На дне бутылки не осталось ни капли. Джеймс МакЭвой-старший привычным жестом закинул ее за диван. Жаль, что слишком поздно, а то можно было бы сгонять за добавкой в соседнюю винную лавку. Но после того как от него ушла вторая жена Мэри, лень даже шевелиться без особой на то надобности. Разве что дотянуться до пульта. Джеймс включил телевизор, и как раз вовремя: по второму каналу передавали репортаж с восьмидесятой церемонии награждения премией «Оскар». Где-то там его сын Джеймс. Во всех газетах Соединенного Королевства только о том и пишут: шотландский актер завоевывает Голливуд с фильмом «Искупление», номинированным на семь «Оскаров».... Что за фильм такой? И когда его покажут по телику?
На кинотеатры-то денег у мистера МакЭвоя-старшего нет...
Вы только поглядите, какая расфуфыренная публика в этом Голливуде! Тьфу ты, не мужики, а какие-то пестрые ряженые индюки. А девчонки ничего, красотки, как на подбор. Неужели Джейми теперь с ними на равных?! А ведь рос таким робким, застенчивым мальчуганом. Джеймс учил его плавать в бассейне, а по воскресеньям водил на футбол. Или плавать он учил своего младшего, Дональда, а с Джейми они рассекали по двору на велосипеде?! Дай бог памяти, велосипед или футбол... Но вспомнить в точности подробности тех давних лет мистер МакЭвой уже не мог. В его голове словно варилась вязкая каша. Черт возьми, он уже почти старик, но и представить не мог, что его мальчик, его первенец, достигнет таких невиданных высот. Сын простого кровельщика с мозолистыми руками, который отродясь не выезжал дальше родного Глазго, стал знаменитым актером, о котором написали даже в Glasgow Herald. Собственно говоря, из этой газеты Джеймс и узнал, что у парня, носящего его имя и фамилию, все просто отлично. Сколько же они не виделись? Наверное, без малого полтора десятка лет... А потом его родством с набирающим популярность молодым актером заинтересовались и лондонские газеты. Когда раздался тот телефонный звонок из Sunday Mirror и приятный женский голос предложил встретиться и поговорить о сыне, Джеймс даже присел. Хотел было отказаться — ни к чему ворошить прошлое, но его собеседница была так настойчива... И мистер МакЭвой, надев по такому случаю единственный парадный костюм, отправился на встречу, выпил в пабе задаром рюмки три, а то и четыре, и... его повело. Выложил все, что наболело. Ведь поганец, мать вашу, — его родной сын. Чего он нос-то от отца воротит?!
...Из Лос-Анджелеса они прилетели утренним рейсом. За Джеймсом не водилось привычки покупать газеты, но Энн-Мэри не терпелось увидеть, что пишут о церемонии «Оскара», на которую они попали впервые. Подробности мероприятия и список награжденных почему-то мало заинтересовали журналистов, зато на второй странице Sunday Mirror было опубликовано крупное фото незнакомого старика и заголовок: «Джеймс МакЭвой-старший не видел родного сына уже много лет...» Зачем, ну зачем она показала это мужу?! Он побледнел, смял чертову газету. В жизни МакЭвоя-младшего снова появился человек, которого никогда, ни при каких обстоятельствах не хотелось видеть. До самой ночи он был сам не свой: нервный, дерганый, напряженный.
— Не принимай близко к сердцу, — успокаивала его жена, втирая в ладони пахнущий фиалкой ночной крем. — Как говорится, у каждого в шкафу свои скелеты...
Скелеты?! Да что она об этом может знать... Энн-Мэри Дафф выросла в полной семье, за ужином собирались вместе папа, мама и любимая лапочка-дочка. А у Джеймса никогда не было таких ужинов. У него вообще не было семьи. Энн-Мэри уже спала крепким сном, а он снова и снова прокручивал в памяти тот день, с которого, в общем, все и началось. Вернее, в который все разом закончилось...
...Родители, как всегда, громко ругались, а потом отец ушел, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка. Мама рыдала, дрожащими руками наводила красоту в ванной и... снова начинала рыдать. Приходила бабушка Мэри, утешала дочь, приговаривая, что уж лучше развод, чем постоянные скандалы, и вообще, ей следует подумать о детях, а не об этом алкаше. Четырехлетней Джой передалось общее нервозное состояние, и она капризничала, мешая Джеймсу сосредоточиться на рисунке пиратских кораблей с грохочущими пушками. Вечером бабушка забрала внуков к себе, в крошечную муниципальную квартирку в Драмчапел, и весь следующий год у Джеймса был приходящий воскресный папа. Мама, кстати, после развода с отцом тоже стала приходящей: Лиз с утра до ночи работала медсестрой в психиатрической клинике. Что ж, бабушка с дедом, Мэри и Джеймс Джонстон, справлялись с воспитанием внуков превосходно: сами подняли пятерых детей. Джеймс служил мясником в соседней лавке, Мэри при случае могла и сесть за баранку грузовика, чтобы доставить мешки с овсом или фасолью в пригород Глазго. Еще Мэри подрабатывала сортировщицей на кондитерской фабрике и приносила домой восхитительное имбирное печенье...
В тот год Джеймс жил от одного воскресенья к другому. Когда на пороге появлялся отец, худощавый голубоглазый мужчина, пропахший табаком и пивом, его сердечко от радости едва не выпрыгивало из груди. Отец брал его за руку, и вместе они шли на какой-нибудь футбольный матч. На прощание Джеймс-старший передавал пакет с конфетами для дочки Джой, а иногда мельком, отведя глаза в сторону спрашивал: «Ну, и как там мать?» Эта фраза внушала Джеймсу-младшему надежду, что однажды родители все-таки сойдутся. Но все надежды рухнули, когда Джеймс, заявившись как-то к отцу без предупреждения, обнаружил в его квартирке чужую тетку. Веселая крашеная незнакомка, развалившись на диване, громко хохотала, курила и пила пиво прямо из бутылки. Вокруг нее с совершенно обалдевшим видом суетился отец.
— А, сынок, — как ни в чем не бывало бросил Джеймс-старший, — знакомься, это Мэри. Моя новая соседка.
Мэри радостно загоготала, хлебнула пива и попросила гренок. Отец, словно собачонка, мигом метнулся в кухню...
Наверное, Мэри Маккиннон была в принципе неплохим человеком: она угостила Джеймса-младшего гренками и, весело подмигнув, спросила про дела в школе. Но сама мысль о том, что отныне он будет делить папу с какой-то крашеной лахудрой, казалась нестерпимой. А как же они с сестрой и мамой?! Такое предательство не прощают...
— Не хочу тебя больше видеть, — сказал отцу в следующее воскресенье Джеймс. — Не приходи к нам больше.
И Джеймс-старший... перестал навещать сына. Тем более что Мэри скоро забеременела, они наспех поженились, родился Дональд, а отца поставили старшим в бригаде кровельщиков. Через несколько лет, ремонтируя крышу в школе Фомы Аквинского, он увидел внизу на спортивной площадке мальчишек и с высоты трех этажей сразу признал своего старшего сына Джейми: худенький, щуплый мальчик держался в стороне от шумных, задиристых одноклассников. Отец радостно помахал ему рукой, но сын резко отвернулся. Что помешало МакЭвою-старшему слезть с той чертовой крыши, догнать сына, обнять, предложить сходить вместе в воскресенье на стадион?! С тех пор они не виделись много лет...
Все эти годы Джеймс запрещал себе думать о человеке, который по какой-то ошибке природы стал его отцом. У него была милая, пусть и приходящая мама, от нее всегда так сладко пахло рисовой пудрой. А еще мировой дед, который на праздники тушил вкуснейшую баранину в мятном соусе. Наконец, у него была любимая бабуля, именно она, как только ему исполнилось шестнадцать, заявила:
— Все, мальчик мой. Теперь можешь ходить на вечеринки. А что там сейчас пьют? Пиво? Что ж, разрешаю тебе пропустить пару стаканчиков...
Джеймс не чурался сверстников. Ему посчастливилось найти лучшего друга в лице Марка Дойла, и они вместе сколотили рок-группу, название которой, правда, меняли раз сорок. Джеймс много читал и, конечно, как все мальчики его возраста, мечтал о разных диковинных штуках. Например, о яхте, какую Майкл Дуглас показывает Кэтлин Тернер в финале фильма «Роман с камнем». На этой яхте можно отправиться в кругосветное путешествие...
Одно время кумиром Джеймса был Арнольд Шварценеггер, затем его место занял Дэвид Хейман. Когда Джеймс узнал, что у того есть сын Шон, который мечтает стать актером, даже немного расстроился. Вот бы вместо Шона сыном мистера Хеймана был он, Джеймс МакЭвой...
Впервые актер и режиссер Дэвид Хейман появился в школе Фомы Аквинского по просьбе своего соседа, тамошнего учителя английского языка. Хейману, прославившемуся ролями классического британского репертуара, предложили прочитать выпускному классу лекцию о Шекспире. Лекция, прямо скажем, не удалась. Ребята, рослые головорезы, вели себя прескверно, пришлось даже несколько раз прерваться, чтобы жестко отчитать особенно неугомонных. И только Джеймс МакЭвой слушал лекцию о Макбете и короле Лире с раскрытым ртом. После он подошел к Хейману, чтобы поблагодарить и извиниться за отвратительное поведение товарищей. Ему в самом деле было ужасно стыдно за них.
— Как вы думаете, сэр, — неожиданно вырвалось у Джеймса, — а я мог бы получить какую-нибудь роль в одном из ваших фильмов?
Хейман задумчиво оглядел пацана. Говорит, что уже шестнадцать. Хм... А на вид куда меньше. Хорошее, открытое лицо, честные ярко-синие глаза. Кого он может играть с такой фактурой? Мальчика из церковного хора, шотландского патриота?.. Или скромного клерка, прозябающего в захудалой конторе.
— Я подыщу что-нибудь для тебя, — без особого энтузиазма пообещал режиссер и благополучно забыл об этом разговоре.
Прошло ровно полгода. Хейман приступил к съемкам социальной драмы о детской проституции в Глазго и... вспомнил о милом мальчике из католической школы. Он разыскал Джеймса и предложил ему маленькую роль Кевина, сына сутенера, довольно разбитного, беспутного типа. И надо же, этот хрупкий юноша с аккуратными, прямо девичьими руками неплохо справился с довольно сложной актерской задачей. Больше всего Джеймса тогда поразила сумма гонорара: за несколько съемочных дней в фильме «Соседняя комната» он получил тысячу двести фунтов! Просто ахова куча денег...
Конечно, он все до последнего пенни отдал бабуле. Тетушки, мамины сестры, были потрясены его широким жестом: «Наш Джеймс такой хороший мальчик...» Право, больше о нем нечего было сказать. Он каким-то чудом избежал уличной грязи, наркотиков, дурных компаний. Драмчапел недаром считался худшим районом Глазго. Каждый взрослый мужчина здесь так или иначе был связан с криминалом. В католической школе за одной партой с Джеймсом сидели парни, которые днем прилежно изучали историю проникновения христианства в Европу, а ночью могли запросто пырнуть подвыпившего прохожего ножом. Но Мэри и Джеймс Джонстон, набожные и трудолюбивые шотландцы, задали внуку правильное направление в жизни. Чтобы чего-то достичь, нужно много работать. И Джеймс, несмотря на природную хрупкость телосложения, не выглядел неженкой. С четырнадцати лет он вкалывал помощником пекаря в кондитерской при универсаме Sainsbury’s. В шесть утра сонный, невыспавшийся, уже появлялся на работе, надевал поварской колпак и повязывал белый фартук. Поначалу ему доверяли лишь наполнять булочки джемом или украшать торты кусочками фруктов, а затем он наловчился собственноручно готовить любое тесто. Мог буквально с закрытыми глазами испечь миндальное печенье или праздничный пудинг. Разве у скромного парня из небогатой семьи были какие-то особые перспективы? Оставалось освоить простую, земную профессию — повара, солдата, моряка. Джеймс МакЭвой уже был принят на Королевский флот — детская мечта о кругосветном путешествии все еще не давала покоя, — и бабушка говорила, что ему будет к лицу морская форма, когда в квартире Джонстонов раздался телефонный звонок: Джеймс МакЭвой получил грант на учебу в Шотландской Королевской академии музыки и драмы. Явно не обошлось без протекции Дэвида Хеймана...
— Кто знает, может, у тебя там что-то и выгорит, — философски рассудила бабушка Мэри, по какой-то неведомой причине отдав предпочтение актерству, а не флоту. Дедушка Джеймс полностью поддержал супругу. Мамы Лиз, к сожалению, в это время рядом не было. Как, впрочем, и отца. Он где-то чинил крышу, или пил в пабе с друзьями, или возился с младшим сыном Дональдом. Впрочем, о том, что у них есть еще брат, они с Джой тогда не знали.
Два года учебы в академии запомнились Джеймсу отнюдь не бурными студенческими вечеринками, а бесконечными репетициями и актерскими тренингами. Он переиграл десятки ролей — от Чехова до Шекспира. Поселившись в Лондоне, исправно получал небольшие роли в сериалах, но все не мог остановиться: то мчался в Эдинбург, где играл в театре Brunton, то стремглав несся на двухчасовую электричку до Херефорда: там, в театре Courtyard, он выходил на сцену в образе Ромео.
— Такими темпами ты скоро отдашь богу душу, — посмеивался над Джеймсом приятель Бенедикт Камбербэтч, очаровательный повеса и лентяй, частенько пропускавший прослушивания. Но привычка вкалывать до седьмого пота уже стала неотъемлемой частью натуры юного МакЭвоя. Впрочем, не один он был такой...
На съемочной площадке фильма «Лорна Дун» Джеймс познакомился с мировым парнем. Обоим достались роли во враждующих кланах, и, едва не проткнув друг друга мечами в сцене боя, парни мирно разговорились.
— Джесси Спенсер, — протянул «противник» руку Джеймсу, — и пусть тебя не смущает мой акцент. Я из Австралии, где, как известно, все ходят вниз головой.
Джесси недавно переехал в Лондон и подыскивал недорогое жилье. Джеймс предложил ему временно занять свою комнату: он уезжает в Прагу на съемки месяца на два, а то и на все три. Джесси с радостью согласился. По возвращении Джеймс обнаружил комнату почти в идеальном порядке, а Джесси с понурым видом собирал чемодан: все это время он потратил на поиски работы, и некогда было подумать о новом жилье. Позже они сняли общую квартиру и делили ее на двоих до того момента, как Спенсер отчалил в Лос-Анджелес. Все знают, что потом произошло: Джесси получил роль доктора Чейза в сериале «Доктор Хаус» и стал знаменитостью. На Джеймса между тем тоже обратили внимание...
Стивен Фрай, блестящий интеллектуал, комик и актер, запускался с долгожданным режиссерским дебютом. Он экранизирует знаменитый сатирический роман Ивлина Во «Мерзкая плоть», в котором высмеиваются нравы высшего общества Британии 30-х годов. Фраю требовался юноша на роль склонного к суицидальным настроениям аристократа. Он просмотрел уже человек десять довольно заметных актеров, когда на кастинг ему прислали какого-то совсем неизвестного шотландского мальчика. Бесспорно, милого, но... не аристократа. «Это как если бы деревенский парень из Кентукки пробовался на роль Дики Гринфильда в «Мистере Рипли», — размышлял про себя Фрай. — Он наверняка не умеет даже носить костюм, не говоря уже о том, чтобы правильно завязать галстук...»
Но милый мальчик вдруг высказал несколько соображений относительно персонажа, причем таких точных, что Фрай оторопел и сразу проникся симпатией к синеглазому парню. Роль была у того в кармане. Костюм аристократа, кстати, сидел на Джеймсе идеально. Дебора, герцогиня Девонширская, та самая, родной сестре которой Ивлин Во и посвятил свой роман, не могла отвести восхищенного взгляда от Джеймса. Они пили чай в ее поместье в Дербишире, куда Фрай привез всех утвержденных в картину актеров. Чтобы проникнуться атмосферой высшего света, так сказать.
— Этот хорошенький шотландец, — прошептала герцогиня на ухо Фраю, — далеко пойдет. Уж помяни мое слово. Я в этом кое-что понимаю.
Но до большого успеха Джеймсу было еще далеко. Его первым громким провалом стали неудачные пробы в картину «Пираты Карибского моря». Продюсеры отобрали троих: Джеймса, Адама Рикитта и Орландо Блума. Они все сидели в коридоре студии и по очереди пробовались с Кирой Найтли. Девушка старательно подыгрывала каждому и, видит бог, очень хотела, чтобы утвердили разом всех троих. Но продюсеры выбрали Орландо Блума. Признаться, Джеймс тогда очень тяжело переживал отказ... Правда, потом оказалось, что нет худа без добра: он избежал кабалы сроком на пять лет. Если бы его утвердили на роль Уилла Тернера, он не попал бы в сериал «Бесстыдники». А именно на съемках этого сериала и произошла его судьбоносная встреча с Энн-Мэри Дафф.
Мисс Дафф категорически отказывалась ехать в Манчестер на пробы. Право, ну сколько можно... Ей уже тридцать три, а ее по-прежнему приглашают играть двадцатилетних девчонок. Но агент настаивал, и Энн-Мэри без особого энтузиазма вызвала такси. Однако в Манчестере ей все понравилось: и группа, и режиссер, и актеры. Да и сценарий сериала, признаться, неплох...
В первый день съемок актрисе досталась трудная сцена: ее героиня с возлюбленным занимаются горячим сексом прямо на полу в кухне. Причем совершенно обнаженные. Ее партнер, молодой актер Джеймс МакЭвой, поначалу дико краснел и стеснялся, но потом они оба вошли в раж... И, как это часто бывает, экранные чувства быстро переросли в реальные. Впервые оказавшись в гостиничном номере Джеймса, Энн-Мэри поразилась большому количеству пустых бутылок. Оказалось, парень заливает свое горе алкоголем... Но какое горе?! Он не знает, сможет ли она его понять, но... Джеймс переживает из-за того, что он отвратительный актер. Полная бездарность. Ничтожество. Кто знает, может, ему следовало всю жизнь месить тесто и печь коржи?!
Энн-Мэри нашла нужные слова, чтобы утешить и убедить Джеймса в обратном. Спустя два года, когда Джеймс МакЭвой получил награду BAFTA как восходящая звезда, он первым делом поблагодарил ее за то, что «научила уважать жизнь». Слова благодарности раздались и в адрес его мамы, бабушки и деда. Многие в зале тогда удивились, что имени отца актера почему-то не оказалось в довольно длинном списке...
В тот памятный год они с отцом случайно столкнулись в центре Глазго. Джеймс приехал к бабушке и деду на каникулы с Энн-Мэри. Оживленно болтая, парочка вышла из-за торгового центра и буквально налетела на высокого худощавого мужчину с пакетами в руках. С виду самый обычный, мало чем примечательный дядька лет пятидесяти, но, узнав его, Джеймс переменился в лице. Мужчина тоже застыл как вкопанный. Повисла неловкая пауза, затем Джеймс резко подхватил девушку под локоть и чуть ли не силой потащил на противоположную сторону улицы.
— Что с тобой? — воскликнула Энн-Мэри. — Ты знаешь этого человека? Кто он?
— Никто, — безразличным тоном ответил Джеймс.
Тактичная от природы, она не стала настаивать на объяснении. Наверно, за это Джеймс ее и полюбил — Энн-Мэри интуитивно понимала, что будет к месту, а что нет...
Эта миниатюрная девушка с внешностью эльфа и глазами в пол-лица словно стала тем недостающим звеном, замкнув которое, и заработала вся электрическая цепь. Ток пошел, и Джеймс обрел уверенность в себе, горделиво расправив плечи. Ради Энн-Мэри он порвал со своей давней подругой Эммой Нельсон, чем поверг в шок всех, кто его когда-либо знал. Даже лучший друг Марк Дойл не ожидал. Эмма и вовсе была убита: они ведь встречались уже несколько лет. Вслед за Джеймсом девушка переехала в Лондон и поступила на актерские курсы. Она взяла себе псевдоним Эмма Кинг в наивной надежде доказать этому миру, что тоже на что-то способна... Но, как это часто бывает, первое чувство не выдержало испытания второй любовью. Рядом с Энн-Мэри Эмма казалась милой, но недалекой провинциалкой. Чтобы как-то загладить свою вину перед ней, Джеймс послал глупейшую открытку с извинениями. Говорят, взбешенная девушка порвала ее в клочья...
Энн-Мэри Дафф и сама не понимала, как ей удалось так быстро прибрать Джеймса к рукам. Может, его впечатлило то, что она старше? Как известно, взрослые дамы обладают особой притягательностью в глазах молодых мужчин. Но Энн-Мэри не выглядела взрослой. Наоборот. Вечная студентка, тогда пигалица с выцветшими на солнце соломенными волосами. В юные годы она страдала от дикой застенчивости. Мечтала даже писать книжки, чтобы свести к минимуму общение с людьми. Чтобы растормошить замкнутую, нелюдимую девочку, родители отправили ее на актерские курсы, и Энн-Мэри увлеклась. В Лондонской школе драмы она, впрочем, отнюдь не блистала. Звездой ее курса был рыжеволосый Пол Беттани, а Энн-Мэри скорее входила в разряд крепких рабочих лошадок, которые держатся в тени. Это трудолюбие роднило ее и Джеймса. Они словно встали в одну упряжку ноздря к ноздре и дружно поскакали вперед. Многие считали актеров идеальной парой. Очень скоро в этом убедились даже родители Энн-Мэри: отец — богемного вида художник-карикатуриет и мать — всю жизнь прослужившая продавщицей в обувном магазине. В свое время они переехали в Лондон из глухой ирландской деревушки и крепко держались друг за друга. .'Эту прочную связь четы Дафф Джеймс сразу уловил...
В октябре 2006 года Энн-Мэри и Джеймс сочетались законным браком. Джеймс, к тому моменту довольно известный в Англии актер, панически боялся, что подробности свадебной церемонии просочатся в прессу. В атмосфере строжайшей тайны около сотни гостей вывезли в графство Абердиншир, где на 2 дня был арендован замок Drumtochy. Журналисты пронюхали, что на свадьбу актеры потратили не больше двадцати тысяч фунтов. Скромность и бережливость — эти два слова Джеймс МакЭвой вполне мог начертать на своем гербе. Нет, он не был скуп, боже упаси! Просто по укоренившейся в генах привычке покупал продукты в самом дешевом супермаркете и ездил на бюджетной модели Nissan Micro. Энн-Мэри тоже не отличалась особой тягой к расточительности. Рождение сына Брендана никоим образом не сказалось на привычках и вкусах этой странной пары. Они по-прежнему жили в районе Крауч Энд, который даже беспринципные лондонские агенты по недвижимости постеснялись бы назвать «модным». Окна их небольшой квартирки на втором этаже были наглухо зашторены — супруги ценили уединение. А все приглашения на светские вечеринки Джеймс выбрасывал в мусорное ведро.
Хотя в 2010-м, когда родился его обожаемый сын, Джеймс уже мог себе многое позволить... Возможно, удачу ему действительно принесла Энн-Мэри, а может, это была долгожданная награда за его трудолюбие и упорство. В Британии его уже называли следующим Хью Грантом. МакЭвой снимался много, часто и всегда с первоклассными красотками... В «Джейн Остин» его партнершей стала Энн Хэтэуэй, в «Пенелопе» — Кристина Риччи. В «Искуплении» он все-таки встретился с Кирой Найтли — она была тогда свободна, и от актрисы можно было сойти с ума: хороша, насмешлива, сексуальна. Кира даже строила ему глазки, но Джеймс устоял. Каждый раз он возвращался домой к Энн-Мэри Дафф. Все таблоиды Британии злорадствовали по поводу их разницы в возрасте — еще бы, девять лет в пользу жены, но Джеймс был предан супруге и душой, и телом.
Жена горячо поддержала его намерение выдвинуться в Голливуд: как-то очень быстро стал очевидным тот факт, что перспектив в кино у Джеймса куда больше, чем у нее самой. Во-первых, он моложе. Во-вторых... Он чем-то цеплял режиссеров. И не только внешностью хорошего британского парня. Стивен Фрай утверждал, что при всей миловидности и неиспорченности МакЭвоя в нем есть темная сторона. Да-да, темная, жуткая, неизведанная сторона, второе дно, если можно так сказать. И как же всем режиссерам хочется до этого дна добраться...
Впрочем, уже на съемках своего первого голливудского блокбастера «Люди Икс: Первый класс» Джеймс был разочарован. Ему страшно не понравилась тамошняя еда.
— Ты не поверишь, дорогая, — делился он впечатлениями с женой, — но чем больше бюджет, тем почему-то хуже кормят.
Но капризничать по-настоящему он так и не научился. И еда никогда не была для него важнейшим пунктом. В Голливуде быстро оценили универсальность, нетребовательность и скромность актера МакЭвоя. Для фильма «Особо опасен» Джеймс очень быстро набрал мышечную массу: несколько недель вообще не слезал с белковых коктейлей, а все ночи проводил в спортзале. Режиссер Эрен Криви потребовал, чтобы он был болезненно худым — и во время съемок фильма «Добро пожаловать в капкан» актер полностью отказался от хлеба. Джеймс и глазом не успел моргнуть, как вдруг выяснилось, что он, низкорослый, тщедушный и довольно носатый мужчина, оброс поклонницами. На форумах барышни даже называли Джеймса секс-символом, что просто смешно. Впрочем, слова «дерзкий», «харизматичный» и «энергичный» казались ему еще более смешными. Он сам ощущал себя скорее мистером Тумнусом из «Хроник Нарнии» — нелепым и застенчивым фавном, обросшим рыжеватой шерстью. В свои тридцать с хвостиком МакЭвой получил титул самого известного в мире шотландского актера, но по-прежнему дико стеснялся сделать замечание официанту в ресторане, по ошибке принесшему, например, вместо прожаренного бекона зеленый салат. Он мог потребовать замены блюда только в том случае, если рядом сидела Энн-Мэри, в противном — безропотно давился безвкусными листьями.
Любимая жена по-прежнему идет первым номером в жизни актера. Не так давно в знаменитом театре Donmar случился страшный конфуз, о котором несколько недель кряду судачил весь Лондон. На премьере «Береники» Расина случайно захрапел известный критик Пол Тейлор, причем как раз в том месте, когда на сцену вышла актриса Энн-Мэри Дафф. Ее муж Джеймс МакЭвой, сидевший в соседнем кресле, едва не придушил неучтивого писаку. Воспитанный, тишайший и милейший Джеймс злобно прошипел на ухо бедняге:
— В следующий раз специально для вас я прихвачу электрошокер...
Слово за слово возникла перепалка, вмешалась даже охрана, и на следующий день пресс-секретарю газеты Independent, в которой работал Пол, пришлось выступить с официальным извинением в адрес Джеймса МакЭвоя: причиной храпа критика назвали вирусную инфекцию, а никак не провал постановки «Береники» или, упаси боже, игру Энн-Мэри Дафф.
Помимо жены Джеймс беззаветно предан ирландскому пабу Bank of Friendship в Хайбери и супермаркету органических продуктов в Краучэнд. Каждое воскресенье актер подолгу бродит здесь с тележкой, заполненной правильно выращенными овощами, а вечером готовит ужин для жены и сына. Обычно — что-то из итальянской кухни, например пасту с креветками и чесноком. Два раза в неделю он обязательно звонит бабуле и дедуле в Глазго. Они постарели, но часто ходят смотреть на внука в кино. Видели даже мультик «Гномео и Джульетта 3D», где Джейми озвучивал Гномео...
И только один человек, выпавший из жизни Джеймса МакЭвоя, до сих пор не имеет возможности в нее вернуться.
После заметки в Sunday Mirror о некрасивой истории отца и сына МакЭвой написали и другие британские газеты. Почему МакЭвой-старший согласился на все эти интервью? И вовсе не из-за денег, как наверняка думает сын. Просто так больно однажды осознать, что жизнь прошла зря. Он ничего не достиг.
Ему всего пятьдесят, а с виду он глубокий старик: лицо, испещренное резкими морщинами, почти лысый череп, запавшие больные глаза... Он одинок и несчастен. Мэри из веселой разбитной бабенки превратилась в недовольную жизнью волчицу, и они расстались. Его младший сын Дональд — позор отца. Уже в тринадцать дымил как паровоз, связался с плохой компанией, воровал. Теперь он в тюрьме Polmont. Так жаль...
Дональду не повезло так, как Джейми. Старший сын выбрался из нищеты, вытащил за собой младшую сестру — девочка оказалась тоже не без таланта, недавно снялась в кино, даже ездила на кинофестиваль в эту... как ее... Венецию. Старый отец ничего у них не просит. Он... просто ждет. И однажды позвонил сыну, но... Джеймс бросил трубку. Потом он много думал об этом. Так странно... Актер Джеймс МакЭвой понимает и любит всех своих персонажей. И безвинно осужденного Робби Тернера из «Искупления», и одержимого фантастическими идеями профессора Ксавьера из «Людей Икс», и даже теряющего память брокера Симона из «Транса», но он не может принять, а тем более простить этого старика. Да, с годами мы все охотнее идем на компромиссы. Жизнь далека от мечтаний. Вот его мечта о кругосветном путешествии... Выяснилось, что он подвержен жутким приступам морской болезни. И дня не продержался бы на палубе корабля. Но тот человек, который упрямо называет себя его отцом в прессе... Джеймс-младший не хочет иметь с ним ничего общего. Их родство — недоразумение. Ошибка природы. Сбой в работе сети.
Сегодня мистер МакЭвой-старший не предпринимает никаких попыток общения со старшим сыном. Он готов искупить свою вину перед ним, но не знает как. А может, со временем сердце Джейми само оттает? Разве мальчик с таким добрым лицом и честным взглядом может быть жестоким?
С этой благословенной мыслью Джеймс-старший наконец встает с дивана и идет в магазин за новой бутылкой виски...
(с) Агнешка Бучински