Хризалис, королева подпольного мира джокеров, найдена жестоко убитой в своем ночном клубе «Хрустальный дворец». За поиски ее убийцы берутся двое: Джэй Экройд, тузовый частный детектив, ведь именно он был ее телохранителем и обнаружил тело, и «Лучник» Йомен, которого обвинили в совершенном убийстве. Безумие, насилие, страсть и интриги будут сопровождать их во время расследования. Ведь никто не остается неизменным, соприкоснувшись с вирусом Дикой карты.
Отрывок из книги:
5.00 утра
Выполненная как подобает, в печально-готическом стиле, табличка перед трехэтажным вычурным викторианским особняком гласила: «ПОХОРОННОЕ БЮРО КОСГРОУВ. БРАТЬЯ КОСМО, ТИТУС И ВАЛЬДО КОСГРОУВ». В темном, как могильник, здании царила мертвая тишина. Бреннан залез на окружающую дом террасу и осторожно крался вдоль нее, обнаружив свое присутствие лишь однажды, когда под ним скрипнула старая половица.
Он отжал фомкой окно и проник через него в вестибюль. Постоял, затем включил фонарик и осмотрел небольшое помещение. Он было задрапировано темными обоями и заставлено старинной мебелью и безделушками. Хризалис понравилось бы, подумал он.
В висевшем на стене застекленном расписании перечислялись прощания. Нужное имя – Джори – относилось к Западной гостиной. Он выключил фонарик, переждал несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте, затем направился внутрь похоронного заведения.
Здесь была характерная для подобных заведений смесь запахов химикалий и смерти. Тишина давила, не нарушаемая движением жизни. Бреннан заставил себя двигаться медленно и тихо. Ему отчаянно хотелось поскорее получить ответ на свой вопрос и убраться отсюда к чертям на грязный, но живой воздух города.
Западная гостиная была длинной залой с высоким потолком, все еще целиком заполненная букетами. Цветы, как и все в этом месте, были мертвыми и увядшими. Их запах во мраке вызывал уныние. Они были расставлены по всей зале, но большая их часть сосредотачивалась у стоящего вдоль одной из стен гроба. Бреннан облегченно вздохнул, заметив гроб. Он боялся, что уже поздно, что его уже перенесли в церковь. Это бы усложнило задачу.
Бреннан молча подошел ко гробу, остановился, глядя на него. Какое-то время он не мог себя заставить открыть крышку. Но он должен узнать, Хризалис ли лежит там, он должен видеть собственными глазами.
Он открыл крышку и высоко поднял ее. Темнота не позволяла различить детали, и Бреннан подумал, что это к лучшему. Он вынул ручку-фонарик.
На трупе, скрывая его от шеи до лодыжек, было надето стильное платье. Выше шеи ничего не было. Очевидно, не было никакой надежды восстановить голову, поэтому ее и не было совсем. Однако руки, сжимающие лежащую на впалом животе Библию, представляли собой ясную невидимую мертвую плоть. Это были ее руки, уверился Бреннан, руки Хризалис, хоть и не бежала по их артериям уже кровь. Жидкость, их наполняющая, была чиста и неподвижна.
– Это была нелегкая работа, – произнес мягкий голос позади Бреннана. Бреннан встрепенулся, чуть не уронил крышку. Он с трудом умудрился удержать ее, когда включил фонарик и пошарил лучом по сторонам.
Что-то издало звук, быстро отодвигаясь от света, и голос продолжал:
– Пожалуйста, не надо, свет меня раздражает.
Голос звучал с такой искренней мольбой, что Бреннан не мог не послушаться.
– Хорошо, – сказал он и выключил фонарик.
Говорящий показался из-за дивана с прямой спинкой. Он смутным пятном вырисовывался в темноте, очень белый, очень высокий и очень худой. Хотя от него и исходил сильный запах странных химикалий, голос был чистым, как у юноши.
– Вы здесь работаете? – спросил Бреннан.
– О да. Я – бальзамировщик. Свет мне вреден, и большей частью я работаю ночью. Я остановился, чтобы последний раз попрощаться с Хризалис, – это была трудная работа, но я сделал все, что мог.
– Возможно, вы сочтете вопрос странным, – сказал Бреннан, – но уверены ли вы, что в гробу Хризалис?
– Вполне, – сказал бледный человек своим мягким голосом. – А почему вы спрашиваете?
Бреннан покачал головой.
– Не берите в голову. Просто хотел убедиться.
Бледный человек кивнул в ответ.
– Оставляю вас проститься в уединении, хоть и вне обычного расписания. – Он повернулся, чтобы уйти, но остановился и взглянул на Бреннана.
Бреннану были видны его розовые глаза, блестевшие в отраженном свете фонарика.
– Я старался собрать ей голову, но, видите ли, убийца был ужасно основателен. Недоставало многих деталей. Мне приходилось иметь дело с множеством жертв жестоких убийств, но это – самое дикое. Убийцу следует поймать. Поймать и наказать, г-н Йомен.
– Я знаю, – сказал Бреннан, глядя на то, что осталось от Хризалис, – я знаю.
6.00 утра
В стылом болезненном лунном свете пальцы деревьев тянулись к нему, когда он проходил мимо.
Он не смотрел в эти мрачные беззвездные небеса, где луна пульсировала как живая, переливаясь всеми бледными оттенками разложения. Он знал, что лучше не смотреть и не прислушиваться к мрачным тайнам, которые нашептывали ему деревья своими голыми и тонкими, как прутья, ветвями. Он шел по земле, черной и пустынной, где мертвая серая трава опутывает ступни, и в душе его черным червем рос страх.
Огромные рваные кожистые крылья колыхали мертвый воздух. Восьминогие охотники, тощие и жестокие, как псы, перелетали с дерева на дерево на границе зрения. Сзади царил нескончаемый вой, возвещая эру ужаса и вечную власть боли. Он знал это место, ужаснейшее из всех на свете.
Завидев впереди павильон метро, он бросился бежать. Бежал он медленно, каждый шаг занимал час, но вот он добрался до цели и устремился вниз по ступеням. Спускаясь, он крепко держался за поручень. В немыслимой пропасти внизу ревели поезда. Он все еще спускался по бесконечным, выстроенным в спираль ступеням, когда заметил другого пассажира. Он попытался догнать его, но ступени сделались уже и круче и стали такими холодными, что прикосновение их к голым ступням обжигало, и с каждым шагом он оставлял на них куски окровавленной плоти.
И вот он опять здесь, на платформе, подвешенной в нескончаемом подземном мраке, и перед ним стоит другой. Не оборачивайся, беззвучно умолял он, а внутри все кричало от страха: ну пожалуйста, не оборачивайся.
Тот обернулся, и Джэй увидел белое, лишенное черт лицо, сужающееся к одинокому красному отростку. Оно задрало голову и начало выть. Джэй закричал…
…и захрипел оттого, что, падая с кровати, сильно ушибся локтем о паркетный пол. Он сложился пополам и схватился за локоть, издав ноющий звук горлом. Было чертовски больно, но этому он был почти благодарен. Ничто так не изгоняет кошмар, как сильная острая боль.
Он отлеживался добрых пять минут, ожидая, пока не утихнет окончательно ноющий локоть. Раздумывал над тем, что осознание того факта, что причиной ночных кошмаров была детская травма, полученная в десятицентовом музее, не привело к исцелению. Он снова замочил постель. По крайней мере, на сей раз хватило ума лечь спать нагишом.
Он пустил воду в ванну, прошел на кухню, засыпал в чашку несколько ложек «Выбора гурмана», выждал, пока закипит чайник. Приготовил кофе, прошел с ним в ванную. Ванна почти наполнилась. Поставив чашку на краешек, он острожно в нее забрался. Вода была столь же горячей, как и кофе, но он заставил себя в ней остаться и обвыкнуть. Он потянулся в обжигающей воде и отхлебнул кофе. Чувство чистоты вернулось.
Во всем остальном он ощущал себя полным говном. Оба локтя болели, один от падения с кровати, а другой оттого, что этот псих Йомен вывернул руку. И еще болел расквашенный о стену нос. На животе же красовался большой синяк в том месте, где на него обрушился джокерский младенец-монстр.
Он пил кофе и размышлял, как продолжить столь приятно и рано начавшийся день. Список укоротился до четырех имен: Змей, Квазимен, Чудо-Юдо и Дуг Моркле. Один из них. Кстати, так ли это?
Проблема в том, что ни один из четырех финалистов, кажется, не связан с недавно произошедшими событиями: покушением, эскимосами, мошенницей и юрким маленьким существом, которого Джэй безуспешно преследовал в десятицентовом музее.
Он сидел и потягивал кофе, пока вода в ванне не стала чуть теплой, но в итоге все, к чему он пришел, – это новые вопросы. Выходило чертовски похоже, что тут два разных убийцы: один – силач, убивший Хризалис, другой – псих с циркулярной пилой, разделавший к чертям соседей Копателя. Работали ли они вместе? Тогда налицо заговор.
А может, тут один помешанный с кучей разных способностей, подобный позднему Астроному. Другой предложил бы раскопать старую могилу и убедиться, что он еще там. Но не Джэй, он был свидетелем того, как Астроном заскочил к «Благородным тузам» на десерт и убил там несколько человек, так что пусть кто-нибудь другой поработает лопатой.
И вообще, если уж начал подозревать мертвых, то надо бы проверить, где был Джетбой в ночь убийства.
Хризалис наняла Джорджа Керби совершить покушение на Лео Барнета. Если про это узнал Барнет, убийцы могли работать на него. Хотя какой туз в своем уме станет работать на Барнета? Квазимен? Если даже предположить, что он помнит, что Барнет спас ему жизнь? О’кей, пусть Квазимен достаточно долго сохранял разум, чтоб разделаться с Хризалис, тогда как насчет человека с пилой, трупа в мусорном мешке, который Элмо оставил соседям, – кто это сделал? Друг Квазимена? Джэй попытался представить себе отца Сквида в сутане, орудующего циркулярной пилой, но от таких мыслей только голова разболелась.
Ключом был Копатель Даунс. Но Копатель Даунс пропал, возможно, он мертв. Вокруг большой город, а за ним страна еще больше. Он может быть где угодно.
С другой стороны, есть место, где его точно нет, это здесь, в ванной Джэя. Он сделал последний глоток ставшего ледяным кофе, скорчил гримасу, отставил чашку, выбрался из ванны и вытерся полотенцем.
9.00 утра
Когда Бреннан проснулся, Дженифер еще спала на мятой кровати рядом. Он чувствовал себя усталым, будто и не спал вовсе, спина и плечи все болели от трепки, полученной им от Чудо-Юдо. Он раздумывал: то ли годы берут свое, то ли просто кости уже устали от городской жизни.
Он сел, спустил ноги с кровати, коснулся ими изношенного ковра, устилающего дешевый гостиничный номер.
Это ничего не значит. Он не может уехать, пока не найдет убийцу Хризалис. Его самого не подозревают, но Элмо стал козлом отпущения. Он не мог считать, что полиция разберется. Конечно, Экройд тоже в деле, но он никогда ни на кого не полагался в том, что считал должным сделать.
Он почувствовал нежное прикосновение прохладных рук к плечам и обернулся. Дженифер проснулась. Она, лаская его больную, покрытую синяками спину, смотрела серьезно. Ее волосы были мокрыми от пота. От него же блестели ее маленькие груди и ребра. Она хотела его прошлой ночью сопровождать в похоронное бюро, но он чувствовал, что эту работу следует выполнить ему одному. Она еще спала, когда он вернулся в отель, и он не стал ее будить.
– Как твоя спина? – спросила она.
Он повел плечами для проверки и скорчил гримасу.
– Болит. Но терпимо. А ты как?
– Боль есть, – сказала она, – но я постараюсь вытерпеть.
Она отодвинулась, легла на спину.
– Мне тебя не хватало.
– Мне тебя тоже, – сказала Дженифер. – Этого хватило, чтобы отыскать тебя и прийти. Мог бы дать мне больше времени на размышления о сути вещей.
– Ты права.
Дженифер кивнула, почти удовлетворенная.
– Так. Ну и что с Хризалис? Она в самом деле мертва?
Бреннан нахмурился.
– Она в самом деле лежит в гробу в похоронном бюро Косгроув.
– Так откуда голоса, которые мы оба слышали? Подделка? Ее призрак?
– А может… – тихо сказал Бреннан, но оборвал себя.
– Так что у нас на сегодня? – спросила Дженифер, легко касаясь его плеча.
Он посмотрел на нее.
– Сегодня днем ее похороны. Полагаю, нам следует присутствовать.
Дженифер снова кивнула.
– А что сейчас?
– Сейчас?
Дженифер притянула его к себе. Она была скользкой от пота и желания. Груди ее были солеными на вкус, а язык влажным и сладким.
11.00 утра
До Джэя Экройда стало доходить, что он потерял даром все утро. Он в очередной раз повесил трубку и обвел взглядом свой безнадежно тесный двухкомнатный офис. Кондиционер не работал, засохшая краска не позволяла открыть окно, и было жарко, как в аду. Джэй был голоден, устал, покрыт потом, и он знал о Копателе больше, чем кто бы то ни было.
– Кроме одного – где он, – заявил он своей секретарше.
Секретарша уставилась на него, удивленно округлив рот в форме буквы «О». Ее прозвали Оральной Эми за то, что рот ее был всегда удивленно округлен в форме буквы «О».
Менеджер «БойТойз», сообразив, кто из сотрудников пользует ее на французский манер, подарил ее Джэю, и тот усадил ее за столом в приемной рядом с автоответчиком. Хоть она и не могла печатать под диктовку, но по крайней мере была блондинкой.
Он провисел все утро на телефоне, упрашивая, обновляя старые знакомства. Все утро он лгал, мошенничал и притворялся, пытаясь убедить отвечающих ему нерешительными голосами собеседников, что им следует сообщить ему требуемые сведения.
Хорошая новость была одна – никто из поступивших в городские морги и больницы не подходил под описание Копателя. Остальные были плохими.
Копатель не покупал билета на рейс ни в одной из известных Джэю авиакомпаний. То же насчет железной дороги и водного транспорта. В его распоряжении были две «Визы», «МастерКард» и «Дискавер», но в последний раз оплата с них производилась в пятницу вечером в итальянском ресторане, расположенном в двух кварталах от его обиталища в Горацио. Счет был на сумму 63,19 доллара, и официант его запомнил. Если Копатель пустился в бега, то был достаточно благоразумен и расплачивался наличными.
Конечно, он мог купить билет на вымышленное имя и заплатить наличными. Или сесть в поезд на Вашингтон, купив билет у кондуктора. Или скрыться в пустынных местах Джерси, добравшись туда рейсовым автобусом с терминала Порт-Ауторити. Или пешком перейти этот чертов Бруклинский мост. Восемь миллионов способов выбраться из города, и много из них таких, что не проверишь.
Он разыскал престарелую мать Копателя в Окленде, и она ему сообщила, что ничего не слышала от Томми с тех пор, как он послал ей цветы в День матери, но она гордится тем, что ее сын журналист. Она собирала в альбом все им написанное, даже коротенькие заметки в университетской газете, и пригласила Джэя заехать и взглянуть на коллекцию, когда тот окажется в районе залива. Джэй разразился благодарностями и оставил свой номер телефона на случай, если Томми объявится. Г-жа Даунс тщательно продиктовала его во избежание ошибки, после чего предложила позвонить Пилигриме, которая была его подругой и все такое. Джэй заявил, что это для него новость. Г-жа Даунс сказала, что это секрет, который следует хранить, чтобы не пятнать образ Пилигримы.
Его живущая в Солт-Лейк-Сити сестра не знала, где он. То же и обе его бывшие жены. Жена номер один спросила, не попал ли он в беду, сказала: «Замечательно», когда Джэй предположил, что попал. Жена номер два пожелала нанять Джэя на предмет алиментов. Он взял это на заметку.
Соседи по студенческому общежитию его не помнили.
Профессор журналистики, упомянутый им в заявлении о приеме на работу, оказался выдуманным.
В телефонной компании не зафиксировали никаких его звонков за вчера.
Джэй связался с Аварией из «Тузов», но та ничего не получала от Копателя. Г-н Лоубой все еще не обеспокоился. Он распорядился зарезервировать место в августовском номере для потрясающего блокбастера от Копателя Даунса.
– Просто замечательно, – мрачно заметил Джэй, размышляя, подходит ли известие об ужасной смерти Копателя под то, что Лоубой считает блокбастером. Может быть, на сей раз Копатель и в самом деле ушел в подполье, чтоб написать статью. Авария спросила, как его успехи.
– Их много, – сказал ей Джэй. – И все дрянные. Полагаю, у него не было друзей из вашего персонала? Например, среди репортеров? Партнеров по покеру, свидетелей на свадьбах, чего-то в этом роде? Кого-нибудь, кто бы побеспокоился о нем?
– Нет, – сказала Авария. – Он был слишком хорош. Другие репортеры негодовали на то, что ему достаются наивыгоднейшие условия публикации, он вечно на обложке. Они все заворчали, когда Лоубой отправил его в кругосветное турне. Копатель умел очаровать при желании, но с ним было трудно состязаться, когда он охотился за новостями.
– Черт, – сказал Джэй. – У парня вообще были друзья?
– Ну, – в раздумьи произнесла Авария, – должны быть.
– Примечательные слова, – сказал Джэй.
– Я знаю многих, для которых Копатель был как заноза. Он мог сильно раздражать, но была у него и привлекательная сторона. Вы будете удивлены. Многие, про которых он писал, просто влюблялись в него. – Она задумалась. – По крайней мере до публикации, – добавила она.
– Ужасно, – сказал Джэй без особого энтузиазма. – Послушайте, – начал он, – не можете ли вы… – Внезапно его мысль переменилась, и он замолк.
– Джэй? – прервала молчание Авария. – Вы в порядке?
– В полном, – сказал он, – но меня только что посетила странная идея.
Полдень
Солнце сияющей монетой стояло высоко в небе, обжигало сквозь грязную городскую дымку и покров облаков, неподвижно висевших в плотном воздухе. От жары и влажности дышать было тяжело. Бреннан и Дженифер терпеливо стояли в очереди, извивающейся перед входом в церковь Пресвятой Девы Вечной Скорби. Джокертаун себя уважал и хотел достойно проводить Хризалис.
Люди входили, вползали, впрыгивали и проскальзывали в церковь мимо пары скучающих копов, поставленных у входа. У властей по крайней мере хватило ума поручить это Кенту, местному джокеру-полицейскому, но Бреннан не мог понять, кого полиция может найти в толпе, где многие носят маски. Они едва взглянули на Бреннана, лицо которого полностью закрывала маска, уделив все внимание Дженифер, которая в своем черном платье выглядела куда лучше Бреннана.
Церковь была набита битком. Все скамьи заняты. Бреннан и Дженифер устроились стоять позади, возле гудящих вентиляторов, пытающихся разогнать спертый воздух. Сплошь покрытый цветами гроб с Хризалис был установлен рядом с алтарем. Слышался громкий быстрый звук, издаваемый бусинками членов общества «Живых четок», читающих молитвы за упокой души Хризалис.
Процессия началась вслед за последней молитвой. Во главе ее мальчик-служка из джокеров нес бронзовую спираль с распятым джокерским Иисусом. За ним еще два служки – мальчик без видимого рта и девочка, у которой их было слишком много, – махали кадилами, испуская облака болезненно-сладковатого ладана в уже пропитанный ароматами воздух. Далее следовали другие служители, среди них священники, участвующие в заупокойной мессе. Замыкал шествие отец Сквид, одетый в свой лучший стихарь. На нем была вышита сцена, изображающая мадонну-натуралку, повернувшуюся спиной к джокерскому Иисусу, в то время как два джокера и маленький утонченный человек с рыжими волосами, одетый в белый халат ученого, снимали Его со спирали и облачали Его в похоронный саван.
Они миновали первую скамью, где сидели самые уважаемые провожающие. Одетый в пурпурно-золотой камзол сидел рядом с загорелым человеком в черном костюме, который явно чувствовал себя неуютно. Тут же сидел человек с похожим на череп лицом. Это был, как понял Бреннан, Чарльз Даттон, партнер-вкладчик «Дворца». Следующую скамью заполняли служащие «Дворца», но среди них не было ни Саши, ни Элмо.
Отец Сквид дошел до алтаря, пристроил служебник на место, обернулся и сказал своим мягким печальным голосом, широко разведя поднятые руки:
– Давайте помолимся.
Началась месса. Похожая на те католические мессы, что Бреннану изредка случалось посещать в детстве, она несла некоторые отличия в символах и ритуале. Когда началась первая молитва, все сняли маски. Бреннан нерешительно оглянулся в поисках копов, но те либо вообще не заходили в церковь, либо находились где-то в другой ее части. Он с Дженифер сняли маски, и никто не удостоил их вниманием.
Немногочисленные в ходе мессы обращения к Матери скрывали странную символику, отражающую ту неоднозначную роль, которую она играла в джокерской теологии Церкви Иисуса Христа. Бурная же хвала, воздаваемая Отцу, несла на себе примирительный оттенок, как если бы он был мстительным богом Ветхого Завета, спасающим одной рукой и карающим другой.
Во время причастия алтарные служки, мальчики и девочки, разошлись по рядам с корзинками, освященными отцом Сквидом. В этих корзинках были хлебцы, которые служки передавали сидящим на скамейках с краю, а те, отломив себе кусочек, передавали их дальше.
После причастия отец Сквид призвал к алтарю Тахиона, чтобы тот произнес поминальную речь. Когда Тахион подошел к перилам, Бреннан внезапно понял, что отец церкви, тот маленький изящно сложенный человек с рыжими волосами, внешне – вылитый Тахион. Это, подумал он, вызывает у всех странные чувства, но широкое эго пришельца, вероятно, в состоянии с этим справиться.
Единственным траурным элементом в одежде Тахиона была черная повязка на правой руке. Его пурпурный камзол сплошь покрывали золотые галуны и висюльки, как мишура покрывает рождественскую елку, что на похоронах выглядит странно. Но Бреннан напомнил себе, что он наследник инопланетной культуры с ее странностями.
Тахион взошел на кафедру и вынул платок, чтобы вытереть глаза. В церкви было жарко, и Тахион, видимо, задыхался в своем бархатном камзоле. Лицо от жары покраснело, а медные кудри от пота были мокрыми. Его глаза также были красными, и Бреннан понял, что он плакал. Открытое выражение чувств умаляло его в глазах иных, но не Бреннана. Не однажды Бреннану довелось убедиться, что у Тахиона под фатоватой внешностью скрывается железная основа, и он в действительности завидовал способности Тахиона выражать чувства.
Тахион оглядел собрание. Он был мрачен, охрипший его голос был так тих, что его нелегко было различть на фоне шума вентиляторов.
– Точно год назад, в двадцатых числах июля 1987-го, мы собирались в этой церкви на похороны Ксавье Десмона. Поминальную речь говорил я, как я это делаю сейчас в память Хризалис. Это честь для меня, но грустная правда в том, что я устал хоронить друзей. С их уходом Джокертаун обеднел, как обеднела моя – и ваша – жизнь. – Он остановился, собираясь с мыслями.
– Панегирик есть речь, произносимая в похвалу кому-либо, но этот мне дается с трудом. Я называл себя другом Хризалис. Я часто с ней виделся. Даже объехал с ней вокруг света. Но сейчас я понимаю, что на самом деле ее не знал. Я знал, что она называла себя Хризалис, что жила в Джокертауне, но не знал ни ее имени при рождении, ни где она родилась. Я знал, что она разыгрывает из себя уроженку Британии, но не понимал почему. Знал, что она любит «Амаретто», но не знал, что смешит ее. Знал о ее любви к тайнам, к тому, чтобы управлять, что она любила принимать холодный и неприступный вид, но не понимал, что заставляет ее вести себя подобным образом.
– Все это пришло мне в голову, когда я летел из Атланты, и я решил, что если не могу в своей речи восхвалить ее, то могу восхвалить ее дела. Год назад, когда на наших улицах разразилась война и наши дети оказались в опасности, Хризалис предложила свое обиталище – свой «Дворец» – в качестве убежища и крепости. Это было опасно для нее, но Хризалис никогда не пугали опасности.
Она была джокером, который отказывается вести себя как джокер. Хрустальная дама никогда не носила маску. Ее следовало принимать такой, какова она есть, или же вас отвергали. Так она, может быть, учила некоторых натуралов толерантности, а некоторых джокеров – смелости.
Тахион остановился, чтобы вытереть внезапно хлынувшие по щекам слезы, и продолжил прояснившимся, окрепшим голосом, набирающим силу по мере того, как он говорил:
– Мы обожествляем предков, поэтому для такисианцев похороны более важный акт, чем даже рождение. Мы верим, что мертвые остаются рядом, чтобы руководить незадачливыми потомками, и это может нас ужасать или утешать, что зависит от личности наших предков. И я думаю, что присутствие Хризалис будет нас скорее устрашать, поскольку она была к нам требовательна.
– Кто-то убил ее. Это не должно остаться безнаказанным.
– Ненависть удушливой волной растет в стране, мы должны ей противостоять.
– Наши соседи бедны и голодны, напуганы и покинуты. Мы должны накормить, защитить, устроить и помочь им.
Она будет ждать от нас этого.
Он остановился, обвел взглядом присутствующих, его глаза блестели от слез, но также, отметил Бреннан, от силы и надежды, которую он как-то сумел передать собравшимся оплакать смерть Хризалис. Рядом с кафедрой стоял уставленный поминальными свечами стол. Тахион подошел к нему, затем снова обратил взор на собравшихся.
– За один год, – сказал он, – Джокертаун потерял двоих из своих главных лидеров. Мы напуганы, опечалены и смущены потерями. Но я скажу: они здесь, с нами. Давайте же будем достойны их. Достойны их памяти. Никогда не забудем.
Тахион протянул вперед правую руку, надрезал подушечку указательного пальца ножом, который достал из ножен на сапоге. Он поднес палец к пламени одной из свечей и загасил ее пламя капелькой крови.
– Прощай, Хризалис.
Тахион сошел с подиума, направился к своему месту на скамье, и тут Бреннан внезапно осознал, что и по его щекам, как у Тахиона, бегут слезы.
 | Джордж Мартин, Джон Дж. Миллер. Дикие карты. Рука мертвеца |
Электронная книга: Джордж Мартин, Джон Дж. Миллер. Дикие карты. Рука мертвеца