пятница, 10 мая 2013 г.

Сибирский палач


Екатеринбургский большевик Яков Юровский вписал в историю нашей страны одну из самых черных ее страниц - он лично расстреливал царскую семью. Никаких иных революционных подвигов за ним не числится. Но этого «подвига» вполне хватило, чтобы его имя не кануло в Лету...

Яков Юровский считал себя счастливейшим из смертных: он готовил революцию, боролся за нее с оружием в руках и поставил точку в истории царской России. Точнее - точки. Многочисленные точки. Отметины от пуль...

Родился он в 1878 году в Томской губернии - то ли в самом Томске, то ли, как указывают его биографы, в городишке с замечательным названием Каинск, что переводится с местного татарского как «береза». В этот дикий городишко, который тонул в грязи и был славен разве что своим острогом, где содержали пересыльных, родители младшего из восьми сыновей евреев Юровских попали с Полтавщины. Его отец сменил Украину на Сибирь не по причине политической ссылки - его сослали в Сибирь за банальное воровство. Янкель Мовшевич (Хаимович) Юровский, более известный как Яков Михайлович Юровский, был сыном вора. В своей анкете, впрочем, он всегда указывал, что происходит из рабочей семьи.

Каким образом молодой еврей Юровский оказался в среде революционеров, неизвестно. Сам он о пути в революцию не упоминал, словно с марксистскими взглядами и родился. Зато известно, что образования он никакого не получил, едва вытянул начальную школу и в юности, очевидно, мечтал разбогатеть. Он объехал почти всю Сибирь, какое-то время провел на Черноморском побережье - в Батуми и Феодосии. Потом снова вернулся в Томск, где у него была своя семья и подрастали дети. Тут-то и начались революционные события 1905 года. И Янкель (это его настоящее имя) вдруг оказался среди бундовских боевиков, а спустя недолгое время примкнул к большевикам. С новыми товарищами он больше не расставался. Но прежде ему пришлось бежать из России вместе со всей своей семьей. Он осел в Берлине, где сменил иудаизм на лютеранство, побывал в США, неожиданно разбогател. В 1912 году он нелегально вернулся в Сибирь на родину. Тут его арестовали и велели покинуть Томск. И он обосновался в разрешенном для проживания Екатеринбурге, где открыл часовую мастерскую и фотографию «Сегодня сняли, завтра готово». Фотографию использовали для своих целей и революционеры, и жандармы. Первым в ней изготавливались паспорта и прочие нужные документы, а вторые снимали у Юровского подозрительных лиц и задержанных. Так вот эта совместная революционно-полицейская деятельность и тянулась до начала Первой мировой войны. Солдатскую лямку тянуть по состоянию здоровья Янкель не мог, так что его отправили учиться на фельдшера, а потом он стал работать в местном госпитале. Мастерскую и фотографию он продал, зато приобрел типографию и стал вовсю вести, как отчитывался в анкетах, пораженческую пропаганду. Весной 1917 года началась революция, осенью в Петербурге и Москве к власти пришли большевики. Сибирь в революционных проектах большевиков была «запасным аэродромом» на случай, если сорвутся выступления в обеих столицах. Там уже с весны существовали Уральский совет и Военный комитет, где главную роль играли присланные из столицы Яков Свердлов и Филипп Голощекин, а третье место по праву занимал Яков Юровский. Ему было сорок лет. Он был твердый ленинец и послушный партиец.

Вопрос с Романовыми был щекотливый. Когда началась Гражданская война, в головах московского революционного правительства и родился этот план: убить Романовых, истребить всю их семью, которая содержалась в далеком Тобольске. Семью царя - Николая, Александру, четверых княжон и цесаревича Алексея с прислугой, всего 12 человек - перевезли в Екатеринбург, столицу уральской революции, и поселили в доме Ипатьева. Это был своего рода каземат с удобствами.

В ванную и туалет их водили под конвоем, княжны спали на полу. До 4 июля 1918 года комендантом «особого дома» был назначен Авдеев. С 4 июля его сменил Юровский. Официально смена всей охраны и коменданта объяснялась ненадлежащим содержанием царской семьи. На самом деле Юровскому было поручено подготовить все к быстрой ликвидации неудобных арестантов. Сперва к ним подослали провокатора, обещавшего побег, но царь от побега отказался! Семейству разрешили открывать в верхнем этаже окно, чтобы дать возможность бежать и тут же скосить весь этот царский род из пулемета в нижнем окне. Но царское семейство боялось в окно даже выглядывать! Их лишили всех контактов с внешним миром. Охрана стала жестче. Ожидали недовольства и возмущения. Но семейство выказывало только смирение. Убить эту семейку оказалось сложнее, чем думалось!

А белые уже подходили к Екатеринбургу. И в ночь с 16 на 17 июля (то есть через две недели после назначения его комендантом) Юровский вместе с отобранными для этой операции людьми (не то венграми, не то латышскими стрелками) и подручными Никулиным, Ермаковым, Медведевым вывел заключенных в подвальный этаж. Александру Федоровну и Алексея усадили на стулья, остальные стояли возле стены.

Как посмеивался потом Юровский, царская семья знала, что прежде он был фотографом, и, верно, думала, что их собираются фотографировать. Но Юровский скороговоркой зачел решение военного трибунала, а потом раздались выстрелы. Царь даже не успел получить ответ на свое удивленное - за что? Стреляли так плотно, что все стены оказались забрызганы кровью и изрешечены следами от пуль. Юровский утверждал, что царя убил лично он. Этот подвиг у него пытался отнять Ермаков. На самом деле ликвидация была проведена крайне безграмотно: выстрелы слышали по всей округе, хотя специально завели мотор грузовичка рядом с «особым домом»; ко всему прочему, Алексея и Анастасию пришлось добивать дополнительными выстрелами и штыками. Этот кошмар длился и никак не мог кончиться. Тела спешно погрузили и повезли за город, сбросили в старую шахту. Сообщили в Москву, там были недовольны: останки спрятаны плохо. И Юровскому пришлось заниматься спешным уничтожением всех следов.


Следующей ночью тела извлекли из шахты и разделили по какой-то причине на две части - десять тел бросили в торфяную яму на дороге и забросали шпалами, два других тела погребли в такой же яме, но немного дальше. После чего Юровский составил записку и отослал свой отчет Ленину. Особо он гордился тем, что Романовы не только ликвидированы, но и ограблены - похоронная команда распотрошила кровавые платья мертвецов и выгребла из них драгоценные камни и золотые изделия. Все богатство Романовых Юровский привез в Москву и сдал в Гохран. А потом он был назначен руководителем этого Гохрана и спешно смещен с этого поста, когда провалил вторую тайную операцию правительства - продажу государственных символов царской России: скипетра, короны, державы в США через японское представительство в Чите. После этого его карьера пошла на спад. Умер он в 1938 году от прободения язвы и таким образом избежал общей судьбы верных ленинцев - лагерного барака или расстрела.

Юровский оставил потомкам воспоминания «Последний царь нашел свое место», в которых он детально рассказал, как были убиты Романовы и как были найдены утаенные ими ценности. Спустя годы о Юровском и о расстреле сложились народные легенды.

По одной из них, палач оставил записку, в которой признался, что цесаревич и младшая из княжон выжили в этой бойне. Якобы Юровский спас их во время расстрела. Но это всего лишь легенда. И основана она на реальной записке Юровского, которому пришлось объяснять, почему два тела оказались погребены отдельно от остальных. Никакого чуда спасения, конечно, не было. Юровского факт разделения тел тоже смущал. И больше всего он как раз и боялся обвинения, что он помог врагам народа избежать приговора революции. Возможно, сомневались в его преданности делу революции и на самом верху. Иначе вряд ли бы он из палача революции превратился в обычного завхоза обычного музея. Но палач-завхоз так гордился своим революционным прошлым, что перед смертью не уставал повторять: «Я расстрелял их всех, всю эту семью, всех до единого». И считал этот расстрел главным подвигом своей жизни.

(с) Николай Котомкин