Мифы вокруг ГМО поделили человечество на тех, кто яро против, и кому не до того. Но если взглянуть непредвзято, распространение ГМО не только не вредит нашим внукам, это может спасти им жизнь.
В середине 90-х Марк Лайнас был типичным военизированным спасателем зеленой планеты. Он сотрудничал Greenpeace, выступал по телевизору и яростно клеймил компанию Monsanto. Он сжигал поля, засеянные генетически модифицированными культурами, и поднимал народы на восстание против алчных ученых-вредителей. Получилось неплохо - народы и вправду поднялись.
Однако год назад, в январе 2013-го, триумфальное шествие гринписовской «биобезопасности» по планете было потревожено неожиданным поворотом событий. Марк Лайнас выступил с лекцией на сельскохозяйственной конференции в Оксфордском университете. Эта лекция была посвящена теме борьбы с генетически модифицированными организмами. В ней Лайнас рассказал о своем прошлом и вдруг публично извинился за упорную многолетнюю деятельность по дискредитации ГМО.
«Мы вовсю пользовались образами ученых, копающихся в самых глубинах устройства жизни и демонически хохочущих в своих лабораториях, - вспомнил Лайнас. - Оттуда и пошла фраза „Еда Франкенштейна“. Конечно, все это была игра на глубоко запрятанных страхах: силы науки, втайне направленные на что-то неестественное. Чего мы тогда не понимали, так это того, что настоящим чудовищем Франкенштейна была не ГМ-технология, а наша на нее реакция».
О чем спор
Что же изменилось в позиции одного из виднейших борцов с ГМО? Оказывается, все очень просто. По словам самого Марка Лайнаса, он «открыл для себя науку». Ознакомившись с научной литературой, Марк вдруг понял, что ни один из столь яростно муссируемых им аргументов против генной инженерии не соответствует действительности. И решил извиниться.
Впрочем, особого эффекта запоздало джентльменский поступок Лайнаса не возымел - генная инженерия как была страшилкой, так ей и осталась: нации протестуют, правительства запрещают. Репутация ГМ-продуктов сегодня упала настолько низко, что большинство специалистов уже давно махнуло рукой на объяснения и оправдания.
Действительно, в прошлом году, несмотря на сентиментальное воссоединение Марка Лайнаса с оксфордскими агрономами, по миру прокатились очередные ГМО-волнения. Протестовали не просто против страшной кукурузы, а ни много ни мало против убийства компанией Monsanto четверти миллиона индийцев.
Дело в том, что в Индии действительно есть большая проблема: самоубийства разоряющихся фермеров. Сельскохозяйственные штаты, где урожай сильно зависит от непредсказуемой погоды, даже называют поясом самоубийств. С 1990 года статистика самоубийств стала даже более угрожающей, чем раньше: во всей Индии покончили с собой 250 000 фермеров.
Почему в 2013 году СМИ вдруг решили обвинить в этих самоубийствах фирму Monsanto, поставщика широко распространенного в Индии трансгенного хлопка, не совсем понятно. Как часто бывает в таких случаях, патетические истории о «семенах-убийцах» и их жертвах просто кочуют из издания в издание. В основном в форме довольно хлипких отсылок то к Al Jazeera, то к Huffington Post.
Жизнь честных земледельцев, объясняли блогеры и активисты, оказывалась разрушенной не оправдавшим ожиданий модифицированным хлопком, из-за которого индийские фермеры повально разорялись. Ходили слухи о жертвах Monsanto, которые в необъяснимом порыве артистической мысли якобы выпивали произведенный компанией инсектицид в качестве способа самоубийства.
Словом, Monsanto в очередной раз обновила собственную репутацию - где-то между Ост-Индской компанией и капиталистическим вариантом гестапо. Британский - что символично - таблоид Daily Mail на полном серьезе обвинял американского агропромышленного гиганта в геноциде индийцев.
На самом деле никаких данных, уличающих ГМ-хлопок в доведении широких масс до самоубийства, нет. Вообще говоря, не факт, что этих самоубийств действительно стало больше в последние годы. 90% индийских фермеров с удовольствием используют хлопок Monsanto. С момента его введения в 2002 году продуктивность производства хлопка значительно выросла, а использование дорогостоящих пестицидов снизилось. По словам индийского министра сельского хозяйства, страна сегодня производит в среднем 5,1 млн тонн хлопка в год по сравнению с максимальным значением 3 млн тонн до введения ГМ-культуры. Индийские фермеры настолько любят ГМ-хлопок, что до того как он был одобрен, тонны трансгенных семян ввозились в страну контрабандой.
Объяснить фермерские самоубийства «крахом ГМО в Индии» нельзя, потому что в Индии не было краха ГМО. В Индии был триумф ГМО. Зато в Индии, например, был крах сельскохозяйственного кредитования после финансовых реформ 90-х годов. Это, конечно, гораздо скучнее.
Медиаситуация с индийскими фермерами развивается по классическому сценарию любого спора о ГМ-продуктах. На ровном месте возникает и разлетается по миру несуразное обвинение. Оно опровергается всеми, кто хоть как-то связан с вопросом, но момент проходит, пыл спадает, да и неинтересно уже. Вопрос забывается. Осадок остается.
Откуда оно взялось
Все началось в 90-х годах, когда деревья были большими и совершенно не модифицированными, а генетики с энтузиазмом готовились стать Эйнштейнами и Планками нового тысячелетия. Полным ходом шла программа «Геном человека» - десятилетний проект, к 2001 году расшифровавший всю человеческую ДНК. В Китае начинались продажи трансгенного табака, а в США - помидоров. Генная терапия активно тестировалась и вот-вот должна была спасти человечество от всех болезней. Фильм «Гаттака» не без опаски жонглировал идеями о биотехнологическом будущем. В научном сообществе царила эйфория - наступал век генетики.
Что же произошло по пути в новую эру? Почему век генетики так и не настал? Почему геном человека оказался не новой Библией, а просто текстовым файлом в три с небольшим гигабайта?
Если обобщать, то причины три: глупость, деньги и неудача.
Глупость - в лице бывших соратников Марка Лайнаса, развернувших невиданную кампанию против опасностей ГМО, подогреваемую падкой до сенсаций прессой и всепроникающей научной безграмотностью. Биологическая наука еще никогда не встречала такого отпора со стороны общества.
Деньги - в лице Monsanto, самой ненавидимой компании в мире, с 90-х годов сделавшей ставку на ГМ-продукты и связанные с ними технологии. С треском провалив собственную пиар-миссию, Monsanto ушла в тень (насколько это возможно для крупнейшего в мире производителя семян) и предпочла отстаивать свои интересы путем почти неприкрытого лобби в американском правительстве.
Наконец, неудача - в лице Джерри Гелсингера, американского подростка, трагически скончавшегося в сентябре 1999 года. Это произошло в ходе испытаний геннотерапевтического препарата против наследственного заболевания, которым страдал Гелсингер. В результате его смерти оказалось свернуто огромное количество исследований и разработок в области генной терапии, а репутация генетики была окончательно уничтожена.
Если бы уважающему себя биологу в 1990-м сказали, что через 25 лет «генная инженерия» будет почти ругательством, он, наверное, почувствовал бы себя Генри Фордом, которому запретили использовать конвейер из-за того, что тот слишком шумит.
Новое тысячелетие наступило, но век генетики так и остался фантазией.
Что это такое
В сущности, человечество употребляет генетически модифицированные организмы с того момента, как появились земледелие и скотоводство. Селекция - целенаправленное скрещивание - «модифицирует гены» точно так же, как и собственно генная модификация.
Например, кукуруза когда-то представляла собой небольшой злак размером с колос пшеницы. Случайные мутации -ошибки в генах - привели к значительному увеличению «колосьев», что было подмечено древними земледельцами Центральной Америки. Они стали скрещивать мутантные злаки между собой, получая в каждом поколении растения разнообразных размеров. Из них опять отбирались только самые большие.
За несколько поколений селекционеры сконцентрировали в будущем маисе три разных мутантных «гена крупности». Те же совместным действием превратили скромного предка кукурузы в нечто привычное нам сегодня, но, вне всякого сомнения, изрядно напугавшее древних мексиканцев.
Селекция, проще говоря, передвигает гены с места на место их целенаправленным перетряхиванием.
Между селекцией и генетической модификацией в современном понимании есть всего пара отличий. Первое - селекционер не видит генов, которые передвигает. Он видит только результат их работы. Это несколько стесняет возможности такого передвижения. Но в грубых вещах типа размера, гены, в принципе, можно двигать и «вслепую» - почти любой современный фрукт тому свидетельство.
Второе отличие - это именно метод переноса генов. Селекционер ограничен небогатым инструментарием эволюции: половым размножением и отбором. Методы неплохие, в меру надежные, но, конечно, очень медленные и что самое неудобное -работают только внутри вида. Сколько селекционеров мечтало в заморозки скрестить хрупкую пшеницу с карасем из ледяной реки? Хорошо, может, и немногие, но отказываться бы точно не стали.
Генный инженер (профессия метафорическая) передвигает гены не перетряхиванием, а копированием и вставкой. Это позволяет ему избавиться от ограничений селекции. Перенос генов больше не ограничен видом.
Да и с чего бы ему быть? Гены - это просто гены. Гены - это информация. Она универсальна для любой известной нам формы жизни. И у человека, и у белого груздя, и у карася они записаны одними и теми же четырьмя буквами. Гены не пахнут рыбой.
Чем оно опасно
Генетически модифицированные продукты не опасны своими генами. Если вас заверяли в обратном - вас обманули. Если апеллировали к научным статьям о том, что ГМО вызывают рак, то те были либо с сайта про зеленую планету, либо из очень плохого научного журнала, либо уже опровергнуты, либо в скором времени будут. Примеры многочисленны и крайне скучны.
Гены в живом организме и гены в пище -это принципиально разные вещи. Они отличаются примерно так, как компьютерный вирус - от единиц и нулей, записанных на бумажке. Бумажку при этом пропускают через шредер и сжигают. Любые попытки объяснить, почему такой «бумажный» вирус не опасен ни для текущей, ни для последующих, ни даже для очень далеких версий Windows, не описывают абсурда постановки вопроса.
Чуть менее фантастическая, но все же преувеличенная проблема - это «аллергия» на ГМО. Теоретически не исключено, что введенный в растение ген приведет к формированию белка, на который у человека возникнет аллергическая реакция.
Вероятность этого, во-первых, исчезающе мала и куда ниже аллергии на что-нибудь вполне «натуральное». Во-вторых, большинство «новых» генов (например, ген устойчивости к специальным гербицидам, которыми можно уничтожать дикие сорняки) не такие уж новые: мы и так потребляем их с пищей, просто в составе других продуктов. В-третьих, людям вообще свойственно переоценивать собственные аллергические реакции: при детальном обследовании девять из десяти случаев «аллергии на еду» не подтверждаются. Наконец, в-четвертых, аллергенность ГМ-продуктов тестируется вдоль и поперек перед их выпуском на рынок.
Документированных случаев аллергии на ГМО на сегодняшний день нет.
Итого, для едока ГМО серьезной опасности не представляют. Основные риски их использования лежат за пределами обеденного стола. Например, принципиальным является вопрос о взаимодействии ГМ-растения с окружающей средой. Изменились ли способности организма к размножению после введения новых генов? Есть ли вероятность его выхода за пределы контролируемой культуры в дикую природу? Не приведут ли измененные свойства растения к нарушениям в пищевой цепи: например, как воспримут ГМ-картошку насекомые-опылители? Не повлияет ли трансген на устойчивость к паразитам и если да, то как?
Все эти вопросы важны, требуют внимательного экологического контроля и этим контролем обеспечиваются. Но согласитесь, одно дело бояться, что ГМ-соя вызовет у всего мира рак, а другое - что она слегка сократит популяцию жуков в Айдахо.
Наконец, особый гнев экологов и фермеров вызывают патентные законы, лоббируемые Monsanto. Разумеется, компании выгодно, чтобы ГМ-семена закупались каждый год. Поэтому она прибегает к многочисленным хитростям: от генетических уловок, предотвращающих размножение семян, до авторских прав на введенную в растения ДНК. Эти меры и вызывают ярость правозащитников.
В этой связи нужно понять две вещи. Во-первых, патентные законы и бизнес-стратегия компании Monsanto не имеют никакого отношения к технологии генетической модификации. В мире очень много недобросовестных компаний - обвинять в этом используемые ими научные разработки не очень разумно.
Во-вторых, необходимость закупать семена каждый год существовала задолго до ГМО: с того момента, как был открыт и стал активно использоваться в сельском хозяйстве гетерозис. Это еще одна вполне натуральная «генетическая хитрость», позволяющая получить более массивные особи при скрещивании сильно различающихся родительских растений, но только в одном поколении.
То же касается и экологических вопросов - они далеко не монополизированы генной инженерией. Современное индустриализированное сельское хозяйство -это ночной кошмар любого эколога. Удобрения и стероидные гормоны сливаются в реки и океаны, вызывая катастрофические изменения в водных экосистемах. Почвы по всему миру истощаются в гонке за постоянным увеличением урожайности. Недостаток пресной воды рискует превратить миллионы гектаров плодородной земли в пустыню.
Более того, если бы сельское хозяйство действительно было отдано гипотетическому доброму фермеру с упаковки молока, стало бы еще хуже: треть планеты элементарно умерла бы с голоду. Человечество вот уже почти сто лет существует исключительно благодаря химически произведенным удобрениям: в почве просто не хватает азота на то количество пищи, которое мы съедаем. В качестве альтернативы можно было бы вырубить все леса на планете. Увеличение сельскохозяйственной продуктивности с 6о-х годов прошлого века эквивалентно расширению посевной территории на две Южные Америки.
Словом, вожделенная альтернатива ГМО - это не птички и цветочки, а циклопический агропромышленный монстр, довольно быстрыми темпами приводящий планету в негодность. Лубочного доброго фермера, которого так хотят защитить зеленые, просто не существует.
Зачем оно нужно
Подавляющее большинство споров о ГМО упирается в тему безопасности ГМ-помидоров или ГМ-сои. Защитники науки объясняют, как именно переваривается ДНК в кишечнике, противники упирают на то, что отсутствие вреда ГМО «не доказано».
Оно действительно не доказано. Доказать отсутствие чего-либо, например чайника, вращающегося по орбите, в принципе невозможно. Другое дело, что верить в чайник нет никаких причин.
Но речь не о том. Описанные споры концентрируются на частном вопросе и не выходят за пределы игры в «съедобное - несъедобное». При этом никто не объясняет, кому, собственно говоря, нужна генная модификация. От этого у обывателя возникает здравая мысль: если идут какие-то споры, на всякий случай ГМО лучше не покупать.
Представьте, что в средние века кто-то изобрел аспирин, а его за это повесили, потому что таблеткой можно подавиться. Согласитесь, аргумент в защиту изобретателя должен строиться не на том, что подавиться можно чем угодно, и даже не на том, что аспирин - неплохое и довольно безопасное лекарство. Главное - что это первое, действительно новое, невиданное раньше средство борьбы с болезнями. Если его так бояться и так ненавидеть, то второго лекарства, не просто сбивающего температуру, а спасающего человечество от чумы, оспы, испанки, малярии или СПИДа, может и не быть.
Нам, человечеству, очень нужно развивать сельскохозяйственные технологии. Если мы ничего не изменим, то еда на планете может просто закончиться. Население Земли продолжает расти. При этом треть плодородной земли уже уперлась в максимум продуктивности - получить больше еды с единицы площади традиционными методами не получится. Полная стагнация сельскохозяйственного выхода может быть делом 30-40 лет.
Сельскохозяйственный прогресс перед лицом усугубляющегося перенаселения планеты - главная причина, почему нужно поддерживать производство ГМО. Отказываясь от ГМ-продуктов, мы искусственно удерживаем ход прогресса, в котором - и это факт - наш единственный шанс просуществовать на планете не сто лет, а миллион.
Отказываясь от ГМ-продуктов, мы не просто показываем кукиш Monsanto. Мы создаем общество, настроенное враждебно по отношению к прогрессу. Мы отказываемся от технологий будущего, которые позволят увеличить продуктивность земли, оздоровить почву, снизить потребление пресной воды, уменьшить токсичные выбросы - и в конечном итоге дать возможность нашим внукам жить на той самой зеленой планете, которую так любят защитники природы.
Некоторые авторы, впрочем, не согласны с тем, что перенаселение планеты в обозримом будущем приведет к катастрофическим последствиям. Сторонники такого оптимистичного взгляда любят говорить, что «когда припрет, мы что-нибудь придумаем».
Так вот: приперло. Придумали. Но пока получается, как в анекдоте: «Боже, что ж ты меня не спас?» - «А кто тебе, идиоту, лодку, машину и вертолет отправлял?»
Успеем ли мы дорасти до века генетики?
(с) Николай Кукушкин