Главная героиня романа, Люся, вызывает у читателей невероятную симпатию с первых строк. Она из тех, о ком принято говорить «женщина со сложной судьбой», но при этом Люся — настоящая женщина. Она очаровательна, готова понимать и прощать, а главное — она готова любить. Любить всех, в каждом человеке находить что-то светлое, то, за что к нему можно было бы питать добрые чувства.
Жизнь то и дело пытается подсунуть Люсе подводные камни и опасные рифы, но она — опытный шкипер и без страха бросается в водоворот, казалось бы, непреодолимых трудностей, всегда готова помочь другим.
Люся из тех, о ком одни с презрением говорят «дура», а другие с благоговением — «святая». Вторых, конечно, меньше.
На самом деле Люся — ангел. В смысле — ангельского терпения и кротости человек. А еще она — врач от бога, а эта профессия, как известно, предполагает гуманное отношение к людям. Люсиным терпением, кротостью и гуманизмом пользуются все — пациенты, муж и дети, друзья, друзья друзей и просто случайные знакомые. Те, кто любит ее по-настоящему, понимают: расточительно алмазом резать стекло, если его можно огранить и любоваться. Но сама Люся уверена: ее судьба — служить другим. Она устало стаскивает с вешалки потрепанные ангельские крылья и покорно втискивает усталые ноги в видавшие виды башмаки: ее ждут, она нужна, а значит, надо спешить — поддерживать, помогать, спасать. Жизнь продолжается.
С любовью и доброй иронией, щедрыми, яркими мазками рисует автор свою героиню, из тысяч слов выбирая самые нужные и выразительные.
Татьяна Булатова обладает редким даром в простом видеть сложное, между мелкими бытовыми подробностями прорисовывать то, чем живут люди, что составляет саму основу их существования. Прослеживая судьбу своей героини, автор выводит на первый план множество интересных типажей, вдумчиво и неспешно раскрывает перед читателями их истории, выявляет причины поступков и задается непростыми вопросами. Взаимоотношения между мужчинами и женщинами, матерями и дочерьми, подругами и родственниками автор рассматривает во всей их полноте и неоднозначности. Так что, уже закрыв книгу, читатель еще долго и с удовольствием будет вспоминать ее, снова и снова возвращаясь к полюбившимся эпизодам.
Отрывок из книги:
Как только Жебет отбыл из Одессы по месту службы - в городок Люсиного недетского детства, отступила и изматывающая блокада. Петрова осваивала новое состояние и даже научилась благополучно справляться с утренней тошнотой.
После отъезда Павлика Люся с облегчением сдала ключи от комнаты в семейном отсеке и перебралась в гостеприимную двести седьмую.
Облеченная властью заботиться о беременной Петровой, Соня взяла под контроль три направления Люсиной жизни: питание, отдых и физкультуру. Все действия Левиной имели научно обоснованный характер, что подкреплялось в первом случае подсчетом калорий, во втором - оптимальным количеством часов сна, в третьем - километражем одесских бульваров, помноженным на кубометры морского воздуха.
Вооружившись книгой о вкусной и здоровой пище, преданная слову Левина по утрам варила геркулес. Петрова подозревала, что не Сонино это дело, но что настолько не Сонино, даже не предполагала. О размерах наступившего бедствия Люся догадывалась по доносившимся из общей кухни воплям и угрозам. Но Левина была невозмутима, так как ею двигала благородная идея - накормить мать и дитя в утробе.
Сначала молоко с шипением заливало вычищенную накануне плиту. В молочных лужах оседала овсяная пыль, после чего те загустевали и томно коричневели. Завороженная превращением, Соня замирала и приходила в себя, только почуяв запах свежепригоревшей каши. Она бросалась, как солдат на амбразуру, на алюминиевый ковшик, хватала раскаленную ручку рукой и бухала посудину на любую свободную поверхность. Завтрак Петровой был готов.
Люся крепилась и мужественно глотала кашу с дымным ароматом, волевым усилием обуздав рвотный рефлекс. Левина ликовала:
- Вку-у-усно? - спрашивала она с любопытством.
- О-о-очень, - не смущаясь, врала Петрова.
- Обед в столовой. Ладненько, обжора? - ласково запрашивала отпуск кухарка.
- Разумеется.
Если с утренними кулинарными потугами заботливой соседки Люся еще как-то смирилась, то со сном дело обстояло гораздо хуже. Соня постановила спать дважды, а в летнее время - тем более.
- Полноценный сон - здоровый ребенок, - декларировала Левина. - Хочешь - не хочешь, а двенадцать часов сна - твоя святая обязанность.
Если бы Петрова хоть на минуту в тот момент могла представить ритм своей будущей жизни, она бы ни минуты не пререкалась, а с удовольствием подчинилась нелепому, как ей тогда казалось, Сониному требованию.
Дневной сон - куда ни шло: Люся просто валялась на кровати и поедала в неограниченном количестве яблоки, благо был август. А вот вечером... Время отбоя было определено Левиной как единственно верное - двадцать два ноль-ноль. И ее не смущало, что даже из-за закрытых окон до Петровой доносились смех и голоса студентов, потихоньку возвращавшихся к излету сезона в родной вуз. За то, что происходило на улице, Соня отвечать не могла. Но внутреннее пространство общежития, пограничное двести седьмой комнате, находилось под ее неусыпным наблюдением.
- Ба-а-а-иньки, - сюсюкала она с беременной подругой. - Спать. Спать. Спать.
- Сонь, я не хочу спать.
- Надо. Надо. Надо.
- Тогда ты тоже ложись.
- Ты же знаешь, я так рано не ложусь.
- Я ведь тоже, - пробовала отстоять свое право на выбор Петрова.
- Теперь это не имеет никакого значения. Теперь твое время - двадцать два ноль-ноль, - категорично заявляла Левина и, захватив сигареты, выметалась прочь.
Люся долго ворочалась, прислушивалась. Она знала, что шаги за дверью - Сонькины. Туда-сюда, туда-сюда. Левина, как часовой у кремлевской стены, несла свою нелегкую службу. И стоило только раздаться незапланированному гомону, как Соня бросалась к источнику звуков и расправлялась с ним на месте, издавая такое количество встречного шума, что задремавшая было Петрова вздрагивала. Левина просто распахивала дверь соседней комнаты (комнат) и, подбоченившись, вставала в дверях. Ошеломленные жильцы не сразу догадывались уточнить, какова цель визита, и это было Соне на руку.
- Чего шумим? - ехидно спрашивала она не на шутку разошедшихся девиц.
- Сонь, - отвечала наиболее смелая, - у нас праздник.
- У нас-тоже.
- Присоединяйся.
- С удовольствием, - отзывалась Левина и обещала привести коменданта тетю Шуру для ознакомления вверенного ей состава с уставом общежития, где, обещала Соня, «черным по белому прописано: отход ко сну - в двадцать два ноль-ноль. В противном случае - вплоть до выселения».
Студентки младших курсов еще не утратили уважения к комендантше, а пропахшую табаком Левину почитали как мать родную, а потому затихали довольно быстро, сначала перейдя на шепот, а потом на красноречивое молчание. В тишине Соня каждую одаривала сигаретой и, утвердительно мотнув головой, сообщала:
- Петрова беременна. Что делать?
И, пожав плечами, удалялась.
Люся о содержании разговоров Левиной с соседями по этажу по объективным причинам не догадывалась, благо особо любопытной не была. Но когда Сонька не пустила в двести седьмую после отбоя законных жиличек, терпению Петровой пришел конец.
- Что ты о себе возомнила? - зашипела Люся, распахнув дверь и обнаружив в коридоре препиравшихся девчонок.
- Петрова, ты не спишь! - радостно заорали нарушительницы спокойствия и бросились в дверной проем, опасаясь, что первой его займет Левина.
- Уснешь тут с вами, - улыбаясь, посетовала Люся. - Одна басит, как пономарь, другие...
- Люська, дурочка дорогая! - ласково мурлыкала Женька. - Как хорошо, что ты вернулась. Сейчас отметим. Почирикаем, как в старые добрые времена.
- Да я-то уже здесь месяц, если не два. А вы где бродите? Загорелые какие, аж завидно!
- Как обычно, - подмигнула хмельная Любаша и зашуршала невиданной красоты заграничным пакетом.
- Понятно, - догадливо протянула Петрова. - Своих проводили?
- Капитан, капитан... - запели красавицы и, покачиваясь в такт, начали с похабным выражением лица расстегивать свои умопомрачительные кофточки.
- Ведь улыбка - это флаг корабля, - азартно подпела Люся.
- Капитан, капитан... - красноречиво взяли паузу две соблазнительницы, - под-тя-ни-тесь...
- Ну вас, бесстыдницы! - хохотала Петрова и в такт покачивалась на панцирной сетке.
- Пет-ро-ва, мы тебя обожаем! Давай выпьем уже.
- Наливайте, - засуетилась Люся и стала выставлять на стол разномастные емкости: граненый стакан, бокал с отколотой ручкой и две алюминиевые кружки. - Мне чуть-чуть.
- А где наша мама Соня? - полюбопытствовала Женька, обнаружив бесхозный бокал.
- Дымит наша мама. Дымит, как паровоз.
Петрова обвела глазами хмельные лица подруг и догадалась:
- Девчонки, Сонька ж обиделась!
- На нас?
- Да при чем тут вы? На меня!
- А на тебя чего ж обижаться? Ты ж беременная.
Люся, как ошпаренная, вырвалась из комнаты и обнаружила абсолютно пустой коридор (что было и понятно - ночь). Запахивая на ходу халат, Петрова подалась в сторону душевой, из которой в этот неурочный час раздавался шум воды. Дернув дверь на себя, Люся пришла к выводу, что заперто изнутри. Постучала. Не дождавшись ответа, постучала еще раз. С третьей попытки Петрова начала колотить в дверь ногами.
- Соня... Левина... открой. Сонь, ну открой. Сонька, не дури! Открой, в конце концов!
 | Татьяна Булатова. Ох уж эта Люся |