Ах, как заманчиво – убежать от проблем, интриг, потерь и горестей! Встать за штурвал, поднять паруса – и полный вперед! Но спрятаться от себя не получится. Несчастья преследуют пассажиров бригантины «Мечта», а убийство на борту ставит крест на тихом отдыхе. Что это – чья-то злая воля? Или происки морского дьявола? Читайте в новом детективе Елены Михалковой «Пари с морским дьяволом».
Глава из книги:
Солнце слепило. Швыряло острые искры в глаза, как песок. Раздавало пощечины: синим – наотмашь! яростным белым – так, что хотелось отшатнуться! Лазурью било под дых, чтобы перехватило дыхание. Казалось, в этом месте не существовало цветов, кроме синего и белого. Даже оливковые рощи, разбросанные там и сям на выбеленных до седины холмах, не зеленели, как положено, а вспыхивали серебристо-голубыми кронами под безжалостным солнцем.
Бригантина «Мечта» пришвартовалась к причалу. Это был второй остров на пути следования корабля.
Маша смотрела, словно хотела впитать в себя все увиденное. Под холмами кучно лепились домики, как птичьи гнезда. Белые стены, лазурные ставни, темные веретена кипарисов, устремленные в небо. Закроешь глаза – и отпечаток этой картины остается на внутренней стороне века, как оттиск безмятежного счастья. В порту болтались и подпрыгивали на волнах утлые лодчонки, кое-где смуглые рыбаки в широкополых шляпах, завидев бригантину, отрывались от починки сетей и махали руками кораблю.
– Жизнь-то бурлит, – заметил Владимир. – Движуха!
– Это вам после вчерашнего так кажется, – усмехнулся Яков Семеныч. – Здесь всего один поселок на весь остров.
Поселок лежал перед ними, как на ладони.
– Такое приятное место, – похвалил деликатный Темир Гиреев, выбравшийся наконец-то из радиорубки. – Гулять хорошо, фотографировать очень хорошо…
– Кушать – очень-очень хорошо? – фыркнула Яна.
– Кушать здесь особо негде, – развел руками татарин. – Разве что возле церкви есть таверна. Совсем маленькая – во-о-от такая.
Он сложил короткие пальцы в колечко и показал, какая.
– Головные уборы никто не забыл? – Боцман обвел группу строгим взглядом. – Не вздумайте снимать! Увижу – прикажу всыпать линьков.
– Вы с нами пойдете?
– Яков Семеныч, в вашей компании интереснее!
– Покажете нам достопримечательности…
Боцман широко ухмыльнулся.
– Около вон того дома живет псина трехногая. Она и есть основная достопримечательность. Только местным об этом не говорите!
– А как же руины? – разочарованно протянула Кира.
– Яков Семеныч шутит! – вмешался капитан. – Принижает культурные ценности этого замечательного острова. И мы его за это порицаем! Порицаем, товарищи?
– Так точно! – нестройно отрапортовала команда.
Муромцев подошел к фальшборту и вытянул руку.
– Смотрите – видите тропу? Если пойдете по ней от церкви, чтобы поселок остался справа, то минут через десять выйдете к развалинам храма. Ничего особенного не ожидайте, это вам не Акрополь.
– Развалины-то хоть аутентичные? – поинтересовался Владимир.
Капитан пожал плечами:
– Туристов здесь, кроме нас, практически не бывает. Стараться не для кого. Так что думаю, да, подлинные. Что скажешь, Яков Семеныч?
Боцман подошел к нему, оперся ладонями о планшир. Маша впервые обратила внимание, что руки у него жилистые, огромные, как кротовьи лапы. Синие вены рвались наружу из-под дочерна загорелой кожи.
– Согласен, Илья Ильич! А кого руины не интересуют, тот может на коз полюбоваться. Их там без счета пасется!
Козы окончательно решили дело.
– Тогда закладываем три часа, чтобы и к храму сходить, и искупаться, и по острову погулять в свое удовольствие, – подытожил Муромцев. – Только в воде осторожнее! Не обгорите.
Стефан, вздрогнувший при упоминании воды, отвернулся.
– И в холмы не углубляйтесь, пожалуйста, – добавил Темир Гиреев. – Там случаются обвалы.
Парами они начали подходить к трапу. Маша заметила, что из всей группы только Наташа Симонова не надела солнцезащитные очки.
– Не боитесь за глаза? Солнце яркое.
– Я люблю, когда ярко…
В руках девушка держала небольшую рукодельную корзинку. У самой Маши дома возле кресла стояла похожая, в английском стиле. Правда, вместо рукоделия Маша время от времени бросала в нее яблочные огрызки, но ни за что не призналась бы в этом.
– Вы собираетесь вязать? Или вышивать? – удивилась она.
– Там видно будет, – уклончиво ответила Наташа.
Сегодня она повязала голову красной косынкой, из-под которой выбивались длинные темные пряди. Не то цыганка, не то ведунья, не то повзрослевшая Красная Шапочка.
«После слова «конец» ничего не кончается, – подумала Маша. – Красная Шапочка давно выросла и живет с Волком. Выбирает ему из шкуры блох, когда он перекидывается по вечерам. Баранину покупает у мясника в соседней деревне, а за кроликами он охотится сам. Простодушная Золушка родила четверых детей, и Фея-Крестная отчаянно интригует при дворе. Одиннадцатый принц из сказки «Дикие лебеди», тот, что остался с лебединым крылом, стал поэтом. Что еще ему было делать, раз у него всегда при себе остро отточенное перо!»
– А Красавица и Чудовище? – спросил Бабкин прямо ей в ухо.
Маша так и подпрыгнула.
– Ты меня напугал!
– А нечего думать вслух так громко. Так что с Красавицей? Они жили долго и счастливо?
– Нет, – вздохнула Маша. – После того, как Чудовище превратилось в Принца, Красавица мучилась и страдала. Принц был всем хорош: прекрасен собой, добр и щедр… Но влюбилась-то она в Чудовище, с плохим характером, вздорного и мрачного.
– Страшные вещи ты рассказываешь! – Бабкин спрыгнул на берег и легко подхватил Машу на руки. – Давай сказку с хорошим концом, иначе в воду брошу!
Маша забрыкалась, но сдалась:
– Буратино жил долго и счастливо! – И, едва Сергей поставил ее на берег, злорадно добавила: – Завел себе бобра!
Бабкин направился к ней с явным намерением осуществить угрозу, и чтобы задержать его, она скороговоркой спросила:
– А тебе не кажется, что Бур нам соврал?
Сергей остановился в одном шаге от нее.
– Его рассказ звучит так дико, что вполне может быть правдой. Ты не замечала, что правда всегда на редкость неправдоподобна?
Маша не ответила. Она обернулась и глазами искала Аркадия с женой.
Они уже поднимались в поселок: он на шаг впереди, оживленно жестикулирующий, подпрыгивающий, как кузнечик; она – чуть сзади: высокая, сильная, несгибаемая, словно заслоняющая мужа от их пристальных взглядов.
Добравшись до развалин храма, Владимир и Яна разделились. Он, сгрузив с себя камеры и треногу, остался прохлаждаться в тени деревьев. А неугомонная жена объявила, что будет выслеживать коз, и скрылась в оливковых зарослях, начинавшихся ниже тропы.
Руины, оказавшиеся куда дальше, чем обещал Муромцев, не произвели на Владимира никакого впечатления. Булыжники, блин, потрескавшиеся. Даже склон холма интереснее смотрится!
С этой стороны плоские, как высунутые языки, камни громоздились друг на друга. Гора будто дразнилась. Над «языками» высилась отвесная стена, из которой кое-где торчали чахлые представители местной флоры, держась за скалу на честном слове. «Цепкие, суки», – одобрительно подумал о них Владимир. Он уважал цепкость. Вот Янка – как бульдог: что в пасть попало, то уже не отберешь, только если с башкой оторвать.
Солнце припекало так, словно решило вытопить из него все сало. Владимир, потея и ругаясь, переместился следом за незаметно уползшей тенью. Как они живут здесь вообще в такой жаре? И Янка еще потащила его на такую верхотуру! Фанатка, блин, документальной фотосъемки.
Правда, Бур, когда услышал про руины, тоже загорелся и рвался бежать сюда прежде них, но Владимир его осадил: по очереди, батя, по очереди. Сначала мы, потом вы. Нечего тут всем вместе топтаться, настроение рушить.
Буры согласились, куда им деваться… Хотя глядели укоризненно.
Владимир вдруг вспомнил бывшую жену. Вот кто была мастерица взывать к совести! Желала от него гражданской позиции, выраженного мнения о страданиях детей в Зимбабве и – эмоций, эмоций, эмоций! Глядя на нее, он удивлялся, как она не надорвется, волоча на своих плечах все тяготы мира. Но сам подставлять плечо не хотел. Всех жалеть – жалелки не хватит!
Перед разводом цеплялась за него, как Муму за Герасима. Все достоинство растеряла. Владимир даже наорал на нее, выведенный из себя ее тупостью:
– А ты знаешь, что любовь может жить только три года? А потом умирает! Это ученые, между прочим, установили!
Вообще-то он вычитал это в известной книжке, автора которой забыл, не успев закрыть обложку. И книжку забыл всю, кроме этой единственной фразы.
Он долго еще говорил ей про ученых, и про исследования, и про три года максимум. Ему было очень важно удержать эту мысль, не дать себе усомниться в собственной правоте. Три года, и ни днем больше! А потом – умирает! И это у всех так, у всех! Потому что если на секунду допустить, только допустить, что хоть у кого-то бывает иначе, если поверить в то, что вот эти люди, пятнадцать лет прожившие вместе, связаны не только деньгами и общими привычками, то это означает, что он сам… что он сам – в проигравших. Среди неудачников. В рядах тех, кому выдали мелочь, придержав большее для других.
– Три года, – ожесточенно сказал он. – Три года – и все. А потом каюк. Ясно?
Бывшая жена так отчетливо встала перед глазами, что Владимир даже головой мотнул. Черт, привидится же…
Он потер виски, сгоняя сонливость, и поднялся. Пока Янка ловит коз, можно и поснимать.
Руденко предпочитал открыточные виды, с явной, бьющей в глаза красотой, и сейчас перед ним открывался как раз такой. Вот руины, над которыми дрожит и слоится нагретый воздух. За руинами оливы сбегают по склону холма. А внизу разлеглось море и дышит полной грудью.
Владимир сделал несколько пробных кадров. О, бабочка над развалиной! Философский подтекст этого снимка пришелся ему по душе. Типа, мимолетность жизни над вечным покоем.
– Куда, падла желтокрылая!
Но было поздно. Бабочка оскорбленно поднялась с камней, покрытых подушечками мха, и улетела прочь, трепеща на ветру.
Без нее кадр потерял смысл. Каменюку снять на фоне моря любая дура сможет!
Владимир перехватил камеру удобнее и неспешно двинулся вглубь по тропе.
Здесь можно было найти виды поинтереснее! То узловатая ветка высунется из скалы, точно протянутая рука лесного духа, то откроются необычные напластования… Гора приоткрывала нутро, поворачиваясь то так, то эдак.
Увлекшись, он не заметил, как забрался довольно далеко. Внизу уже расстилались не просторные оливковые рощи, а низкорослые кустарники, тесно смыкавшие ряды. А над тропой нависал каменистый обрыв, испещренный тонкими, как след от острого карандаша, черными трещинами.
«В этом, пожалуй, что-то есть, – подумал Владимир. – Будто Годзилла рисовала. Точно! Каракули!»
Он сдвинулся на самый край тропы и вскинул камеру, стремясь захватить в кадр как можно больше. Только поэтому и успел заметить падение первого камня.
В объектив было видно, как камень летит, оставляя за собой в воздухе хвост дымной пыли. Он брякнулся куда-то в заросли и прошуршал по листве.
Следом за ним полетели и другие. Булыжники застучали по скалистой стене, как гигантские увесистые градины. «Обвал!» – отчетливо сказал кто-то в голове Владимира.
Руденко попятился. Фронт каменной лавины приближался к нему. Он не видел, что вызвало его – выступ скалы закрывал место зарождения камнепада. «Жидковато», – успел подумать он, как гора встряхнулась и зарычала, будто проснувшийся пес. Прямо перед носом Руденко проскакал, подпрыгивая, булыжник размером с его голову.
Владимир бросился назад. Обратный путь показался ему куда труднее. Тропа норовила то выскочить из-под ног, то выгнуть спину и сбросить его вместе с камерой в змеиные переплетения жилистых ветвей. За спиной глухо ухали глыбы. Шарахнет одна такая по голове – и прощай, Владимир Руденко.
Он вылетел на площадку, где желтели развалины, и бухнулся возле них, переводя дух. За поворотом еще звучала перебранка потревоженных скал, но постепенно стихала, переходя в сердитые шепотки оползней, пока не смолкла совсем.
– Вот же… Твою мать! – кратко подытожил Владимир перенесенный опыт.
Идиотизм какой-то. Мог бы сдохнуть, натурально!
Мужчина смачно выругался. Случившееся не испугало, а разозлило его. Он ненавидел то, что могло помешать его планам, будь то человек или природа. Когда в Ирландии задымил вулкан с невыговариваемым названием и из-за него сорвались кое-какие поставки, Владимир клял и костерил несчастную гору, искренне полагая ее виновной в своей неудаче.
Помереть сейчас, когда он собрался выходить на новый виток бизнеса? «Хрен вам, а не Руденко!»
Он показал в сторону гор неприличный жест. Затем поднялся и отправился на поиски жены.
…Несколько минут спустя после его ухода на опустевшую площадку выбралась взволнованная Кира Лепшина. Нервно оглядываясь и поминутно задирая голову, она пошла вглубь по тропе тем же путем, каким шел Владимир, и очень скоро наткнулась на следы обвала. Мелкий щебень рассыпался на узкой дорожке, как крошки зачерствевшего хлеба.
Кира охнула. У нее до последнего оставались сомнения в том, что она правильно истолковала сцену, подсмотренную на вершине холма.
Но теперь сомневаться не приходилось. Женщина, устроившая обвал, выбрала своей жертвой того, кто шел по тропе. «Но зачем? Зачем?!»
Кира с силой прикусила кожу на руке. В голове творился какой-то сумбур, мешанина из мыслей. Боль привела ее в чувство.
Она вернулась к развалинам. Они с мужем договорились, что встретятся здесь, как раз после ухода Владимира и Яны. Аркадий отправился в поселок, а у нее эти домики, стиснутые между морем и горой, вызывали почему-то неприятные ощущения. Кира задумала подняться на ближайшую вершину, благо та казалась не слишком высокой. «Какие виды! Какой простор!» – заманивала она мужа. Но Аркадий предпочел возможность добыть вяленую рыбу простору, в чем и признался с кроткой улыбкой.
Пока Кира карабкалась по сухому осыпающемуся склону, успела пожалеть о своей затее. Кустарник исподтишка хватал за юбку и оставлял затяжки, в сандалии набилась земля. Однако, добравшись до верха, она сразу забыла о трудностях.
Не из-за открывшегося вида, который и впрямь был прекрасен. Спиной к ней с противоположной стороны небольшого плато сидела на корточках девушка в красном платке. Темные волосы развевались на ветру.
Кира едва не окликнула ее. Но тут девушка выпрямилась в полный рост, и стало видно, что она прилаживала толстый сук под камень на краю скалы. Орудуя суком как рычагом, она столкнула валун вниз.
Послышались звонкие удары, будто кто-то раз за разом отбивал огромный футбольный мяч об стенку. Эхо подхватило стук. Кира вспомнила, о чем предупреждал их радист: здесь случаются обвалы.
Первым ее побуждением было закричать. Окликнуть тех, кто внизу! Владимир в эту самую секунду фотографирует россыпи древних камней! А вернее всего, и не россыпи, а саму Яну, принимающую соблазнительные позы на фоне руин.
В следующую секунду Кира залепила себе рот ладонью и беззвучно начала пятиться, пока не почувствовала, что еще шаг – и покатится по склону. Девушка сбрасывала камни один за другим, не оборачиваясь. Наконец она отшвырнула свой рычаг в сторону и присела, вытягивая голову над обрывом.
Кира не стала дожидаться, пока та обернется. Спрыгнув на склон, по которому она с таким трудом забралась наверх, женщина мелко засеменила вниз в туче пыли, стараясь не упасть.
Она немного спутала направление и оказалась у церкви. Но звать на помощь не стала. Отряхнулась и целеустремленно направилась уже знакомой дорогой.
На подходе к развалинам Кира замедлила шаг, прислушиваясь, не донесется ли крик о помощи. Но все было тихо. Владимир ушел этим путем за десять минут до нее, но Кира этого не могла знать. Она обследовала площадку, выбралась на тропу и поняла, что никто не пострадал.
Лицо ее приняло странное выражение. Сожаление, злость, страх, сомнения последовательно отразились на нем.
– Вы в порядке?
Кира порадовалась, что стоит спиной к дороге. Ей понадобилось несколько секунд на то, чтобы скрыть обуревавшие ее чувства.
Она обернулась и увидела Яну рядом с мужем.
– Мне показалось, я слышала какой-то шум, – медленно сказала Кира, взвешивая слова.
– Вон чуть подальше обвал случился! – Владимир махнул рукой. – Я вовремя сделал ноги. Так что не советую там шарахаться. Мало ли чего…
– Обвал! А почему, вы не знаете?
Кира надеялась, что ее голос звучит со всей возможной естественностью. Но внимательный взгляд Яны заставил ее усомниться в своем умении притворяться. Девушка смотрела… с подозрением? Или показалось?
– Откуда я знаю! – пожал плечами Руденко. – Боги разозлились, во!
Яна нежно потерлась щекой о его плечо.
– Боги всегда на твоей стороне!
– Это точно, – согласился Владимир. Вроде бы и шутя, но глаза смотрели серьезно.
– Слава богу, что никто не пострадал, – лицемерно заявила Кира. – Простите, мне пора.
– Вы ж вроде собирались фоткаться! Не?
– Ах, да… Мы передумали. То есть, я схожу за мужем и вернусь. Надеюсь, скоро… Хотя если он задержался…
Продолжая лепетать что-то невнятное, Кира протиснулась мимо парочки и быстрым шагом скрылась за изгибом дороги.
До самого возвращения на судно она пребывала в глубокой задумчивости.
– Милая, ты меня совсем не слушаешь, – отметил Аркадий. В его замечании было больше удивления, чем обиды. – Я что, растерял свое убийственное обаяние? Или это рыба виновата?
Кира не удержалась от улыбки.
– Прости. Она действительно немножко пахнет.
Из пакета, который Аркадий прижимал к груди, высовывалась вяленая рыбья морда.
Поднявшись на бригантину, Кира принялась высматривать Наташу. Но той не было. Она обратила внимание на Стефана, помогавшего матросу Антоше латать паруса. Оба они весело болтали, сидя на баке, и выглядели так, будто расположились здесь уже очень давно.
– Где вы забыли вашу подругу? – шутливо поинтересовалась Кира. – Или она решила остаться в этом рыбачьем поселке?
– Я бы не удивился! – отозвался Стефан и поднялся. «Воспитанный мальчик, – подумала она. – Сейчас, кажется, никто из молодых не встает, разговаривая с женщиной». – От Наташи можно ожидать чего угодно.
Кира пыталась прочитать по его лицу, вкладывает ли юноша в эти слова дополнительный смысл. Но эти его непроницаемые азиатские черты сбивали ее с толку. Что прячется в черных раскосых глазах, блестящих, как черешни?
– А вон и она! – подал голос Антоша. Матрос, в отличие от Зеленского, встать и не подумал.
По трапу поднималась Наташа. Кира отступила на шаг, боясь, что не справится с чувствами. «Зачем ты пыталась убить его? – хотелось кричать ей. – Зачем?!»
– Получилось? – громко крикнул Стефан, не дожидаясь, когда подруга подойдет.
Кира вздрогнула и расширенными глазами уставилась на него. В своем состоянии она истолковала его вопрос единственно возможным образом.
Юноша заметил ее ужас и покаянно воздел руки к небу:
– Я вас напугал! Простите! Больше не буду так орать.
– Нет-нет, ничего… – пробормотала Кира, приходя в себя. – Что должно было получиться у Наташи?
– Она вам сейчас сама покажет.
Наташа неторопливо приблизилась.
– Ничего не вышло, – ровным голосом, без малейшего сожаления сказала она. – Я должна поздороваться? Мы виделись несколько часов назад.
Она вопросительно взглянула на Лепшину.
– Здравствуй, – пробормотала Кира.
– Здравствуйте. – Она зачем-то дотронулась до уха, словно оно болело. – Как прошел ваш день?
«Ты что, издеваешься?» – чуть не вырвалось у Киры.
– Немного устала, – выдавила она. – А вы?
– Я пыталась закончить одну работу. К сожалению, ничего не вышло.
Кире захотелось смеяться.
– В самом деле? Ничего не вышло?
– Да, вы сами можете убедиться.
Несколько мгновений Кире казалось, что сейчас она приведет Владимира и покажет: «Вот! Видите? Живой!» Но вместо этого девушка открыла корзинку, которую, оказывается, все время держала в руке, и достала оттуда ожерелье из голубого бисера.
– По-моему, красиво, – неуверенно подал голос Стефан.
– Нет. Некрасиво. Все не то.
Кира присмотрелась. Она никогда не видела ничего подобного. В бисерное полотно в форме полумесяца были вплетены зеленые нити. Они вились, похожие на водоросли, и каждое заканчивалось маленькой белоснежной бусиной.
– Это ведь жемчуг… – вслух подумала Кира. Она наклонилась, завороженная узором, в который складывались бисеринки разных оттенков синего. «Волна!»
Девушка кивнула.
Ожерелье, на первый взгляд показавшееся Кире детским, неумолимо притягивало к себе. Она замечала тонкие золотые нити, простегавшие бисерные волны, подобно солнечным лучам, и мелкие брызги изумрудных камешков, рассыпанных в беспорядке то тут, то там. Осколки ракушек складывались в очертания чаек, парящих над морем, а одна, самая большая, плыла по краю, ловя парусами ветер.
– Боже мой, это потрясающе! – вырвалось у Киры.
– Вот и я ей то же самое говорю, – поддержал Стефан, – а она не верит.
Наташа Симонова не улыбнулась, не поблагодарила за комплимент. Она просто протянула ожерелье:
– Возьмите.
Кира не поняла.
– Возьмите, – повторила девушка. – Мне не нужно. Это не то.
Серые глаза будто туманом заволокло. И Киру затащило куда-то вглубь этого тумана, закружило, завертело, ухнуло по-совиному, плеснуло синим огнем, словно ведьмой лесной наколдованным, и очнулась она уже с ожерельем в руках.
– С-спасибо…
Но ее благодарность запоздала: Стефан с Наташей уже уходили. «Господи, это что еще за морок?»
«Просто ожерелье тебе очень уж по душе пришлось, – едко заметил внутренний голос. – Так понравилось, что ты не побрезговала бы даже из рук убийцы его принять».
Она никого не убила!
«Пыталась».
Кира растерянно поднесла ожерелье к глазам. Жемчужинки свешивались с ладони, вспыхивали радужным на солнце. Невообразимо прекрасное… Именно невообразимо! Она никогда прежде не носила подобных украшений, ограничиваясь скучным золотом, изредка – авторским серебром. Но все это казалось ремесленной поделкой на фоне того, что было в ее руках.
И вдруг она заметила то, чего не увидела вначале. Даже зажмурилась, решив, что чудится – темные червячки бегают в глазах после трех часов на солнце.
Но красный всплеск коралла возле большой ракушки никуда не исчез. Кира зачем-то потерла его пальцем… Коралл, кровавый, неровный, с бурой выпуклостью на боку, словно опухолью.
Прямо под парусником.
 | Елена Михалкова. Пари с морским дьяволом |
Электронная книга: Елена Михалкова. Пари с морским дьяволом