Его отец после выхода на пенсию набрал 25 кг. Так что автор взял родителя на “слабо”: целый месяц каждый день вместе ходить в течение часа. Он пытался спасти отцу жизнь. А вышло так, что он изменил свою.
Был канун Нового года, и, к большой радости моего отца — и моей тоже, — команда Университета штата Мичиган выиграла Кубок Футбольной лиги. Но когда я уже собирался покинуть отчий дом, заметил, что отец с трудом встает с дивана.
- Ты в порядке? — спросил я, схватив его под руку.
- Да все нормально, — ответил папа. — Просто ноги что-то задеревенели. Да и спина тоже.
Подростком отец был звездой спорта в Бруклине: выступал разыгрывающим за местную юношескую сборную по баскетболу, а позже несколько лет играл в бейсбольной команде низшей лиги. Потом он тренировал уже мою команду и играл со мной в баскетбол во дворе. Он всегда был в отличной форме, но в 71 год возраст берет свое. Два года назад он вышел на пенсию и уже успел растолстеть на 25 кг.
- Слушай, пап, — спросил я осторожно, — а когда ты в последний раз выходил из дома, чтобы размяться?
- Давно уже, — ответил он и немного помолчал. — Да и снега сейчас полно.
- Тогда тебе нужен спортзал, — сказал я. — Например, мы можем вместе заниматься ходьбой. За месяц ты снова будешь в норме.
- За месяц?
- Ну да, будем по часу в день топтать беговую дорожку. Как тебе такая задачка?
Он покряхтел, попытался найти отговорку, но ничего не вышло.
- Хорошо. Я согласен.
В ПЕРВУЮ НАШУ ПРОГУЛКУ УЖЕ К СЕРЕДИНЕ первого километра отцу потребовался отдых. Слишком болели спина и ноги.
- Ты сдюжишь, — успокаивал его я. — Надо только стряхнуть ржавчину.
Я дал ему таблетку обезболивающего, и мы продолжили. Еще метров через 500 выражение боли на его лице постепенно стерлось, хотя он продолжал слегка подволакивать ноги. Мы заговорили на любимую тему. Обсудили баскетбольную команду Мичигана, сдающую позиции; талантливых молодых игроков “Пистоне” и впечатляющие выступления “Тайгере”. Так и прошел час.
НА СЛЕДУЮЩЕЙ НЕДЕЛЕ ПОХОДКА ОТЦА постепенно выправлялась. Но у нас закончились темы для разговора. Нельзя же бесконечно обсуждать преимущества определенной схемы нападения. Отец начал придираться к моей манере говорить.
- Ты сказал “как бы” четыре раза подряд! — заявил он мне как-то.
- Ну, как бы... это как бы... я так говорю!
На другой день он прервал меня на середине предложения, чтобы привлечь мое внимание к тому факту, что я часто начинаю мысль со слов “Я не знаю”, даже если на самом деле я знаю. Ну, например: “Я не знаю, но у “Пистоне” скамейка запасных намного сильнее, чем у “Селтикс”...”
- Я не знаю, я не знаю, я не знаю, — встрял отец. — Это разрушает мысль, которую ты хочешь довести.
- *****, заканчивай с этим! — закричал я.
Он улыбнулся.
- Вот так-то лучше.
У меня аж шея вспотела от возмущения.
- Знаешь что, — сказал я. — Давай ты будешь говорить, а я буду слушать. Расскажи мне историю, которую не рассказывал раньше. Расскажи мне про своего отца.
МОЙ ДЕД СМЫЛСЯ, КОГДА ПАПЕ БЫЛО 2 ГОДА. На самом деле я даже не знал, как его зовут (он умер до того, как я родился), и это показалось мне странным и немного печальным.
Пока мы медленно наматывали круги, папа заполнял пробелы в моей голове. Деда звали Исидор, до пенсии он работал на почте в центре Манхэттена. Когда бабушка была совсем на мели, отец ехал туда на автобусе и пытался выпросить у Исидора хотя бы пару баксов. Иногда он возвращался с подачкой, иногда с пустыми руками.
- А что если у вас не хватало денег на жилье? — спросил я.
- Мы переезжали, — ответил он.
Некоторое время он смотрел под ноги, а потом выдал 27 адресов подряд. Когда папе исполнилось 10, бабушка заболела, так что он поселился со своей старшей сестрой. А когда та уехала в Германию с мужем-военным, ему пришлось жить у подруги сестры, официантки Скиппи (а у той и своих было двое).
Когда про спортивные достижения отца начали писать в газетах, его папаша стал появляться на матчах. Однажды он привел кучу подвыпивших друзей из почтового отделения на бейсбольный матч. Вместо того чтобы представить моего отца по имени, Исидор сказал: “Это мой парень! Он выбивает 406!” Мой папа в тот день сделал три страйка. “Не могу сказать, что я это нарочно, — объяснил он мне, — но и случайностью назвать это не могу”.
Потом дед опять надолго исчез из поля зрения и вновь проявился только на свадьбе моих родителей — в мае 1968-го. Он много выпил и был в хорошем настроении. Через два месяца он умер в одиночестве в своем трейлере.
- Сколько ему было? — спросил я.
Отец молчал несколько шагов. Я повторил вопрос, подумав, что он не расслышал, и отец посмотрел на меня.
- Ему был 71 год. Сколько мне сейчас.
ВСЮ ВТОРУЮ НЕДЕЛЮ ПАПА ПРОДОЛЖАЛ рассказывать истории. Его походка была плавной теперь, и ему не требовалось переводить дыхание каждые 10 минут. В среду он постоянно поглядывал на часы, и за две минуты до окончания часа пустился в неуклюжий бег. Я рванул за ним, а потом наше время закончилось.
- Ты это зачем? — спросил я.
Он стоял, согнувшись, отдуваясь, положив руки на колени.
- Я хотел побить отметку в 3 мили, — сказал он. — Мы сделали это.
Я даже и не подозревал, что он считает, но с той поры я тоже стал отмечать, как растут наши дистанции. 3,2 мили, 3,6... К концу второй недели мы накручивали по 4 мили.
А истории отца продолжали удивлять. Однажды утром он потратил 20 минут на рассказ о подвальчике, который он с другими подростками снимал на фабрике в Бруклине. Каждый вносил по доллару в месяц, они там играли в бильярд и шашки или просто болтали. “Как-то парни постарше сказали, что есть одна девчонка, она придет в пятницу вечером, и мы сможем заняться с ней сексом. Она со многими из нас переспала. Это был мой первый раз”. Он дал этим словам уложиться в моей голове, а потом завершил рассказ. “Спустя пару месяцев я встретил эту девчонку в автобусе. Я сел с ней рядом и поздоровался, но она не могла вспомнить, кто я такой. Я сошел на следующей остановке и пошел домой пешком. Это была долгая прогулка”.
НА ТРЕТЬЕЙ НЕДЕЛЕ МНЕ НЕ ХОТЕЛОСЬ, чтобы наш час заканчивался. Отец рассказал мне про свое пребывание во флоте: он согласился быть подопытным в экспериментах военных врачей в обмен на сокращение срока службы. Его держали без сна неделю подряд. Гипнотизировали. Жарили на солнце. Закрывали на ночь в подвале без окон по пояс в воде. Я начал понимать, почему он так раздражался, когда мы с братьями ныли из-за потертостей и мозолей в наших семейных походах.
Еще он рассказал мне о подружке из колледжа, ее отец тайком предложил $100 000 за женитьбу на ней; подружке было уже почти 25 лет, и семья волновалась, что она останется одинокой.
- В сегодняшних деньгах это типа миллион долларов.
- Надо было жениться! — сказал я ему. — Ну, то есть, я рад, что ты этого не сделал.
Он рассказал мне о двух выкидышах, случившихся у моей мамы в ранние годы их совместной жизни. И обо всех странных работах, за которые он брался после моего рождения, когда экономика Мичигана была в упадке. Например, он ездил по Среднему Западу США и скупал старое ковровое покрытие из зубоврачебных кабинетов. Потом одна компания в Пенсильвании выбивала из каждого ковра золотую пыль на пару сотен долларов.
С НАСТУПЛЕНИЕМ ЧЕТВЕРТОЙ НЕДЕЛИ Я И сам начал выдавать истории. Рассказал о женщинах, в которых влюблялся. Признался, что один раз пробовал психоделические грибочки. Поделился идеями проектов, которые хотел запустить. Каждый день я будто встречался с новым другом. Пустота, которой обычно много между отцами и сыновьями — даже отцами и сыновьями, которые любят друг друга и хорошо ладят, — распалась. А еще — после этих прогулок я обнаружил новый запас сил на баскетбольной площадке. А в некоторые дни мы гуляли утром, что помогало мне не налегать на выпивку в баре предыдущим вечером.
- Сколько я еще проживу, как ты считаешь?
Это был последний день наших прогулок. Началась оттепель, так что мы решили прогуляться в лесочке позади дома моих родителей. Через пару дней я уезжал работать в Калифорнию на 2 месяца, но папа уже нашел мне замену: мама согласилась гулять с ним.
Его вопрос застал меня врасплох. Сколько он проживет?
- Я не знаю, — ответил я. — Еще много, наверное.
Мы шли в молчании, отец в паре шагов позади меня, и веточки хрустели под его ботинками. Голые клены роняли на нас свои тени, а я чувствовал внезапный озноб. Теперь, гораздо сильнее, чем раньше, я не хотел, чтобы он умирал.
Я подумал, что у него, возможно, есть какие-то страшные новости, что ему остался месяц, и он ждал подходящего момента, чтобы сказать об этом.
Я сделал резкий вдох.
- Ну а сколько ты сам рассчитываешь прожить?
Я услышал, как папа остановился.
Я повернулся, готовый ко всему. Он стоял ко мне вполоборота, нацелившись в дерево.
- Эй, я тут отливаю, — рассмеялся он. — В чем проблема?
- Да не, ничего.
Он догнал меня.
- Странный сон мне приснился прошлой ночью, — сказал он. — Помнишь Скиппи, женщину, у которой я жил, когда был ребенком? Она была во сне снова молодой. Она сказала, что дожила до 81 года. Потом она сказала что-то смешное: что я тоже доживу до 81 года. И знаешь что? Меня это устраивает.
Я, наконец, выдохнул.
- Меня вроде тоже, папа.
- Десять лет, — сказал мой отец. — Думаешь, женишься в ближайшие 10 лет?
- Скорее всего.
- Думаешь, заведешь детей?
- Думаю, да.
Он остановился посреди тропинки.
- Думаешь, Мичиган выиграет национальный чемпионат?
- Конечно, черт побери.
- Тогда пусть будет десять лет.
(с) Дейви Ротбарт