Александр Керенский появился на свет 22 апреля (5 мая) 1881 года в Пензе в семье учителя. Вскоре отец получил назначение в Симбирск директором мужской гимназии, где среди его учеников оказался Володя Ульянов. Отец этого мальчика, Илья Николаевич, был прямым начальником Федора Михайловича Керенского, занимая должность инспектора учебных заведений Симбирской губернии.
Хотя в своих мемуарах Александр Федорович и не уточняет, какие именно связи существовали между Ульяновыми и Керенскими, можно предположить, что речь шла о чем-то вроде «дружбы домами».
Сохранилось предание, что в одном из любительских спектаклей Володя Ульянов играл атамана разбойников, а Саша Керенский - принцессу, которая от этого атамана спасалась. Думается, что при одиннадцатилетней разнице в возрасте они вряд ли могли играть в одном спектакле, но в облике и манере поведения Керенского действительно было что-то неуловимо женственное, из-за чего за глаза его называли Александрой Федоровной (так звали и супругу Николая II). При этом в качестве актера-любителя Керенский рано снискал признание. Самой удачной его ролью была роль Хлестакова - хвастуна, болтуна и ничтожества.
Первое громкое дело было выиграно в октябре 1906 года, когда Александр Федорович защищал в Ревеле эстонских крестьян, разграбивших поместье одного из баронов. В последующие восемь лет он отметился буквально во всех сколь-нибудь значимых процессах с политической окраской. Среди его подзащитных были боевики из числа эсеров, анархистов и социал-демократов, армянские националисты из «Дашнакцутюн», рабочие Ленских приисков, еврей Бейлис, обвиненный в ритуальном убийстве русского мальчика, и т. д.
По части логической аргументации речи Керенского оставляли желать лучшего, так что приговоры его подзащитным выносились весьма суровые (исключение составляет оправдание Бейлиса, где Керенский был лишь одним из защитников). Зато адвокат рассыпал перлы своего красноречия и набирал политический капиталец. В 1912 году он решил баллотироваться в IV Государственную думу. Соответствующее предложение поступило от находившейся в подполье партии эсеров, так что формально он выступал в роли независимого кандидата.
Несмотря на противодействие власти, Александр Федорович буквально проскочил в Думу от нескольких уездных городков Саратовской губернии. Вместе с другими тайными эсерами он организовал фракцию «трудовиков», или так называемую «Трудовую группу», которую сам же и возглавил.
14 февраля 1917 года Керенский выступил с речью, за которую вполне мог лишиться депутатского мандата и подвергнуться судебному преследованию: «Как можно прикрывать свое бездействие исполнением закона, когда ваши враги не прикрываются законом, а, открыто надсмехаясь над всей страной, издеваясь над вами, каждый день нарушают закон! С нарушителями закона есть только один путь - путь физического их устранения. Подумайте, господа, подумайте, и не придете ли вы со мной к одному выводу, что иногда гангренозного больного, который умрет через две недели, нужно вылечить хирургическим лечением немедленно, и тогда он воскреснет с новыми силами к новой жизни».
Императрица Александра Федоровна заявила, что за эту речь Керенского следует «повесить» (впрочем, не одного, а вместе с лидером октябристов Александром Гучковым). Но его не повесили, и даже совсем наоборот: через две недели он стал могильщиком российской монархии.
К вечеру 1 (14) марта 1917 года, когда в Петрограде стало известно об отречении Николая II, Керенский уже был членом двух противостоящих друг другу органов власти - Временного правительства и Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов.
Власть пьянила ему голову, и сообщение о том, что по манифесту об отречении новым императором становится брат Николая II великий князь Михаил Александрович, вывело Керенского из равновесия.
С другой стороны, почтение перед самим институтом монархии удерживало лидеров оппозиции от активных действий. И требовался тот, кто сумел бы переломить ситуацию...
Узнав о том, что великий князь находиться на Миллионной, 12, в особняке князя Путятина, Керенский отмел заявления о том, что будить нового императора в 6 утра совершенно неприлично, и предложил немедленно снарядить к нему делегацию.
Правда, при встрече с Михаилом Александровичем выяснилось, что единой линии делегаты так и не выработали. Милюков и Гучков выступали за сохранение монархии, Род-зянко и Львов - за вынесение вопроса будущему Учредительному собранию, то есть как минимум за временную отмену.
Если верить Керенскому, великий князь выразил желание побеседовать с двумя из присутствующих, и Александр Федорович предложил пойти ему навстречу. Михаил Александрович выбрал для беседы Львова и Родзянко и после часовой беседы отрекся от престола.
Однако из воспоминаний других мемуаристов картина вырисовывается совершенно иная. Гучков предлагал компромиссный вариант: Михаил Александрович принимает верховную власть временно в качестве регента. Однако, по словам Мориса Палеолога, «эта прекрасная мысль, которая могла еще все спасти, вызвала у Керенского припадок бешенства, град ругательств и угроз, которые привели в ужас всех присутствовавших. Среди этого всеобщего смятения великий князь встал и объявил, что ему нужно несколько мгновений подумать одному, и направился в соседнюю комнату. Но Керенский одним прыжком бросился к нему, как бы для того, чтобы перерезать ему дорогу: “Обещайте мне, Ваше высочество, не советоваться с вашей супругой". Он тотчас подумал о честолюбивой графине Брасовой, имеющей безграничное влияние на мужа». Великий князь ответил, что супруги нет дома, и через пять минут, вернувшись в зал, объявил: «Я решил отречься». Керенский, торжествуя, закричал: «Ваше высочество, вы - благороднейший из людей!»
Так была подведена черта под величайшей в истории России эпохой. Впереди - неизвестность. И только жизнерадостный Керенский трагизма не чувствовал.
Наконец-то он выскочил на авансцену, став сначала просто одним из министров, а затем и главой Временного правительства. Керенского сравнивали с Бонапартом. Его выступления буквально доводили публику до экстаза: дезертиры рвались на фронт, а великосветские дамы бросали под ноги пламенному трибуну жемчужные ожерелья. Правда, когда он начал ездить по фронтам, уговаривая солдат пойти в последнее и решительное наступление, те прозвали его «главноуговаривающим» и призывы проигнорировали. Наступление провалилось.
Поражение неизбежно, если у претендента на роль лидера помимо красноречия нет мысли, ума, воли.
Уже в октябре 1917 года Керенский спасался от большевиков сначала в машине консульства США, которую его адъютанты конфисковали у американских дипломатов, а чуть позже - переодевшись матросом.
Эмигрировав из России, он не бедствовал, писал книги и читал лекции. Трое его сыновей стали достойными представителями среднего класса, хотя своим знаменитым отцом не гордились: все-таки он проиграл Россию и по западным понятиям был неудачником.
Незадолго до смерти Александр Федорович встречался с советским журналистом Генрихом Боровиком и сделал интересное признание: «Смешно, конечно, говорить сейчас такое, но, если бы тогда существовало телевидение, со мной была бы вся страна, я не проиграл бы никому! Как оратору мне не было равных в России».
Керенский скончался в одной из лондонских муниципальных больниц 11 июня 1970 года, вскоре после того как на его Родине с максимальной пышностью было отпраздновано столетие со дня рождения Ленина.
(с) Дмитрий Митюрин