во-вторых, не случилось ничего примечательного. Горбачев не снес Берлинскую стену и не приказал всем жителям Восточного блока ходить по воскресеньям в церковь. Рейган не признался в слезах, что он «просто шутил» насчет Стратегической оборонной инициативы. Атомные подлодки не были превращены в детские сады для китов. Было подписано несколько малозначительных протоколов — что-то, связанное со студенческим обменом (все, кто бывал в американских колледжах, знают, что здесь у нас все отлично налажено, — кого бы они нам ни посылали) и разрешением советским ученым наблюдать за нашими атомными испытаниями в Неваде (мы все равно проводим их под землей, они ничего не увидят).
Более этого, это был саммит, а когда на саммите что-то вдруг случайно происходит, это не находит внешнего выражения в гонках на спортивных автомобилях или драках в барах. Нам остается наблюдать за несколькими крупными мужчинами в костюмах, стоящими в кружок в каком-нибудь правительственном здании, где нет приличной стереосистемы. Они смотрят друг на друга, как собаки, которые настолько глупы, что даже не понимают, с какой стороны надо нюхать. Затем они отправляются на Официальную Церемонию.
Официальные Церемонии — порождение того же чудовищного человеческого инстинкта, который подарил нам родительские собрания, службы в протестантских церквях, вручение дипломов и тому подобный кошмар. Я могу понять, почему человечество не смогло отказаться от войн. На войне можно кататься на танке сквозь здания и стрелять в иностранцев — в мирное время это обычно запрещено. Но почему после миллиона лет эволюции мы до сих пор мучаем своих ближних приемами, торжественными обедами, приветственными спичами, выступлениями сановных лиц, посещением национальных монументов, выражением взаимопонимания, экспертными панелями и встречами с избранными гражданами. Это все настолько утомительно, что однажды они устроят саммит, на который никто не придет.
Кажется, я забыл про первых леди. Нас от них тошнит или как? Два самых чудовищных гардероба мира плохо соответствуют идее о всеобщем равенстве.
К счастью, хотя бы погода была ничего. Благодаря перестройке и реформированию российской метеорологической системы теперь в СССР, в отличие от былых времен, когда мороз стоял круглый год, по нескольку месяцев светит солнце и дует в меру прохладный ветер. Более пяти тысяч аккредитованных репортеров бродили кругами под этим солнцем, и все они (включая русских) приветствовали любые знаки перемен в советском образе жизни эпохи Горбачева визгом отчаянной радости. «И них есть состаренные джинсы!» «Можно купить кока-колы!» «Я видел зал для боулинга!» И так далее. Все произносили словосочетание «Московская весна». В каждом «Интуристе» был бар, где наливали за валюту и где репортеры бормотали: «Я называю это Московской весной», «Я собираюсь отработать идею Московской весны», «Московская весна» — вот как надо на это смотреть».
Москва действительно изменилась. Я был здесь в 1982 году, в эпоху брежневских сумерек, и теперь все стало по-другому. Например, теперь на улицах есть мусор. В 1982 году русским было просто нечем мусорить. Люди на улицах больше не одеваются, как участники любительской постановки «Парней и куколок», и они перестали стричь волосы секаторами. Только маленькие дети глазеют на иностранцев. Стадо больше машин. Москва в час пик теперь напоминает Манхэттен в девять утра в воскресенье. Радикально улучшилась еда. В меню ресторана в моем отеле по-прежнему значился «джульен из мяса», но я могу поручиться, что это было мясо домашнего животного, убитого в последние годы, и это было съедобно. Несколько раз мне удавалось по-настоящему хорошо поесть, и это случалось не только в частных кооперативных ресторанах. В государственных забегаловках отличная икра, неплохие курица и говядина, сносная копченая рыба и несколько видов вина, которые не похожи на сироп для блинов.
Люди в Москве стали менее настороженными. Когда вам в ухо шепчут: «Amerikanski? Change moneys?» — это делают громче, чем раньше. Навестить вас в отеле и пропустить по стаканчику в тамошнем баре больше не представляет для русских задачу, сравнимую с переходом линии фронта. Люди спокойно разговаривают с незнакомцами. На самом деле, если они выпьют, вам стоит большого труда заставить их заткнуться. Один молодой человек с прической «авианосец» и хвостом подошел ко мне на улице и сказал, что его любимые группы — Bauhaus, The Dead Kennedy's и Sex Pistols, но Sex Pistols только ранние, когда они были по-настоящему хороши. Затем он спросил, не нужно ли мне change moneys. Он не мог предложить мне выгодный курс, потому что копил на электрогитару.
В советских школах всегда преподавали английский, но приблизительно так же, как американских детей учили латыни. Российские молодые люди пытались разговаривать с вами, используя английские эквиваленты «Gallia est omnis divisa in partes tres». Теперь они говорят на английском весьма пристойно. Одна весьма яркая девушка, прислонившаяся к стене неподалеку от Красной площади в два часа ночи, была особенно продвинутой. «How about you come over to my house and have a party?» — сказала она.
Мой первый день в Москве произвел на меня сильное впечатление. Воздух был чище. На преждевременно постмодернистскую сталинскую архитектуру была нанесена свежая краска. Всепроникающий запах неработающей канализации и дешевых средств дезинфекции пропал. На улицах появились палатки с сэндвичами и автоматы с пепси. В витринах магазинов были видны товары, какие-то витрины были оформлены с претензией на западный стиль. По телевизору время от времени показывали клипы из MTV. Я даже видел газонокосилку — такое в Советском Союзе мне попалось впервые. Она была похожа на... не знаю, создавали ли японцы во время Второй мировой войны косилки-камикадзе, но она производила именно такое впечатление. Так или иначе, она косила газон — этого я раньше в Советском Союзе тоже не видел.
«Ты просто попал сюда в совершенно особый момент», — сказала мне Элеанор Пелтон из ABC Radio, проведшая в Москве несколько лет. На второй день я понял, что она имеет в виду. Товары в витринах магазинов по большей части были только там — в витринах. Я побродил по плеснево-зеленым залам ГУМа — самого большого в мире торгового центра, где ничем не торгуют. Цены были высокими, выбор минимальным, а качество — отвратительным. Средняя зарплата в Советском Союзе составляет 195 рублей (330 долларов). Мужское пальто, сделанное из чего-то, напоминающего коврик у двери, стоило 317 рублей (536 долларов). Мужские штаны ни на что не претендующего покроя стоили 50 рублей (85 долларов). Большой цветной телевизор, напоминающий продукцию компании Hasbro, предлагался за 720 рублей (1217 долларов). Стереосистема с диапазоном и качеством звука, достойными куклы Chatty Cathy, шла за 390 рублей (659 долларов).
Очереди к тем прилавкам ГУМа, где все же можно было что-то купить, затмевали все, что можно увидеть в Диснейленде на пасхальные каникулы. В одной очереди я насчитал сто пятьдесят женщин. И они были настроены стоять до конца. Несколько полицейских присматривали за порядком. Женщины ждали, чтобы купить ужасные серые тканевые кроссовки на пластиковой подошве за 15 рублей (25 долларов).
Чтобы купить что-нибудь в Советском Союзе, вы не просто стоите в очереди. Вы стоите в ней трижды. Сначала вы стоите в очереди, чтобы выбрать. Потом вы стоите в другой очереди, чтобы заплатить. Наконец вы стоите в третьей очереди, чтобы получить вашу никчемную покупку. Бессмысленная деятельность в Советском Союзе в почете. Видите ли, Советский Союз предоставляет работу для всех — вне зависимости от того, хотят они этого или нет.
В тот день, когда должен был приехать президент Рейган, рабочие еще наносили свежую краску на фасады в центре Москвы. Произведя небольшую рекогносцировку, я обнаружил, что ухоженные здания, гладкие тротуары и чистые улицы встречаются исключительно в той части города. которую президент должен был посетить. Дальше Москва выглядела так же, как я помнил по 1982 году: бесконечные серые кубы дешевого жилья, многие с железной сеткой по периметру крыши, чтобы удерживать отваливающиеся кирпичи. Все вещи и машины были плохо сделаны, плохо настроены, того и гляди собирались развалиться или только что были наспех собраны обратно. Создавалось ощущение, что люди, создавшие дизайн «москвичей» и «лад», были насильно вытащены из дома престарелых, а вот электрические провода над головой выглядели так, будто их натянули десятилетние дети.
Написав что-нибудь подобное, либеральные люди с широкими взглядами обычно затем считают своим долгом отметить, что, как бы ни прогнила советская система, советские люди вне конкуренции. Однако мой опыт не дает мне возможности с этим согласиться. Конечно, некоторые из них очень милые, но большинство русских ходят с кислыми минами и стиснув зубы и ведут себя невероятно грубо (прыщи на лице и запах пота добавляют очарования). Русские молчаливы и замкнуты, когда трезвы, и феерически дружелюбны, когда пьяны, что случается весьма нередко. Попросите русского официанта или служащего о чем бы то ни было, и он вас немедленно возненавидит. Советской вежливости или советского умения заинтересовать людей в своих товарах не существует в природе. Советская сфера услуг измеряет время в геологических эрах.
На саммите Советы попытались создать свою версию гигантского удобного пресс-центра, который они видели на декабрьской конференции в Вашингтоне. Однако результат получился слишком советским (это прилагательное наполнится для вас глубоким смыслом, когда вы проведете здесь всего несколько дней). Например, до саммита было всего одиннадцать трансатлантических телефонных линий, которые шли в Москву. Советам пришлось разрешить AT&T и ABC привезти в страну немного современной электроники: мили проводов, стопки спутниковых тарелок и набор переносных генераторов, чтобы снабжать все это электричеством. Стоит отметить, что, как только саммит закончился, количество трансатлантических телефонных кабелей, связывавших Советский Союз с Америкой, вновь стало равно одиннадцати. Центр по аккредитации выглядел так, будто он был спроектирован для ярмарки хобби и ремесел в Вальпараисо, штат Индиана. Пять или шесть полуанглоязычных русских сидели за четырьмя складными столами и пытались выдать аккредитационные удостоверения нескольким тысячам репортеров. Один крупный и сильно потевший русский в подтяжках бегал взад-вперед со словами: «Это не входит в мою сферу ответственности». Другие русские в это время повторяли: «Ждите! Вы должны подождать! Подождите немного! Подождите!» — главную мантру русского служащего.
По-видимому, предположив, что русские создают недостаточно неприятностей сами по себе, президент Рейган решил еще немного покачать лодку. Он начал дразнить их еще до того, как прибыл на место. В интервью советскому телевидению, взятому за два дня перед саммитом, Рейган сказал русскому журналисту: «У вас есть конституция, у нас есть конституция. Разница между нашими конституциями очень простая... Ваша конституция говорит о привилегиях и правах, которые государство предоставляет гражданам. Наша конституция говорит, что мы, народ, разрешаем государству делать такие-то и такие-то вещи».
Выступая в Хельсинки за день до своего приезда в Москву и погружаясь в более рискованные интеллектуальные глубины, чем это для него обычно свойственно (я подозреваю, что здесь поработал спичрайтер), президент процитировал чехословацкого писателя Милана Кундеру, который писал о «тоталитарном искушении» — «древней мечте о мире, где все будут жить в гармонии, объединенные общей волей и верой, не имея секретов друг от друга». Рейган определил это как «свободу навязанного совершенства».
Затем он сказал, что такого рода утопизм «доказал свою бесплодность и пустоту».
Утром в понедельник в Спасо-Хаусе, резиденции посла США, Рейган встретился с группой советских диссидентов и правозащитников, которые не считают Горбачева доброй няней, а перестройку — воссоединением The Beatles или чем-то в этом роде. Во вторник Рон вещал о Билле о правах студентам МГУ, объясняя им, что, сколь длинным ни был бы шнурок, которым привязана птица, ее всегда можно за него притянуть.
Разумеется, была пара факапов от рейгановской администрации, которые мы уже привыкли ожидать и даже предвкушать. Рон подарил Горбачеву запись классического антивоенного фильма 1956 года «Дружеское увещевание» с Гэри Купером. Вскоре выяснилось, однако, что сценарий фильма был написан Майклом Уилсоном, затем попавшим в черный список за подозрение в коммунистической деятельности. Несколько американских индейцев устроили в Москве акцию протеста, и Ронни отшил их заявлением, что в индейских резервациях есть много нефти — скажите это микмакам в Мэне. Кроме того, один из диссидентов в Спасо-Хаусе — по крайней мере если верить Советам — во время Второй мировой войны был полицаем.
ТАСС набросилась на этот промах, в тот же вечер опубликовав новость, где говорилось: «Позже было обнаружено, что в 1942 году Николай Рожко добровольно вступил в нацистскую полицию, участвовал в убийстве партизан, арестовывал и пытал советских граждан (возможно, также и евреев)». Тонкий намек пока явно не входит в программу обучения сотрудников советской бульварной прессы.
«Рейган отстал со своими заявлениями, — не уставали повторять советские чиновники, характеризуя ситуацию с человеческими правами в стране и напоминая юных пионеров, которые заявляют: «Мы больше не писаем в постель».
«Нам не нравится, когда люди со стороны пытаются учить нас жить», — заявил пресс-атташе советского Министерства иностранных дел Геннадий Герасимов.
Даже сам Горби отметил, что русские «не будут принимать никаких советов насчет того, как нам управлять своей страной. Нам не нужна чужая модель, нам не нужны чужие ценности». Бла-бла-бла.
Было очевидно, что советы задели за живое. Они действительно пытаются — как умеют — открыть свое общество и стать полноценными участниками западной цивилизации. Они еще не очень хорошо понимают, что значит интеллектуальная свобода и объективная истина. «Они отменили экзамен по истории из-за гласности, — сказал один из учеников школы № 29, которую посетила Нэнси Рейган. — История меняется».
С историей этого произойти не может, но современность действительно меняется. Улучшения, которые Горбачев, гласность, перестройка и тому подобное принесли Советскому Союзу, еще не превратили его в Калифорнию, но это настоящие улучшения. Просто Советам еще предстоит пройти долгий путь, перед тем как они будут приняты в Международное Братство В Меру Развитых Наций.
В мире есть много бедных стран, много печальных и угнетенных. Однако Советский Союз — это огромная, здоровая нация, не страдающая от перенаселенности и имеющая в запасе 20 миллионов человек с высшим образованием. О таких земельных богатствах и природных ресурсах, как в СССР, можно только мечтать. Кроме того, Россия была участницей — по меньшей мере недоразвитым сводным братом — западной цивилизации на протяжении тысячи лет. У этих ребят нет алиби.
(с) Пи Джей О’Рурк