В марте 2013 года сэру Генри Лайону Олди исполняется сто лет. Скажете, фантасты столько не живут, - а если и живут, в такие почтенные годы уже ничего не пишут. Так-то оно так, но, если распределить груз лет на двоих, подобное долголетие перестаёт казаться фактом из Книги рекордов Гиннесса. Попробуем ещё раз: 23 марта исполняется пятьдесят лет Олегу Ладыженскому, а 30 марта - пятьдесят лет Дмитрию Громову. Вместе они составляют творческий дуэт, известный всему прогрессивному человечеству под псевдонимом Генри Лайон Олди. Об истории псевдонима и обстоятельствах, сопровождавших его появление на свет, говорилось не раз, так что не буду повторяться. Отмечу только один любопытный нюанс: из всех мнимых иностранцев, чьи фантастические романы начали появляться на наших книжных лотках в начале девяностых, только Олди сохранили свой псевдоним и приумножили армию поклонников. Мэделайн Симонс снова стала Еленой Хаецкой, Олаф Локнит - Андреем Мартьяновым, а Громов и Ладыженский продолжают выдавать по одной-две полновесных книги в год, не меняя имиджа и не отказываясь от однажды взятого имени. Но это так, реплика в сторону. Речь же у нас сегодня пойдёт о временах давно минувших - и о книгах, с которых начинал свой творческий путь могучий старик Г. Л. Олди.
«Герой должен быть один» - первый роман Генри Лайона Олди из ахейского цикла, самого долгоиграющего в их его творчестве. И, пожалуй, наиболее удачный. Хотя бы за счёт лаконичности - по сравнению с другими романами Громова и Ладыженского о богах и героях. Эту книгу даже не пришлось разбивать на две или три части, вся история уместилась в один том, пусть и довольно пухлый по нынешним временам. Античный миф - неисчерпаемый источник сюжетов и идей, концепций и представлений, метафор и образов для любого писателя, художника, музыканта, кинематографиста. Короче, для всякого творца. В этом плане потягаться с античными легендами может разве что миф библейский. А из всех героев Древней Греции Геракл, вероятно, персонаж самый брутальный и на первый взгляд незамысловатый. Этакий былинный Илья Муромец: налево махнёт - улочка, направо - переулочек. Гора мышц и стратегия как у танкового клина: во всех трудных ситуациях переть напролом. Прямо скажем, не Эдип Проклятый и не Одиссей Хитроумный. Олди, однако, нашли в характере Геракла неожиданную глубину, сложность и противоречивость — не слишком отступая при этом от античного канона. В древнем мифе писатели сумели разглядеть нечто близкое, личное, едва ли не интимное (не только для Олди, но и для любой команды соавторов) - мотив двойничества, архетип близнецов. История Геракла и Ификла, двух персонажей, сливающихся в единый образ, - отчасти рефлексия, попытка разобраться, кто же действительно герой нашего времени, сын божий, а кто так, рядом стоял, стрелы подавал. Как и следовало ожидать, в действительности всё оказывается совсем не таким, как на самом деле. Можно ли было ожидать иного от авторов, которые увидели в победителе Лернейской гидры и Немейского льва тонкую чувствительную натуру?
Итог: журналисты могут не выпытывать у харьковского дуэта тайны соавторства, не задавать сакраментальный вопрос «как вы пишете вдвоём». Поступайте проще, коллеги: откройте «Героя...» - и проштудируйте от корки до корки.
Вообще-то навязчивый антропоцентризм в описаниях принято считать верным признаком дурного литературного вкуса. Уподобление неживого живому, более того - разумному (все эти «солнце щурилось», «деревья шептались», «море смеялось»), говорит о том, что у автора проблемы с образным мышлением. Воображение ходит по кругу, цепляется за привычное, знакомое, банальное. Но из любого правила бывают исключения. Дмитрий Громов и Олег Ладыженский сумели сделать антропоцентрическую метафору основой жизненной философии героев своего романа — одной из самых заметных фантастических книг первой половины 1990-х, изданных на постсоветском пространстве. Напомню: действие романа «Путь меча» разворачивается в мире, где холодное оружие обладает собственным разумом и свободой воли, имеет свой язык и свою историю. В исполнении Олди эта безумная идея обретает силу притчи - из отдалённо похожих произведений могу вспомнить разве что рассказ Владимира Покровского «Самая последняя в мире война». Но меч - вещь обоюдоострая: у Олди не только оружие наделено узнаваемыми человеческими чертами, но и люди обретают некоторое сходство с колюще-режущими и ударно-дробящими инструментами. Обратите внимание: все герои романа - волевые, целеустремлённые личности, сплошные рыцари Круглого стола, ни одного рефлексирующего Гамлета. Любой спор превращается в фехтовальный поединок, любое столкновение мнений чревато дуэлью. Отсюда и проистекают проблемы героев: конфликт между сильными, цельными личностями неизбежен, и нет среди них никого, кто мог бы сгладить острые углы и притупить противоречия.
Итог: урок молодым талантливым авторам: сравнение - приём рискованный. Если использовать его со знанием дела, как Громов и Ладыженский, может получиться действительно нетривиальная вещь. Но тут нужны предельная осторожность и аптекарская точность — иначе сами не заметите, как деревья начнут не только шептаться, но и обмениваться записочками, а герои зашелестят развесистыми кронами.
В творчестве Генри Лайона Олди «Дорога» занимает особое место. По сути, это первый подступ Громова и Ладыженского к по-настоящему крупной форме, хроника поисков уникального образного языка, оригинальной творческой манеры, особой ниши. Отсюда и обилие вставных новелл, и чередование лирических эпизодов с «боевыми», атмосферных сцен с экшеном. Почерк соавторов ещё не устоялся, роман напоминает экзотический коктейль: слой гранатового сиропа, слой кофейного ликёра, слой айриш крима, слой абсента - всё это лежит разноцветными пластами и переливается на солнце. Зато все ингредиенты, из которых складывается более поздняя проза Олди, здесь содержатся в концентрированной, химически чистой форме. Недаром отдельные фрагменты «Дороги» публиковались как самостоятельные произведения (а рассказ «Анабель-Ли» до сих пор остаётся одной из вершин творчества соавторов). Неоценимый материал для будущего исследователя - и для всех тех, кто хочет разобраться, из каких деталей собран этот механизм, из каких фрагментов складывается пазл. Несмотря на пестроту и сумбурность, для отечественной фантастики начала девяностых «Дорога» стала романом во многом новаторским. Олди первыми соединили в нашей «жанровой» прозе темы, мотивы и сюжеты, характерные для англо-американского героического фэнтези и русской литературы Серебряного века, классической драматургии, советской НФ и античного мифа. Поначалу, может быть, не очень ловко, - но вектор развития был задан, цели ясны, а задачи определены. Осталось только воткнуть трубочку и поджечь верхний слой.
Итог: «Дорога» сыграла важную роль в становлении современной отечественной фантастики. Одной книгой Олди заметно расширили коридор возможностей, обогатили язык жанровой прозы. Многие из тех, кто пользуется сегодня наработками Громова и Ладыженского как чем-то само собой разумеющимся, даже не подозревают, кому за это нужно сказать спасибо.
Генри Лайон Олди. Войти в образ
Помимо всего прочего, Дмитрия Громова и Олега Ладыженского связывает общее театральное прошлое. Начать с того, что познакомились они, по одной из версий, в театре-студии «Пеликан», где Ладыженский работал режиссёром, а Громов пробовал свои силы в качестве актёра. В будущем соавторы не раз обратятся к этому опыту, но именно на страницах романа «Войти в образ» они впервые отдали должное образу театрального актёра, гения перевоплощения, мастера сцены. Сакральная сила искусства, надо заметить, тема чрезвычайно богатая — к сожалению, наши писатели-фантасты задумываются об этом гораздо реже, чем стоило бы. О том, как зрелище (любое, от митинга протеста или церковной службы до телесериала или суперсовременного блокбастера с 3D-эффектами) влияет на отдельную личность и на общество в целом, спорят как минимум со времён Аристотеля, а скорее всего - много дольше. Последние столетия театр заслуженно венчал вершину этой зрелищной пирамиды, так что материала накопилось изрядно. В романе «Войти в образ» Олди изобретательно переосмысливают знаменитую шекспировскую формулу, давным-давно ставшую клише: «Весь мир — театр, / В нём женщины, мужчины - все актёры». Книга Громова и Ладыженского стала гимном театру и творчеству в целом: соавторы уравнивают в правах актёра и мессию, лицедея и помазанника божьего. То есть в некотором смысле возвращаются к истокам, вскрывают глубочайший подтекст сценического действа. Местами получилось, может быть, несколько пафосно, - но зато искренне, от души. Видно, ещё свежи были театральные впечатления соавторов, а в ушах не стих гром аплодисментов.
Итог: в одном с Громовым и Ладыженским трудно согласиться. Для возникновения театра не нужны пришельцы из иных миров и эпох. Природа не терпит пустоты: как и религия, театральное искусство в любом обществе зарождается самопроизвольно - независимо от наших желаний и намерений,
симпатий и антипатий.
