Национальное достояние хранится за дверью толщиной четверть метра. Это пакетики из фольги, разложенные по полкам металлических стеллажей. Их общую стоимость эксперты Всемирного банка оценивают в шесть-восемь триллионов долларов. Что примерно равно девятнадцати годовым бюджетам России. В этих пакетах запаян не золотой песок или драгоценные камни. Здесь, в самом центре Петербурга, на Исаакиевской площади, хранится 323 тысячи образцов семян, охватывающих 64 семейства, 376 родов и 2169 видов диких и культурных растений с пяти континентов.
Начало уникальной коллекции Всероссийского института растениеводства было положено еще при императоре Николае II. Но своего апогея сбор растений достиг в 1920—1930 годах благодаря ботанику Николаю Вавилову. Сегодня коллекция института считается залогом продовольственной безопасности не только России, но и всего человечества.
Каждые шесть часов на планете исчезает один сорт растения. Агропромышленные холдинги разводят моносорта — зачем держать в одном саду десять видов груш, когда выгоднее выращивать один, который созревает быстрее и хранится в магазинах дольше остальных? И хотя по своей урожайности традиционные сорта не могут конкурировать с современными, зачастую они устойчивее к болезням и лучше адаптированы к местности. И поэтому могут служить источником ценных генов.
Почти половина образцов в коллекции Всероссийского института растениеводства — семена растений, которые больше не растут на Земле. Его работа — история научных открытий и политических трагедий России двадцатого века.
Саратов, Астраханская улица, тюрьма. Январь 1943 года. Тесная каморка, нары, стол. В этой камере смертников трое осужденных ждут своей участи. Инженер-лесотехник Иван Филатов арестован за то, что его дядя был успешным торговцем древесиной — при Сталине этого было вполне достаточно, чтобы получить клеймо эксплуататора. Другой смертник— философ и академик Иван Луппол. Третий — Николай Вавилов, один из крупнейших этноботаников в истории человечества.
Перед тем как оказаться за решеткой по сфабрикованному обвинению, Вавилов побывал на пяти континентах. Он проехал на лошадях Афганистан, прошел с караваном Эритрею, пробирался сквозь джунгли Бразилии. Он вез на родину сотни тысяч семян, создавая основу для крупнейшего в мире собрания посевного материала.
Это безумное предприятие имело безумную цель — избавить от голода страну и мир. С помощью растений, которые плодоносили бы даже на скудных почвах. Время показало, что Вавилов был на верном пути.
Само понятие «биологического разнообразия» появится лишь спустя десятки лет. Расшифровать геном первого растения ученым удастся еще позже. Но уже тогда Вавилов понимает: от наследственного разнообразия растений зависит выживание человечества. Только во время экспедиций можно найти экземпляры, стойкие к скудной почве, засухе, холоду, болезням и вредителям. Еще в ходе своих первых экспедиций в начале двадцатого века Вавилов замечает, что биологические виды исчезают. Он как одержимый собирает семена. Но ему не суждено увидеть, как его ботаническое сокровище, ценность которого с годами только возрастет, поможет миллионам людей.
Сталин не верит Вавилову. В начале 1930-х годов в стране царит голод, вызванный насильственной коллективизацией. Агроном Трофим Лысенко выдвигает теорию об ускоренном росте растений — пройдут годы, и Лысенко будет признан «главным псевдоученым двадцатого века». Но Сталину нравятся безумные идеи шарлатана. А на Вавилова заводят уголовное дело. Ученый, внешний вид для которого был настолько важен, что даже в джунглях он ходил в костюме, закончит свою жизнь дистрофиком в лохмотьях.
6 августа 1940 года Вавилова арестовывают на Западной Украине и отвозят в Москву, ему предъявлено обвинение в измене родине. В октябре 1941-го к столице вплотную подходят немецкие войска и ученого этапируют в Саратов. Человек, посвятивший жизнь борьбе с голодом, в тюрьме оказывается на пороге голодной смерти.
Над плодом его трудов нависает смертельная опасность — с 8 сентября 1941-го Ленинград окружен кольцом блокады, связь со страной прервана. В осажденном городе царит страшный голод, тысячи людей умирают. А в самом центре, на Исаакиевской площади, хранится несколько тонн продуктов — семена, корни, плоды. Мешочки с сушеными бобами. Контейнеры с зерном и орехами. Как уберечь это сокровище?
С тех пор как их начальника увезли на «черном воронке», сотрудники института растениеводства о нем ничего не слышали. Несмотря на смертельный голод, бомбежки и мороз, они хранят семена, проверяют их всхожесть, высевают для обновления. Днем и ночью сторожат здание на Исаакиевской площади. Подвешивают ящики с семенами к потолку, чтобы до них не добрались крысы, заполонившие город после того, как люди съели всех кошек. Сжигают в подвалах все деревянные предметы, чтобы не замерзла и не пропала картошка.
Но голод сильнее. Сотрудники института слабеют с каждым днем. Разбирая миндаль, прямо за столом умирает хранитель арахиса и масличных культур Александр Щукин. От голода погибают эксперт по овсу Лилия Родина и Дмитрий Иванов, успевший перевезти на другой склад тысячи пакетов с рисом. Коллеги скорбят — и продолжают работать. Даже на пороге смерти никому не приходит в голову взять семена себе. За все время блокады из коллекции института не пропадет ни одно зерно.
Декабрь 2012-го. В здании института на Исаакиевской площади сегодня до сих пор видны следы прежней системы отопления. «Обратите внимание на эти дверцы, — говорит заведующий хранилищами 65-летний Борис Макаров. — Раньше дворец отапливался дровами, но даже лютой зимой удавалось поддерживать нормальную температуру».
Борис Макаров работает в институте 40 лет. Со связкой ключей в руке он спускается по широкой, роскошной лестнице трехэтажного дворца, выстроенного в 1853 году для министерства государственных имуществ. Медные дверцы печных поддувал, тускло поблескивающие в стенах, напоминают о временах, когда Санкт-Петербург не знал центрального отопления.
Впрочем, сейчас заведующего куда больше волнует не отопление, а охлаждение помещений. Магнитным ключом он открывает деревянную дверь на первом этаже. В длинном холле гудит кондиционер размером с автобус. Ученый переодевается в теплые штаны, куртку и валенки. Следующая дверь толщиной 30 сантиметров открывается большим металлическим ключом. «Здесь механические замки — электронике не доверяем. И работаем только по двое. Случись что — внутри долго не протянешь».
На дисплее перед входом светится температура — минус десять. В сухом морозном воздухе камеры размером с железнодорожный вагон стоят десятки металлических стеллажей, заполненных красными пластиковыми ящиками. В них лежат сотни герметичных пакетов с семенами не только овощных, но и зерновых, масличных, бахчевых культур... Коллекция Всероссийского института растениеводства — четвертая по размеру в мире.
Ее основатель Николай Вавилов родился в 1887 году в Москве в семье купца и директора мануфактурной фабрики. Россия тех лет — страна колоссального неравенства. Власть имущие купаются в роскоши, крестьяне прозябают в нищете. В книге очерков «Простаки за границей» американский писатель Марк Твен в 1896 году писал о русском императоре: «По одному его слову корабли пойдут бороздить морскую гладь, по равнинам помчатся поезда, от деревни к деревне поскачут курьеры... и несметное множество людей кинется исполнять его приказ».
А тем временем крестьяне обрабатывают средневековыми плугами свои крошечные участки. С одного гектара в России собирают менее трети того, что производят в Германии. Из-за болезней и вредителей пропадает все больше и без того скудного урожая. Даже в хорошие времена крестьянам часто не хватает еды до следующего лета. А хороши далеко не все годы. Россию настигает голод примерно каждые восемь лет.
Первая голодная катастрофа, которую пережил Николай Вавилов, начинается с долгой и суровой зимы 1890/91 года. После неурожая 1891-го в Среднем Черноземье и Поволжье наступает засушливое лето: ни одного дождя за пять месяцев. Но царские чиновники продолжают выбивать налоги из крестьян. Наступает продовольственный кризис, сотни тысяч людей умирают от голода и эпидемий. Летом 1892 года в регион приходит холера. Многие крестьяне теряют жилье из-за пожаров: они слишком слабы, чтобы их тушить.
В больших городах интеллигенция создает добровольческие отряды, чтобы помочь бедствующим. В стране неуклонно растет недовольство властью. Жертвами голода становятся около 400 тысяч человек. Те события станут отправной точкой конфликта между самодержавием и обществом, который закончится политическими потрясениями через два десятка лет.
Они наверняка повлияли и на юного Вавилова. Позднее он напишет в своем дневнике, что мечтает посвятить жизнь «работе на благо бедных и содействовать их просвещению». И хотя его отец хочет, чтобы Николай занялся коммерцией, сына тянет в науку. В 1911 году он оканчивает Московский сельскохозяйственный институт, единственный в царской России аграрный вуз. Это очень интересные времена для биологов. Еще в 1865 году австрийский ботаник Грегор Мендель экспериментальным путем установит принципы передачи наследственных признаков от родительских организмов к потомкам. Его опыты позже станут основой теории классической генетики.
Это открытие останется почти незамеченным, пока спустя 35 лет биологи не подтвердят его опытным путем. Агрономы начнут выращивать новые сорта — если какое-то растение особенно морозоустойчиво или приносит больше плодов, эти свойства можно выделить и скомбинировать путем целенаправленного скрещивания.
Николай Вавилов понимает: благодаря новому учению можно создавать культуры, которые выдержат суровый российский климат.
Этот плотный мужчина славится своей харизмой и оптимизмом. «Входя в любое помещение, он сразу оказывался в центре внимания. Казалось, что он все время под напряжением», — будет позднее вспоминать один из его современников. Аристократические привычки Вавилов сохранит на всю жизнь — даже в глухих джунглях он появляется в костюме и галстуке.
В свои первые экспедиции будущий ученый отправляется еще студентом. В 30 лет он становится профессором. В последующие два десятилетия посещает 52 страны, еще в десяток государств он отправляет своих сотрудников. Его внимание приковано к горным регионам: ученый считает, что самое большое разнообразие растений можно найти именно там.
Ради семян он готов рисковать жизнью. В Азии его лошадь спотыкается, и они оба чуть не улетают в пропасть. Зато Вавилов находит рожь, растущую в холодных условиях на большой высоте. В Иране, страдая от 50-градусной жары, он достает пшеницу, способную расти даже на почве, покрытой соляной коркой. В Афганистане собирает семена почти семи тысяч растений — от черной чечевицы до фиолетового ячменя. В Алжире находит луковицы весом четыре фунта, в Казахстане — рощи из диких яблонь, в Японии — 16-кило-граммовую редьку.
Его постоянно арестовывают, принимая за русского шпиона. В него стреляют, его забрасывают камнями. В Китае он чуть не тонет на переправе, болеет малярией и брюшным тифом. В Восточной Африке свет фонаря в его палатке привлекает целый рой пауков и скорпионов, что «пол под палаткой шевелится». Но именно в той экспедиции он добывает столько семян, что четверо суток напролет упаковывает их для отправки на родину: «Онемели руки от подписывания 830 бланков — по семь на посылку. Отправил 59 посылок, до этого послана из Аддис-Абебы, из Джибути 61 посылка, итого 120 из Восточной Африки».
Из Азии, Америки, Африки и Европы Вавилов и его коллеги привозят в Советский Союз 250 тысяч семян и образцов растений. Он документально подтверждает, что биологическое разнообразие в одних уголках мира больше, чем в других. В Анатолии, например, особенно много сортов пшеницы, в Андах — картофеля, в Южной Азии — риса и сахарного тростника. Вавилов называет эти регионы «центрами происхождения». Указанные им области и сегодня играют ведущую роль в изучении биоразнообразия.
Он одержим. Он неустанно работает. Он говорит на 15 языках. Он пишет, что при каждом открытии его волнует один и тот же вопрос — практическая польза. «Как можно применить его сейчас, немедленно, на благо моей страны — и всей планеты?»
Ученый настолько увлечен, что его не интересует политика. В 1917 году в России свергают царя, к власти приходят большевики, которые не доверяют ученым с непролетарским происхождением. Но Ленин прекрасно понимает: стране нужны образованные люди. И назначает Вавилова директором института в Петрограде. Тот делает из него центр сети из четырехсот институтов и опытных станций по всей стране.
Двадцать тысяч сотрудников от Мурманска до Ашхабада, от Кубани до Владивостока занимаются собранными по всему миру растениями. Они сеют их на опытных полях в разных климатических зонах и отбирают выращенные растения, чтобы объединить как можно больше их полезных свойств в отдельных сортах. Но в 1924 году Ленин умирает, и вокруг Вавилова начинает сжиматься кольцо.
В конце 1920-х в СССР проходит коллективизация: лучших земледельцев ссылают в Сибирь, целые деревни насильно загоняют в колхозы. Результат не заставляет себя долго ждать — в стране начинается голод. Чтобы унять народное недовольство, нужно резко повысить урожайность за счет изобретения новых культур. Сталин дает Вавилову три года на создание суперсортов. Ученый понимает: это невозможно.
Тут же находится человек, желающий угодить властям. Трофим Лысенко — агроном и мелкий функционер, работающий на растениеводческой станции в азербайджанской глубинке. Долговязый мужчина, который, кажется, никогда не улыбается и от которого «остается ощущение зубной боли», как описывает его журналист газеты «Правда».
У него вполне подходящая биография: вырос в семье крестьянина и научился читать лишь к 13 годам. Лысенко предлагает вполне марксистский план повышения урожайности — он уверен, что растения можно «воспитывать»: если посадить пшеницу на морозе, то последующие поколения будут морозоустойчивы. Никакими научными исследования-ми это не подтверждается. Но Лысенко — не ученый, а демагог. Ему удается убедить Сталина, что благодаря его методам урожай вырастет на сорок процентов. Разумеется, с шарлатаном не могут конкурировать никакие ученые, верящие в генетическую наследственность.
11 марта 1930 года ОГПУ заводит дело на Вавилова, который на тот момент все еще остается одним из самых влиятельных ученых в стране. В 1934 году ему запрещают выезжать за границу. В 1939 году Вавилов последний раз встречается со Сталиным, но тот с насмешкой относится к его докладу об экспериментах в институте растениеводства.
Тем временем полным ходом идет фальсификация уголовного дела. Следователи собирают «доказательства» того, что один из ведущих ученых страны — иностранный агент. Из институтов начинают исчезать генетики. Одних казнят, из других выбивают показания против Вавилова.
Ученый чувствует опасность. Он мог бы запросто сбежать за границу, где у него много друзей. Но он верен Родине. «Пойдем на костер, будем гореть, но от убеждений своих не отречемся», — клянется он коллегам в 1939 году.
6 августа 1940 года его арестовывают по обвинению в государственной измене. В последующие одиннадцать месяцев ученого допрашивают почти четыреста раз, часто ночью, иногда до 13 часов кряду, заставляя все это время стоять.
9 июля 1941 года Военная коллегия Верховного суда СССР в ходе пятиминутного заседания приговаривает ученого к расстрелу. Год спустя смертный приговор заменен 20 годами заключения.
Однако его силы уже подорваны. 24 января 1943 года Вавилова с диагнозом «дистрофия» помещают в тюремный госпиталь. «Вы видите перед собой — с точки зрения прошлого — академика Вавилова. Но в глазах обвинителя сегодня — просто мешок дерьма», — представляется он.
Два дня спустя, 26 января в семь часов утра, он умирает. Его хоронят в братской могиле.
В августе 1955-го, через два года после смерти Сталина, Военная коллегия Верховного суда СССР отменит приговор и прекратит дело в отношении Николая Вавилова «за полным отсутствием состава преступления». Причина проста и ужасна: уголовное дело сфальсифицировано, показания свидетелей выдуманы. В деле обнаружатся протоколы допросов свидетелей, расстрелянных за три года до этого. И заключения экспертных комиссий, написанные неизвестно кем. И лишь в 1997 году в центре Саратова появится памятник выдающемуся ученому.
Но дело его жизни выживет. Во время блокады Ленинграда погибнут двадцать восемь сотрудников института растениеводства, но запасы хранилища практически не пострадают. Выжившие продолжат дело Вавилова с сохранившимися образцами растений, а также теми, что находились в других институтах по всей стране.
Спустя четверть века после смерти ученого на основе его коллекции появится 400 новых сортов. Среди них — устойчивый к засухе и болезням турецкий горох и очень рано созревающая пшеница. В 1979 году в СССР на четырех пятых пахотных земель будут возделываться растения, происходящие из семян вавиловских центров. Урожай от этих скрещиваний ежегодно будет приносить государству пять миллионов тонн дополнительных продуктов питания.
Санкт-Петербург. 2012 год. Самое высокотехнологическое хранилище института — шесть опутанных трубами емкостей с надписью «Опасно!», сереющих в полуподвале с низкими потолками. Внутри этих вмурованных в пол цистерн в парах азота при температуре минус 171 градус застыли тысячи черенков и склянок с пыльцой яблонь, груш, вишни, алычи, смородины, малины и других, главным образом плодово-ягодных кустов и деревьев. Такой метод хранения при сверхнизких температурах называется криоконсервацией. Он позволяет, по расчетам ученых, поддерживать жизнеспособность образцов растений не меньше ста лет.
В 1920-х годах, когда Вавилов формировал фундамент нынешней коллекции, ученые и не мечтали о таких сроках хранения. Семена ссыпали в обычные стеклянные банки и жестяные коробки. Чтобы они не теряли всхожесть, их нужно было пересевать каждые несколько лет. Для этого по всей стране — от Кольского полуострова до Средней Азии — была создана сеть опытных станций с полями и садами, где ученые не только-поддерживали и размножали коллекцию, но и наблюдали за поведением растений в разных климатических условиях.
Все семена, привезенные Вавиловым и его коллегами из многочисленных экспедиций по Европе, Азии, обеим Америкам, Африки, неоднократно пересевались (и продолжают всходить на полях института.
Например, «швабская чечевица», выросшая на Екатерининской опытной станции в Тамбовской области. В 2007 году сотрудники института растениеводства помогли фермерам из региона Баден-Вюртемберг вернуть на поля Германии утерянный старинный сорт швабской чечевицы. Оказалось, что ее семена сохранились только в Петербурге. Благодарить российских последователей Николая Вавилова приехала целая делегация из Штутгарта. Один из немецких фермеров впервые в жизни отважился на авиаперелет — только ради того, чтобы сказать «спасибо» петербургским ученым.
Но как быть с теплолюбивыми культурами из Африки или Южной Америки? «А у нас почти нет экзотических видов, — говорит Борис Макаров, запирая дверь хранилища. — Это ведь не декоративная коллекция. Вавилов собирал культуры, которые могли иметь хозяйственное значение в нашей стране».
Российская коллекция семян занимает четвертое место в мире по количеству образцов, уступая генетическим банкам США, Китая и Индии. Но по разнообразию собранных видов институт в Петербурге лидирует, потому что начал создавать коллекцию раньше других. Специалисты института обмениваются образцами с более чем 150 зарубежными банками и исследовательскими центрами.
Вопросы продовольственной безопасности, которые волновали Вавилова, встают сегодня не перед отдельными странами, а перед человечеством в целом — стихийные бедствия и техногенные катастрофы ведут к утрате ценных агрокультур и загрязнению почвы; изменение климата требует выведения новых сортов. Сегодня ученым нужен не только широкий генофонд, но и доскональные знания о нем.
Японские селекционеры, с которыми работает петербургский институт растениеводства, не сотрудничают с японским генным банком. Почему? «Они говорят, что японский банк предоставляет только образцы растений, а российский — еще и все данные о них, — не без гордости говорит заместитель директора института по зарубежным связям Сергей Алексанян. — Информация ценится гораздо больше самих образцов, потому что позволяет сэкономить годы работы! Мы не просто храним семена, а выращиваем их и наблюдаем за ними. Наш институт — это не простой банк семян, а крупнейший центр знаний о генетических ресурсах растений».
Сегодня во всем мире есть множество банков семян, в том числе Всемирное хранилище на Шпицбергене. Но там можно сохранить лишь то, что вовремя было собрано. По оценкам Международной продовольственной организации ООН, за двадцатый век мир утратил около 75 процентов всех известных культур.
В одних только США с 1903 по 1983 год исчезли 660 из 688 сортов зеленых бобов и 516 из 544 сортов капусты. В Мексике пропало восемьдесят процентов прежнего разнообразия кукурузы. На Филиппинах фермеры когда-то сеяли тысячи сортов риса, а сегодня на девяноста восьми процентах полей растут всего лишь два сорта этого, ценнейшего продукта.
Именно такие монокультуры уязвимы перед лицом вредителей, проникающих в новые регионы мира в результате изменения климата. А в коллекции Всероссийского института растениеводства есть семена растений, уже исчезнувших у себя на родине.
Глядя на полки супермаркетов, трудно поверить, что мировых запасов зерна хватит лишь на несколько недель. В случае глобальных катастроф спасение фермеров — в родственных культурах.
Так, ботаники используют гены дикой пшеницы, чтобы культурная приобрела иммунитет против грибка. А один образец дикого риса из Индии помог вырастить сорта, устойчивые к двум вредителям в Азии.
Обо всем этом и мечтал Николай Иванович Вавилов.