Христианские школы южных штатов Америки научились получать миллионы с помощью правительственных программ и продолжают священную войну с толерантностью.
В восьмом классе с Тристаном произошел странный случай: он получил в Фейсбуке сообщение от незнакомого человека, который, как казалось, понимал его лучше других. «Там было написано нечто типа: «Привет, мне кажется, ты гей. Просто хотел сказать, что в этой школе есть и другие геи. Захочешь поговорить — пиши». Тристан был потрясен — до этого момента он думал, что ему удавалось сохранять в тайне свою гомосексуальность. Другого выбора, как ему казалось, у него просто не было. Тристан учился в частной христианской школе в восточной Джорджии и понимал, что каминг-аут обеспечит ему серьезные неприятности.
Будучи христианином, которого учили, что быть геем преступно, Тристан долгое время не признавался в своей ориентации даже самому себе. В качестве маскировки он пытался встречаться с девушкой, правда, закончилось это не очень хорошо. «Мы пришли в гости к другу, она попыталась меня поцеловать, и я ее оттолкнул». Тристан стал утверждать, что его вообще не интересует секс. «Я думал, что если буду всем это говорить, то мне начнут верить. А потом я поверю в это сам». В итоге он сдался и завязал отношения с парнем из другой школы, с которым познакомился в супермаркете; он думал, что его друг — единственный в мире человек, знающий его секрет. И вот он получает это таинственное сообщение от незнакомца.
Поначалу Тристан пришел в замешательство: «Я не ответил, потому что реально запаниковал». Но затем слова поддержки пришли еще от одного человека. Затем еще от одного. И еще. Тристан перестал беспокоиться, когда понял, что сообщения приходят от старшеклассников, которые узнали, что он гей — его ненароком раскрыл собственный же парень. Тристан почувствовал облегчение: теперь он был не один, хотя раньше считал себя единственным геем во всей школе.
Сегодня Тристан, миловидный десятиклассник с большими голубыми глазами и колким чувством юмора, попросивший, чтобы мы не называли его настоящее имя, рассказывает мне эту историю, сидя за сырными шариками и крылышками «Баффало» в заведении сети Chili’s в двадцати минутах езды от небольшого городка в Джорджии, где он живет. Тристан пришел с двумя друзьями: девочка помладше просит называть ее Эмили, а парень постарше разрешает мне использовать его настоящее имя Джейсон, поскольку он успеет окончить школу до того, как эту статью кто-нибудь прочитает. Другой Chili’s расположен куда ближе к их домам, но они попросили встретиться здесь: если администрация школы узнает, что они геи, их не просто накажут — их отчислят.
Многие христианские школы в Джорджии и по всей стране имеют схожие правила, иногда открытым текстом вписанные в присягу, которую учащиеся или их родители должны подписать перед зачислением. В некоторых заведениях ученикам не просто запрещено заниматься сексуальной «скверной» —даже отождествление себя с геями или их поддержка могут привести к отчислению. «Академия оставляет за собой право на собственное усмотрение отказывать в зачислении абитуриенту и/или отменить зачисление ученика, способствующего, поддерживающего или оправдывающего порнографию, сексуальную распущенность, гомосексуальную или бисексуальную деятельность; а также демонстрирующего неспособность или нежелание поддерживать качества и черты характера, требуемые Библией и предписанным Христом образом жизни», — гласит «Договор партнерства между Академией и Семьей» в Христианской школе Провидения в городе Лилберн, штат Джорджия, имеющей религиозную базу, очень похожую на ту, что принята в школе Тристана. «Недопустимы никакие «аморальные акты» или «идентифицирующие заявления», касающиеся прелюбодеяния, греха, гомосексуальности, лесбиянства, бисексуальности или порнографии, — предупреждает Христианская школа Чероки в Вудстоке, штат Джорджия. — Такое поведение послужит основанием для исключения».
Как религиозные организации, эти школы имеют законное право поддерживать и насаждать любое основанное на их вере мировоззрение. И родители понимают последствия таких порядков—дети, как правило, лишены права выбора и должны исполнять волю взрослых, даже если не до конца осознают, чего им это будет стоить. Одновременно христианские школы в Джорджии получают миллионы бюджетных долларов, пользуясь принятым в 2008 году законом, стимулирующим финансовую помощь детям из малообеспеченных семей, поступающим в частные школы. Тристан, Джейсон, Эмили и около пятисот других учеников ходят в школу, принимающую участие в этой программе.
Джейсон был одним из ребят, написавшим несколько лет назад Тристану. «Это как будто ты состоишь в тайном сообществе, —рассказывает он о подпольной ЛГБТ-организации учеников школы. — Сначала признаюсь я, а потом признаются мне. Мне расскажут еще о ком-то. Это как большая мозаика. «Передавай дальше». Тристан добавляет: «Необходимо доверять друг другу, потому что нас не так много».
Кроме того, надо быть очень осторожным с теми, кого посвящаешь в существование сети, как выяснила на своем опыте Эмили, в шестом классе поехавшая на выездной церковный семинар. «Там была проповедь о гомосексуалистах, и проповедник говорил, что все они попадут в а,д, и я подумала: «О Боже, это про меня», — рассказывает она. Напуганная, она попыталась найти поддержкуу подруг, признавшись им, что она, возможно, лесбиянка. Одна из девочек рассказала своей матери, которая в свою очередь рассказала матери Эмили, а та «начала орать и заставила написать письмо и попросить прощения у Церкви. По сути, она заставила меня каяться, а я просто хотела немного внимания».
Хотя у Эмили сейчас есть постоянная девушка, которая ходит в другую школу, она предпочитает не распространяться о своей личной жизни. Например, ей приходится держать рот на замке, когда учитель пытается привлечь учеников к участию в акции протеста на гей-параде. Тристан столкнулся с похожей дилеммой, когда группа учеников грозилась пойти к директору и рассказать, что один из них является геем. Его беспокоит тот факт, что несколько лет назад школьницу действительно отчислили на основе положения, существующего в школьном уставе. «Они узнали, что она лесбиянка, заставили ее рассказать об этом перед всей школой, — говорит Тристан. — А на следующий день выгнали».
Многие школьники говорят, что больше всего их задевает не административная «охота на ведьм», а практически противоположное явление: уверенность большинства в том, что любые уничижительные оценки или действия в отношении представителей секс-меньшинств справедливы, поскольку все сходятся во мнении, что быть геем неправильно. Неприятие может быть настолько устоявшимся и неоспоримым, что не только прекращает общение между ровесниками, но и закрепляет такое отношение на подсознательном уровне.
Доступ к «тайному сообществу» позволил Тристану примириться со своей сексуальностью, хотя единственное мнение, что он на тот момент слышал, сводилось к тому, что она греховна. «Я не признаюсь своим родственникам, поскольку они думают, что гомосексуалистов надо ставить к стенке и расстреливать. Мама считает их выродками, а отчим думает, что у нас болезнь, типа неврологического расстройства, которую нельзя вылечить». До того как он узнал, что в школе есть и другие геи, Тристан допускал, что в его влечении к парням действительно есть нечто смутно неправильное. «Какое-то время я на самом деле считал, что болен. Мне казалось, что в моей голове бардак, и я думал о том, чтобы попросить маму отвести меня к доктору, чтобы мне прописали лекарство. Но до того как я на это решился, мне пришло то сообщение».
Мы находимся в сельской местности, в краю, где шпили церквей возвышаются над торговыми центрами и люди благословляют вас, когда вы чихаете, а половина радиостанций постоянно рассказывает о том, как человек ежедневно сталкивается со своим владыкой и спасителем. Неудивительно, что пока остальная страна подходит все ближе к требованию равноправия для гомосексу-алов и легализации однополых браков, доминирующие в этом регионе консервативные христиане все сильнее подчеркивают свою идентичность, объединяющую их в войне против толерантности.
В Джорджии, как и в одиннадцати других штатах (Аризоне, Пенсильвании, Флориде, Род-Айленде, Айове, Индиане, Оклахоме, Вирджинии, Нью-Гэмпшире, Луизиане и недавно присоединившейся к ним Алабаме), есть законы, предоставляющие налоговые льготы людям, пожертвовавшим деньги на стипендии для неимущих детей, поступающих в частные школы. В теории, такой план способен помочь многим ученикам, но на практике, особенно в глубоко религиозных местах вроде Джорджии, он также означает, что миллионы долларов поступают из бюджетных средств в управляемые частными лицами организации студенческих стипендий (ОСС), которые затем могут переводить деньги в учебные заведения, которые отвечают их представлениям о стандартах образования — даже если в них ущемляются права меньшинств. Так как деньги поступают напрямую в ОСС и никогда не попадают в распоряжение государства, они не могут считаться «бюджетными средствами» — технически позволяя церкви и государству функционировать отдельно друг от друга. В то время как концепция самостоятельного выбора школ учениками набирает все большие обороты, очевидно, что и другие штаты вскоре примут аналогичные акты.
Однако маловероятно, что эти законы будут столь же мягкими, как в Джорджии, где консервативные христианские школы составляют большинство частных учебных заведений. Джорджийский законопроект № 1133, предоставляющий налоговые льготы за пожертвования на стипендии для учеников школ, был единственным в стране законодательным актом ОСС, сформулированным без требования к организациям принимать в расчет доход семьи при выборе стипендиатов и никак не учитывавшим выдачу стипендий. Поправка 2011 года сделала уголовным преступлением раскрытие информации о жертвующих деньги людях, суммах пожертвований и школах-получателях, окутав тайной любые сведения о том, куда уходят средства. За это Сообщество профессиональных журналистов представило законопроект 1133 к награде «Черная дыра» в номинации «Самое вопиющее нарушение права общественности на получение информации».
Как бы то ни было, после вступления закона в силу налогоплательщикам в Джорджии, сделавшим пожертвования в ОСС, были предоставлены налоговые льготы более чем на 230 миллионов долларов. И поскольку как минимум 115 частных школ штата, аффилированных с теми или иными ОСС, проводят откровенно антигомосексуальную политику или входят в ассоциации, осуждающие геев, то ясно, что большая часть этих денег ушла в частные школы, считающие гомосексуальность грехом и извращением, от которого остальные ученики должны быть ограждены. В то же время два из семи агентств, аккредитующих частные школы, поддерживают антигомосексуальные настроения.
То, что школы стали зависеть от этих денег, видно по тому, как агрессивно они их добиваются, упрашивая родителей воспользоваться программой ОСС, пока еще не поздно и лимит по льготам еще не достигнут. Листовка из Христианской школы Норт-Кобб содержит надпись жирным шрифтом: «Если хотя бы половина наших семей внесет максимально допустимую сумму, ХШНБ сможет получить 750 тысяч долларов дополнительной финансовой помощи!» Листовка также напоминает родителям, что эти деньги могут «высвободить средства из наших обычных резервов финансовой помощи».
Нет ничего удивительного в том, что законы ОСС подверглись решительной критике со стороны организаций, видящих в них способы помогать обеспеченным детям в ущерб действительно нуждающимся. В Джорджии самым активным оппонентом закона стал Южный образовательный фонд (ЮОФ), некоммерческая организация, борющаяся за благоприятные образовательные возможности для малоимущей молодежи. После принятия в 2008 году законопроекта № 1133 ЮОФ начал пристально его изучать. «Мы стали изучать закон, чтобы понять, можем ли мы стать одной из организаций студенческих стипендий», — говорит вице-президент фонда Стив Сюиттс. Вместо этого ЮОФ обнаружил, что формулировки некоторых положений допускают потенциальное злоупотребление в больших масштабах. «Его могли скормить обществу как последнюю возможность для малообеспеченных детей получить хорошее образование, но на самом деле разработан он был не для этого, — говорит Сюиттс. — Он был разработан, чтобы просто-напросто начать выстраивать в штате систему частных школ, финансируемых через правительственную программу».
Сюиттс считает это довольно сомнительным начинанием, принимая во внимание не только случаи ущемления прав учеников, но и статистические данные о сегрегации в школах. Исследование 2010 года говорит, что лишь десять процентов белых учащихся в системе общественного образования Джорджии ходят в по-настоящему сегрегированные школы, то есть в заведения, в которых белые составляют как минимум девяносто процентов от общего количества учеников. Тот же показатель в случае частных школ, использующих средства ОСС, доходит до пятидесяти трех процентов. По этой причине ЮОФ интенсивно лоббирует изменения в законодательстве. В прошлом году была одержана небольшая победа: штат внес в закон поправки, обязывающие ОСС принимать во внимание неравенство в доходах. Но в рамках того же голосования законодательный орган штата поднял годовой лимит по льготам с 51 до 58 миллионов долларов.
Ноа Майер говорит всем, что окончил школу на крыльце своего заднего двора в городе Альфаретта, штат Джорджия. Именно там он находился однажды вечером в конце лета 2008 года, когда узнал, что ему больше не рады в его небольшой частной христианской школе из-за его сексуальной ориентации. Неделя и без того выдалась непростой. Три дня назад мать друга выдала его родителям, которые, говорит он, «были абсолютно ошарашены, они не ожидали такого». Когда их вызвали на собрание в школу, где через еще одного друга Ноа узнали, что он гей, родители уже смирились с новостями, но все еще не до конца от них оправились. «Они решили дать мне на выбор два варианта, — говорит Майер. — Вариантом номер один было разрешить мне остаться в школе, но они бы не хотели, чтобы я общался с одноклассниками или ходил на факультативные занятия. Я должен был просто приходить на уроки и уходить». Другим вариантом было отчисление. Родители Ноа позволили решать ему — но всем было ясно, что выбирать тут не приходится. «Они хотели, чтобы их учебное заведение оставалось чистым».
Ноа и по сей день не понимает, почему друг рассказал о его ориентации руководству школы. Но ясно то, что каким бы вовлеченным в учебу и популярным он ни был («У меня было много друзей, я играл в баскетбол, был редактором ежегодника, входил во все почетные сообщества»), он внезапно оказался изгоем. Никто из школы не стал с ним разговаривать — учителя, администраторы, даже ученики, с которыми, как Ноа думал, он был близок. Все выглядело так, словно он вообще никогда там не учился. «Я потерял многих друзей, — говорит он сегодня. — С того момента я ни с кем там не разговаривал».
Не меньше Ноа травмировал тот факт, что это произошло за две недели до начала его последнего учебного года, и хотя у него уже было достаточно баллов, чтобы получить диплом, в школе отказались его ат-тестовывать и даже перестали отвечать на звонки родителей. Университет Мерсера был готов принять его, но без подтверждения окончания школы Ноа не мог стать студентом. Стечение обстоятельств было сокрушительным: «Я не помню почти ничего из тех двух месяцев, кроме того, что мне было невероятно, непереносимо тяжело». Хотя раньше он никогда не думал о самоубийстве, Майер внезапно осознал, что его преследуют навязчивые мысли (в 2011 году исследование журнала Pediatrics показало, что молодые геи в пять раз чаще совершают попытки суицида, чем их гетеросексуальные ровесники). «За рулем я думал о том, чтобы резко повернуть и врезаться в другие машины. Я купил кучу таблеток и пытался выяснить, какие из них лучше всего принять, чтобы убить себя. До того как меня выгнали из школы, со мной такого никогда не было, но в тот момент я был на грани. Все могло решиться за минуты».
Так вышло, что незадолго до этого Ноа начал рассказывать о своей ориентации друзьям, поскольку, наконец, смог примирить ее со своей верой. Как и многие дети, воспитанные в консервативной религиозной среде, он поначалу считал греховным свои предпочтения и, поскольку ничего не мог с этим поделать, постоянно сгорал в душе от стыда.
Но когда он начал изучать гомосексуальность и ее христианский контекст, Ноа вскоре понял, что не все христиане согласны с тем, что геи обречены на ад. Это открытие позволило ему признать, что когда-нибудь он сможет жить в мире с собой. «Вера была для меня очень и очень важна. Я хотел точно знать, что христианство и моя ориентация могут сосуществовать, а если нет, то я бы отказался именно от гомосексуальности, а не от христианства, — буднично говорит он мне. — Поэтому я читал много книг и сайтов, чтобы с этим разобраться. И когда я понял, что могу объединить их и оправдать, тогда и совершил каминг-аут». В качестве примера того, что он выяснил, он приводит Послание к римлянам, главу 1, стихи 18-27, одни из самых популярных «критикующих стихов» — библейских пассажей, повсеместно используемых для осуждения гомосексуализма. «Тот стих, что говорит об отказе от природы Божьей и поклонению противоестественным и постыдным страстям, — говорит Ноа. — Моя Божья природа — это влечение к мужчинам. Если бы я начал стремиться к женщинам, то действовал бы в противоположность Посланию к римлянам, потому что это идет против самой моей природы — не только в сексуальном, но в душевном и эмоциональном плане».
Многие подростки-геи сегодня могут услышать мнения о гомосексуализме, расходящиеся с представлениями их ближайшего окружения. Как и Джейсон, Тристан утверждает, что он христианин, и не считает при этом гомосексуальность несовместимой со своей религией. «В Книге Левит говорится, что, если кто-то побреет голову, его следует побить камнями», — говорит он, пожимая плечами. Даже Эмили, которая испытала полное отторжение от церкви после того случая на библейском семинаре («Каждый раз, когда я приходила в церковь, мамы не разрешали моим подругам играть со мной и тому подобное»), «постепенно ко всему приспосабливается». Она не готова отрекаться от религии только из-за действий некоторых ее приверженцев.
Сияющим весенним утром я приезжаю к Капитолию штата Джорджия в Атланте. Лучи солнца отражаются в золотом куполе здания, выполненном в неоклассическом стиле, группы туристов разевают рты в высоком мраморном холле. Член Палаты представителей Эрл Эрхарт, ключевая фигура в проведении законопроекта 1133, встречает меня в своем обшитом деревом кабинете с шумной, старомодной южной дружелюбностью. Он уверяет, что закон об ОСС создан для общего блага, чтобы помочь учащимся Джорджии и их родителям обойти неисправную систему общественного образования, которая слишком тяжеловесна, чтобы быстро измениться. «Я говорю своим оппонентам: «Сядьте с родителями и ребенком и посоветуйте им остаться в этой системе: «Подождите немного, мы сначала сделаем это и разберемся с тем». Большинство родителей думают: «У моего ребенка есть только один шанс получить образование. Я не могу сидеть и ждать, пока вы решите проблему. Мне надо делать выбор». Что касается обвинений со стороны Южного образовательного фонда («Южный псевдообразовательный фонд, как я его называю», — усмехается Эрхарт) в том, что деньги помогают лишь детям, которые и без них могут позволить себе частные школы, Эрхарт уверяет меня, что доля средств ОСС, которая уходит неимущим детям, «составляет примерно девяносто девять процентов — все уходит нуждающимся».
Однако примеры, которые он приводит в поддержку этого заявления, по большей части представляют собой отрывочные эпизоды. Эрхарт упоминает «маленькую трубач-ку из шестого класса с большими очками, которая с трудом существовала в суровых условиях большой средней школы», но не знает, как ее найти, и не помнит ее имени. Он убеждает, что штату гораздо дороже обходится обучение школьника по системе общественного образования, чем получение тем же школьником стипендии ОСС (ЮОФ отрицает эти данные). В доказательство того, что деньги ОСС не уходят к обеспеченным детям, он, наконец, спрашивает: «Зачем школам вдруг начинать оказывать скудную финансовую помощь сыну президента Goldman Sachs? В этом нет никакой логики».
Конечно, Эрхарт хотя бы отчасти прав. Трудно представить, что все школы постоянно отказывают малоимущим ученикам в пользу тех, чьи родители имеют средства. Но Эрхарт также дает понять, что он поддерживает не только бедных детей, но и свободу выбора. Он производит впечатление южанина того типа, который со времен президента Линкольна (маленький коврик в его кабинете чествует 150-летнюю годовщину участия Джорджии в Гражданской войне) в штыки воспринимает настойчивые попытки федерального правительства вмешиваться в его дела. Он непоколебимо верит в правительство, которое расширяет, а не ограничивает выбор граждан, особенно в отношении того, как они могут тратить деньги. «Без тени смущения могу сказать, что я за свободный рынок. Я республиканец. И как ни крути, это не уловка, — говорит Эрхарт о законопроекте № 1133. — Если ты извлекаешь выгоду из налогового регулирования при выплате подоходного налога, для этого есть закон. Я здесь для того, чтобы вы могли им воспользоваться. Не скрываю этого и называю вещи своими именами. Я сказал: «Это квазиваучер». Я этим горжусь — я написал это специально. Если вам не нравится, поменяйте законодательство, но не говорите мне, что я обманщик». Эрхарт в такой мере поддерживает законопроект, который помогал провести, что основал собственную ОСС «Верующая Джорджия».
Когда доходит до поддержки школ, в которых не жалуют ЛГБТ-учеников, Эрхарт обращает внимание на то, что «закон не мешает гомосексуальным объединениям открывать собственные ОСС, которые будут давать деньги только школам, поддерживающим их принципы». Тот факт, что такая ОСС вряд ли будет предоставлять стипендии христианским школам и что большинство ЛГБТ-учеников ходят именно в них, для Эрхар-та скорее решение, чем проблема: он считает, что ученикам-геям в любом случае будет комфортнее ходить в школы, более благосклонные к их сексуальной ориентации. Для наглядности он спрашивает: «Что если бы вы, будучи женщиной, ходили в медресе, мусульманскую школу? Думаю, вы бы выбрали другую». Иными словами, школы должны отличаться друг от друга по идеологической направленности.
Ноа довольно скептически отнесся к совету Эрхарта устроить исход детей из консервативных христианских школ. «Если смотреть со стороны, то такой комментарий, возможно, имеет, смысл: «В чем проблема — просто перейди в другую школу, — говорит Ной. — Но сменить школу очень трудно. Чтобы найти новое место и уехать, нужно пройти через настоящий хаос». Для Тристана смена школы потребовала бы как-то объяснить это решение родителям, что вынудит его пойти на шаг, которого он отчаянно страшится, — признаться им в своей ориентации. Он утверждает, что намного меньше боится отчисления, чем последствий раскрытия своей сексуальности. Если это все же случится, у него есть запасной план. «У меня есть друг, чьи родители возьмут меня к себе», — говорит он. Тристан не сомневается, что, если семья узнает о его ориентации, дома ему будут не рады.
Однако Эрхарт безоговорочно верит, что именно отделение церкви от государства делает любые про-гомосексуальные претензии к системе ОСС ничтожными и пустыми. Он замечает, что было бы неконституционно препятствовать религиозным организациям в получении налоговых льгот, на которые они имеют законное право, лишь из-за их веры. А как он сам относится к гомосексуализму? «Понимаете, я каждое воскресенье сижу в церкви с грешниками всех мастей. Не мне их судить».
В год, когда Ноа должен был оканчивать двенадцатый класс, он решил посетить мероприятие, которое должно было стать его выпускным. Как только он зашел в церковь, где проходил вечер, он достал свой телефон и сделал вид, что пишет смс, чтобы не встречаться ни с кем глазами. Находиться в окружении людей, которые его отвергли, было очень неловко, но все равно он хотел увидеть это, чтобы представить, как все могло быть. Когда церемония началась, Ноа сел на скамью. «Все были в синих выпускных мантиях, — говорит он с завистью. — Я, если честно, был очень подавлен, но я рад, что пошел туда. Наверно, это дало мне чувство удовлетворения, возможность сказать: «Так вот как бы все было, если бы я прошел по сцене».
Сегодня он считает, что в какой-то мере уход из школы был трусливым поступком, что он должен был стоять на своем и вынудить администрацию по-настоящему его исключить. Но конечный результат остался бы тем же — как бы ни случилось. Он смотрит на серебряное кольцо с выгравированными римскими цифрами, символизирующими течение времени, — подарок его парня. Ноа надеется, что когда-нибудь они поженятся, пусть даже и не в Джорджии, где это запрещено.
Ноа получил должность финансового директора в избирательной кампании местного демократа. В мае прошлого года он наконец-то надел шапочку и мантию выпускника, окончив Университет Мерсера со специализацией на гендерных исследованиях. Там он был президентом школьного координационного совета геев и нату-ралов под названием «Взаимопонимание». В последний раз, когда я его видел, он мечтал о своей выпускной церемонии. «Я надену мантию, шляпу, пройдусь по сцене, и это будет самым важным событием в моей жизни, — сказал он. — И все, кого я люблю, будут там, и мне нечего будет скрывать, все в аудитории будут знать, кто я на самом деле».
(с) Алекс Моррис