Убийство? Скорее казнь… Пожилой мужчина был поставлен на колени, а затем застрелен в затылок. Давид Гольдберг, бизнесмен, государственный деятель и меценат, проживавший в США, но часто приезжавший на свою родину, в Германию… Кому понадобилось убивать его, да еще таким способом? Но вот странность: при вскрытии на его руке была обнаружена особая татуировка — такую делали только членам СС. Еврей — в СС? Невероятно… А затем точно так же убивают двоих его ровесников, также некогда связанных с нацистами. Главный комиссар полиции Хофхайма Оливер фон Боденштайн и его помощница Пия Кирххоф, расследуя это тройное дело, приходят к выводу: все трое убитых тесно связаны с богатым семейством Кальтензее, поскольку при жизни были близкими друзьями его главы — Веры Кальтензее. Но по мере того как движется расследование, становится ясно: почти все люди, вовлеченные в эту запутанную историю, совсем не те, за кого себя выдают…
Отрывок из книги:
Когда Боденштайн и Пия ранним утром приехали в Мюленхоф, никого из охраны не было видно. Большие ворота были широко раскрыты.
— Кажется, она больше не испытывает страха, — сказала Пия. — Теперь, когда Ватковяк мертв, а Новак в больнице.
Боденштайн только рассеянно кивнул. По дороге в Мюленхоф он не проронил ни слова.
Дверь открыла жилистая женщина с практичной короткой стрижкой и сообщила им, что никого из членов семьи Кальтензее нет дома. В течение нескольких секунд Боденштайна как подменили. Он улыбнулся своей чарующей улыбкой и спросил женщину, не найдется ли у нее пара минут, чтобы ответить на несколько вопросов. Та согласилась уделить им больше, чем пару минут. Пия это уже знала и в таких случаях уступала слово своему шефу. Его мощному урагану обаяния не могла противостоять даже Аня Моорманн. Она была супругой правой руки Веры Кальтензее и в течение более пятнадцати лет работала у «милостивой госпожи». Это старомодное обращение вызвало у Пии веселую улыбку. Супруги Моорманн жили в маленьком домике на огромном участке земли, и их регулярно навещали два взрослых сына с семьями.
— Вы знаете господина Новака? — спросил Боденштайн.
— Да, конечно. — Аня старательно закивала. Она была стройной и поджарой. Под облегающей белой футболкой обозначались крохотные груди, костлявые ключицы обтягивала покрытая веснушками кожа. Пия решила, что ей могло быть от сорока до пятидесяти лет. — Я всегда готовила для него и его людей, когда они здесь работали. Господин Новак очень приятный молодой человек. И к тому же импозантный мужчина! — Она хихикнула, что ей очень не шло. То ли верхняя губа у нее была чересчур короткой, то ли передние зубы — слишком большими, но у Пии она вызывала ассоциацию с запыхавшимся кроликом. — Я до сих пор не могу понять, почему милостивая госпожа была к нему так несправедлива.
Аня, возможно, не отличалась самым большим интеллектом, но она была любопытна и словоохотлива. Пия была убеждена, что в Мюленхофе мало что происходило без ее ведома.
— Вы помните тот день, когда произошел несчастный случай? — поинтересовалась Пия и одновременно задумалась над тем, какой диалектный акцент ощущается в речи женщины. Швабский? Саксонский? Саарский?
— О да. Господин профессор и господин Новак стояли во дворе перед мельницей и рассматривали какие-то чертежи. Я как раз принесла им кофе, когда приехали милостивая госпожа и доктор Риттер. Мой муж встретил их в аэропорту. — Аня скрупулезно вспоминала события того дня и явно наслаждалась тем, что находится в центре событий, где жизнь предусмотрела для нее нечто большее, чем роль статиста. — Милостивая госпожа выпрыгнула из машины и пришла в ярость, когда увидела людей на мельнице. Господин Новак еще хотел ее удержать, но она оттолкнула его и прямиком отправилась на мельницу, затем стала подниматься вверх по лестнице. Новый глинобитный пол на втором этаже был еще совсем сырой, и она растянулась на полу и стала орать как ошпаренная.
— А что она, собственно, хотела на мельнице? — спросила Пия.
— Это было каким-то образом связано с чердаком, — ответила фрау Моорманн. — Во всяком случае, стоял невообразимый крик. Господин Новак стоял молча, не говоря ни слова. Милостивая госпожа потащилась потом в мастерскую, хотя она сломала руку.
— Почему в мастерскую? — вставила слово Пия, пока Аня переводила дух. — Что же все-таки было на чердаке?
— Бог мой, огромное количество всякого хлама. Милостивая госпожа никогда ничего не выбрасывала. Но главным образом, это ящики. Их было шесть штук, все в пыли и паутине. Люди Новака, прежде чем отдирать старый пол на мельнице, отнесли все барахло, в том числе и эти ящики, в мастерскую. — Аня скрестила руки на груди и рассеянно вдавила большие пальцы в свои на удивление мускулистые плечи. — Один ящик пропал. Хозяева вопили, а когда вмешался Риттер, милостивая госпожа взорвалась. Все, что она прорычала, я даже не могу повторить.
Вспоминая те события, Аня Моорман покачала головой.
— Когда приехала «Скорая помощь», милостивая госпожа кричала, что если ящик в течение двадцати четырех часов не будет стоять во дворе, то Риттер может искать себе новую работу.
— Но какое он имел к этому отношение? — спросил Боденштайн. — Ведь он был с милости… с фрау доктором Кальтензее за границей, или нет?
— Да, верно. — Аня пожала плечами. — Но чья-нибудь голова должна была полететь. Господина профессора она не могла выкинуть. За него поплатились бедный Новак и Риттер. После восемнадцати лет работы! Со стыдом и срамом выгнала она их! Риттер живет сейчас в убогой однокомнатной квартире, и у него нет даже автомобиля. И все из-за какого-то пыльного заморского ящика!
Эти последние слова вызвали в Пие какие-то смутные воспоминания, но она не могла понять, какие именно.
— А где находятся ящики сейчас? — поинтересовалась она.
— Все еще в мастерской.
— Мы можем на них взглянуть?
Фрау Моорманн на некоторое время задумалась, но потом решила, что не произойдет ничего страшного, если она покажет полиции ящики.
Боденштайн и Пия проследовали за ней вокруг дома к пристроенным хозяйственным блокам с плоской крышей. Мастерская была тщательно убрана. На стенах, над деревянными верстаками, висели многочисленные инструменты, очертания которых были аккуратно обозначены на стене черным фломастером. Аня открыла дверь.
— Вот этот хлам, — сказала она.
Боденштайн и Пия вошли в соседнее помещение. Судя по облицованным плиткой стенам и трубопроводу на потолке, это было бывшее холодильное отделение. Здесь, друг около друга, стояли пять покрытых пылью кейсов. Пия сразу поняла, где был шестой.
Фрау Моорманн бодро продолжала что-то говорить и рассказывать о ее последней встрече с Маркусом Новаком. Незадолго до Рождества он появился в Мюленхофе, будто бы передать подарок. После того, как его под этим предлогом пропустили в дом, он прямиком отправился в большой салон, где милостивая госпожа и ее друзья проводили вечер местного фольклора.
— Вечер местного фольклора? — переспросил Боденштайн.
— Да. — Аня старательно кивнула. — Они встречались раз в месяц — Гольдберг, Шнайдер, Фрингс и милостивая госпожа. Если господин профессор был в отъезде, то они встречались здесь, а так у Шнайдера.
Пия бросила взгляд на Боденштайна. Это была интересная информация! Но в настоящий момент ее больше занимал Новак.
— Так. И что тогда случилось?
— Ах, да. — Домработница остановилась посередине мастерской и задумчиво почесала в голове. — Господин Новак заявил милостивой госпоже, что она должна заплатить ему деньги. Он сказал это очень вежливо, я сама слышала, но милостивая госпожа его высмеяла и разнесла как…
Она запнулась, не договорив фразу. За угол дома скользнул темный лимузин «Майбах». Тяжелый автомобиль, прошуршав шинами по аккуратно выровненному гравию, проехал прямо мимо них и через пару метров остановился. Пия рассчитывала увидеть за затемненными стеклами кого-то, сидящего на заднем сиденье, но Моорманн с лошадиным лицом, сегодня одетый в соответствующую униформу водителя, вышел из машины один, запер автомобиль с помощью дистанционного управления и направился к ним.
— Милостивая госпожа, к сожалению, все еще не совсем здорова, — сказал он.
Пия была уверена, что он сказал неправду. Она заметила быстрый взгляд, которым обменялись Моорманн и его супруга. Как ощущают себя люди, прислуживающие состоятельным семьям, которые вынуждены за них лгать и всегда держать язык за зубами? Возможно, супруги Моорманн втайне ненавидят свою шефиню. Во всяком случае, Аня была настроена не особенно лояльно.
— Тогда передайте ей, пожалуйста, сердечный привет от меня, — сказал Боденштайн. — Завтра я позвоню еще раз.
Моорманн кивнул. Он и его жена, остановившись перед дверью в мастерскую, смотрели вслед удаляющимся Боденштайну и Кирххоф.
— Я спорю, что он лжет, — тихо сказала Пия своему шефу.
— Да, я тоже так думаю, — ответил Боденштайн. — Она сидит в машине.
— Давайте пойдем туда и откроем дверь, — предложила Пия. — Тогда она здорово скомпрометирует себя.
Оливер покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Она от нас не уйдет. Пусть спокойно считает нас несколько туповатыми.
Доктор Томас Риттер предложил в качестве места для встречи кафе «Сисмейер» в Пальмовом саду Франкфурта, и Боденштайн предположил, что он стыдится своей квартиры. Когда они вошли, бывший ассистент Веры Кальтензее уже сидел за одним из столиков кафе, в зоне для курящих. Он раздавил сигарету в пепельнице и встал, когда увидел, что главный комиссар направляется прямо к нему. Пия дала бы ему лет сорок пять. У него были угловатые, несколько асимметричные черты лица, большой нос, глубоко посаженные голубые глаза и густые, преждевременно поседевшие волосы. Он не был дурен собой, но и красивым, в обычном смысле слова, его нельзя было назвать. Тем не менее в лице Томаса было что-то такое, что заставляло женщин обращать на него внимание. Он смерил Пию взглядом с ног до головы, кажется, нашел ее малопривлекательной и повернулся к Боденштайну.
— Может быть, вы хотели бы пересесть в зону для некурящих? — спросил он.
— Нет, все нормально. — Оливер сел на обитый кожей диван и сразу перешел к делу. — В окружении вашей бывшей работодательницы убиты пять человек. В ходе расследования неоднократно всплывало ваше имя. Что вы можете рассказать нам о семье Кальтензее?
— Кто конкретно вас интересует? — Риттер поднял брови и закурил следующую сигарету. В пепельнице уже лежали три окурка. — Я в течение восемнадцати лет был личным ассистентом фрау доктора Кальтензее. Поэтому, конечно, знаю массу всего о ней и ее семье.
К столу подошла официантка и предложила им меню, но обращалась при этом только к Риттеру. Боденштайн заказал чашку кофе, а Пия — колу лайт.
— Еще один латте макиато? — спросила молодая женщина.
Риттер небрежно кивнул и бросил взгляд на Пию, как будто он хотел убедиться, что она заметила, какое впечатление он производит на женский пол. Болван, подумала она и улыбнулась ему.
— Что привело к размолвке между вами и фрау доктором Кальтензее? — спросил Боденштайн.
— Не было никакой размолвки, — возразил Риттер. — Но спустя восемнадцать лет даже самая интересная работа теряет свою привлекательность. Я просто захотел заняться чем-то другим.
— Понятно. — Оливер сделал вид, будто поверил мужчине. — Могу я спросить, чем вы заняты сейчас в профессиональном плане?
— Да, конечно. — Риттер, улыбаясь, скрестил руки на груди. — Я являюсь редактором еженедельника «Лайфстайл Магацин» и, кроме этого, пишу книги.
— О, в самом деле? Я еще никогда не встречалась с настоящим писателем. — Пия бросила на него восхищенный взгляд, пойманный им с удовлетворением, которое нельзя было не заметить. — Что же вы пишете?
— Прежде всего, романы, — расплывчато ответил Риттер. Он положил ногу на ногу и безуспешно пытался создать впечатление полного спокойствия. Его взгляд постоянно обращался к мобильному телефону, который лежал на столе рядом с пепельницей.
— Нам рассказали, что ваше расставание с фрау доктором Кальтензее произошло не по обоюдному согласию, как вы это нам рисуете, — сказал Боденштайн. — Почему вы на самом деле были уволены после несчастного случая на мельнице?
Риттер не ответил. Его кадык ходил вверх-вниз. Неужели он действительно предполагал, что полиция столь наивна?
— Предметом вашей ссоры, которая привела к вашему досрочному увольнению, был якобы ящик с таинственным содержимым. Что вы можете об этом сказать?
— Все это глупая болтовня, — Томас сделал пренебрежительный жест. — Вся семья ревностно относилась к нашим хорошим отношениям с Верой. Я был для них как бельмо на глазу, так как они опасались, что я могу оказывать на нее слишком большое влияние. Наше расставание было полюбовным.
Это звучало настолько убедительно, что, если бы не совершенно иначе описанная фрау Моорманн картина происшедшего, Пия ни капли не усомнилась бы в его утверждении.
— Так что все-таки за история с этим исчезнувшим ящиком? — Боденштайн сделал глоток кофе.
Пия увидела короткую вспышку в глазах Риттера. Его пальцы беспрерывно теребили пачку с сигаретами. Больше всего Кирххоф хотелось забрать ее у него. Томас заразил ее своей нервозностью.
— Не имею представления, — ответил он. — Это верно, что из хранилища на мельнице исчез ящик. Но я его никогда в глаза не видел и не знаю, что с ним случилось.
У молодой девушки за буфетной стойкой неожиданно выскользнула из рук стопка тарелок, и фарфор с грохотом упал на гранитный пол. Риттер вздрогнул, как будто в него выстрелили; лицо его побелело, как снег. С нервами у него, кажется, было не все в порядке.
— У вас есть предположение, что могло быть в этом ящике? — поинтересовался Боденштайн.
Томас глубоко вздохнул и покачал головой. Он совершенно очевидно лгал. Но почему? То ли он чего-то стыдился, то ли не хотел давать им повод для подозрений? Без сомнений, Вера его подставила. Унижение из-за досрочного увольнения у всех на глазах тяжело переносится любым мужчиной, не утратившим самоуважения.
— Какой у вас автомобиль? — неожиданно сменила тему Пия.
— Почему вы спрашиваете? — Риттер сердито посмотрел на нее, хотел достать из пачки следующую сигарету, но пачка была пуста.
— Чистое любопытство, — Пия полезла в сумку и положила на стол начатую пачку «Мальборо». — Пожалуйста, угощайтесь.
Риттер на какое-то время замешкался, потом взял сигарету.
— У моей жены «БМВ Z3». Я время от времени пользуюсь им.
— В том числе в прошлый четверг?
— Возможно. — Риттер щелкнул своей зажигалкой и глубоко вдохнул дым в легкие. — Почему вы этим интересуетесь?
Пия быстро переглянулась с шефом и решила рискнуть. А вдруг Риттер и был человеком на спортивном автомобиле?
— Вас видели вместе с Робертом Ватковяком, — сказала она, надеясь, что попала в точку. — Что вы с ним обсуждали?
Риттер едва заметно вздрогнул, и это подсказало Пие, что она оказалась права.
— Зачем вам это знать? — спросил он с опаской и тем самым подтвердил ее предположение.
— Вы были, возможно, последним, кто разговаривал с Ватковяком, — сказала Кирххоф. — На данный момент мы исходим из того, что именно он является убийцей Гольдберга, Шнайдера и Аниты Фрингс. Может быть, вы уже знаете, что в прошлые выходные он покончил с собой, приняв большую дозу медикаментов.
Она заметила, как на лице Риттера промелькнуло облегчение.
— Я слышал об этом. — Он выпустил дым из ноздрей. — Но я к этому не имею никакого отношения. Роберт позвонил мне. У него опять были проблемы. Раньше я достаточно часто выручал его по поручению Веры, поэтому он думал, что я смогу помочь ему и в этот раз. Но я не мог этого сделать.
— И чтобы это сказать ему, вы два часа просидели с ним в кафе-мороженом? Я вам не верю.
— Но это было именно так, — упорствовал Риттер.
— Накануне того дня, когда был убит Гольдберг, вы были у него в Келькхайме. Зачем вы приезжали к нему?
— Я часто навещал его, — не моргнув солгал Томас, при этом смотря Пие прямо в глаза. — И совершенно не помню, о чем мы говорили с ним в тот вечер.
— Вы лжете нам вот уже четверть часа, — констатировала Пия. — Почему? Вам есть что скрывать?
— Я не лгу, — возразил Риттер. — И мне нечего скрывать.
— Почему вы не можете нам просто сказать, зачем в действительности приезжали к Гольдбергу и о чем говорили с Ватковяком?
— Потому что я этого не помню, — попытался оправдаться Риттер. — Это было что-то незначительное.
— Кстати, вы знаете Маркуса Новака? — вмешался Боденштайн.
— Новака? Реставратора? Лишь мимолетно. Я однажды с ним встречался. Почему вас это интересует?
— Странно. — Пия вынула из кармана блокнот. — Здесь, кажется, каждый знает другого лишь мимолетно… — Она пролистала пару страниц назад. — Ах да, вот: его жена рассказала нам, что вы и профессор Кальтензее после несчастного случая на мельнице и вашего неожиданного увольнения неоднократно бывали у Маркуса Новака в офисе. Причем сидели там часами.
Она заметила неловкость Риттера, которую ему не удалось скрыть. С высокомерием мужчины, который считал себя умнее большей части окружающих, в частности полиции, Томас совершенно недооценил достоинства Пии и осознавал это. Он взглянул на часы и решил применить традиционный ход.
— К сожалению, я должен идти, — сказал он с вынужденной улыбкой на лице. — У меня важная встреча в редакции.
— Конечно, — кивнула Пия. — Не смеем вас больше задерживать. Мы поинтересуемся у фрау доктора Кальтензее истинной причиной вашего увольнения. Возможно, у нее есть свое предположение о том, что вы могли обсуждать с господином Ватковяком и господином Гольдбергом.
Улыбка застыла на лице Риттера, но он ничего не ответил. Пия положила перед ним свою визитную карточку.
— Позвоните нам, если вдруг вспомните правду.
— Как вам пришло в голову, что мужчиной в кафе-мороженом мог быть Риттер? — спросил Боденштайн, когда они шли к своей машине по Пальмовому саду.
— Интуиция, — Пия пожала плечами. — Риттер — подходящий тип для спортивного автомобиля.
Некоторое время они молча шли рядом.
— Почему он нам так лгал? Я не могу себе представить, чтобы Вера Кальтензее могла неожиданно выгнать своего ассистента, проработавшего у нее восемнадцать лет и так много знавшего о ней, из-за какого-то исчезнувшего ящика. За этим кроется нечто большее.
— Но кто может это знать? — стал размышлять Боденштайн.
— Элард Кальтензее, — предположила Пия. — Так или иначе, нам придется навестить его еще раз. В его спальне, непосредственно у кровати, стоит именно пропавший ящик.
— Откуда вы знаете, что стоит в спальне Эларда Кальтензее? — Оливер остановился и, наморщив лоб, посмотрел на Пию. — И почему вы не сказали об этом раньше?
— Мне это пришло в голову только в мастерской в Мюленхофе, — стала оправдываться Пия. — А сейчас я это говорю.
Они вышли из Пальмового сада и перешли Сисмейерштрассе. Боденштайн, нажав кнопку дистанционного управления, открыл центральный замок автомобиля. Пия уже взялась за ручку двери автомобиля со стороны пассажирского места, когда ее взгляд упал на дом на противоположной стороне улицы. Это был один из аристократических домов городской постройки XIX века с тщательно отреставрированным фасадом эпохи грюндерства. Шикарные квартиры в таких старинных домах высоко ценятся на рынке недвижимости.
— Посмотрите туда. Не наш ли это «лживый барон»?
Боденштайн повернул голову.
— В самом деле, это он.
Риттер, зажав свой мобильный телефон между ухом и плечом, манипулировал связкой ключей у почтовых ящиков дома. Затем он, продолжая разговаривать, открыл дверь дома и исчез внутри здания. Оливер закрыл дверцу машины. Они перешли улицу и стали исследовать таблички на почтовых ящиках.
— Так, редакции газеты здесь нет. — Пия побарабанила по одной из латунных табличек. — Но здесь живет некто по имени М. Кальтензее. Что это может означать?
Боденштайн поднял голову и посмотрел на верхнюю часть фасада.
— Мы это выясним. А сейчас поедем к вашему любимому подозреваемому.
 | Неле Нойхаус. Глубокие раны |