Недавно я открыл для себя очень важного мыслителя — Эмиля Дюркгейма, основателя современной социологии. С одной стороны, мне как-то неловко, что открыл я его так поздно, а с другой стороны, когда я начал делиться этим открытием со своими образованными друзьями, то обнаружил, что даже имя этого выдающегося ученого мало кому известно, не говоря уже о его теориях. Что жаль, поскольку для понимания того, как работает наше коллективное сознание, Дюркгейм сделал не меньше, чем Фрейд для изучения индивидуального подсознания. С другой стороны, sex sells и Фрейд, везде искавший сексуальную подоплеку, был просто обречен стать поп-иконой, в отличие от Дюркгейма, писавшего труды со скучными названиями типа «Разделение труда в обществе». Однако его написанные сто с лишним лет назад работы в XXI веке не только не потеряли актуальности, но и могут служить ключом к пониманию процессов, происходящих сегодня в России и в мире. Взять, например, теорию механической и органической солидарности, описывающую два основных типа общественного устройства.
Один — «общество механической солидарности» — это патриархальное общество, построенное на соответствии всех его членов некоему внешнему канону: религии, секте, клану, племени. В этом обществе похожесть индивидов друг на друга считается высшей добродетелью, индивидуальная свобода зажата в крайне жесткие рамки, а групповые интересы всегда важнее личных. Экономическая жизнь такого общества не блещет разнообразием — члены его в большинстве своем заняты одним и тем же делом, подчиняются одним правилам и легко взаимозаменяемы.
Другой тип — современное «общество органической солидарности», где личность превыше всего, индивидуализм приветствуется, свобода — наивысшее благо. Это общество держит вместе лишь осознание экономической и социальной взаимозависимости и достаточно компактный и расплывчатый набор общих ценностей. Это общество начало развиваться вместе с современным капитализмом и индустриальной революцией и в наш высокотехнологичный век достигло расцвета — ведь «экономика идей» требует свободных личностей, способных эти идеи генерировать и реализовывать. Стричь эти личности под одну гребенку и загонять их в жесткие рамки противопоказано для экономического роста.
Согласно Дюркгейму, переход общества от механического состояния к органическому — это объективный и неизбежный путь социальной и экономической эволюции. Просто разные страны движутся по нему с разной скоростью — и иногда пятятся назад.
Если посмотреть на мир с этой точки зрения, сразу становится понятно экономическое и технологическое отставание исламского мира от секулярного Запада и примкнувшего к нему Дальнего Востока. Любая религия, и особенно ислам с его жестким набором предписаний и ограничений, хорошо работает в качестве фактора «механической солидарности». Но в Европе процесс отделения церкви от государства начался еще несколько веков назад, а в большинстве исламских стран он не начался и до сих пор. То есть мусульманское общество в гораздо большей степени находится на механической стадии и неизбежно проигрывает конкуренцию органическим Европе, Америке, Японии, Южной Корее и даже традиционно исламской, но политически светской Турции. И если бы не ближневосточная нефть, то это отставание было бы еще разительней. Даже в атеистическом, но не особо демократичном Китае экономический рост совпал с расширением пространства личной свободы — то есть с переходом общества в более органическую стадию.
Или вот взять, например, проблему иммиграции в Европу. Некоторым тут видится один из очагов глобального конфликта цивилизаций: мусульманской и христианской. Конфликт есть, но, по-моему, совсем другого порядка: между современным индивидуалистическим обществом и анклавами архаического «общества механической солидарности», появившимися относительно недавно вместе с массовой иммиграцией. В этнических гетто «новые европейцы» воспроизводят общественные уклады своей исторической родины, например, клановую структуру или понятие чести рода, ради которой не жалко и родную дочь зарезать, если она ведет себя не по правилам. И тут опять же огромную роль играет религия (в большинстве случаев ислам), которая цементирует иммигрантские сообщества, делает их более замкнутыми — и более «механическими». Есть и обратное правило — те иммигранты, которые успешно интегрируются в западное общество и реализуют себя профессионально — например иранская и иракская интеллигенция, — принимают и светский стиль жизни. Для них религия или теряет значение, или уходит в сферу исключительно духовных переживаний, то есть перестает диктовать правила повседневного поведения. Но есть еще и состояние, которое Дюркгейм назвал аномией — серая зона, где старые общественные нормы уже не действуют, а новые еще не укоренились, то есть общество без норм. Именно оно объясняет высокую преступность среди молодого поколения иммигрантов: от традиционного уклада они уже оторвались, в новое общество так и не встроились.
Но, конечно, интересней всего смотреть, как работает теория Дюркгейма в сегодняшней России. Атут она многое объясняет. Эмиль Дюркгейм считал, что механическое общество иерархично и тоталитарно. Оно состоит из слитных групп, которые или враждуют друге другом (как, например, шииты и сунниты в современном Ираке), или выстраиваются в иерархию под управлением вождя. Кстати, именно так изображается общество и во многих антиутопиях, от Замятина до Хаксли и Оруэлла. А органическое общество состоит из множества свободных, но взаимозависимых личностей, связанных друг с другом разнообразными отношениями. Это такой сложный организм, которым невозможно просто так командовать. У такого общества есть запрос на демократическое правление и гражданские институты. Но, по-моему, существует и обратное правило — чем более авторитарной и недемократичной является власть, тем сильнее ее запрос на механическую солидарность в обществе. Что мы сейчас и наблюдаем. И не потому, что Путин и Володин начитались Дюркгейма, а потому, что социологические законы — штука объективная. Вот вам и объяснение тех самых «духовных скреп», которых так не хватает росси йскому президенту. Вот в Америке или, например, в Швеции и Японии никакие «скрепы» не нужны, а тут вдруг понадобились. Только пока не очень понятно какие. Пробуются разные. Например, религия — проверенный веками метод. Отсюда и ОПК в школах, и священники на телеэкране, и закон об оскорблении чувств верующих. Хотя Россия все-таки не Иран, народ в массе нерелигиозен, регулярно ходит в церковь менее одного процента, поэтому на одной религии далеко не уедешь. Но есть и много других признаков для механического сплочения народа и деления его на монолитные группы — например, по принципу сексуальной ориентации: «правильные» против «извращенцев». Или «наши» против «иностранных агентов», «местные» против «понаехавших», «Народный фронт» против «либерастов». Характерно, что депутат Мизулина в новой концепции семейной политики опирается на такое фундаментальное для архаичного общества понятие, как род. И, кстати, обратите внимание, что самый большой процент голосов власть получает как раз там, где большая часть населения еще не вышла из кланово-родовой структуры — то есть в республиках Северного Кавказа.
Еще одно отличие обществ механической и органической солидарности находится в сфере законодательства. В органическом обществе оно направлено в основном на регулирование разных форм созидательной деятельности, а в механическом упор делается на карательные меры. Что прекрасно иллюстрирует нынешняя законотворческая деятельность Думы.
В общем, складывается впечатление, что за постсоветские годы общество разболталось, стало слишком органичным и сейчас его пытаются вернуть в более механическое состояние. Ну а как же тогда модернизация, развитие «экономики идей» и прочие полезные плоды органической солидарности? Да никак. В сырьевой углеводородной экономике можно кое-как обойтись и без этих «излишеств».
По-моему, лучшее отображение идеи механической солидарности в искусстве можно найти в фильме Георгия Данелии «Кин-дза-дза!». Там эта идея доведена до своего абсолюта — общество делится на пацаков и чатлан лишь по одному механическому признаку: цвету лампочки в специальном приборе — визаторе. Не знаю, читал ли Георгий Данелия работы Дюркгейма, но в своем фильме он очень точно показал, к чему приводит доведенное до крайности общество механической солидарности — социальному неравенству, жесткой иерархической структуре, произволу властей, диктатуре и всеобщему упадку в экономике. Интересно, что новая версия фильма появилась в 2013 году, когда спрос на «механику» снова резко возрос. Но гений — на то и гений, чтобы понимать о нас что-то такое, чего мы сами еще не осознаем.
(с) Сэм Клебанов