Нашему колумнисту уже за 30, а он до сих пор не умеет водить. Учиться не собирается. И вот почему.
Десять лет назад я собрался жениться. Аня была из интеллигентной еврейской семьи. У нее были трогательные пухлые губы, пытливый ум и последняя модель «пежо» цвета морской волны. Мне нравилось подолгу целоваться с Аней в машине - меня будоражили и запах бензина, и едва уловимый аромат стеклоочистителя. Благоухание кожаных сидений просто сводило с ума. Девушка, пышущая сексом и знаниями о Феллини. В автомобиле. Зимой. А зимы тогда стояли снежные, метелистые.
Был вечер, мы засиделись в «пежо» цвета морской волны. «Андрюш, я что-то устала, садись за руль, Кате надо еще диск закинуть с годаровской «Операцией «Бетон»!» И тут впервые за наше знакомство обнаружилось, что водить машину я не умею. «Опа! - Аня закурила. До этого вопрос как-то не вставал. - В смысле? Не хочешь или прав нет?»
Нам с братом было лет по пятнадцать, когда папа учил нас вождению. Под городом Кириши у садоводства было поле. Мы возвращались с дачи, и папа вдруг развернул нашу пятерку «жигулей»: «Сейчас сами поведете!» Вова очень хотел водить, а я был в смятении - понимал, что это вроде как надо, но восторг меня не пробрал. Вова рулил по полю очень гладко и улыбался. Папа на переднем пассажирском, я на заднем. Сиденья были обтянуты заботливо сшитыми мамой цветастыми чехлами, и все вместе - бесконечное слепящее поле, небо Ленинградской области, запах бензина и частичка домашнего уюта в салоне машины - завораживало. Хотелось, чтобы брат бесконечно рулил, папа радовался его успеху, а я не делал при этом ничего. «Теперь ты, Андрюш!» - папа подмигнул, как отцы подмигивают сыновьям, желая ободрить их перед неизведанным.
За рулем меня прошиб пот. Я трясся и никак не мог усвоить эту схему: сцепление-скорость-сцепление-газ-зеркала-поворотники. Сцепление я отжимал резко, «жигули» захлебывались, в капоте что-то брыкалось, и машина обреченно глохла. Папа был разочарован, но виду не подавал, как не подают его отцы, не желая расстраивать сыновей. «Мальчики молодцы! Отлично водят!» - громко сказал он с порога маме. Мама была очень рада и налила нам смородиновый компот. Больше за руль я не садился.
Все это я рассказывал Ане, а она прихватывала губами ментоловую сигарету и щурилась от дыма. Мы поцеловались. «А как же ты будешь, когда у нас появятся дети? Надо, волчонок!» Тогда о детях я совсем не думал. К окну лип снег, было темно, мерцали огоньки набережной. Она еще раз повторила «волчонок».
Через неделю я пошел на курсы вождения. Это была пытка. Инструктор Геннадий орал: «Тормоз,..., тормоз плавно, ..., пла-а-авно, я,..., говорю!» Геннадия я выбрал, потому что у него был «фольксваген» с автоматической коробкой. Но даже это не спасало - машина глохла через каждые пятьсот метров. Я все делал не так. Несмотря на то что я оказался совершенным автомобильным кретином, скоро я уже сносно водил, хвала Геннадию! Но самое страшное состояло в том, что я не чувствовал ни малейшей радости, ни минимального душевного прилива от самого процесса. Мука. Радость я испытал, только честно признавшись себе: «Это вообще не мое!» Газ и тормоз, стрелка скорости, дурацкий красный треугольник, который ставят на дорогу, слово «запаска», ароматические елочки на зеркале, бардачок и прогревание машины. Но по-прежнему правились запахи: бензина, стеклоочистителя, салона. Их хотелось сохранить.
Как сейчас помню, мы смотрели «Кентерберийские рассказы» Пазолини. Аня, ее папа и я. Папа рассуждал о явных сюжетных заимствованиях у Боккаччо, музыка Морриконе укачивала, а я пытался незаметно запустить руку Ане под кофту. «Кстати, о движении! - с чего-то вступила Аня. - Волчонок, папа купил автомобиль!» Папа захохотал. Явно над совпадением фразы с названием песни Пугачевой. Прямо зашелся от смеха. Аня нежно посмотрела на отца - так смотрят на отцов дочери, отмечая в них качества для будущих мужей. «Так вот, старую машину мы хотим отдать тебе! Волчонок через неделю получит права! Се са?» Моя рука на миг дрогнула и сильнее прильнула к голой спине под кофтой. «Уи, мон амур, же сыо орё! Мерси боку! Мерси, Алексей Абрамович!» На экране мелькали гениталии, томные взгляды, священники, пиликали скрипки. Алексей Абрамович поставил перед нами рюмки.
Все девушки, с которыми я встречался, были с машинами и возили меня. Было мне за это немного стыдно, но чувство удобства все-таки брало верх. Жил я рядом с работой - ходил пешком, катался на велосипеде и обходился без машины. Компанией мы несколько лет подряд путешествовали по Европе - брали автомобиль напрокат. Берега тянулись красивые, деревья зеленые, вина были холодные, друзья верные - и все с правами. Рваться к рулю не было причины. Я отвечал за музеи, посещение церквей и бары. Так обязанности распределялись между нами и в Петербурге, и в Москве.
«А как ты мебель возишь?» - спрашивали меня. Я всегда вставал в тупик при этом вопросе. Поистине удивительно: неужели все, у кого есть автомобиль, только и делают, что возят мебель? Обвозились. «А как же комфорт? Ты с людьми в метро ездишь?» Езжу. Выхожу из дома в девять - давки в метро уже нет. Возвращаюсь в одиннадцать - давки уже нет. Мне нравятся люди в метро. Может быть, я езжу в каких-то специальных вагонах, но там от людей никогда не пахнет, вопреки стенаниям в фейсбуке. Я вижу много красивых девушек. Тут-то бы мне и признаться, что моя колонка - пиар московского метро, которое по-новому сияет под логотипом студии Артемия Лебедева, и что я деловито сунул в карман деньги за удачно пропихнутый в глянец материал. Но песня не о том.
Жениться с Аней мы собирались летом. По весне расстались. В ноябре я выхожу из возраста Христа и стараюсь смотреть на себя объективно. Вся эта история с автомобилем и страстью только к его запахам - макушка айсберга. Я признал, что у меня пространственный кретинизм. Карты и указатели, повороты - ничего не осваиваю. Месяц назад с приятелем Игорем мы летели из Гоа в Москву с пересадкой в Дели, где у нас было пять свободных часов. Мы поехали в город - я снова отвечал за бары. Взяли такси, дали водителю адрес. Индус делал вид, что знал, куда ехать. Останавливались часто, дорогу он спрашивал у прохожих, а на наш вопрос, в чем дело, улыбался и отвечал: «Май френд, ай ноу зе вэй, донт вори!» Мы ехали через задние дворы жилых кварталов, стройки небоскребов, заводы. Игорь смачно матерился. Индус по-буддийски ухмылялся. Так с нами в машине оказался полицейский, который по просьбе Игоря показывал дорогу.
Ехали долго. Вокруг все гремело и горело, в салоне стояла духота, кондиционер не спасал. Игорь орал. Полицейский тыкал пальцем в разные стороны. И тут у меня отвисла челюсть. Сбоку от нас вырос слон. Гигантский. А на слоне - человек с портфелем, который, видимо, ехал с работы домой. Невозмутимо и буднично. Мы остановились. Вылезли. Слон удалялся. «Сколько стоит слои?» - спросил я у полицейского. Под ложечкой засосало так, как засасывает у нормальных мужиков при виде новой «бэхи».
Вчера позвонил Игорь. В день моего тридцатичетырехлетия друг дарит мне слона. «Он сам запоминает дорогу - это очень удобно! Ты же идиот!» Пока я перевариваю эту новость. Но предупреждаю: увидите меня на слоне, уступайте дорогу. У меня плохо со сцеплением! Кстати, потеющий слон пахнет как любимые мной бензин и стеклоочиститель. Аня, ты где? Теперь будет на чем прокатить, но жениться я все еще не готов!
(с) Андрей Савельев