Дом Романовых, правивший в России больше 300 лет, оставил много тайн и легенд. Через столетие после падения этого царского дома историки продолжают делать открытия, исследуя дворцовые тайны династии Романовых.
26 июня 1718 года в Петропавловской крепости умер царевич Алексей, сын Петра I. Обстоятельства его смерти до сих пор остаются загадкой.
Известно, что Алексей не разделял взглядов своего отца, не был сторонником его реформ. Отец и сын конфликтовали. «Я весьма тебя наследства лишу, яко уд гангренный», - грозился царь в октябре 1715 года.
Собственно, Алексей Петрович за наследство, то есть за корону, не особо и цеплялся. Он просил у отца «монашеского чина». Его мать - Евдокия Лопухина - уже давно была пострижена в монахини. Получается, первую жену Петр I постриг насильно, зато сыну уйти в монастырь не разрешал. Понятно, что жизнь с таким родителем была не сахар.
Считается, что Алексей хотел с помощью австрийцев завладеть российской короной. Одно непонятно: зачем это нужно было австрийцам? Никаких конфликтов с Россией у них тогда не было. А воевать со страной, которая в битвах с сильной шведской армией доказала свою военную состоятельность, было как-то глупо. Тем более ради призрачной перспективы посадить на трон царевича Алексея.
О планах захвата власти уже позже, во время следствия, рассказали царевич и его любовница Евфросинья. Но рассказали под угрозой пытки. А в такой ситуации, как мы знаем из истории сталинского времени, можно и немецким шпионом себя признать, и японским.
На самом деле все было ровно наоборот. Это Петр I грозил австрийскому императору, требуя выдачи сына. И австрийцы действительно опасались вторжения русской армии.
Тем временем Петр посылает в Австрию свое доверенное лицо - гвардейского капитана Александра Румянцева, отца знаменитого полководца Румянцева-Задунайского. Румянцев отыскал царевича в Неаполе. Тогда в Австрию направили тайного советника Петра Толстого. Толстой должен был вести с австрийскими властями переговоры о выдаче, а Румянцев, если нужно, - обделывать дела, которыми официальному лицу Толстому заниматься было не с руки. Эмиссары добились встречи с Алексеем Петровичем. Царевич пребывал в уверенности, что они его убьют. Особенно он боялся капитана Румянцева. Как раз на это посланцы Петра I и рассчитывали.
Толстой и Румянцев изворачивались как могли, чтобы убедить Алексея вернуться на родину. Они показали письмо Петра I, который обещал сыну полное прощение. Пугали, что царевич будет убит, если не вернется. Что австрийцы решили его выдать. Толстой подкупил всех, кто мог повлиять на царевича - от вице-короля Неаполя до Евфросиньи.
Осенью 1717 года Алексей сдался. Трудно сказать, что им двигало. Вера в отцовское слово? Или страх, что австрийцы его выдадут? А может, и нечто совсем другое. Возможно, он надеялся на заступничество соратников Петра I. Практически все они раньше тайно поддерживали контакты с Алексеем Петровичем. Не потому, что разделяли его взгляды, а, как говорится, на всякий случай. Все-таки наследник. Возможно, будущий царь. Среди этих «перестраховщиков» были даже такие фанатично преданные Петру люди, как Яков Долгорукий и Александр Меншиков.
Царевича ждало разочарование. По приезде в Россию его заставили отречься от престола. Он больше не наследник, не будущий царь, так что заигрывать с ним ни у кого интереса уже не было. Правда, после отречения Алексей получает прощение. Но при условии, что он выдаст всех сообщников. Алексей Петрович выдал, но не всех. Всех, кого можно, выдала Евфросинья. Началось следствие. Пытки, казни, как во времена Стрелецкого бунта.
Над Алексеем Петровичем был назначен суд. 127 человек подписали смертный приговор. Из ближайших сподвижников Петра отказался подписать только фельдмаршал Борис Шереметев. Все остальные, в том числе те, кто сочувствовал царевичу, его предали.
По официальной версии, узнав о приговоре, Алексей «впал в беспамятство», потом начал просить прощения и умер от удара. Однако в эту версию изначально мало кто поверил. С чего молодому царевичу, который никогда не жаловался на сердце, умирать от прочтения приговора, если приговор еще не был утвержден царем и сохранялась надежда на помилование?
Австрийский резидент доносил, что «царевич погиб от меча или топора». Голландский резидент сообщал другую версию смерти - «от растворения жил».
К сожалению, далеко не все документы по делу царевича Алексея дошли до нас. Многие были уничтожены. Например, во время царствования Петра II, сына Алексея. Поэтому важно каждое свидетельство.
Пушкин, получивший доступ к секретным архивам XVIII столетия, сделал запись: «Царевич умер отравленным». Еще одна версия.
Лишь в середине XIX века историки обнаружили запись в гарнизонной книге Петропавловской крепости. 26 июня в 8 утра, уже после оглашения приговора, царевича Алексея пытали, из-за чего он и скончался вечером того же дня. Пытать после вынесения смертного приговора - это вершина жестокости, на которую был способен разве что наш царь-реформатор. Напомню, к тому же, что речь идет о его родном сыне.
В 1858 году было опубликовано письмо Александра Румянцева к Дмитрию Ивановичу Титову. В нем Румянцев рассказывает, как Петр I отправил его, Толстого, генерал-поручика Бутурлина и гвардии майора Ушакова убить Алексея. Они застали царевича спящим. Посоветовались, убить его во сне или разбудить, чтобы покаялся в грехах. Решили разбудить. Царевич не каялся, а лишь «хулил его царское величество». Тогда Алексея повалили на спину и, «взяв от возглавия два пуховика», задушили.
Мы видим очередную версию смерти царевича Алексея. Многие историки считают письмо Румянцева фальшивкой, но уверенно говорить об этом нет оснований.
Умер царевич от пыток или был задушен подушкой? Даже не знаешь, какая из версий лучше характеризует нрав Петра I и вообще нравы «галантного» XVIII века.
Весь нынешний дом Романовых, 400-летие которого празднуется в этом году, - это потомки Павла I. А вот происхождение самого Павла вызывает массу вопросов.
Павел появился на свет через девять лет после свадьбы Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны, будущих Петра III и Екатерины II. Естественно, возникает вопрос: чем занимались молодожены все эти девять лет, если императрица Елизавета и вся страна ждали от них наследника?
В своих воспоминаниях Екатерина намекает, что ее супруг страдал от фимоза - невозможности, прошу прощения, обнажить головку полового члена. Вполне возможно. Несколько позже эта проблема встала перед французским королевским двором. Людовик XVI долго не мог решиться на операцию, так что первый ребенок у него и Марии-Антуанетты появился на свет лишь спустя восемь лет после брака. Просто какое-то проклятие коронованных особ.
Но, если верить Екатерине, Петр Федорович сделал операцию. И физиологически вполне мог стать отцом. Но, если - опять же - верить Екатерине, не был готов, так сказать, умственно. По ночам он либо играл в куклы, либо занимался с женой ружейными экзерцициями. Не до зачатия.
В своих записках-воспоминаниях Екатерина недвусмысленно намекает, что отцом Павла был Сергей Салтыков. Этих намеков хватило, чтобы записки императрицы надолго были зачислены в разряд нелегальной литературы. Николай I не позволял их читать даже ближайшим родственникам, даже взрослому наследнику престола, у которого уже были собственные дети. Как-никак, откровения покойной императрицы ставили под сомнение права Романовых на престол. И записки Екатерины Великой издаются в Лондоне в вольной типографии Герцена и нелегально провозятся в Россию. Ничего не скажешь, забавная ситуация.
Александр Тургенев, автор известных мемуаров и человек, крайне осведомленный в дворцовых тайнах, описывает эту историю более прямолинейно. Салтыкова сознательно подсунули Екатерине императрица Елизавета Петровна и канцлер Бестужев. Если тот, кому положено, не может зачать, пусть будет другой, лишь бы появился ребенок.
Впрочем, Тургенев говорит не о Сергее Салтыкове, а о его брате Петре. Считается, что автор просто перепутал двух братьев. А может, и не перепутал? Сергей Салтыков был красавцем, а Петр - невзрачным и курносым. Точь-в-точь - портрет Павла I. Правда, в записках Екатерина величает Петра «дураком», но ведь, чтобы зачать ребенка, большого ума не требуется.
Хотя Сергей Салтыков как отец более вероятен. Именно его, когда Екатерина забеременела, отправили с глаз долой - послом в Швецию. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
В правление Павла I некий Салтыков рассказывал направо и налево, что император - сын его двоюродного деда. Павел велел своему флигель-адъютанту поехать к Салтыкову и сказать, что его следовало бы сослать в Сибирь, но Павел поступает с ним по-родственному - Салтыкова выпорют розгами. И бедолага Салтыков схлопотал, что называется, по полной программе.
И все же главный вопрос - почему Екатерина выражается намеками? Почему не сказать прямо: мой сын от такого-то Салтыкова? Если она не хочет поднимать этот вопрос, о нем можно просто умолчать, не делая многозначительных намеков. Тогда ни у кого не возникнет сомнений в законнорожденности Павла.
Здесь возникает еще одна версия. И при Екатерине, и много позже ходили упорные слухи, что она родила мертвого ребенка. Этим слухам всячески поспособствовала Елизавета Петровна. Как только родился Павел, она тут же велела найти кормилицу. И с этой целью доставлять во дворец «женщин русских и чухонских... с младенцами, которых они грудью кормят». Женщин велено было приводить к лейб-медику Кондоиди. Но буквально через несколько часов Елизавета передумала и приказала представлять женщин лично ей. А еще через несколько дней она внесла еще одно уточнение - «искать кормилиц из солдатских жен с тем, чтобы своего ребенка кому-нибудь отдала на воспитание».
Такой интерес императрицы к вопросу о том, кто будет кормилицей, естественно, вызвал удивление. И, естественно, поползли слухи, что ребенка подменили. Кто будет интересоваться, куда делся сын какой-то солдатской жены? А ребенок этот тем временем будет объявлен сыном великого князя и великой княгини.
Существовала даже версия со вполне конкретными именами и названиями населенных пунктов. Мертвого сына Екатерины подменили чухонским ребенком из деревни Котлы, недалеко от Ораниенбаума. А все семейство этого ребенка, чтобы не болтали лишнего, сослали на Камчатку. А деревню Котлы снесли. Все это видел «сосед деревни Котлы Карл Тизенгаузен». И рассказал своему сыну - декабристу Василию Тизенгаузену, который в Сибири поведал эту невероятную историю другим декабристам. Так история дошла все до того же Герцена, который и опубликовал ее в одном из лондонских изданий.
К этой версии относились весьма серьезно. Однажды Александр III пригласил известного историка барскова. Царь запер дверь, проверил, не подслушивает ли кто, а потом попросил Барскова сказать всю правду: чьим сыном был Павел I?
- Не исключено, что от чухонских крестьян, - сказал Барсков. - Но, скорее всего, он был сыном графа Салтыкова.
Александр III отреагировал своеобразно. Он перекрестился и воскликнул:
- Слава богу! Значит, во мне есть хоть немного русской крови.
Возможно, русский патриот Александр III обрадовался бы еще больше, если б узнал о слухах, что его дед Николай I был сыном не Павла I, а гоффурьера Бабкина. Впрочем, кроме одного весьма сомнительного документа, других подтверждений этим слухам нет.
Известно, что накануне Февральской революции составлялись различные планы дворцового переворота. В частности, существовал так называемый «план Гучкова». Он был чрезвычайно прост. Захватить царский поезд по пути из Петрограда в ставку или из ставки в Петроград и заставить Николая II отречься от престола.
В сущности, во время февральско-мартовских беспорядков сработал именно этот план. Николай II отправился на поезде из ставки в столицу, но не смог до нее доехать, был вынужден повернуть и поехать в Псков, где командующий Северным фронтом генерал Рузский начал его усиленно обрабатывать и убедил в необходимости отречения. И как раз Гучков (вместе с депутатом Думы Шульгиным) это отречение принял.
Интересно, что Николай до последнего сопротивлялся, не желая назначить ответственное перед Думой правительство. Только в Пскове потребовалось три с половиной часа, чтобы склонить его к этому решению. Потом оказалось, что ответственное министерство уже никого не удовлетворит. Что нужно отречься. И весь вопрос был решен 2 марта всего за 45 минут - с 14.00 до 14.45.
Конечно, очень важную роль сыграли телеграммы командующих фронтов. Все они выступали за отречение. Особенно поразило царя, что его двоюродный дядя Николай Николаевич, командующий Кавказским фронтом и бывший верховный главнокомандующий, тоже требовал (формально - «коленопреклоненно молил») отречься.
Вечером 2 марта в Псков приехали посланцы от Думы - Гучков и Шульгин, и Николай подписал акт отречения, помеченный 15 часами 2 марта. Царь сильно удивил думских эмиссаров, когда сообщил, что решил отречься не в пользу сына, как планировалось, а в пользу брата - Михаила Александровича. Дескать, отцовские чувства не позволяют ему расстаться с любимым сыном. У Гучкова с Шульгиным выбора, в общем-то, не было. Они согласились на отречение в пользу брата.
Но вот вопрос: только ли отцовские чувства двигали Николаем? Обратимся к воспоминаниям Владимира Набокова, видного юриста и общественного деятеля, отца знаменитого писателя.
«Наши основные законы не предусматривали возможности отречения царствующего императора и не устанавливали никаких правил, касающихся престолонаследия в этом случае, - отмечает Набоков. - И так как при таком молчании основных законов отречение имеет то же самое значение, как смерть, то очевидно, что и последствия его должны быть те же, т.е. - престол переходит к законному наследнику. Отрекаться можно только за самого себя. Лишать престола то лицо, которое по закону имеет на него право, будь то лицо совершеннолетнее или несовершеннолетнее, отрекающийся император не имеет права». Таким образом, «передача престола Михаилу была актом незаконным».
Через несколько дней после отречения Павел Милюков, ставший министром иностранных дел во Временном правительстве, завтракал вместе с великим князем Сергеем Михайловичем. Сергей - близкий друг Николая II с самого детства, чуть ли не единственный член семьи, с которым у царя до самого конца сохранялись хорошие отношения. Сергей Михайлович сообщил Милюкову, что все великие князья «сразу поняли незаконность акта императора».
Если все великие князья поняли, резонно предположить, что и Николай И понимал, когда ставил свою подпись.
Кстати, к вопросу о подписи. Она почему-то поставлена карандашом. Подпись царя скреплена подписью министра двора Фредерикса, который расписался чернилами, а царь - карандашом. Странно. Не менее странной выглядит дата: «2 марта 15 часов 1917 года». Акт отречения оформлен как телеграмма. На телеграммах год обычно не ставился. Но если уж и ставился, то, разумеется, шел сразу за числом: «2 марта 1917 года 15 часов». А не «2 марта 15 часов 1917 года».
И, наконец, на подлиннике стоит: «2 марта 15 час. 03 мин. 1917 г.». При этом «03 мин.» выскоблены.
Что мы имеем? Акт отречения в пользу брата, не имеющий юридической силы.. К тому же подписанный карандашом на листе с исправлениями и нелепо проставленной датой. Вполне вероятно, Николай II, попав в Пскове в ловушку, сознательно делал все возможное, чтобы акт отречения можно было в будущем оспорить: если смуту удастся подавить, он снова стал бы императором.
В этом смысле чрезвычайно интересно письмо жены Николая II - Александры Федоровны - от 3 марта. Императрица пишет мужу: «Мы в совершенстве знаем друг друга, нам не нужно слое, и, клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престоле, вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего царства».
Это письмо косвенно подтверждает, что существовала надежда на возвращение Николая II. Увы, в тот же день, 3 марта, Михаил Александрович отказался от короны. Не отрекся, как обычно говорят, а принял «твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля народа нашего». Волю народа должно было выразить Учредительное собрание, которое разогнали большевики. Так что вопрос, в принципе, остается открытым.
(с) Глеб Сташков