Древние силы бросят вызов богам!
Тьма спустилась на Константинополь. Ходят слухи, что сам император пал жертвой проклятья. Ночью к нему прокрался оборотень, чтобы предупредить о страшной опасности...
Лишь одному человеку под силу спасти правителя. Это Луис, но он еще не знает, что должен не только освободить императора от чар, но и защитить свою любимую...
Отрывок из книги:
Може убил двух из толпы и теперь бежал по лабиринту тесных переулков со всех ног. Притворяться больше нет смысла, надо уйти от погони, от тех, кто схватил Аземара.
Народу на улицах почти не было, только нищие жались к дверям и порогам. На бегущего монаха они смотрели со страхом — обнаженный меч привлекал слишком много внимания. Все эти люди потенциальные осведомители, решил он. Необходимо спрятаться раньше, чем его заметят те, кто пытался схватить, или же городские стражники. Стремительно темнело, тусклый день проигрывал битву с наползающими черными тучами. Все, что можно сделать, — бежать, пока совсем не стемнеет.
Он завернул за угол и оказался в узком переулке, где дома едва не касались друг друга. Здесь было пустынно, он воспользовался моментом и спрятал меч обратно в свернутую походную постель, чтобы не привлекать внимание солдат и стражников, которые время от времени проходили мимо.
Може немного постоял, прислушиваясь. Шума погони не было, лишь из домов доносились голоса: женщина с мужчиной ссорятся, дети кричат, играя во что-то.
Затем послышались шаги. И еще шаги. Он опустил руку на рукоять меча, готовясь выдернуть его из свертка.
В конце переулка показались преследователи. Може отметил про себя, что больше двух человек в ряд здесь не пройдет.
Один из преследователей заговорил. Може не понимал слов, однако понял по тону, что его пытаются успокоить. Говоривший был с виду тщедушный, зато в руках у него была праща. Може кинул взгляд за спину. Там поджидал человек с топором. Все пути отрезаны, и ему даже не понять отсюда, сколько еще народу стоит за теми, кого он видит.
Може жестом поманил к себе человека с пращой. Тот быстро зарядил свое оружие свинцовой пулей. Два оборота пращи, и Може нырнул в дверь ближайшего дома, когда пуля просвистела над головой.
Как только он ворвался в дом, немедленно поднялся переполох: внутри оказалось целых три семьи с детьми и животными. Его схватили двое, небольшая собака принялась кусать за ноги. Он отшвырнул всех, но на него набросились другие — люди с улицы и все, кто был в доме. Он отбивался ногами, сопротивлялся, однако силы в этом крошечном замкнутом пространстве были неравны. Ноги начали подгибаться. Его держали уже пятеро мужчин, однако он не позволял опрокинуть себя на пол. Собака никак не унималась.
— Стойте!
Слово было греческое, но Може узнал голос — тот мальчик, Змееглаз.
Правда, никто не обратил на него никакого внимания.
— Остановитесь именем императора, правителя мира!
Змееглаз поднял руку, показывая какую-то медаль.
Греки заорали на юнца. Хотя Може не понимал смысла слов, он догадался, что они не желают отпускать такого буйного воина, опасаясь, что он может с ними расправиться.
— Если я уговорю их тебя отпустить, ты обещаешь не причинять им зла? — спросил Змееглаз.
— Клянусь, — сказал Може.
Змееглаз снова заговорил по-гречески. Три человека выпустили Може, один оттащил собаку. Однако двое из ватаги, которая утащила Аземара, продолжали его держать: дикого вида греки, один высокий и мускулистый, другой крепкий и приземистый.
Може не нарушил клятву, однако он обещал не причинять зла только тем, кто его отпустит. Он ударил высокого грека сбоку в колено, сломав кость как вязанку хвороста. Противник с криком упал, а Може двинул плечом в бок коротышку, тот завалился спиной на стул и с грохотом растянулся на полу. Он быстро вскочил, выхватив нож, однако Може успел подобрать стул и ринулся на противника, ткнув ножкой ему в глаз, отчего тот снова упал на пол. Идя к двери, Може наступил ему на горло.
Медаль Змееглаза и воинственность Може вогнали всех, кто был в доме, в ступор, воин вышел на улицу, и Змееглаз тут же последовал за ним.
— Остальные где-то близко, — сказал Може. — Есть ли место, где можно спрятаться от них?
— Да, — сказал Змееглаз, — ты можешь пойти вместе со мной во дворец.
— Нет, подозреваю, сейчас там для меня слишком опасно.
— Тогда пойдем в наш лагерь за стеной. Ты же наш собрат-северянин и могучий воин. Тебе будут там рады.
— Отлично, — сказал Може.
На данный момент это казалось самым разумным решением. В городе его уже заприметили. Теперь он не сможет напасть на Луиса в университете или во дворце. Значит, придется действовать хитростью, и мальчик, спасший его сегодня, очень даже пригодится.
— Веди меня в лагерь, — сказал Може, — я благодарю тебя за то, что ты спас меня от этих негодяев.
Змееглаз улыбнулся.
— Мы можем еще не раз помочь друг другу, — сказал он. — Иди за мной. Здесь греки не посмеют тебя тронуть.
Може обернулся на дом, откуда перепуганные обитатели наблюдали за его уходом. Он запомнил их лица, хотя и они, без сомнения, запомнили его. Может, вернуться и убить тех, кто на него набросился? Нет времени. Все равно его видели их товарищи.
Уже наступила ночь, и в некоторых дверях и окнах переулка светились огни. Тучи были похожи на саван, наброшенный на звезды и луну. Шагах в двадцати от ламп и свечей еще было хоть что-то видно, но за пределами светлых пятен стояла кромешная тьма. На улицах время от времени попадались прохожие. Проезжали солдаты с факелами. В некоторых окнах сидели проститутки — подальше или поближе к источнику света, в зависимости от того, хотели они подчеркнуть свою красоту или же скрыть возраст.
Може шел за Змееглазом к городской стене, радуясь наступлению темноты.
— Ты обеспокоен чем-то, друг, — спросил Змееглаз, когда они уже приближались к воротам.
— Это не твое дело, — сказал Може. — Думаю, в лагере мне стоит назваться другим именем. Тогда меня скорее примут за своего, и если Аземар выдаст меня, то найти меня будет труднее.
— Так как же тебя звать?
— Рагнар, — ответил Може. Это и было его настоящее имя, самое обычное.
— Я очень хочу тебе помочь, — сказал Змееглаз. — Для меня это такая честь. Позволь мне быть твоим другом. Я смогу найти твоего врага, я даже смогу убить его вместо тебя.
— Нет, — сказал Може, — это я должен сделать сам. Я хочу знать, что это тот самый человек, для меня вопрос чести убить его собственноручно. Я поклялся своему господину убить его, и я никому не позволю сделать это вместо меня.
— Но ты ведь все еще хочешь, чтобы я нашел его?
— Да. Университет по-прежнему самое подходящее место для начала поисков. Он когда-то был монахом, однако теперь монастыри для него закрыты.
— Как его зовут?
— Луис, схоластик Луис. Он здесь с женщиной, с благородной дамой. Возможно, они прибыли под чужими именами, хотя в этом я сомневаюсь. Для женщины из благородной семьи было бы позором скрывать свое происхождение.
— Давай я все разузнаю, — предложил Змееглаз.
— Я согласен. Но с чего бы тебе мне помогать?
— Я хочу, чтобы ты тоже оказал мне услугу, — признался Змееглаз.
* * *
Луис решил, что применит двойной подход, и первой составляющей будет страх.
Он начал с допроса чиновников из почтовой службы, с подчиненных Исайи. Он рисковал вызвать неудовольствие главы тайного сыска — что весьма чревато, — однако не желал больше терпеть от других. В Константинополе, понял он, либо ты толкаешь, либо толкают тебя.
Работа изматывала его. Он допросил множество людей, начиная с обычных курьеров и заканчивая закаленными мастерами шпионажа, которые в основном улыбались и, не стесняясь, пили его вино, пока он говорил. Допросы шли через пень-колоду, их полагалось вести, строго следуя дворцовому протоколу. Луис, по совету своего слуги-евнуха, заказал опахало своей официи и выучил пятиминутное официальное приветствие. Его посетителям тоже полагалось приносить опахала, соответствующие их рангу и положению, и в комнате стояло четыре кресла: для него, для посетителя ниже рангом и для посетителя выше рангом. Самое роскошное кресло, стоявшее рядом с ним, не занимал никто. Оно предназначалось для императора и без слов говорило посетителям, что следствие ведется в интересах правителя.
Поначалу никто ни в чем не признавался, и Луис утешал себя тем, что весь этот процесс затеян исключительно для того, чтобы, так сказать, обозначить свою территорию, показать двору, что он человек, с которым следует считаться. Затем, после месяца утомительных встреч, он вызвал к себе одного из дворцовых остиариев, церемониальных привратников, которым вручался список допущенных во дворец лиц, им же полагалось следить за верным соблюдением церемонии приветствия и представления.
Этот остиарий напоминал Луису богато расшитую подушку, такой он был жирный и пестро одетый.
— Знаешь ли ты или знал когда-нибудь кого-то, кто заключает сделки с дьяволами, демонами и прочими злобными силами? — начал Луис.
— Никого не знаю, — ответил остиарий. И улыбнулся самой жизнерадостной улыбкой.
— Знаешь ли ты или знал когда-нибудь кого-то, кто занимается изготовлением магических амулетов, оберегов, составлением заклинаний? — продолжал Луис.
— Никого не знаю, — ответил остиарий, улыбаясь. — Если ты надеешься обвинить меня, у тебя ничего не получится.
Луис поглядел в свои заметки и написал на листе «запирается». Затем перевел взгляд на остиария.
— С чего бы мне обвинять тебя? Ведь если ты ничего не скрываешь, то и обвинять тебя не в чем.
— Да, все именно так, но какая разница. Ты же знаешь. Подобного рода расспросы не ведут ни к чему хорошему. Одно неверное слово, и все.
— Одно неверное слово о чем?
У привратника вырвалось громкое «гм!».
— Ну, не знаю. Я просто хотел сказать, что с неверными словами никогда не знаешь наверняка. Ты не поймешь, что слово неверное, пока не произнесешь его.
Луис пристально поглядел на привратника.
— Ты когда-нибудь молился за здоровье императора?
— О, да. И часто.
— Ты когда-нибудь целовал изображение императора и просил у него благословения?
Остиарий как будто не знал, что на это отвечать. Несколько секунд он сидел и хватал ртом воздух, словно жаба, которая никак не может понять, проглотила ли она сейчас муху или осу.
— Я покажусь неверным слугой императора, если скажу нет.
Луис переплел пальцы рук и подался к нему, упираясь локтями в стол.
— Ты сознаешь, что это равносильно магическому обряду?
— Ну, о чем ты говоришь! Все так делают!
— Правда? — удивился Луис. — А ты не назовешь мне имена этих «всех»?
— Нет, я...
— Так ты не желаешь открыть мне своих сообщников?
— Но это же смешно! С тем же успехом ты можешь заявить, что все, кто просят святую на городской стене благословить императора, творят заклинания. Люди вырезают изображения звезды и полумесяца, и все мы знаем, что это повелось еще тогда, когда имена святых были неизвестны.
Луис смотрел на остиария суровым взглядом. На самом деле ему было жаль этого толстяка. Он поклонялся дьяволу не больше самого Луиса. Он был наивен, несколько заблуждался по поводу собственного хитроумия, но в целом безобиден. Однако Луису необходимо создать себе репутацию при дворе, снискать славу человека, которого лучше не сердить.
— А ты сам проделывал все это?
— Нет, я не...
— Если я прикажу прямо сейчас обыскать твое жилище, найду ли я там свидетельства идолопоклонничества или тому подобного?
Остиарий покраснел.
— Мы простые люди, — проговорил он, — и нас очень пугает то, что происходит с небом. Иногда мы обращаемся к старым богам, но не для того чтобы навредить императору или городу. Тысячи людей вырезают у себя на стенах изображения звезды и полумесяца. Это для защиты нас и императора. Что в том дурного, это же символ города!
— Но ты только что признался, что вырезал этот символ, желая творить чары. Ты подвергаешь опасности свою душу. Ты знаком с проповедью Андрея Юродивого?
— Я не слушаю проповедей дураков, — заявил привратник, пытаясь обрести прежнее достоинство.
— Он был мудрец, — продолжал Луис, — который прикинулся безумным и навлекал на себя насмешки других Христа ради. Он рассказывал историю Вигриноса, чародея, которого одна женщина попросила прочитать заклинание, чтобы ее блудливый муж любил только ее.
— Меня не интересуют глупые бабы.
Луис тонко улыбнулся.
— Тут все не так просто. Чародей прочитал заклинание, муж стал верным. Однако во снах женщину начали преследовать демоны — черный пес ласкал ее, словно любовник, целовал прямо в губы, ей являлся эфиоп, распаленный страстью, и прочие ужасы. Она постилась и молилась, и на нее снизошло откровение: чтобы заклинание подействовало, чародей замарал священные иконы дерьмом, заправил волшебную лампу, которую отдал ей, собачьей мочой, вырезал на дне лампы имя Антихриста и слова «Жертвоприношение Сатане». Вот какую цену заплатила она, чтобы вернуть мужа. Расплатилась своей душой. Святой Андрей говорит, демоны часто используют магию как бы для изначально благого дела, чтобы ничего не подозревающий человек подпал под их влияние. Неужели и с тобой случилось то же самое? Неужели ты стал жертвой демонов?
— Ты обладаешь великими познаниями, господин, однако же, нет. Я не... Нет!
Луис снова нацарапал что-то в своих бумагах. На самом деле, полную ерунду. Он всего лишь хотел запугать привратника, хотя подозревал, что у него не очень-то получается. Он представил, будто человек перед ним мышь, а сам он — кот, следящий за ней. При этой мысли он усмехнулся, а привратник, который как раз пытался заговорить, издал нечленораздельное мычанье.
— Тебя еще вызовут отвечать на вопросы, — пообещал Луис.
— Когда?
— Не могу сказать. Тебе придется подождать.
— Я не якшаюсь с дьяволами.
— Это уж мне решать, — заявил Луис. — Мне поручено выяснить причину неестественной погоды, причину появления огненного шара и прочих феноменов, которые тебя не касаются. Посему, пока я не отыщу настоящих поклонников дьявола, я буду считать, что самых малых свидетельств достаточно для возбуждения подозрения. И я ожидаю, что ты и всякий, кто хочет отвести от себя подозрения, будет изо всех сил стараться и сообщать мне обо всем необычном, что может принести пользу расследованию.
— Да в пятидесяти шагах от дворца ты найдешь тысячу чародеев и предсказателей!
— Это люди темные, они не смогли бы сотворить магию, способную повлиять на цвет неба. Мы ищем кого-то, кто живет при дворе, в том нет никаких сомнений.
— Я буду глядеть в оба, — пообещал привратник.
— Прекрасно, — сказал Луис. — Можешь не сомневаться, что уже скоро мы встретимся с тобой снова. Не исключено также, что мне придется на некоторое время препроводить тебя в Нумеру. — Луис не собирался делать ничего подобного, но хотел хотя бы пригрозить.
— Господин...
— Да?
— У меня семья.
— Так постарайся сохранить ее, — посоветовал Луис.
Привратник несколько мгновений сидел, рассматривая свои башмаки.
— А ты не хотел бы допросить кого-нибудь из узников Нумеры? — спросил он.
— С чего бы?
— С политической точки зрения, было бы разумно начать с известных преступников и врагов государства.
— Тебе что-то известно, остиарий?
— Нет, — поспешно ответил он. — Ничего. Я просто подумал, что список заключенных в Нумере был бы неплох для начала. Там уж наверняка сидят чародеи. Начальник священных покоев всего несколько дней назад препроводил туда одного из них, одного араба, захваченного при Абидосе прямо в палатке императора, как я слышал.
— Какого еще араба?
— Я не знаю. Я просто слышал, как об этом поговаривали за бокалом вина.
— Кто поговаривал?
— Э... — Жирный привратник вдруг испугался называть имена. Луис сидел молча, предоставив остиарию заполнять паузу собственными страхами. — Стражник Мелетиос должен знать.
Луис нисколько не удивился, что чародей попал в тюрьму, чародеи и еретики рано или поздно обязательно оказываются под замком. Однако же остиарий счел нужным упомянуть об этом. До сих пор никто не заговаривал ни о каком чародее. Что само по себе было странно. Идиот Луис. Жизнь двора складывается из отдельных группок, загадок и тайных течений, о которых он ничего не знает. Не исключено, что о существовании чародея известно далеко не всем. Может, не всем полагается знать, что дикарь, напавший на императора, был магом. Луису очень хотелось расспросить привратника поподробнее. Но он понимал, что сейчас, выражаясь фигурально, пишет на тонком пергаменте. И очень просто прорвать его пером и совершенно испортить всю работу. Лучше попридержать коней. Кроме того, до него доходило столько слухов, что их хватило бы выстроить мост до самой Нейстрии.
— Благодарю тебя за совет.
Привратник поклонился, и Луис опустил свое опахало, подавая знак, что тот свободен. Когда он ушел, Луис написал записку Мелетиосу, сообщая, что он был назван свидетелем по делу о чародействе, поэтому через неделю обязан явиться для разговора. После чего Луис откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Беатрис, которая скрывалась за ширмой в дальней комнате, вышла к нему. Живот у нее заметно разросся, теперь ее положение было очевидно каждому.
— Ты прекрасно провел беседу.
— На самом деле нечестно так пугать людей.
— Для любого придворного жить в постоянной тревоге нормально. Ты просто говоришь с ними на том языке, который они понимают и уважают. Это принесет плоды гораздо быстрее, чем если бы ты прочитал все книги на свете.
Луис взял ее за руку.
— Я понимаю. Но мне все равно неловко.
— Да, однако же ты вынужден так поступать. Иначе нам не выжить. Мы добьемся для себя такого положения, что сможем благоденствовать здесь или хотя бы жить спокойно. Когда препозит ждет твоего отчета?
— Через два месяца. А когда появится ребенок?
— Доктор говорит, через месяц.
— Отлично, — сказал он.
— Почему?
— Потому что я все равно не разрешу этой загадки, и, если Господь пошлет нам мальчика, мы сможем вернуться к твоему отцу раньше, чем я встречусь с начальником.
— Ты разрешишь эту загадку, Луис. Я верю в тебя.
Он понизил голос и привлек ее к себе.
— А что, если решение приведет меня на самый верх?
Она поняла, что он имеет в виду — виновным может оказаться начальник священных покоев. Стилиана сама намекала на это.
— Тогда тебе останется только знать это. Если наши друзья на поверку окажутся врагами, тогда, возможно, кто-то из врагов окажется другом. Об этом она упоминала.
— Это опасная игра.
— Куда опаснее ошибаться по незнанию. Неужели из допросов ничего не прояснилось?
— Все слишком умны и слишком испуганы, чтобы назвать имя, если, конечно, он действительно стоит за этим. Я же слишком умен и слишком испуган, чтобы спрашивать напрямую.
— Однако очень важно собрать все сведения, какие только возможно. Может, у тебя найдется предлог, чтобы расспросить людей о прошлом начальника священных покоев? И Стилианы тоже?
— Думаешь, она может быть замешана?
— Конечно, нет. Однако же полководец изучает местность, прежде чем двинуть свои войска. И тебе надо сделать то же самое.
Она шептала ему на ухо едва слышно.
Допрашивать придворных ему до смерти надоело, это уж точно. Конечно, допросы помогали ему запугивать их. Но он хотел больше знать о своем начальнике, который так или иначе и сам был напрямую связан с магией — пусть даже изучал ее только для того, чтобы искоренить. И почему это начальник священных покоев не сказал ему, что посадил под замок колдуна?
Беатрис права. Наверное, подумал он, стоит совершить вылазку за городские стены. Исайе понравится, если он сосредоточит свое внимание на варягах, ну а сам он тем временем покопается в прошлом препозита.
— Завтра с утра и займусь, — сказал он.
 | Марк Даниэль Лахлан. Темный лорд. Заклятье волка |