Во время одного из бурных ночных похождений прямо под ноги Дез сваливается странный парень и она радостно понимает: боги дали ей шанс как следует позлить папочку! Надо только привести этого красавчика домой — и пусть родитель, вернувшись с работы, лопнет от собственных воплей.
Только вот Кейл на самом деле очень странный. Отправился под душ прямо в обуви, удивляется обычным вещам вроде пепельницы или персика и ведет себя с Дез так, словно она может превратиться в горстку пепла от одного его прикосновения.
Когда на пороге возникает отец с пистолетом в руке, явно знающий о Кейле больше, чем следует, Дез понимает: все куда опаснее и запутаннее, чем она могла себе представить. Таинственная организация, которая превращает в сверхмощное оружие людей, наделенных сверхспособностями; вооруженные преследователи и секретные общества, жестокая правда о семье Дез, о ней самой и о Кейле — слишком крутой поворот даже для семнадцатилетней оторвы. Но это — только начало ее пути.
Отрывок из книги:
Еще не открыв глаз, я поняла — Кейл ушел. Без него, без его дыхания в комнате было тише. И холоднее.
Я подняла с пола мой топ и натянула через голову. Воспоминания о прошедшей ночи заставили меня вспыхнуть. Я была готова идти дальше, вероятно, до самого конца, но то, что произошло между нами, каким-то образом оказалось гораздо более интимной вещью, чем секс.
Приведя себя в порядок, я побрела в ванную. С глупейшей улыбкой на физиономии приняла душ, почистила зубы и высушила волосы, все время думая только о Кейле. Открыв дверь ванной комнаты, я выпустила из нее пар. Как только воздух прояснился, прояснилась и моя голова. Мне предстоит работа. Работа, требующая сосредоточенности. Пора!
Папашку я нашла внизу, на кухне, за обычным завтраком: чашка кофе, пшеничная лепешка с джемом и «Нью-Йорк таймс».
— Привет! — кивнула я.
Вытащила чашку из кухонного шкафа. В молчании он смотрел, как я сливала в чашку оставшийся в кофейнике напиток.
— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала я, пригубив из чашки. — Не о вчерашнем, а вообще.
Подняв на меня глаза, он кивнул.
— Мне кажется, я как будто потерялась, и мне нужно снова взять себя под контроль, — начала я. — Возможно, у меня это наследственное, от тебя. Когда эти ублюдки связали меня и держали взаперти, да еще угрожали, я почувствовала, что теряю контроль над собой. Мне нужно вернуть чувство равновесия.
Он отложил газету и, положив руки на стол, откинулся в кресле. По тому, как слегка искривились его губы, и по легкому наклону головы я поняла, что овладела его вниманием.
— Что ты имеешь в виду под равновесием?
— Я должна что-то предпринять. Эти люди, там, и один бог знает, сколько их…
Речь моя была сбивчивой, но я продолжала:
— И я боюсь, что только об этом и буду думать, и видеть все это, когда закрою глаза хотя бы на минуту…
— И что конкретно ты предлагаешь?
— Возьми меня в «Деназен». Эти подонки вбили в мою голову какую-то ужасную ложь, и мне никак от нее не избавиться. Ты можешь помочь мне, если покажешь все как есть.
Я резко поставила чашку на стол, выплеснув половину содержимого.
— Мне нужно знать правду!
Он долго молчал, в упор глядя на меня. Мне казалось, что я говорила убедительно, но что по этому поводу думает папашка — вот вопрос. Лицо его оставалось бесстрастным, и я начала подумывать, что он раскусил меня, но тут он медленно улыбнулся:
— Иди, обуйся.
* * *
Когда мы заехали на парковку, я поняла, что никогда еще здесь не бывала. Отец работал на «Деназен» уже бог знает сколько времени, но никогда, даже до нашего, так сказать, официального разрыва, я не бывала в его офисе.
Молча мы покинули машину, молча поднялись по лестнице и остановились перед стеклянными дверями, ведущими в вестибюль. Человек по ту сторону дверей, увидев меня, удивленно вскинул брови, протягивая отцу клавиатуру и авторучку.
Вестибюль купался в чистом белом свете, заливавшем все пространство от деревянных полов цвета вишни до соответствующего цвета драпировок на окнах. По обеим сторонам располагались кабины лифта, одна серебряного цвета, другая — белоснежная.
Папашка написал свое имя на листе бумаги, посмотрел на часы и показал на белый лифт:
— Пошли.
Кнопок у лифта не было, только на стене тоненькая полоска с прорезью — как для кредитной карточки. Папашка достал из внутреннего кармана маленькую карточку, провел ею через прорезь. Двери лифта открылись. Я подождала насколько секунд и, когда ничего не произошло, спросила:
— Ну и что?
— Терпение, — ответил папашка.
Пробежала еще минута, прежде чем раздался громкий жужжащий звук, напоминающий звук работающего пылесоса. Открылись еще одни двери. Папашка показал на них и вошел.
— Вот настоящий лифт, — сказал он.
Откашлявшись, произнес:
— Четвертый этаж.
В удивлении я вошла вслед за ним; с легким щелчком двери за нами закрылись, лифт дрогнул и двинулся вверх.
— Лифтом можно управлять только этой персональной карточкой, — объяснил папашка. — Без нее он даже не закроется. А подняться ты можешь не выше, чем позволяет твоя категория доступа.
Быстро поднявшись на нужный этаж, мы вышли в пустой белый коридор и прошли через стальные ворота к единственной двери на другом его конце. Мы шли молча, и мне страшно хотелось заполнить эту зловещую тишину вопросами, тем более что накопилось их у меня с миллион, но нужно было вести себя осторожнее и ничем себя не выдать. Как только мы вошли, все изменилось.
Наш вход в здание напоминал эпизод из какого-то сюрреалистического фильма, но суета и гам, которые здесь царили, уже ничего не напоминали. Длинный ряд столов по сторонам напоминал колл-центр благотворительной организации в пик кампании по сбору средств. За каждым из столов кто-нибудь непременно говорил по телефону, размашисто что-то записывая на листах бумаги. Никто даже головы не поднял, когда мы вошли.
В центре зала был стол регистрации, над которым висела большая вывеска со словами «Регистрация здесь». За столом пышная брюнетка с полной пастью белоснежных зубов одарила папашку соблазнительной улыбкой:
— Доброе утро, мистер Кросс.
Папашка кивнул и вернул брюнетке одну из редких своих улыбок:
— Привет, Ханна.
— Новое приобретение? — спросила она, окинув меня взглядом, от которого могли мурашки пойти по коже. Ясно, что она подумала про Шестых.
Он рассмеялся:
— Нет, это моя дочь, Дезни.
Ханна прищелкнула языком и сочувственно кивнула:
— Бедняжка, на которую напали Шестые?
— Никто на меня не нападал! — выпалила я, на мгновение забыв, что мы с Шестыми враги и нас разделяет стена. — Я имею в виду, я им показала, кто я такая.
— Конечно показала, — отреагировала Ханна, а сама не без ехидцы улыбнулась, дескать: говори, говори, детка!
— Пожалуйста, сделайте для нее временный желтый пропуск. Этот день она проведет с нами, — распорядился отец. Ханна потерла свои пухлые ладони и хихикнула:
— Тебе будет здесь интересно!
Я изобразила улыбку, надеясь, что она не будет слишком уж фальшивой:
— Еще бы!
Папашка тем временем указал на дверь:
— Нам сюда.
Мы вышли из зала и пошли направо, где нас ждали еще лифты, на этот раз с зелеными дверями. Оказавшись в лифте, папашка произнес:
— Пятый этаж.
И через мгновение пояснил:
— Все лифты в здании закодированы определенным цветом, соответствующим категории доступа. Первые три этажа — серебряные, для юридической фирмы. Четвертый этаж, приемная «Деназена» — белая. Все служащие «Деназена» обязаны пройти через приемную перед тем как направиться в другие зоны здания. Там же и кафе. Пятый этаж, куда мы сейчас идем, зеленый.
— А что на зеленом?
— В «Деназене» десять уровней. На пятый этаж поступают новые Шестые. Здесь их принимают и обрабатывают. Здесь же служба безопасности и мой офис.
Лифт дернулся и остановился. Двери открылись, и перед нами предстал коренастый человек, на котором был синий в узкую полоску костюм — точь-в-точь такой, как на людях, которые настигли нас у Курда. Человек улыбнулся, при этом его пухлые щеки растянулись и превратили маленькие глазки в щелочки.
— Мистер Кросс, — проговорил он. — Нам только что вернули сто четвертого. Полный успех!
Папашка кивнул, и мы вышли из лифта.
— Отлично, — проговорил он. — Пусть его поместят на восьмой уровень.
— На восьмой, сэр? — переспросил человек. — Разве мы обычно не на седьмом его держим?
— Держали. Пока он не превратил в пепел служащего, который приносил ему обед два дня назад. Пусть остается на восьмом до дальнейших указаний.
Папашка повернулся ко мне:
— Следуй за мной и не отставай ни на шаг.
Пухлые щечки не обратили на меня никакого внимания. Когда мы отошли, человек в костюме повернулся к кому-то и лающим голосом стал отдавать приказания.
— Кого это здесь превратили в пепел? — ошарашенно переспросила я.
Мы остановились перед дверью в конце коридора. Папашка достал свою карточку, которой пользовался у лифта, и провел ею через прорезь у двери. Дверь отворилась, и мы вошли.
— Сядь! — Он указал на массивный красного дерева стол, по обеим сторонам которого стояли мягкие кресла. Когда мы уселись, он принялся объяснять: — Эти Шестые очень опасны, если их не контролировать. Но если с ними провести курс подготовки, а потом правильно использовать, они могут быть полезны. Мы приводим их сюда, готовим тех, кого можем, и поселяем здесь. В обмен на пищу, кров и защиту они работают на нас.
Какое дерьмо! Пища, кров и особенно защита! Скорее — голод, клетки и мучения.
— И что, они все — ваши служащие?
— Некоторые — да. Им обеспечивается комфорт и все удобства жизни в обмен на их услуги. В силу самой природы нашей работы они вынуждены жить здесь — они могут быть востребованы в любой момент в течение суток. Другие же, опасные, которых мы не можем реабилитировать, содержатся здесь ради их же собственного блага. Тот парень, которому ты помогла бежать, был одним из них.
Ну папашка! Даже здесь пытается мне внушить, что я сука, и больше ничего. Помогла бежать. И все? А то, что этот парень взял меня в заложники? То, что он пытался меня убить?
Ну подожди! Сука сумеет тебе отплатить! Я поняла, что пришло время задавать вопросы. Изобразив ужас на лице, спросила:
— А что конкретно он сделал? Прикоснулся к кому-то и тот умер? Обуглился и превратился в пепел?
— Прикосновение девяноста восьмого разрушительно. Ты имела несчастье быть тому свидетелем. Это прикосновение приносит мгновенную смерть любой органике. Люди, растения, любые живые существа разрушаются в результате простого контакта с его кожей.
Папаша посмотрел на меня со странной смесью любопытства и алчности во взгляде:
— Все, за исключением тебя.
Он не сводил с меня глаз. Такой же взгляд, помню, был у моего учителя по английскому, мистера Паркса, когда, помахав перед нами выигрышным лотерейным билетом, он выбежал из класса.
— Но почему? — спросила я, откинувшись в кресле и забросив ноги на стол. — Не то чтобы я не рада, но — почему же я-то не обуглилась?
Папаша посмотрел на мои ноги, но не стал к ним цепляться, а просто ответил:
— А вот это очень интересный вопрос.
После довольно неприятных провокационных расспросов папашка повел меня на экскурсию по пятому и шестому этажам. Это был Центр Подготовки и Исследований. Я увидела молодую женщину, которая простым взглядом прожигала отверстие в бетонном блоке, мужчину, который мог превращать свою кожу в лед, маленького ребенка, который на моих глазах стал голубым с золотыми перьями попугаем. Если бы не знала о таком заранее, я, конечно, была бы в шоке. Что касается других этажей, то папашка сказал: все, что касается содержания и размещения Шестых, выходит за пределы моей категории доступа. И все — как отрубил.
Когда мы вернулись к лифтам, папашка достал свою карточку. Двери открылись, мы вошли, и он хотел уже провести карточкой через прорезь, когда я протянула руку и выхватила ее из его пальцев.
— Классная у тебя картинка! — воскликнула я, крепко держа карточку. Пластик был холодным, гладким и слегка гнулся. Забравшись свободной рукой в задний карман, я нащупала свою желтую карточку доступа — ту, что получила на входе. Тут же почувствовала в своих висках мощный режущий удар и приступ тошноты, от которых у меня на мгновение перехватило дыхание. Папашка как будто ничего не заметил. Я вернула ему карточку, он провел ею и сунул в карман пиджака. Я мысленно похлопала себя по плечу. Я сделала это! Это было классно!
Когда мы вернулись на четвертый этаж, было уже почти два. У папашки оказались какие-то дела, и он предложил мне самой пойти перекусить. Я уже собиралась отправиться к лифтам, когда кто-то плюхнулся в кресло рядом со мной:
— Привет! — произнес веселый голос.
Я крутанулась в своем кресле и увидела парня примерно моих лет, с каштановыми волосами и глубоким вдумчивым взглядом.
— Привет, — ответила я.
Глядя прямо мне в глаза и улыбаясь, он протянул руку:
— Я Флип. Никогда тебя здесь не видел. Новенькая? Первый день?
Он тараторил, откусывая от кончика неочищенной морковки.
— Я здесь с отцом, с Маршаллом Кроссом.
— Ты дочь Кросса? — Он просиял: — Твой отец — классный!
Вот восторженный дурачок!
— Похоже, ты его фанат! — сказала я.
— Еще бы! Твой отец — великий человек. Он все делает для нас.
Флип залился радостным смехом. Потом спросил:
— Я полагаю, ты Нулевой?
— Нулевой?
— Так мы здесь называем не-Шестых.
Прикольно!
— Тебе тут понравится. «Деназен» — забойное местечко.
— Ты серьезно?
Я не могла скрыть удивления. К счастью, Флип был слишком занят собой, чтобы заметить это.
— Еще как серьезно! Мы тут все крутые супергерои. Выходим наружу, чтобы вести великую борьбу. Ну, типа, делаем мир более безопасным местом для обитания человечества.
Он склонился ко мне:
— Мы уничтожаем плохих парней и восстанавливаем порядок. Мы — как люди-икс или как Лига Справедливости. Въехала?
Интересно, не доконает ли Флипа когда-нибудь его же словесный понос?
— Так они хорошо с вами обращаются? — спросила я.
— Ты что, шутишь? Я был бездомным. Совершенно не понимал, что к чему. «Деназен» нашел меня, дал мне дом, научил меня всему, что я могу делать со своими способностями. К тому же мы тут, типа, — он понизил голос, — иногда помогаем правительству.
Вот чертов энтузиаст!
— Так вы тут не пленники?
Он посмотрел на меня как на чокнутую:
— Пленники?
— Ну, вы можете уходить-приходить, когда хотите?
Флип замешкался, потом сказал:
— Ну, вообще-то, почему бы и нет… но мы этого не делаем. Нам здесь безопаснее. — Выражение его лица стало задумчивым: — Там, снаружи, много всякого дерьма. «Деназен» насолил очень многим плохим парням. У него много врагов. Мы иногда выходим наружу, гуляем, а заодно практикуемся в выборе цели. Но здесь мы в безопасности. «Деназен» защищает нас.
— В обмен на ваши услуги, — сказала я, пытаясь скрыть сарказм. Если бы я не знала, как реально обстоят дела, если бы я не повстречала Кейла, чепуха, которую изливал на меня Флип, показалась бы мне больше похожей на правду. Но я уже заглянула по ту сторону маски и знала правду. Теперь, если получится, об этом узнают все и каждый.
— И у вас все получается?
Он хмуро усмехнулся:
— У большинства да. Хотя есть и такие, кто не хочет сотрудничать. Есть и опасные. Если Шестой начинает вредить людям, его доставляют сюда и приводят в чувство.
Это и есть реабилитация.
— А если привести в чувство не получается? — спросила я.
— У полиции есть тюрьмы? Есть. Здесь то же самое. Любой, кто использует свои возможности для массового убийства, — преступник.
Флип посмотрел на часы:
— Черт побери! Опаздываю в зал, играть с железом.
Он встал и подмигнул мне. Он держал во рту морковку как сигарету. Махнув мне на прощание, сказал:
— Они помогают нам быть в форме. Я сейчас как магнитный живчик, это точно!
Я улыбнулась:
— Приятно было познакомиться, Флип.
Проводив его взглядом, я вздохнула с облегчением. Пора браться за дело. Теперь, когда поле свободно, я отправилась к лифтам. То, что я собиралась сделать, было рискованно, но в этом крылась моя единственная надежда: нужно было любым способом забраться в офис папашки.
Зря они пытались не пустить меня на тусовку Шестых. Не знали, с кем имеют дело. Когда мне было семь, дядя Марк взял меня на предрождественский шопинг. Я прихватила с собой свою старую куклу, Бри. В магазине я увидела совершенно новенькую Барби, которую мне край как захотелось получить, и я принялась упрашивать дядю ее купить. Конечно он отказал — с деньгами было туго. Когда же дядя Марк пошел расплачиваться, я прокралась назад. Схватив эту красивую новую куклу, я пожелала, чтобы моя старая подружка стала такой же красивой, была бы в таком же белом струящемся платье и с такой же сияющей короной, венчающей тяжелую массу золотых волос. Когда я посмотрела на Бри, она была абсолютной копией Барби.
Став старше, я поняла, как это работает. Я могла сделать любой объект идентичным любому другому, коснувшись оригинала. Главное, чтобы общие размеры совпадали. Я много экспериментировала и обнаружила, что мои возможности безграничны. Если у меня был сандвич с тунцом, а я хотела чизбургер, проблем не было — сандвич становился тем, чем нужно. Если я хотела пива, а у меня была содовая, беспокоиться было не о чем. Нужно было только пожелать, и в стакане появлялась желанная жидкость.
Вы думаете, что я тут же стала использовать свои классные способности направо и налево? Любой тинейджер, если бы имел неограниченную возможность сразу получить то, что хочет и когда хочет, наверняка сошел бы с ума.
Я сразу поняла: лучше держать язык за зубами, и никому — ни слова. К тому же была еще и боль, в качестве довеска к моим способностям. Каждый раз, когда вытворяла это, я чувствовала себя так, словно мои мозги вытаскивают через ноздри рыболовными крючками. При этом, конечно, размер предмета имел значение: чем больше предмет, тем сильнее боль. Когда тебя выворачивает от боли только оттого, что ты превращаешь что-то во что-то, а это что-то — размером с кубик льда, нужна очень веская причина, чтобы этим заниматься.
В прошлом году папашка купил новый пятидесятидвухдюймовый плоский телевизор, и телек доставили домой, пока его не было дома. Я пришла с парнем, с которым познакомилась на рейверской тусовке, и мы телек кокнули. Нечаянно, но это дела не меняло. Отослав приятеля, я сбегала в гараж, притащила оттуда картонную коробку, и — вуаля! Новый телевизор.
Труднее всего оказалось избавиться от обломков оригинала, а еще — от бешеной головной боли и нестерпимой тошноты. Они мучили меня целый день.
Я никому об этом не говорила. Да и что бы я сказала? Привет, меня зовут Дез, я — тайная фабрика по исполнению желаний? Желание в одной руке, исполнение — в другой. Нет уж. Это могло пригодиться, но только в случае острой необходимости. Потом, когда я услышала о парне, которого забрали с Самрана, и с тех пор о нем никто ничего не слышал, у меня появилась вторая причина держать язык за зубами. Я была чертовски напугана.
Когда Кейл рассказал мне о моей маме и о том, что она умеет делать, я едва сдержала улыбку. Хоть я с ней никогда не встречалась, теперь я почувствовала себя не такой одинокой. Оказывается, мы с ней похожи не только внешне. Да уж, мама и дочка — два сапога пара. Может, мне тоже стоит попробовать превратиться в кого-то еще? Только вдруг обратное превращение не получится? А уж боль, которая сопровождала бы это превращение, я и представить не могла. Наверняка эта боль меня бы убила.
Сейчас я безумно рисковала. Это все равно как если бы я устроила стрельбу в полицейском участке — вот на что было похоже то, что я собиралась сделать. Папашка запер маму в «Деназене» из-за ее способностей. Что он сделает со мной, если обнаружит мои?
Я провела карточкой по щели и произнесла:
— Пятый этаж.
В глубине моего сознания таился страх: вдруг моя уловка не сработает; вдруг, как только я воспользуюсь поддельной карточкой, завоют сирены и замигают тревожные огни, и все здание превратится в кишащий охранниками муравейник? Но двери закрылись, лифт дернулся, пошел вверх, и на меня накатила волна успокоения.
Я знала, что мне предстоит непростая работа — смешно было бы предположить обратное, и лучшим местом, с которого можно начать поиск информации, был офис моего папашки. Без всяких заморочек моя новая карточка опять сработала. Я вошла, закрыла за собой дверь и направилась к шкафу с папками.
Двадцати минут хватило, чтобы просмотреть папки на полках у папашкиного стола. Счета по деловым операциям, несколько личных дел сотрудников — им полагалась прибавка к зарплате. Но никаких сведений о том, сколько всего Шестых у «Деназена» и кто они такие. Оставались ящики стола. Когда я протянула руку, чтобы открыть верхний, раздался голос:
— Какого черта ты здесь делаешь?!
Кровь застыла в моих жилах. Я подняла глаза и увидела своего взбешенного отца.
* * *
Мозг лихорадочно работал, пытаясь найти хоть какое-то логичное объяснение тому, что я здесь делала. Ничего, ни малейшей зацепки.
Папашка вошел и закрыл дверь. Щелчок замка едва не заставил меня подпрыгнуть.
— Отвечай! Что ты здесь делаешь? И как, черт побери, ты сюда попала?
Он двинулся вперед, и на мгновение мне показалось, что он готов ударить меня.
— Я…
И запнулась. В этом шоу я не была звездой. Башка звенела абсолютной пустотой. Первый раз в жизни. Обычно я могла все — даже продать лед эскимосам!
— Я… это… я хотела найти какую-нибудь информацию о Дэксе.
— Как ты прошла через систему допуска?
Я сунула руку в карман, чтобы вытащить карточку. Вот она — прохладный гладкий пластик, ласкающий кончики пальцев. Но я не могла отдать ему эту штуку. Он увидит свою карточку доступа, не мою! Моим способностям нельзя дать обратный ход, у меня не было той, желтой карточки, и я не могла все вернуть на свои места. Я улыбнулась папашке своей самой невинной улыбкой и сказала:
— Черт! Похоже, я ее потеряла.
— Потеряла? — переспросил он.
Опустив глаза, я принялась сканировать пол.
— Где-то обронила. Должна быть здесь или в другом месте.
Папашка спокойно наблюдал, как я, разыгрывая сцену, внимательно осматриваю углы комнаты в поисках карточки. Я следила за ним краем глаза, и мне вдруг показалось, что он улыбается. Позволив мне поискать еще пару минут, он откашлялся и сказал:
— Пошли, мы уезжаем.
* * *
Тишина в машине была более чем зловещей. Тяжелая, злая тишина. Нужно было что-то срочно сделать, чтобы разрядить ситуацию. В противном случае к этому зданию мне уже и на сто шагов не подойти. Папашка наверняка понял, что я здесь что-то вынюхивала. Я никогда не достану для Джинджер информацию, в которой она так нуждается, если не починю то, что сломала. Причем быстро. Это должно быть что-то сногсшибательное. Чтобы мир содрогнулся. Я должна просто вломиться назад в «Деназен». Придется достать из рукава своего единственного туза. К сожалению, это был туз пик.
Я взорвала тишину:
— Я хочу работать на «Деназен»!
Папашка усмехнулся:
— Это невозможно.
— Но почему? — настаивала я. — Эти парни, которые меня забрали, они настоящие скоты. Они собираются напасть на «Деназен».
Я увидела, как расширились его глаза:
— Что?!
— Это была одна из их угроз. Они грозились добраться до тебя и чуть ли не выбросить в окно.
Я врала напропалую.
— Мне нужно в этом участвовать, папа. Я должна помочь тебе остановить их!
— Дезни, — ответил он, — вряд ли ты сможешь что-нибудь сделать.
Чей-нибудь папашка мог бы сказать эти слова с интонацией сочувствия; сказал бы то же самое, но дал понять: детка, ты еще маленькая, а это все слишком опасно! Чей-нибудь, но не мой! Слова его были жестки и холодны. Он дал мне понять: ты абсолютно бесполезна!
Так, да? Сейчас посмотрим!
Я глубоко вздохнула, мысленно помолившись, протянула руку и взяла ручку с консоли приборной доски. Крепко держа ее в руках, подняла с пола машины маркер, который пару месяцев назад обронила, когда папашка забирал меня из школы, и который с тех пор так и валялся под сиденьем. Я представила, что держу не ручку и маркер, а два маркера.
Секундой позже папаша выругался и резко крутнул руль влево. Машина завиляла, шины завизжали, и на мгновение мне показалось, что мы врежемся. Слава богу, через несколько тошнотворных мгновений машина остановилась.
Через некоторое время головокружение и пульсация в голове поутихли. Папашка смотрел на меня, но в его взгляде не было ни ужаса, ни удивления. Что-то другое. Я его убедила? Или он в чем-то удостоверился? Что бы это ни было, впечатление было жутковатое. Но он ведь должен был знать, что такая возможность есть. Он жил с моей мамой, а она была Шестым. Пятьдесят на пятьдесят, что и я могла родиться Шестым.
— Папа, мне кажется, я могу быть в чем-то полезной, ведь так?
Я повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
 | Джус Аккардо. Прикоснись ко мне |